А в Киеве шло всё по намеченному плану. Ночью Столыпину стало плохо и он "скончался". Сам Столыпин был удачно заменён двойником. Дальнейшее проходило без бывшего премьера. Раненый с изменённой внешностью был доставлен на вокзал и вместе с доктором Боткиным отправлен в Петербург в выделенном для этого вагоне.
Сам император попрощался с "телом" Столыпина, присутствовал на панихиде, а на следующий день отбыл из Киева. Таким образом, на самой траурной церемонии похорон великого премьера Николай II не присутствовал.
Вагонные колёса отстукивали вёрсты от города, где случилось такое несчастье. Раненый, находясь в одном купе с Боткиным, перебирал в памяти минувшие события. "И на этот раз пронесло! И почему я не послушался профессора Рейна, умолявшего меня всегда одевать под мундир панцирь Чемерзина? Сейчас бы и не мучился от ранения в грудь...Ах, да! Я же всегда ожидал свою смерть не от пули, а от бомбы..."
Теперь уже Сергей Евгеньевич представлял себе, как проходит утром прощание с "его телом" в больнице Маковского. Как закрытый гроб выносят из больницы, помещают на катафалк. Новому тайному первому сановнику Российской империи, которую ему поручено оберегать от "великих потрясений", отчётливо представился запряженный шестью «покрытыми белыми сетками с белыми султанами лошадьми» катафалк. Возле гроба – почетный эскорт из двух жандармских офицеров, одного дворянина, одного земца и чинов Министерства внутренних дел и двух почетных часовых жандармов.
- Именно так бы я и распорядился сделать, - вслух неожиданно для себя произнёс Сергей Евгеньевич. И сам же рассмеялся от этой мысли.
- Что сделать, дорогой вы мой? - спросил доктор Боткин, открыв глаза. У него была трудная ночь и он, естественно, устал и ему хорошо дремалось под мерный перестук колёс.
- Да вот, любезнейший Евгений Сергеевич, представил себя распорядителем собственных похорон.
Оба рассмеялись. Доктор достал из-под подушки свою заветную фляжечку.
- Мы ещё не выпили за ваш "упокой", Сергей Евгеньевич, - сказал он наливая в рюмку-колпачок армянский коньяк.
- А я ещё хочу выпить за то, как вы ловко спровадили меня на Тот свет, - в тон доктору ответил его пациент.
- Я вижу, вы себя отлично уже чувствуете, Сергей Евгеньевич!
Они выпили по крохотной рюмочке. Настроение поднялось. ,
- Сейчас не помешает вам небольшой массаж. Я вызову сестру, она наш человек и довольно миленькая, - доктор весело подмигнул раненому, - а я выйду проветриться.
Он вышел и вскоре вернулся с медсестрой Верой. Повернули больного на бок и пальчики прехорошенькой сестрицы пробежали вдоль спины Сергея Евгеньевича.
- Так не больно, Сергей Евгеньевич?,
- Очень даже хорошо, продолжайте...
Раненый не видел лица Веры, но чувствовал, что она улыбается и ей приятно возиться с ним. Здоровой рукой он привычно хотел залихватски крутануть свой ус, которого, увы, уже не было. Сестра заметила его движение и поспешила успокоить секретного пациента:
- Сергей Евгеньевич, вы таким мне ещё больше нравитесь...
Пациент почувствовал прилив дополнительных жизненных сил и подумал: "Ай да доктор, знает, как поставить на ноги даже покойника!". Но опять он проговорил эту фразу почему-то вслух.
- Дорогой Сергей Евгеньевич, вы от покойника далеки в прямом и переносном смыслах.
Тихий голос медсестры звучал, как музыка, в ушах пациента. Она нежно массировала ему шею и спину и при этом говорила:
- За колесницей с телом Столыпина следует вдова с безутешным выражением лица, вызывающее у встречных женщин слёзы сострадания.
- Да, там ещё должны быть дочь, брат покойного, представители государственных органов, органов местного управления, общественно-политических организаций, церкви, - сказал экс-Столыпин, представляя себе процессию переноса тела в Трапезную церковь Киево-Печерской лавры.
В дверь купе постучали. Вошёл Боткин, с тремя бокалами и бутылкой грузинского вина.
