У Петра Аркадьевича Столыпина, а ныне Сергея Евгеньевича Петраркадьева было по убеждению три главных цели в жизни: как получше обустроить русского крестьянина на русской земле, поскольку вне земли и России нет; сохранить порядок в государстве, уничтожив в зародыше всякие революционные проявления внести смуту и потрясения в общество и, наконец, в максимальной степени воздержаться от военных конфликтов с соседями. России уже достаточно было своих территорий, которые требовалось осваивать и обустраивать на век вперёд.
Петраркадьев решил настойчиво продолжать земельную реформу, так как был убеждён, что сохранившийся в великороссийских губерниях на селе общинный строй – «полусоциализм», при котором не отдельные хозяева, а вся деревня считалась собственником общей земли, сковывает инициативу крестьянина. Ведь земля делилась между всеми членами общины на уравнительных принципах, так что прилежному работнику при самом усердном труде было закрыто приобрести больший участок, чем у лодыря. Это был прообраз советских колхозов.
Чтобы точнее соблюсти это обязательное равенство, общинное поле обычно делилось на несколько разных частей по качеству и удобству почвы. Крестьянин получал от общины не единый, собранный в одном месте надел, а несколько дробных чересполосных долей разного качества – так, чтобы всем досталось равное количество плохой и хорошей земли. Время от времени происходили и переделы. Всё это мешало совершенствовать методы обработки, лишало стимула к труду.
Этот странный уклад до дикости поражал тех, кто приезжал в Великороссию с по-иному устроенных белорусских или малороссийских земель. Но многие славянофилы считали: общинный строй отвечает жизнепониманию русских, их вере. В сознании себя лишь крохой общего блага витает духовная высота. Но реалист Столыпин был убеждён: нельзя требовать от народа небесности. И перед глазами стояло много примеров, когда общинный «социализм» не сплачивал людей, а лишь усиливал рознь между ними.
После освобождения крестьян 1861 году от крепостного права общину, которой не было до XVIII века, не уничтожили – и от этого деревня не расцвела, а упала. От роста населения наделы уменьшались. Парадокс общинного хозяйствования на земле был в том, что удобной земли у нашего крестьянина было вчетверо больше, чем у английского, в три с половиной немецкого, в два с половиной французского. Да только пользовался он этими разбросанными не наследуемыми полосками худо, и где доступно взять 80 пудов с десятины брал вдвое меньше. Община всех ослабляла.
Никто не мог применить своей склонности к особой отрасли хозяйства, но все должны были следовать единому способу. Говорится «община», а надо говорить: «чересполосица с трёхпольем без права выбрать вид посева и даже срок обработки». Не было смысла мужику вкладывать усердный труд и удобрения в свой надел – ведь его придётся скоро отдать в переделе – и может какому-нибудь лодырю. А Запад смотрел на российские земли с завистью, нам бы их во владение!
Земельная неустроенность стала опасной болезнью России. Великому реформатору было понятно, что из всех революционных событий страшнее всего были не бомбы террористов, не демонстрации интеллигентов, не рабочие забастовки, а крестьянские волнения – поджоги помещичьих усадеб, разошедшиеся по всей стране. Они были взрывами отчаяния от коренного неустройства крестьянской жизни.
Крестьянину запирало всякую дорогу к улучшению невозможность подлинно распоряжаться землёю – общинное владение. И остановить погромы усадеб можно было – не карой, не войсками, а лишь открытием крестьянину путей к свободному и умелому землепользованию. Делить помещичью землю - всё равно что делить тришкин кафтан; даже если всё разделить – не намного обогатится крестьянин при сохранении общины; а без царя в Петербурге и в головах, а также порядка в стране вообще всё пойдёт прахом.
Первая Дума оказалась самая революционная инадеялась скоро одержать полную победу над монархией. Она Она отвергала законопроекты, предложенные правительством, и прямо одобряла «революционный» террор. Там было засилье открытых членов террористической партии эсеров, прикрываемые кадетами.
Столыпин призывал думцев к терпеливой работе для родины, а их интересовал только бунт! Но очаги его уже слабели в городах, но Дума надеялась раздуть его в деревне: всколыхнуть крестьянство, составляющее 82% населения страны, призывом к захвату помещичьих земель. Депутатской агитации Столыпин противопоставил свой план реформы общины. От того, удастся или не удастся это преобразование, и зависела теперь судьба революции.
Столыпин тогда доказывал, что казённой земли в стране – 140 миллионов десятин, но это большей частью тундры да пустыни. Крестьянской земли – 160 миллионов десятин, а дворянской – 53, втрое меньше, да ещё и под лесами большая часть, так что, и всю до клочка раздели, – крестьян не обогатить. Призывал молодой, красноречивый и стойкий премьер научиться брать с десятины не по 35 пудов, а по 80 и 100, как в лучших хозяйствах.
"Надо дать возможность способному трудолюбивому крестьянину, соли земли русской, освободиться от нынешних тисков, избавить его от кабалы отживающего общинного строя, дать ему власть над землёй…Отсутствие у крестьян своей земли и подрывает их уважение ко всякой чужой собственности".
