Два денёчка

Александр Костюшин
(Эротика)

Прозвенел последний школьный звонок. Каникулы. От одного этого слова у Стасика Щеглова, перешедшего с отличием в восьмой класс, замирал дух. Не потому, что каникулы были для него избавлением от школьного ада, а потому, что его ожидали три месяца вольной жизни. А ещё он чувствовал, что впереди его ожидает что-то пока ещё ранее небывалое.

На семейном совете было решено отправить его к бабушке в деревню. Провожатых ему не понадобилось. Стасу шёл пятнадцатый год, а из-за серьезного лица и рослой фигуры, ему можно было смело прибавить ещё годика три-четыре.

Сборы были недолгими. Всё ушло в спортивную сумку. Получив от родителей кучу наставлений, будто уезжает он в опасную экспедицию, Стас простился с ними и попросил не провожать его на вокзал. Он терпеть не мог все эти прощальные ахи, охи и вздохи. Да и уезжал он не на Северный Полюс, а к бабе Насте в деревню Горки.

В вагоне электрички народу было немного. Четыре мужика с азартом резались в «подкидного». Сухой дедуля читал «Футбол». Девушка читала книгу. Ещё человек пять-шесть сидели в разных концах вагона. Стас примостился у окна. Город остался позади, за окном проплывали зеленеющие поля. Однообразие пейзажа быстро наскучило ему. Поговорить было не с кем. Стас достал из сумки томик Мопассана, прихваченный из библиотечки отца, и углубился в чтение. Книга полностью захватила подростка. Те места, в которых рассказывалось о любовных страстях, приводили его в смущение, и он воровато осматривался по сторонам, словно занимался чем-то запретным. Два часа пролетели незаметно, и вот за окном показалась знакомая с детства станция.

Выйдя на перрон, Стас огляделся. Ничего не изменилось на станции с того лета: та же кособокая водокачка с облупившимися боками,  те же гуси у газетного киоска, даже тот же пьяненький дядька садит на драной скамейке, уткнувшись хмельной головой в острые колени – все по-прежнему.  Ни суеты,  ни суматохи. Одно слово – периферия!

- Привет, Малыш!  На молочко явился?

От неожиданности Стас вздрогнул и резко повернулся к говорившей. На него с прищуром смотрела симпатичная особа. Элегантный брючный костюм, яркая сумка небрежно закинута за спину, волосы подстрижены «под мальчика», зеленые глаза в пол-лица, покрытого густым слоем сочинского загара. «Красивая, – решил Стас, – даже слишком! И наглая!».

- Во-первых, я не Малыш. А во-вторых, какое вам до меня дело!", – запальчиво огрызнулся он.

- Ах, так, Малыш! Мало того, что ты грубиян отменный, так ты ещё и узнавать меня не желаешь! Мило. Очень мило! И тебе это все зачтётся!

И тут до Стаса дошло – да ведь это же его двоюродная сестра Юдина Наташка, которую он не видел уже лет пять!

- Ой, Натаха, не узнал! Будь другом, извини!

- Неужели я так теперь на себя уже непохожа? Что, шибко страшная?

- Что ты, что ты!  Наоборот! Ты такая красивая стала – жуть! Просто ты так изменилась, что сразу и не узнать – чисто кинозвезда какая или дама великосветская!

- Это я-то дама? Ха-ха-ха! Да мне больше шестнадцати и не даст никто.

Стас придирчиво осмотрел кузину. Да, выглядит она очень даже юно. И лицо, и фигура её столь свежи и привлекательны,  что несведущий человек вполне может утверждать, что она ровесница Стаса. Но он-то знал, сколько лет ей на самом деле. Двадцать шестой годик идет его двоюродной родственнице. Совсем старушка! Он был в курсе её истории. В девятнадцать лет она вышла замуж за некого Воробьева. Когда ей было двадцать два, её мужа посадили на восемь лет за хищения. Детей у них не было, и она сразу подала на развод. В настоящее время имеет двухкомнатную квартиру и пользуется ей в своё удовольствие. Родители Стаса осуждали Натаху за её вольности, но ему она была симпатична за яркий, веселый нрав. И потом, это так приятно иметь такую красивую сестру, пусть даже двоюродную.

- Да, сестрица, не спорю, выглядишь ты совсем зелёной и молодой.

- Ах ты, птенец несчастный! Да как ты смеешь говорить мне такое!

- Ладно, ладно. Я пошутил. И не зеленая ты вовсе, а дико чёрная. Как негритянка. И где это ты так загорела?

- На юге, Малыш, на юге. В отпуске я. Осталось ещё три денёчка. Решила бабуленьку навестить. Схожу с электрички, смотрю: ты стоишь.  Вот и славненько – вдвоём веселее будет!  Ты да я – ну, чем не компания! Ну, что, пошли что ли?

- Конечно, пошли!

От станции до Горок пять километров. Это если лесом идти. Примерно, на полпути река, но её можно перейти вброд. Если же большаком шагать, то все десять км протопаешь. Разумеется, брат и сестра отправились лесом.

После городского смрада от чистого воздуха кружилась голова. Как же всё-таки чудесно в лесу! Под перестук невидимых дятлов брат и сестра шагали по тропинке, изрезанной корнями деревьев. Певчие птахи выводили сольные партии. Шум леса навевал сон. Где-то недалеко куковала кукушка.

- Кукушка, кукушка, сколько лет моему возлюбленному? Один,  два,  три… тринадцать, четырнадцать. Четырнадцать. Малыш, так это же ты мой возлюбленный!