Медсестра Вера закончила массаж. Доктор помог осторожно повернуть пациента на спину и придали ему полусидячее положение. Разлил вино по бокалам. Сестра передала бокал Сергею Евгеньевичу и взяла себе.
- Сейчас Россия прощается с великим с человеком. И почему так всегда получается у нас, чтобы оценить человека до достоинству, надо ему обязательно умереть?! - сокрушённо задал риторический вопрос доктор. И продолжил, держа в руке бокал:
- Наверняка, за хорами военной музыки, играющими попеременно похоронные марши, сейчас едут эскадроны пеших и конных жандармов, на колесницах везут сотни венков. Так выпьем же за упокой души и светлую память сильного и честного премьер-министра Империи Петра Аркадьевича Столыпина!
Все выпили. Сергей Евгеньевич, взволнованный. всё же не мог скрыть улыбку. Ему было приятно слышать такие слова. И они были близки к реальности. Как вспоминала М.П. Бок, перенос тела «представлял такое грандиозное и внушительное зрелище, что только видевший это мог понять, что значило имя Столыпина в России». По словам киевского губернатора А.Ф. Гирса, «все было величественно и вместе с тем просто».
«Печальная процессия, – писали газеты, – растянулась на несколько кварталов. По всему пути ее следования, по обеим сторонам улиц, в полном порядке стояли тысячи народа. Балконы, окна и даже крыши домов были усеяны народом, который благоговейно провожал процессию. Многие плакали. По всему пути следования, …были расставлены шпалерами войска... Войска отдавали честь». Процессия многократно останавливалась для проведения молебна.
У установленного в Трапезной церкви гроба организовано почетное дежурство: попеременно сменяли друг друга предводители дворянства, председатели земских управ и чины ведомства внутренних дел.
Прощание с телом продолжилось 8 сентября. Несмотря на дождливую погоду, тысячи людей стекались к лавре. «Никакой храм по своим размерам не в состоянии был бы вместить всех желающих войти в него, – сообщали газеты, – а потому очень многие возвращались, не проникнув в церковь». У же в Петербурге Сергей Евгеньевич Петраркадьев смог прочитать в газетах, как выглядело место прощания с телом Столыпина. Он себе такого и представить не мог.
Трапезная церковь «просторная без колонн, византийского стиля… с небольшим круглым куполом, опоясанным одними окнами под сводами, вся покрыта сверху до низу стенной живописью, умеряющей темными фонами яркость света от окон. Перед белым мраморным иконостасом с золотым широким карнизом на средине храма, перед Царскими дверями, на возвышении стоит гроб с телом Министра. Четыре высокие свечи по сторонам, пятая перед алтарем, у аналоя перед иконой.
Масса венков образует как бы благоухающий холм из живых цветов, серебра и металла. Справа и слева от этого холма стоит почетное дежурство при гробе, десять человек – по пяти с каждой стороны… На правой стороне черная группа траурных одежд – семья и родные покойного и ближе к дверям группа сановников военных и гражданских… Напротив них церковь заполнена белыми и серыми кителями и мундирами военных и гражданских чинов. Перед гробом дьякон в белом стихире читает псалтырь».
«Новое время» даёт такое описание: «Вот отворяются Царские двери, и из алтаря в предшествии светильников выходит маститый митрополит Флавиан и становится на кафедре; архимандриты и сонм иеромонахов и священников двумя серебряными шпалерами протягиваются к самому алтарю.
Дьяконы раздают им высокие зажженные свечи, а потом и свечи всем молящимся, и скоро вся церковь наполняется сотнями мелькающих огоньков и тихими, за душу хватающими, скорбными напевами православной панихиды. Бас архидиакона возглашает ектению о убиенном рабе Божием Петре, идет пение "Со святыми упокой" – и вся церковь опускается на колени. И не одна семья, а сотни молящихся тут плачут о погибшей жизни верного слуги Царя и России»
9 сентября, в день похорон, по сообщениям газет, в Киеве «серое пасмурное утро. Флаги на консульствах приспущены. Со стороны Лавры мчатся автомобили и вереницей движутся экипажи. Для желающих не хватает мест в вагонах трамвая. Они целым потоком направляются в Лавру… Около великих ворот образовалась огромная толпа, заполнившая всю площадь и Трапезную церковь». Люди уже не могли быть допущены в саму церковь, но там непрерывно продолжалось возложение венков.