Такие антиреволюционные призывы бывшего министра и премьера были для социалистов, как кость в горле. Россию звали "к топору". Революционное брожение ширилось и перекинулось на воинские части. Агитаторы приходили прямо в казармы и раздавали газеты, где открыто писалось, что Россией правит шайка грабителей. Армейское командование проявляло бессилие не меньше, чем гражданское.
Неумеренные российские либералы радовались всему этому, точно так же, как и в наши дни. Они были против сильной, крепкой центральной власти. В условиях беззакония и хаоса легче грабить страну. Россия подходила к пропасти революционного безумия. Под влиянием Столыпина царь 8 июля 1906 издал манифест о роспуске Первой Думы. А центом подготовки к военному мятежу и революции оказалась Финляндия, в которой российские законы почти не действовали.
Штабс-капитан Цион звал депутатов распущенной Думы собраться «под защитой пушек Свеаборга». В Гельсингфорсе шли беспрерывные митинги, по улицам открыто маршировали вооружённые революционные отряды. Легальный социал-демократический «Вестник казармы» звал к восстанию против «всероссийского палача».
Самое удивительное, что цари дали конституцию Финляндии, бывшей колонии Швеции, на 100 лет раньше российской; дали ей парламент на 60 лет раньше нашего; освободили от воинской повинности; дали финнам щедрые привилегии на территории Империи; так устроили валютную систему, что финны жили за счёт России. И они ещё были не довольны!
Финляндия стала революционным кублом в 25 верстах от столицы России, здесь готовился террор для Петербурга. С началом революции под видом мирной классовой организации была разрешена финляндская «красная гвардия». Она открыто проводила воинские учения по всей Финляндии, нападала на жандармов. И с таким положением дел не мог мириться Столыпин.
Попустительство доброго царя привело к вспышке 17 июля 1906 Свеаборгского мятежа под руководством Циона. Русских офицеров арестовывали или убивали. При взрыве пороховых погребов, погибло несколько сот русских солдат. Мятеж с большим трудом с помощью флота удалось подавить. Но финскую красную гвардию, взорвавшую мосты между Гельсингфорсом и Петербургом, валившую телеграфные столбы и взятую с оружием на территории мятежной крепости, по местным законам нельзя было привлечь к суду! И судили только русских.
А в самой России революционеры вооружённо захватывали типографии, печатали призывы ко всеобщему восстанию и к массовым убийствам, возглашали местные областные республики. Не хватало только ельцинского призыва: "Берите себе суверенитета столько, сколько сумеете переварить!"
Вот против всего этого насилия Столыпин и намеревался дать мужественный бой. Но решал всё царь, а он колебался. И лишь знаменитый взрыв 12 августа 1906 на Аптекарском острове, где находилась казённая дача главы правительства сдвинул дело с мёртвой точки. Последствия покушения на премьера были ужасны. Жертвами этого взрыва стали 32 тяжелораненых и 27 убитых!
Большинство – посторонние; убита была и просительница с младенцем. Трупы лежали в скрюченных позах, без голов, рук, ног.) Разнесло полдома. Трёхлетнего единственного сына Столыпина и одну из дочерей выкинуло с балкона через забор далеко на набережную. Мальчику сломало ногу, девочка попала под лошадей. В клочья были разорваны и сами революционеры.
Сам Столыпин в своём кабинете оказался, к счастью, залит не кровью. а чернилами от взлетевшей в воздух большой чернильницы. И хорошо ещё, что она не попала ему в голову...Вот от каких случайностей зависит иногда судьба империй!
Семья Столыпина была перевезена на катере в Зимний дворец. Катер плыл под мостами, где шли революционеры с красными флагами. Когда восьмилетняя дочь Столыпина увидела на мосту революционеров с красными флагами, она стала прятаться под скамейку,. Отец же, чудом оставшийся в живых, сказал ей и другим: «Когда в нас стреляют, дети, – прятаться нельзя». В этом был весь Столыпин, встречавший грудью нацеленные на него пистолеты и не отводивший глаз от лика смерти. Всё это перебирал в памяти Сергей Евгеньевич, опять оказавшийся в Зимнем дворце.
Тогда-то и был принят действовавший потом 8 месяцев закон о военно-полевых судах. Они применялись лишь в случаях особо тяжких ограблений, убийств и нападений на полицию, власти и граждан и должны были приблизить к моменту и месту преступления разбор дела и приговор. Была установлена уголовная ответственность за восхваление террора и антиправительственную пропаганду в армии. Протестовали против таких судов либералы и Лев Толстой. Но разгул террора после их введения сразу пошёл на спад.
Такое было положение в Российской империи 110 лет назад. Если В.Путин на рубеже нового миллениума спас Россию от распада по сценарию крушения Красной империи - СССР, то тогда спасителем России оказался П.А.Столыпин.
(По материалам из Интернета. Продолжение следует)