- Так в чём же дело, сестрица? Пойдём, распишемся и заживем как муж и жена. Я буду встречать тебя с работы после получки. А ты будешь решать за меня задачки по  алгебре. Ты же математический факультет закончила.

- Ну, алгебру ты осилишь и сам. И расписываться нам вовсе не обязательно, ибо можно доставлять друг другу удовольствия и без росписи.

Стас раскрыл уже рот, чтобы ответить, но стушевался и покраснел.

- О-о, мой потенциальный муж! Какой изумительный загар покрывает твое невинное личико!

- Да ну тебя, Наташка, с твоими шуточками!

- А кто тебе сказал, что я шучу? С любовью, мой друг, не шутят!

Стас окончательно смутился и прибавил шагу, стараясь оторваться от беспардонной сестры.

- Ну, куда же ты побежал, мой суженый Постой, братишка!

Стас даже не оглянулся.

Наконец, из-за стволов редеющего леса показалась река. Пахнуло прохладой. Стас подошёл к берегу и сел на валун. «Ну и язычок у этой Наташки! И мелет, и мелет всякую чепуху! Надо как-то осадить мне её», – подумал Стасик, услышав за спиною шаги.

- Ты что же это, кавалер непутевый, бросаешь даму в дремучем лесу и уносишься от неё сломя голову? А если бы на меня волки напали – тогда что? Или злые разбойники меня бы в плен захватили и изнасиловали? Как бы ты потом себя чувствовал?

- Натаха, ну, хватит! А не то я сам тебя в плен возьму!

- Ух, ты, грозный какой! Ладно, ладно, больше не буду! Отныне и на века я твоя раба бессловесная! – проговорила Наташа, увидев, что Стас может окончательно разобидеться, – Ну, лоцман, где будем перебираться на ту сторону? Скорей бы до Горок добраться! Дюже кушать хочется. Да и ты, наверное, не откажешься от глазуньи со шкварками. Но это всё ожидает нас на том берегу. Веди, Сусанин!

- Прямо здесь и перейдем. Тут неглубоко. Я сто раз тут переходил.

Наташа осмотрела место. Река тут разошлась в берегах и коробилась пенистыми бурунчиками. Лишь кое-где чувствовались неширокие впадины,  но и там, вероятно, было неглубоко.

- Что ж, Малыш, переходи сначала один, перетаскивай свои шмотки, а потом поможешь и мне форсировать реку.

Стас скинул кеды и джинсы. Оставшись в плавках и линялой ковбойке,  он шагнул в воду. Зайдя в реку по колено, он остановился, и тотчас на его ступни налетели мальки. Щекотно, однако!

- Давай, давай, Малыш, не робей! Акулы, кажется, здесь не водятся, – подзадорила его сестра.

Он тронулся дальше. Идти босыми ногами по каменистому дну не так уж приятно: Стас то и дело приседал, наколовшись на острый камень. Да ещё неожиданные глубинки – несколько раз на них Стас заваливался, поднимая над головой поклажу и тараща глаза. Но вот он на берегу. Майка промокла, только на плечах оставались сухие пятна. Стас выжал ее и расстелил на траве сушиться. Сделав это, он обернулся. С противоположного берега, ему махала рукой Наташка. «Не мешало бы проучить её, пусть бы она сюда одна добиралась!», – мелькнула у Стаса в голове вредная мыслишка, которую он легко подавил и снова отправился ломать бродом ноги.

Когда он подошёл к Наташе, она поджидала его в купальнике цвета морской волны. Две тонюсеньких полоски не скрадывали прелесть женского тела. Золотой медальон прятался в ложбинке между сочных холмов. Стасу захотелось подойти к сестре и дотронуться до них, но решиться на это он, конечно, не мог.

- Это мой талисман, – сказала Наташа, – О! Плоды акселерации! Да ты никак становишься мужчиной? Ну-ну! – продолжала она, глядя на плавки Стаса,  которые на глазах вздымались и растягивались.

Стас уже в который раз покраснел. Чтобы скрыть смущение, подхватил её вещи и вошёл в воду. Так он и дошёл до другого берега, ни разу не обернувшись. Ступив на траву, он положил вещи, повернулся и остолбенел: абсолютно голая Наташа приближалась к нему, держа в руке трусики и лифчик. Стас как загипнотизированный не мог оторвать глаз от нагого тела, покрытого ровным слоем загара. Даже те потаенные участки, которые у женщин бывают скрыты от солнца, не отличались естественной белизной. Тугие, как у молоденькой девушки,  чуть отвислые груди были так сочны, что хотелось впиться в них зубами. Набухшие соски, спелыми черешнями, смотрели в стороны. Покатые плечи плавно переходили в изящные, руки. Округлый, плотный стан. Талия тонка и гибка. Крутые бедра шевелятся при движении крепких, точеных ног, словно живут отдельной, самостоятельной жизнью. Каждая часть Наташиного тела претендовала на совершенство. Особенно манил и притягивал к себе тот участок, где заканчивался животик: треугольник каштановых волос, в некоторых местах свившихся в небольшие колечки, не скрывал нежной чистоты лобка, выделенного с боков приятными складками. Кончик его вершины, обращенный острием вниз, был рассечён складкой плотно сжатых чувственных губок. Сквозь локоны, над жеманно сомкнутыми губками, светила одинокая родинка средних размеров. Все эти детали Стас рассмотрел столь полно и чётко, словно перед ним прокручивались увеличенные кадры кино. Он видел каждую подробность в отдельности и видел всю её целиком.