Дежурство у гроба Столыпина несли старшие чины Министерства внутренних дел во главе с товарищем министра А.И. Лыкошиным.
Для участия в похоронах прибыли министры, члены Государственной думы (за исключением левой оппозиции и крайне правых) во главе с ее председателем М.В. Родзянко, многие члены Государственного совета, высшая военная и гражданская администрация края, представители армии и флота, церковные деятели. Особу царя, по его велению, представлял киевский, волынский и подольский генерал-губернатор Ф.Ф. Трепов. Из рук в руки переходил подписной лист, который быстро покрывался подписями сановников и общественных деятелей, жертвовавших значительные суммы на памятник Столыпину.
В 10 часов началась торжественная заупокойная, которую отслужил высокопреосвященный Флавиан – митрополит Киевский и Галицкий. Во время литургии, вместо запричастного стиха в память Столыпина, слово было дано протоиерею Г.Я. Прозорову. «Петр Аркадьевич… глубоко верил, что Россия… быстро переживет свое лихолетье и выйдет из него с обновленными силами, окрепшей, славной и могущественной. Нужно только ее успокоить и водворить порядок и законность.
Этому великому и спасительному для России делу Петр Аркадьевич отдал всего себя, все силы своей богато одаренной души – выдающийся государственный ум, благородное и самоотверженное сердце, железную волю… Работоспособность его была изумительная, причем Петр Аркадьевич никогда не кривил душой, а все делал открыто, честно, принимая всю ответственность на себя. Для лиц, стоящих у власти, – говорил он, – нет греха большего, чем малодушное уклонение от ответственности».
Евлогий, епископ Холмский, возложивший к гробу восьмиконечный крест из живых цветов с надписью: «Благодарная крестоносная Холмская Русь самоотверженному борцу и страдальцу за великую неделимую Россию». Обращаясь к лицу почившего, он назвал Столыпина крестоносцем, несшим крест «духовного возрождения России на родных исторических началах».
Началось погребение. «Раздался унылый, щемящий душу, погребальный перезвон колоколов. Многочисленная публика, стоявшая в лаврском дворе, обнажила головы. Настал момент выноса тела усопшего из церкви к месту вечного его упокоения». Из храма стали выходить депутации, несшие венки. Послышалось пение «Святый Боже». По команде жандармы обнажили шашки. Полились звуки молитвы «Коль славен», исполняемой военным оркестром, и загудели лаврские колокола, сливаясь в какой-то общий могучий стон.
За певчими из храма последовал в белых ризах попарно длинный ряд священников и иеромонахов; за ними несли на бархатных подушках ордена покойного, а далее следовали архимандриты, митрофорные протоиереи, епископы и высокопреосвященный митрополит Флавиан. Раздалась команда «на-караул». В этот момент из храма вынесли гроб, за которым шла вдова Столыпина, его дети, брат.
Рядом с могилами Кочубея и Искры, казненными в 1708 г. Мазепой, была вырыта глубокая могила и сооружен склеп. После литии, в начале 3-го часа дня, прах Столыпина был опущен в могилу. Стоявший за стенами лавры сводный эскадрон жандармов дал три ружейных залпа.
Забегая вперёд скажу, что не будет акта вандализма в 1917-м, когда одним из первых распоряжений Временного правительства Керенского был снос монумента "палачу и вешателю" в Киеве. Соорудив подобие виселицы, публично повесили на петле оторванную от пьедестала фигуру. Словно казня его снова, на этот раз через повешение. В те же дни был снесен и памятник в Симбирске, на родине Керенского и Ленина. А мы удивляемся варварству радикальных укпронационалистов, разбивший памятник В.Ленину, установленному на месте памятника Столыпину. Не будет всего этого, потому что не будет и никакого Временного правительства.
Не будет и Советской власти, при которой могилу Столыпина разорят, надгробие и крест повредят, а в 1961 г. могилу окончательно уничтожат и закатают асфальтом. (Могилу Петра Аркадьевича восстановили в конце 80-х по инициативе российского художника Глазунова). Ничего этого не состоится в моей Альтернативной истории. Не прервётся связь времён, история пойдёт своим естественным путём эволюционного развития.
(По материалам Интернета. Продолжение следует)