Бес попутал 1-11 главы

                От Автора

     Признаюсь Вам, уважаемый читатель, что не собирался писать предисловия, полностью полагаясь на Ваш вкус. Однако учитывая, что читатели  могут оказаться совершенно разные по возрасту и жизненному опыту, кое-какие пояснения, надеюсь не повредят восприятию данной работы.
     За прошедшие сто лет страна перенесла много потрясений и трудно найти коренного россиянина, которого не коснулись те или иные события, описанные в повести. Сюжет охватывает страдания, переживания и откровенную глупость, сопровождающую нас в течение жизни.
     Хочу сразу пояснить, что главный герой - это собирательный образ, а вот многочисленные эпизоды почти все взяты из реальных событий, даже те, которые на первый взгляд кажутся совершенно неправдоподобными.
     Придерживаясь нейтральной линии, я хотел бы довести до читателя аргументы противников коммунистического строя и их сторонников. В первых и последних главах описываются характеры обычных людей с присущей для многих лихой безрассудностью, суеверным страхом и обыкновенным стяжательством.
     В центральной части заложена именно та, настоящая душа наших граждан, которые в большинстве своём готовы всем пожертвовать ради своей Родины. Именно эту черту наших сограждан мне  и хотелось подчеркнуть в своей повести.




                Глава 1
                Старый знакомый

         «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить,
          у ней особенная стать, в Россию надо только верить»
                Ф.И.Тютчев               
               
     С незапамятных времён  великие философы мира бились над понятием – что есть человек. В своё время Ф. М. Достоевский писал: «Человек – есть тайна, я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком». Вопросы, вопросы, вопросы… Все объяснения не дают исчерпывающих ответов, и логика в определении людских поступков потерпела фиаско так же, как и опыт.
     Велика мудрость Создателя, который, сотворив людей, настолько полюбил своё творение, что предоставил полную свободу выбора пути.     В жизни каждого из нас всегда бывают периоды, когда твёрдо ставится вопрос: следовать одним путём или иным? Мало кто осознаёт, что выбранная дорога, словно запрограммированная формула, приводит к строго определённым результатам.
     Часто размышляя о том, почему именно со мной происходит так, забываешь, что именно сам сделал неправильный выбор. Усугубляя своё положение попытками найти виновных, с упрёком взываешь к Всевышнему.
     При большом желании и сильном стремлении у каждого человека есть шанс добиться высоких результатов даже с нулевой стартовой отметки. Отдельные личности начинают активно взаимодействовать с другими, и вот уже сплетаются загадочные и невероятные кружева, создавая сюжеты для рассказов и романов.