Хищная улыбка застыла на её лице. Движения её тела выражали желание. Зелёные глаза вспыхивали каким-то диким огнем и сантиметр за сантиметром ощупывали брата. На его добродушном лице застыла смесь из любопытства, недоумения, восторга и страха. Он был на полголовы выше сестры. Его сильное, юное тело импонировало Наташе – было видно, что занятие плаваньем принесло братишке свои плоды.

Наташа подошла к нему вплотную и прошептала:
- Что случилось, Малыш? Разве было бы лучше, если бы я на мокрый купальник напялила дорогой костюм?

Не дожидаясь ответа, она отбросила купальник в сторону, нагнулась и одним рывком спустила плавки брата до щиколоток. Не разгибаясь, она смотрела на орган, который мгновенья назад шевелил мешавшую ему ткань, пытаясь вырваться наружу.

- Ах ты, подосиновик мой хороший! Выше голову! Поднимайся, дружок! Вот так. Молодец! – приговаривала сестра, общаясь с плотью как с живым существом.

Как кобра поднимается из корзины под флейту факира, так и слабый орган вырастал и крепнул, поднимаясь на должную высоту заметными импульсами. Вот уж он набрал необходимую силу и остановил подъём, чуть покачиваясь, как годовалое дитя при первых своих шагах. Подготовив всё должным образом, Наташа разогнулась и плотно прижалась к Стасу, одной рукой обняв за шею, другой рукой лаская его напряжённый член и набухшую мошонку. Эти прикосновения встряхнули Стаса.

- Натаха,  что же ты делаешь! К чему всё это?! Мы же брат и сестра.

- К чёрту! Всё, Стасик, к чёрту! Мы двоюродные и ты мне нравишься.  Да не будь же ты рохлей! Не бойся, об этом не узнает никто. Рано или поздно ты должен стать мужчиной, так неужели ты не хочешь, чтобы первой женщиной в твоей жизни была я?

- Ну, Наташенька, Наташа…

Не обращая внимания на его бормотания и протесты, она впилась ртом в пересохшие губы брата, стала медленно валиться на траву, увлекая его за собой. Широко раскинув и приподняв ноги, она накрыла себя его телом. Трепетный член подростка упёрся раскалённой головкой в жаждущие соития чуть влажные губки. Не имеющий ни малейшего представления о половом акте, Стасик засуетился и беспорядочно задёргал тазом.

- Не торопись, Малыш, не спеши! Я тебе сейчас помогу, – сказала Наташа, видя, что он по неопытности не может соединить созданные друг для друга органы. Опытной рукой она ввела в себя член юноши. Не сознавая происходящего, подчиненный только инстинкту, брат начал энергичные, беспорядочные толчки. Лицо сестры отражало весь спектр её сладострастия. Глаза Наташи были полузакрыты. У уголка рта, издававшего плотоядные стоны, застыла капелька слюны. Её прекрасное тело умелыми движениями помогало телу любовника: она то захватывала ногами его спину, то, упираясь пятками в землю, вставала почти на мостик. Для большей сладости Наташа шевелила бедрами и вращательными движениями таза шла навстречу его толчкам. Уже несколько раз Стас ощущал, как полости Наташи наполнялись тёплой влагой любви. Но вот соитие достигло своей вершины. Тело юноши налилось тяжестью, мозг пронзили тысячи раскаленных иголок, глаза заволокло густой пеленой тумана. Ему хотелось выть от сладостных ощущений. Хотелось вцепиться ногтями в искаженное страстью лицо сестры, рвать её волосы, грызть спелую упругость грудей, обливаясь и захлебываясь их соком. И он в безумии мял и царапал её лицо, шею, грудь, не чувствуя как пальцы Наташи бороздили его плечи и спину. Всё существо Стаса напряглось, мир сосредоточился на кончике члена, перехватило дыхание. И вот пьянящая, обжигающая волна захлестнула его, подняла на гребне в невообразимую высь, качнула, низвергла в клокочущую пучину, снова подняла его над бездной и понесла на пенистых плечах  высоко над землей. Тело обрело странную невесомость, как будто вся тяжесть его осталась в теле Наташи. Горячая, густая сперма мощным потоком, прокладывала себе путь по каналу доселе пребывавшему в первозданной спячке. Тягучий, звериный стон вырвался из Стаса. Ещё напор и бездонная мгла с фрагментами радуги поглотила его.

Придя в себя, Стас отыскал глазами Наташу. Она стояла в воде и бережно промывала полости. Стасу не хотелось двигаться – истома владела им. Бесконечно утомленный он лежал на примятой траве, расслабив гудевшие от недавнего напряжения мышцы, и уже без смущения, любовался прекрасным телом сестры. Радость и любовь к ней переполняли и рвали на части сердце. Почти сыновняя любовь, но только объёмнее и полней  щемила душу. Он испытывал такой прилив нежности и благодарности, что не знал, чем мог бы отблагодарить свою благодетельницу.

Окончив процедуру, Наташа взглянула в его сторону.

- Ну вот, Малыш, теперь ты полноценный мужчина. С чем тебя я и поздравляю!

- Спасибо, Наташенька! Только я очень тебя прошу, не говори сейчас, пожалуйста, ничего лишнего, чтобы всё не испортить!

- Я тебя понимаю, милый. Не волнуйся. Всё будет нормально! А ну-ка, мужчина, – скомандовала она – залезай в водичку, сполосни своё хозяйство как следует. Да и пот не мешает смыть. Ну, давай, давай, пошевеливайся!

