Посвящается другу и заслуженному учителю России Даниловской Т.Н.
Пожилая женщина сидела у открытого окна. Ее седые кудрявые волосы, словно лебяжий пух, развевались на ветру. На улице было пустынно. Светило осеннее грустное солнце, иногда шелестел листьями легкий ветерок.
- Как тихо, ужасно тихо! - думала она, в душе ее собирался какой-то тяжелый ком. Серость улицы постепенно забиралась в душу.
- Здравствуйте, Анна Максимовна! - шаркая ногами у порога, поздоровалась соседка. Она всегда приходила по утрам чтобы продать парного молока - Как здоровье?
Анна Максимовна была рада ее визиту.
- Здравствуй, здравствуй милая моя Зоя Ивановна. А давайте чай пить. У меня такой славный чай.
- Чай - немного удивилась соседка неожиданному приглашению - Ну, раз он такой славный, давайте.
Анна пошла на кухню, загремела посудой, в душе появилась искра надежды. Правда на что, она еще сама не знала.
- Я не надолго, дела. - немного осекла Зоя и по хозяйски села к столу, оглядываясь по сторонам.
Старая учительница достала своё лучшее варенье, красивый ложечки, припасенные на особый случай и даже не пожалела для гостьи большой чашки, которую когда-то подарил ей на день рождения покойный супруг.
Она села напротив соседки и мягким тоном спросила: "Как поживаете, уважаемая Зоя Ивановна, берите сухарики, я их делаю сама в духовке, мои дети из школы и дочь очень их любили.
- Да хорошо все, Максимовна! Я вот Володю Иванцова твоего видела, совсем спился, жену колотит. А помнишь ты так все Володеньку своего хвалила. За что хвалила!
- Он не всегда был пьяницей и дебоширом.- несколько обиженно ответила Анна, понимая что приятного разговора, как она надеялась не получится.
- Ну, ну, помнишь как Людочку мою колотил в школе. Вот оно все откуда.
- Он защищался, она называла его обидными словами. А мальчишки они такие, ранимые на самом деле, и не умеют правильно ответить словами и защищаются кулаком. Но это же детство.
- Все им с рук вот такие как ты спускают. А потом вырастет чудовище. Да кому вы теперь училки нужны. Это раньше было престижно - учитель, педагог, воспитатель нового поколения. А теперь каждый сам как может крутится. Читать писать умеешь и ладно. На что ваша нам литература, философия и прочая ерунда, на нее хлеба не купишь детей не накормишь! Ну на какой закон сейчас знаете, деньги есть ума не надо. А у нас ничего нет, вот только коровушка и спасает. А вы Пушкин, Тургеньев и прочие там лентяи. Они не жили, так как мы живем. Не считали копейки!
Анна Максимовна вскочила с места от возмущения: Нет, вы не правы! Глупо таких людей называть лентяями. Володю я всегда наказывала за его проступки и с рук ничего не спускала. Он от безысходности таким стал, от безработицы, от нищеты души своей. А эти, как вы говорите лентяи посвятили жизнь как раз тому, чтобы нищету души будущих поколений извести. От нищеты душевной многие беды наши.
Зоя не притронувшись ни к сухарям, ни к чаю вытерла руки об фартук, встала и направилась к выходу.
- Спасибо Максимовна, чай действительно чудный - она усмехнулась, да только вот что тебе скажу, почитай зря ты жизнь прожила, вот на таких балбесов истратила, они твоего Пушкина уже и не помнят подавно, что хорошего ты в жизни сделала им - пятерку поставила пару раз. Эх, пошла я. До свиданьица!
- До свидания - ответила Анна с грусть опустившись в задумчивости на стул. " И действительно кому я теперь нужна, старая училка на пенсии. Муж умер, дочь в город уехала живет своей жизнью. А я. Что я в жизни сделала. Даже дом у меня и то развалюха. Жили с мужем идеей просвещения. Думала что вся жизнь моя будет положена на то чтобы вложить в детей только лучшее. И где оно....!"
За окном разбушевался ветер. По небу поплыли унылые тучи. Анна Максимовна сидела в тишине не чувствуя ни рук ни ног. Внутри было невыносимо больно.
Она встала медленно, одела плащ и еле двигая ногами пошла на улицу. Сев на скамейке у дома, Анна Максимовна смотрела с грустью вдаль дороги. На глазах старой учительницы навернулись слезы, в голове крутилась все одна и та же фраза Зои: "Да кому вы теперь училки нужны...". Ветер стал еще злее. Сорвал с ее цветастый платок и бросил в лужу, по которой словно кораблики расплывались в разные стороны желтые листья. Тучи сгустились и на щеки Анна вместе со слезами потекли холодные потоки осеннего дождя.
Из дождя появилась чья-то фигура. Анну Максимовну подхватили под локоть и завели домой. Она сидела на стуле обессилена и замерзшая.
- Анна Максимовна, помните меня, это Настасья Потапенко. Я увидела, что вам вдруг стало плохо и помчалась на помощь. Я живу теперь через дорогу от вас.
- Настенька, ты... - то ли обрадовалась, то ли удивилась учительница, и силы окончательно покинули ее.
Настя помогла ей снять плащ, посадила на диван закрыв пледом и надев домашние тапки на ноги. При этом она не переставала говорить.
- Анна Максимовна, вы всегда были для меня словно мать, оберегали меня, помогали. Родители, бывало, выпивали, уроки делать мне было сложно, и вы пускали меня к себе. Я делала уроки под вашим присмотром, а потом мы пили чай с сухариками. Помните?
Анна Максимовна молчала, кутаясь в плед.
- У вас чудные сухарики. Вы рассказывали, что вас научила их делать мама, когда была война. Я так любила слушать ваши рассказы о войне, о трудном вашем детстве и понимала, что я живу еще неплохо.
Анна Максимовна кивнула ей слабо головой в ответ. Настя сбегала на кухню поставила чайник и накапала карволола из пузырька в стакан.
- Будем чай пить, как раньше. Я теперь тоже учитель литературы и русского и все благодаря вам. Приехала сегодня, завтра пойду первый день на работу в школу. Ой как трудно мне было поступать в университет. Мать с отцом запретили мне уезжать, денег на дорогу не давали, и я пришла к Вам в слезах. Помните? - спросила она, заглядывая в глаза учительницы. Та как бы в ответ опять мотнула головой. Да мол, все помню. Постепенно внутри ее души стало как-то покойнее. И на бледно лице появилась слабая улыбка.
- И вы тайком от вашего мужа, от моих родителей дали мне денег. Я поступила, отучилась и решила вернуться в родное село. Ах, Анна Максимовна я так рада вас видеть снова! Я теперь часто буду приходить к вам пить чай с сухарями. И мы будем читать вслух баллады. У меня кроме вас родных здесь нет.
От этих искренних и добрых слов у Анны Максимовны снова выступили слезы на глазах, но то были слезы радости. Она спасена.