Главному тайному советнику царя Сергею Евгеньевичу Петраркадьеву теперь приходится жить почти затворником под строгой охраной в Зимнем дворце. Местом прогулок и отдыха на свежем воздухе была в его распоряжении крыша дворца. Вот и сейчас, уютно устроившись в кресле в укромном уголке и укутавшись в плед, экс-Столыпин вспоминал события пятилетней давности. И лишь затем, чтобы убедить царя в принятии строгих мер по пресечению всякой революционной деятельности в стране.
"И каковы ж мерзавцы, - думал он, рассматривая в небе причудливые образы из облаков, - тогда за несколько месяцев работы полевых судов было казнено 90 террористов, на которых приходилось около трёх сотен убитых городовых и других государственных людей, ещё больше искалеченных, включая и случайных прохожих. А с левых мест в зале Думы кричали: "Мало!". Им мало было крови, исключительные мерзавцы!"
Второе тайное лицо в Империи с горечью вспоминал. как кадет Родичев уже в Третьей Думе показал на своей шее пальцами стяг петли, назвал его – столыпинским галстуком. Кадетского оратора едва не сбросили с трибуны. "Да, я тогда передал ему вызов на дуэль. Но этот нахал струсил и просил у меня прощения. Мне тогда устроили в зале овацию, а кадета наказали на 15 посещений заседаний Думы".
"Вот только плохо, что у Государя нет твёрдой воли. Мягок и добр наш царь. В России так править нельзя. Сразу сядут на голову отпетые шельмы, либералы, террористы-бомбисты и прочая революционная иудонечисть. "Железный канцлер" Бисмарк мог себе позволить свободно насиловать волю своего монарха в интересах монархии, но это не мой путь. Я должен приложить максимум усилий для убеждения Государя поступать жёстко и твёрдо в интересах государства и русского народа. Вот в ком я нахожу всегда поддержку, так это в русских националистах".
Послышались лёгкие шаги. Это подошла улыбчивая медсестра Вера с подносом, на котором стоял чайник, чашка и также были пирожные и печенье.
- Как вы себя чувствуете, Сергей Евгеньевич, не озябли? Доктор Боткин прислал меня узнать. Она поставила поднос на небольшой выступ и налила в чашку чай.
- Спасибо, Верочка, здесь мне хорошо думается и погода располагает.
- Выпейте пока горячий, - и она с поклоном удалилась.
Сергей Евгеньевич отпил из чашки и попробовал пирожное. "Боже, как я намучился с этими думами: «1-ю Думу трудно было разогнать, 2-ю – трудно сохранить»!".
И Вторая Дума отказалась осудить восхваление террора в печати и противоправительственную пропаганду в армии. Она не стала рассматривать государственный бюджет, не рассмотрела и двадцатой доли конструктивной программы Столыпина. Вторая Дума, как и Первая, требовала отнимать у помещиков землю силой, хотя Петр Аркадьевич доказывал, что переделом всей земли государство не приобретёт ни одного лишнего колоса хлеба, что Россия не расцветёт от разрушения 130 тысяч культурных хозяйств, а крестьяне даже от раздела всей помещичьей земли получат лишь незначительные прирезки.
"Глупцы, заискивающие перед левыми свободолюбами. Ну, нельзя укреплять больное тело, питая его вырезанными из него самого кусками мяса; надо создать прилив питательных соков к больному месту". Выступала Вторая Дума и против столыпинского чисто русского государственного курса. Слишком много в ней было депутатов кавказцев и западников. Столыпина поддерживали всегда только русские националисты
"Противники государственности хотят освободиться от исторического прошлого России. Нам предлагают среди других сильных и крепких народов превратить Россию в развалины – чтобы на этих развалинах строить неведомое нам отечество… ИМ НУЖНЫ – ВЕЛИКИЕ ПОТРЯСЕНИЯ, НАМ НУЖНА – ВЕЛИКАЯ РОССИЯ!" Эта последняя фраза нравилась экс-премьеру и он повреждённой на дуэли с убийцей своего брата рукой перекрестился.
Экс-премьер с удовлетворением вспоминал, как либералы особенно возмущались тем, что новый его порядок выборов в Третью Думу сузил привилегии национальных окраин. "А как же иначе? Государственная Дума должна быть русскою по духу. Иные народности, входящие в состав Державы Нашей, должны иметь в Думе представителей нужд своих, но не должны и не будут являться в числе, дающем им возможность быть вершителями вопросов чисто-русских".
И вспомнил он большое своё дело, которое недруги России - либералы проклинали, как «Третьеиюньский переворот» 1907 года. Третье июня 1907 было началом великого строительства России. А не будь его уже тогда могла произойти катастрофа, которая поджидала Россию в 1917 году. Работоспособное земство, занятое не лихорадочной фрондой, а упрочением народной жизни, было для Столыпина идеалом, до которого он хотел поднять и Думу.
Столыпин считал местное самоуправление и хуторское устройство желанным благом для России. Он восстановил отменённые при Александре III прямые выборы уездных земских гласных на крестьянских волостных сходах. Отменил контроль губернаторов над расходными земскими сметами. Увеличил дотации на земские школы, а потом провёл и закон о переходе ко всеобщему начальному образованию в них. Выросли и земледельческие дотации. Столыпин поддерживал кредитные кассы, товарищества и сельскохозяйственные кооперативы.
Экс-премьер считал, что стране необходим Хозяин земли Русской, Государь-самодержец. Убеждённость Петраркадьева в этом только возросла: "Историческая самодержавная власть и свободная воля монарха – драгоценнейшее достояние русской государственности, так как единственно эта власть и эта воля призваны в минуты потрясений и опасности – спасти Россию, обратить её на путь порядка и исторической правды".
Экс-премьер подводил итоги своего пятилетнего правления и намечал шаги на будущее. После Цусимы нужно было приступать к восстановлению морских сил России. Дума не желала выделять средства на постройку четырёх броненосцев и строительство Амурской железной дороги. Но тогда Столыпину удалось обойти Думу и во время думских перерывов он провёл свой план по «87 статье».
Перебирая в памяти прошлое, Сергей Евгеньевич отлично видел, до чего он, сильный и волевой советник необходим этому слабому царю, который искренне не понимал, в какую бездну уже почти сверглась Россия в 1905-6 годах. Царь верил, что беспорядков бы вообще не было, если бы все местные администраторы были похожи на сурового ялтинского градоначальника Думбадзе.
(Продолжение следует)