Стас вошел в воду, поёжился. Наташа налетела на него со спины, окатила водой, прыгнула на шею, попыталась свалить. Он не удержался, и они бултыхнулись в воду. Ими овладело детское веселье. Они возились голышами в воде, как маленькие расшалившиеся дети в «лягушатнике»: брызгались, визжали, ныряли друг под друга, пытаясь ухватить за те самые места, которые всегда защищаются в первую очередь. Стас заметил, что сестра не по комплекции сильна и ловка. Не так-то просто её было свалить.  Он знал, что до замужества Натаха занималась художественной гимнастикой,  потом бросила, но сила и ловкость ещё жили в ее блистательном теле, и Стас  никак не мог одолеть её. Когда же она повалила его в воду и зажала голову между ног, он чуть было не захлебнулся.

- Сдаюсь, сдаюсь! – завопил он, вырываясь из цепких объятий.

- Сдаешься? Знай нашенских! Теперь ты мой пленник. Я беру тебя в рабство, и до скончания дней своих ты будешь исполнять мои прихоти!

- Слушаюсь и повинуюсь! Повелевай мной, царица мира!

- Ладно. И вот тебе моя первая воля: пошли на берег – пора в путь-дорогу.

Они обнялись и двинулись к берегу. Солнце ласкало их нагие тела. В лазурном небе им пел свою песню жаворонок, подсмотревший их игры и страстные повороты любви. В их дружеском объятии было столько чистоты и нежности, что это нужно было как-то увековечить, но сделать это, к сожалению, было некому.

Выйдя на берег, брат и сестра застыли в долгом поцелуе. Возбуждение опять овладело Стасом. Он желал повторения тех незабываемых мгновений, которые ему уже довелось испытать. Член его, согретый теплом Наташиного тела, пришёл в движение, требуя благого удовлетворения.

- Наташенька, милая, давай сейчас повторим всё опять! Ну, давай же, давай! Ну, пожалуйста, ещё хотя бы один разочек!

- Нет, Малыш, не сейчас! Будет у нас время и для второго разка,  и для третьего, и т.д.  Не сейчас. Иначе мы сегодня до деревни не доберёмся. Не обижайся, подосиновик, не обижайся, голодный мой! Будет день и будет пища! – поглаживая напряжённый член Стаса, приговаривала Наташа, – А ну-ка, Малыш, напяливай на себя свой наряд и пошли на деревню к бабушке! И нечего дуться! Тоже мне – половой гигант! Разбудила на свою голову мужчину, а у него, видишь ли, претензии ко мне появились! Какой же ты, по сути, ещё ребенок! Будь уверен, уж коли я взялась за твоё воспитание, то такому тебя научу, что не каждому женатому человеку снилось. Помоги застегнуть мне лифчик.

Одевшись и наведя лёгкий марафет, они отправились в путь.

Тропинка, изгибаясь, медленно ползла в гору. Стас шёл впереди, держа Наташу за руку, хотя в его помощи нужды не было. Просто каждый из них исполнял необходимую ему роль: Стас играл сильного мужчину, защитника женщин, Наташа – слабую женщину, нуждающаяся в поддержке. Всё было складно. Вдруг, на одном из поворотов на них выскочила цепочка бешено мчавшихся велосипедистов. Брат и сестра резво отпрыгнули в сторону,  едва не оказавшись под колесами велосипедов мальчишек,  пролетевших мимо без тормозов.

- Ох, не доведёт их до добра такое лихачество! – сказала Наташа и без перехода расхохоталась.

- О чём смеёшься?

- А ты представь, что было бы, уступи я твоим мольбам, и мы бы сейчас кувыркались на пляже?! Вот сцена была бы! Эти пацаны, конечно, разнесли бы на всю округу такую картину. Дошло бы и до предков твоих. Не знаю, остался бы ты живым, но лично мне это ничего хорошего не сулило бы. Не пора ли тебе, братец, возблагодарить свою мудрую кузину и впредь всегда следовать её, то есть, моим наставлениям?

- Ой, Наташенька, правда! Это была бы жуть! Спасибо тебе, любимая! – Стас поцеловал сестру и умолк, озабоченный думами.

Оказывается, не так это безопасно – жить взрослой жизнью. Тем паче с кузиной. Конечно, можно было всё прекратить, но Стас, вкусивший сладость запретного и стремящийся к продолжению, не мог пойти на разрыв. Идя рядом с Наташей, он отчетливо видел каждую линию её прекрасного нагого тела, а ведь она была облачена в дорожный костюм. Перед его взором возникали видения недавно пережитого действа. С потерей девственности он навсегда оказался во власти половой страсти. Стас переступил черту непорочности, и для него уже не было возврата в спокойный мир, в котором он до этого пребывал. Новый мир, мир трепета, страстей и наслаждений открылся ему. Наташа в разговоре назвала его своим пленником. Так оно всё и было – он превратился в её вечного пленника, но не только её, а и того взрослого мира, из которого нет обратного пути в детство. Теперь и Стасу предстояло жить по законам этого мира. Что ж, придётся приноравливаться к новой жизни и хотя бы на людях скрывать влечение к любимой сестре.

- А скажи,  Наташенька,  кто мы теперь друг другу? Брат и сестра – или муж и жена?

- Умеешь ты, Малыш, задавать вопросики! Для нашего союза есть один подходящий термин – любовники мы. Любовники, дорогой ты мой!

- Что-то мне, Наташа, это слово не нравится.

- Слово, тебе не нравится?! А на сестре поёрзать ты хоть сейчас готов?! Слово ему не нравится! А ну, отстань от меня метров на сто, щегол желторотый! Да пошёл ты… – Наташа грубо выругалась и потопала по тропинке.

Стас опешил. Он не ожидал от неё такой ярости. Наташа быстро удалялась от него, а он не находил слов,  чтобы остановить ее. Вздохнув, Стас понуро поплелся следом. «Чёрт меня за язык дернул! Теперь она обиделась и между нами всё кончено. Она мне этих слов не простит. А как же я? Я же не смогу теперь жить без неё! Надо догнать и просить прощенья.

Стас побежал, споткнулся о корень, упал, разбил колено, вскочил на ноги и, прихрамывая, побежал дальше. Наташу он догнал на опушке леса.  Через поле уже виднелась деревня. Стас схватил сестру за руку и начал просить прощенье.

- Наташенька, ну, прости меня! Я не хотел тебя обидеть. Я нечаянно. Я больше не буду! – он ещё что-то бормотал, боясь, что Наташа не станет слушать его. Он говорил, что будет любить её вечно и никогда не изменит ей даже мысленно. Он говорил, что больше не будет обижать её. Наташа слушала его лепет, и раздражение её пропадало.

- Ох, Малыш, Малыш, ребёнок ты мой ребёнок! Ну, ладно – мир! Что у тебя с коленом? А ну, покажи!

Джинсы на правой ноге были разодраны, сквозь дыру была видна кровь. Наташа помяла колено пальцами. Стас стерпел боль.

- Ничего страшного,  до свадьбы доживет.

- Что ты,  Наташенька! Я теперь уже ни на ком не женюсь!

- Ну, раз не женишься, то пошли. Не терпится поскорее обнять бабулю.

Минут через десять они были в Горках. Баба Настя встретила их с объятьями. Засуетилась, не зная куда посадить и чем угостить внучат.

- Лапушки вы мои, касатики, голуби мои сизокрылые, прилетели проведать старую! Изголодались, небось, в дороженьке. А я, как ждала кого, картошечки с кроликом натушила, пирогов с вареньем рябиновым напекла. Видать, сам боженька надоумил меня. Кушайте деточки,  кушайте! Солений моих отведайте! Нынешние. У нас в этот год всё рано родится.  Вот огурчики малосольные. Вот грибочки – сама в березняке собирала. Кушайте, дорогие!

Брат с сестрой набросились на аппетитную снедь. Баба Настя не мешала им расспросами, а лишь усиленно потчевала,  умилённо разглядывая гостей. Когда же оба насытились, она забросала их вопросами.

- Как дома? Как дела? Как родители? Как здоровье? Что новенького в городе? И т.д. Наташу она засыпала комплиментами, ненароком спросила, не собирается ли она снова замуж, а то краса её бесполезно завянет. При этом вопросе, Стас напрягся, ожидая ответа.

- Ну, что ты, бабуля! Зачем мне замуж? С меня пока хватит.

Стас вздохнул с облегчением, румянец вновь заиграл на его щеках.

- А ты что, добрый молодец, то краснеешь, то бледнеешь при нашем разговоре? Али зазнобушка у тебя завелась?

- Ой, бабуля,  не могу! Ой, умру со смеху! Да какая у него может быть зазноба, если у него в классе одни двоечницы да троечницы, а он у нас круглый отличник. Где тут общность вкусов и интересов? – пришла ему на помощь сестра.

- А надолго ли пожаловал к нам отличник?

- На все лето.

- Вот и ладушки! Купайся, загорай, по грибы ходи да по ягоды. Чай,  лучше будет, чем в каком-то там лагере. Ну, а ты, Наталка, надолго ли?

- Нет, бабуля. Послезавтра я должна быть в городе, отпуск мой, к сожаленью, уже кончается.

- Жаль! Нагуляла бы соки на волюшке, а то город тянет их из людей. Да, внученька, мало повидаемся мы с тобой,  а тут ещё я к свахе на именины звана, только завтра домой вернусь. Не ехать нельзя – больно она обидчива. Вот ведь жалость какая!

- Что поделать, бабуля? Ладно, не последний раз видимся! Приеду ещё погостить к тебе, может, и в это лето.

- Так, внучата, мне скоро уезжать. Кто, где спать будет? Где кому стелить?

- Я на сеновале спать буду?

- Я тоже на сеновале хочу.

- На сеновале места всем хватит. Ты, внучок, там Наталку охранять будешь. Вон, какой ты крепкий в плечах. А ты, внучка, за меня хозяйкой останешься. Курей голодом не мори, корову дои, братишку обихаживай. Да ты и сама всё знаешь, не маленькая.

- Можешь, бабуля, спокойно со свахой наливочки распивать,  всё будет в лучшем виде.

Через час за бабулей заехали. Стас с Наташей остались в доме одни. До вечера оставалось совсем немного, и они провели это время в саду. Сад был хорош. Конечно, фруктов ещё не было, но всё равно, побродить по саду – полное удовольствие. Между двух старых груш привешен гамак. У забора, обсаженного малиной, выкопан небольшой пруд. Рыба в нём не водится, но головастиков и лягушек уйма. Ещё в саду имеется по-летнему сколоченный домик. Можно было бы и здесь спать, но двоим тут тесно: не раз уже латаная раскладушка, втиснутая сюда с трудом, способна выдержать тяжесть только одного человека, что, понятное дело, не устраивало сестру и брата.

Набродившись вдоволь по саду, Наташа и Стас занялись хозяйством.  Это тоже довольно интересное занятие для коренных горожан. Накормили и загнали в курятник пернатых. Когда пригнали коров, подоили Зорьку. По телевизору не было ничего хорошего и они, попив парного молока с хлебом, залезли на сеновал. Постелено им было в разных местах. Стас предложил перетащить свою постель к Наташиной, но она вдруг наотрез отказалась, сославшись на усталость. Стасик тоже порядочно устал за день, и в бой не особо не рвался. Они пожелали друг другу спокойной ночи, поцеловались, и разошлись по своим подстилкам.

- Натуля, разбуди меня рано, я хочу сходить на рыбалку, – попросил Стас и тут же провалился в глубокий сон.

Во сне Стас снова шагал с Наташей по лесу. Снова она надвигалась на него, закрывая обнаженным телом и лес, и речку, и небо. Стас попытался шагнуть ей навстречу, но ноги не подчинялись ему. Потом Наташа начала медленно удаляться от него. Он кричал ей что-то, но она всё удалялась и удалялась, руками маня его за собой. Вот она вошла в реку. Вода доходит ей до колен, ласкает лобок и бёдра, омывает живот, закрывает полушария груди, целует лицо, и вот река уже поглотила ее. Стас делает над собой усилие и сходит с места. Он входит в воду и погружается в глубине. Причудливые  существа окружают его,  но он не обращает на них внимания – он ищет Нату.  Вот она серебряной искрой блеснула в водорослях. Он всё ближе и ближе к ней. Она уже рядом. Он хочет поцеловать её и с ужасом замечает, что перед ним лицо Серёжки Мельникова, утонувшего в прошлом году на Волге. Серёга скалится и, пуская огромные пузыри,  говорит Наташиным голосом: «Теперь ты мой! Ну, иди же ко мне, Малыш! Ты же хочешь меня – я такая вкусная. Ну, скорей меня, милый, съешь – это так приятно!». Стас в диком ужасе. Он хочет бежать, но идёт к Серёге. Руки его тянутся к утопленнику. Надежда в нём ещё теплится: а вдруг это Наташа прикрылась маской Серёги Мельникова. Руки Стаса скользят по холодному телу. Вместо упругих грудей пальцы мнут грудную клетку подростка. Едва коснувшись живота,  пальцы устремляются к тому месту, где за каштановыми кольцами таится любовная кладовая, приносящая мужчине блаженство. Но вместо нежных полостей пальцы вцепляются в мужской член. Стас пробует расцепить пальцы, но они намертво прилипли к почти каменному стволу. Стас закричал…

- Что с тобой, Малыш? Что ты так кричишь? Успокойся!

Стас проснулся и испуганно уставился на Наташу. Предрассветный сумрак наполнял сеновал, окрашивал его в серые тона и стирал контуры предметов, расположенных в отдалении, но то, что находилось недалеко, Стас видел отчетливо. Он снова видел Наташу, снова ощущал всей кожей близость её желанного тела, слышал её прерывистое дыхание. Она нависла над ним, гладила его руками, как в детстве мама ласкала его, отгоняя утренние кошмары. На Наташе была прозрачная ночная сорочка, через которую чётко вырисовывались все линии её тела. Тёмные соски висели над Стасом, готовые сорваться и упасть ему прямо в рот. Стас потянулся к ним губами, и чудная картина открылась ему. В глубине сорочки, за приятным животиком таился изящно выпуклый треугольник лобка. Стас с силой подул на локоны, и она зашевелились, словно приглашая его к себе. Стас взглянул на Наташу. Его глаза горели диким огнем любви.

- Так что тебе приснилось, Малыш? – спросила она, не желая замечать молящего взгляда, – И вообще, что ты так вцепился в свою письку, будто кто-то хочет её у тебя отнять?

Стас выдернул руку из плавок. Так вот откуда появилась во сне эта чушь! Сам себя, оказывается, ласкал, а приснилось чёрт знает что. Чтобы скрыть смущение, Стас натянуто рассмеялся.

- Ну,  так что тебе там приснилось?

Стас поведал сестре свой дурацкий и жуткий сон. Наташа вздохнула.

- Дурной сон, Малыш, очень дурной! Не ходи-ка ты рыбалку!

- Да полно, Наташенька! Не верю я в чёрных кошек. Ерунда всё это.

- Ну, если ты не веришь в дурные сны, то держись за подосиновик и всё у тебя наладится. Ты как хочешь, а я досыпать пойду. Чао!

Одним движением Наташа встала на ноги, собираясь идти на свою подстилку. Широко расставленные ноги её оказались рядом с головой Стаса. Он взглянул вверх и увидел, как ему призывно улыбались страстные губки и дразнил кокетливый язычок. Стас не удержался, протянул руку и с дрожью коснулся до Наташиных принадлежностей. Пальцы его прошлись по влажной мякоти, потеребили чувственный язычок и, растягивая упругие, податливые кольца, скользнули в горячую глубину сестры. Наташа вздрогнула, но не тронулась с места. Напротив, извиваясь всем телом, она стала медленно оседать, наваливаясь мокрой тяжестью на вторгшиеся в её недра конечности. Изредка она пыталась приподняться, чтобы освободиться от шевелившихся в ней пальцев, но, не освободившись до конца, резко приседала на них, всё глубже и глубже вводя их в себя. Но разве могут пальцы заменить полноту и упругость мужского члена?!

- Хватит, Малыш, достаточно! Поработай моим любимчиком!

Стас высвободил пальцы из нежных, влажных объятий, и Наташа легла с ним рядом. Не дожидаясь когда он накроет её своим телом, она быстро перевернулась на живот, предоставив ему возможность улечься ей на спину. Член Стаса скользнул по ягодицам сестры и с силой вонзился между ними.

- Ой, миленький, не туда! Мне больно. Туда мы тоже потом попробуем, а сейчас давай туда, куда надо.

- Мне тоже было немного больно, – признался Стас, вынимая член из упругой дырочки.

Наташа встала на колени, упёрлась руками в подстилку и прогнула спину. Стас тоже встал на колени, ухватив Наташу за бёдра. Твёрдый орган без помех вошёл в её недра. Теперь было правильно.

С каждой мгновением любовное действо всё сильней захватывало и горячило партнёров. Лишь одно желание владело ими: глубже, как можно глубже! Увлажненный член Стаса глубоко вонзался в горящее огнем тело сестры. Она помогала брату с умением. И это была не рассудочная помощь партнеру, а стремление женщины к высшему наслаждению. Движения её тела были великолепны. Они заключали в себе и инстинкты первобытных самок, и тонкую технику человеческих наслаждений. Нет на свете ничего великолепнее, чем этот танец безудержной страсти, но это лишь прелюдия к кульминации, лишь восхождение к ослепительному пику любви. Оргазм – вот то, ради чего напрягаются все мышцы и нервы мужчин и женщин. Оргазм – это боль и радость, стремительное падение и захватывающий полёт. Оргазм – это счастье и продолжение рода людского. Оргазм – это жизнь!

Застонав, Стас прилип животом и грудью к Наташе. Член его толчками выбрасывал в Наташу мужское семя. Туман ещё застилал его глаза. На стоны Стаса Наташа отвечала своими сладкими стонами. Брат мял её груди, не думая, что ей может быть от этого больно, а ей и не было больно – всё было органично и упоительно. Она просунула руку между ног и несколькими движениями выдавила в себя из Стаса почти всё, что ещё в нём было.

- Милая… – со стоном вымолвил Стас, отвалившись от её тела.

- Будет мальчик, назову Подосиновиком, – засмеялась Наташа.

Постепенно Стас приходил в себя. Счастливая улыбка не сходила с его лица. Глаза Наташи искрились радостью.

- Что скажешь, Малыш?

- Я только что ещё раз побывал в раю! Там просто чудесно!

- Естественно. На то он и рай. А на рыбалку ты разве передумал идти?

- Иду, – Стас вскочил на ноги и быстро оделся.

Заря уже во всю занялась, а лучший клёв бывает только на зорьке. Пока брат готовил снасти, сестра собрала ему бутерброды. Черви были накопаны ещё с вечера, и Стас, перекусив, побежал на речку.

Извилистая лента реки огибала Горки с трёх сторон. Каких-нибудь двести метров и вот она – река: лови, сколько хочешь! Были у Стаса здесь свои любимые местечки, которые не раз приносили ему удачу. Вот и сейчас он отправился к старой иве, у которой не раз уже ловил приличную рыбу.

Время на рыбалке летит незаметно, и когда Стас взглянул на часы, шёл девятый час. Пора сматывать удочки. Улов богатый – и на уху, и пожарить хватит. Как жаль, что сестра завтра уезжает, а так бы на рыбалки вместе ходили, купались, загорали бы, грибы собирали и… Незабываемые картины любовных игр близким миражом прошли перед взором Стаса, и ему нестерпимо захотелось испытать всё вновь. Стас быстренько собрался и чуть ли не бегом отправился домой.

- Ого, Малыш! Ай, да ты – рыбак экстра класса! – похвалила сестра, заглянув в холщовую сумку.

- Рад стараться! Наташ, пожарь рыбку, а я немного посплю.

- Наверное, поспать у тебя не выйдет. Скажи: когда идёт ближайшая электричка в город?

- В одиннадцать пятнадцать. А что?

- В одиннадцать пятнадцать я сажусь на электричку и еду домой.

Стас замер. Он не понимал: шутит она или говорит серьезно. И почему сегодня хочет уехать, а не завтра, как собиралась? Разыгрывает, наверное. Но лицо Наташи было серьезно, и шуткою тут не пахло.

- Но почему, Наташа? Объясни мне, пожалуйста, почему!

- Видишь ли, у меня в городе осталось одно срочное дело,  о котором я чуть было не забыла.  Мне надо ехать!

- Какое дело?

- Извини, Малыш, но этого я тебе сказать не могу!

-У тебя, наверное, там кто-нибудь есть, – голос Стаса дрожал.

- Не волнуйся, никого у меня там нет! Ты мой единственный мужчина на данном этапе жизни. Единственный и желанный! Придёт время, и сама тебе всё расскажу. Поверь мне: это будет смешно. А сейчас мне надо идти.

Только теперь Стас заметил, что сестра одета по-дорожному.

- Я провожу тебя.

- Не надо! Останься дома! Ни к чему лишний раз бередить мне душу!

- Но мы же будем с тобой встречаться в городе?

- Конечно, будем. Ты, наверное, забыл, что я в квартире живу одна. Мои двери всегда для тебя открыты! Я ещё многому должна тебя научить. Ты будешь очень доволен! Значит, так: первого сентября ты сразу после школы приходишь ко мне. Адрес, надеюсь, помнишь.

- Конечно, помню. Наташа, миленькая, а можно я к тебе на следующей неделе приеду? Бабе Насте скажу, что еду домой, а сам приеду к тебе.

- Не выдумывай! Ты так можешь нам навредить. Ведь при первой встрече твоих предков с бабулей, всё выяснится, и будет большой скандал. Представь себе, какой шум будет! Слушайся меня – я тебе плохого не посоветую. И раз и навсегда, Малыш, забудь про всякую самодеятельность! Ты всё понял? Дай-ка я тебя поцелую перед разлукой, – Наташа поцеловала брата долгим, возбуждающим дух поцелуем.

Лишь только Стас ощутил на своих губах её нежные губы, как желание горячей волной вновь его захлестнуло.

- Наташенька, ну, пожалуйста – один разок на прощание…

- Да уж, темперамент у тебя не дремлет, с полуоборота заводишься! Я бы и сама не прочь поразмяться, но некогда – электричка меня на станции ждать не будет. Хотя, постой! Память о себе я всё же оставлю. Сними штаны и плавки и садись на стол!

Пока Стас, не понимая, что сейчас будет, снимал джинсы и плавки, Наташа закрыла дверь на крючок и занавесила окна.

- Ну, садись же на стол, Малыш. Сейчас будет фокус!

Стас уселся на край стола. Сестра подошла к нему и, не теряя времени на дополнительные ласки, начала целовать ещё не окрепший член. Вначале она быстрыми поцелуями едва касалась ствола. Потом она перецеловала и облизала и член, и яички. И вот уже жадный рот Наташи целиком захватил напрягшуюся головку. Головка то полностью исчезала во рту сестры, то частично выскальзывала наружу. Движение губ и ласкового языка были столь приятны,  что стоны Стаса едва не переходили в крик. Пальцы его запутались в волосах Наташи. Он вошёл в ритм и, желая усилить наслаждение, то притягивал к себе голову сестры так, что ощущал членом её гортань, то отстранял её от себя, и глоток воздуха давал ей силы на новые поступательные движения. Всё ближе становилась развязка. И вот уже взор подростка затуманился, по телу прошёл озноб, и горячая струя выплеснула всю страсть Стаса в ненасытный рот разом разомлевшей кузины. Наташа давилась и захлебывалась, заглатывая густую сладость, которая наполняла рот. Губы продолжали высасывать из Стаса его продукт. Просочившаяся сметанная струйка струилась по подбородку. Наташа пальцем автоматически отправила жидкость в рот.

Когда гейзер Стаса иссяк, Наташа стала медленно разгибаться, не отрывая помутневшего взора от счастливых глаз Стаса. Ослабевший член безвольно выскользнул из её губ, и они приблизились к губам брата. Их губы соединились, и Стас почувствовал, как изо рта Наташи в его рот перешло что-то такое, что там ещё оставалось.

- Да ну тебя, Натаха! Зачем в меня-то ты это выдавила?!

- А чем ты хуже меня?! Ха-ха-ха! В голодный год ты и меня накормишь, и сам сыт будешь. А не хочешь, как хочешь, – Наташа засунула в рот Стаса язык, и всё там прочистила, – Сиди, Малыш, на диете! Ну, как тебе, дружочек, мой фокус? Понравился?

- Просто слов нет! Спасибо тебе, Наташенька!

- Ах, Малыш, ты даже не представляешь, как приятен на вкус твой сок! Я будто вина дорогого выпила, так он меня пьянит!

Стас хотел спуститься со стола на пол, но Наташа остановила его.

- Подожди чуть-чуть – я кое-что упустила из виду!

И вновь её губы завладели членом Стаса. Мороз прошел по его телу, так крепок был её поцелуй.

- Это тебе на память!

Стас взглянул вниз: на покрасневшей головке у выходного отверстия  светился багровый засос.

- Всё, я побежала, Малыш. До первого сентября! Не провожай!

- До свиданья, милая! Я буду вспоминать тебя каждый день. И не называй меня, пожалуйста, Малышом! Какой я малыш, если я уже настоящий мужчина?!

- Хорошо-хорошо, мужчина! Привет бабуле! Объясни ей всё про меня!  Чао! – Наташа чмокнула Стаса в щёку, подхватила сумку и вышла из дома.


Уехала! Стас тоскливо огляделся по сторонам. Как пусто стало в доме теперь! На отрывном календаре уныло стояло нынешнее число – 8 июня…



Никаких срочных дел у Наташи в городе не было. Просто, когда Стас был на рыбалке, она увидела на улице Борьку Разина, деревенского парня с которым у неё раньше была долгая интимная связь. Не желая возможных осложнений, она решила ретироваться.

После выхода на работу, её направили в командировку на Урал. Там она провела время с положительной пользой для конторы и с полным удовольствием для себя. Вернувшись в город, она занялась лечением той болезни, которая в ней долго таилась, и о которой не принято говорить даже с подругами.

Первого сентября Стас к Наташе почему-то не пришёл. Она позвонила ему домой. Трубку сняла тётя Ира.

- Ой, Наташенька! У нас случилась беда! Двадцать второго августа утонул Стасик! Мы тебе звонили, но тебя дома не было. Горе-то какое, Наташенька! Приезжай к нам сегодня, помяни братика, – тётя Ира заплакала и положила трубку.

Наташа не заплакала, хотя мир вокруг неё кричал от жестокой боли. Она отрешённо опустилась на диван и тут же забылась в тяжёлом сне.

Пробуждение от июньской сказки не сулило ей никаких приятностей.