     Шёл 1969 год. Эйфория от покорения космоса Юрием Гагариным шумной волной прокатилась по нашей стране и захлестнула весь земной шар. Труженики колхозов и заводские рабочие по праву гордились своей необъятной Родиной и под чутким руководством Л.И.Брежнева уверенным шагом шли «в светлое будущее». За счёт многолетнего самоотверженного труда советских граждан в магазинах города года два стояло настоящее изобилие.
     В обычном гастрономе витрины ломились от продуктов. Проходя мимо прилавков, приятно было видеть масло «сливочное», «шоколадное», «медовое», жир «бараний», «говяжий», «комбижир», «маргарин сливочный», колбаса «докторская»», «любительская», «краковская», «хлебцовая», «ветчинная». Витрины гастрономов доверху заставлены банками  различных видов консервов. В молочном отделе молоко свежее, «топлёное», «простокваша», «кефир», «ряженка», «творожные сырки». И всё это из натуральных продуктов, поскольку в то время даже в кошмарном сне невозможно было представить, что можно колбасу делать  без мяса, кетчуп – без помидоров, а вино – без винограда.
     Да! Да! Уважаемый читатель! Был такой период в нашей истории, о котором, к сожалению, мало кто хочет вспоминать. Основные товары производились на местных заводах и фабриках, которых только в  «Советском районе» города Астрахани насчитывалось свыше тридцати. Одним из популярных по праву считался «Астраханский пивзавод», на котором в широком ассортименте изготавливали прекрасного качества напитки.
     Летним жарким деньком горожане любили побаловать себя кружечкой кваса или пива. Ввиду глубокой технологической отсталости и незнания прогрессивных методов порошкового варения, квас и пиво варились по- старинке, из зерна и хлеба. Реализация происходила прямо из термосных бочек в наиболее людных местах или в скромных киосках.
     В те времена на улице Семипалатинской (ныне генерала Епишева) находился популярный пивной павильон, в народе именуемый просто  «пивнушка». Постоянными завсегдатаями оного заведения были граждане, мягко говоря, не рвущиеся к покорению трудовых подвигов.
     Сама «пивнушка» представляла собой стеклянный киоск, возле которого постоянно стояли пустые  деревянные бочки из-под пива. Убогий навес оберегал посетителей от дождя и солнца, а участок под ним был огорожен гнутыми железными трубами. Под навесом стояли высокие столики, вокруг которых вся земля поблёскивала белой, словно снежинки, рыбьей чешуёй и вдавленными окурками папирос. Рой назойливых мух, отважно воюющих за своё пропитание, совершенно не раздражал местную клиентуру.
     Словно порыв ветра, под навес забежали вездесущие пацаны, и внимательно осмотрели землю вокруг столиков. Один из них поднял жёлтую металлическую крышку от бутылки из-под ситро и обрадовано закричал: «Ух-ты! Десятиконка». В ответ послышалось: «А у меня две двухконки, айда играть!»  И ребятня мигом побежала к школьному двору. Там, у школы №59, их товарищи азартно выбивали свинцовым альчиком крышки из-под бутылок, которые ровненько стояли в центре кона.      
     Время близилось к полудню, но на удивление, посетителей в пивной было немного.
     Двое пожилых людей стояли за центральным столиком и отпивали пиво из полулитровых стеклянных кружек. На столике лежали небрежно брошенные две чалки воблы. Парочка рыбёшек, уже очищенная от чешуи, поблёскивала  жирком. В центре столика красовалась огромная помидорина, сорта «бычье сердце», разрезанная на четыре части. Она словно цветок украшала застольную композицию. Один из стоявших лениво отпивал пиво и безразличным взглядом смотрел по сторонам, вдруг, увидев проходящую мимо знакомую женщину, он громко позвал её.
- Эй, Люська! Двигай сюда! Пивко свежак, только что подвезли.
Женщина остановилась и, разглядев знакомого, быстро зашла под навес. Истинный возраст женщины всегда сокрыт тайной от любопытных мужчин, и естественно, здесь тоже вставал вопрос, сколько же лет ей было на самом деле? И если многие представительницы прекрасного пола стараются его всеми силами омолодить, то наша знакомая оказалась прямой их противоположностью.
     Одетая в видавший виды чёрный засаленный халат, по всей видимости с работы, она выглядела столь же неопрятно и старовато, как и одежда. Подойдя к мужчинам, дама игриво заулыбалась и оживлённо завела разговор, не забывая время от времени отпивать пиво из кружки.
- Ты где сейчас работаешь? – поинтересовался один из приятелей.
- Всё там же, на консервном заводе, - пояснила подруга. - Ой, ребята, у нас недавно такой случай произошёл, что обхохочешься! – весело продолжила Люся и заразительно рассмеялась, обнажив при этом отсутствие трёх передних зубов.
- Рассказывай, не тяни, - произнёс долговязый приятель с лицом, обильно разукрашенным буграми подкожных угрей.
- На прошлой неделе приехали на завод руководители – целая толпа! –  с азартом начала рассказывать женщина. – На проходной какие-то парни встали и никого не выпускают. Бригадир наш, Петька, весь красный, бегает. Мы его спрашиваем: «Что случилось?»  А он лишь в истерике визжит: «Смотрите у меня! Если кто из вас – то шкуру спущу!» В общем, до обеда  полный переполох, а после обеда примчался начальник цеха, и объявляет: «Всем работникам завода  срочно собраться в актовом зале!». Народу в зале набилось, как кильки в консервной банке. На сцене стол поставили, а за ним директор, парторг с обкомовским руководителем, главбух и ещё какие-то «шишки» сидят. А у входа  высокие парни трутся и всё глазками по сторонам стреляют.
- Чё ж это у вас замутили? – не выдержав, поинтересовался долговязый.
- Ты слушай, слушай, - произнесла Люся, быстро отпив пива, -  дальше чуднее будет. Так вот, собрались все и ждут, зачем от работы оторвали? Помнишь, Колька, я тебе рассказывала, что у нас что-то на экспорт готовить начали? Я ещё хвалилась, какие красивые баночки делать стали.
-  Было дело, - согласился невысокий приятель, который зазвал её в пивную.
- Ты дальше, дальше рассказывай, - произнёс долговязый, пережёвывая спинку воблы.
- Встаёт наш директор, - продолжила женщина, - и обращается к собравшимся: «У нас на заводе произошло «ЧП»! Кто-то украл две банки консервов!» Народ в зале зароптал: «Что за хрень, из-за каких-то двух банок весь завод собрали!», «Цеха остановили!», «План сорвать можете из-за пустяков!», «Мы вам каждому по десять банок подарим – вон их по углам сколько валяется!»
- Успокойтесь, успокойтесь, товарищи! – встал с речью обкомовский руководитель. - Тут дело – политическое! Эти банки из спецзаказа, с особой нумерацией, и заменить их, как и доложить, мы не имеем права.
- Товарищи! Убедительная просьба, верните, пожалуйста! – продолжил директор. - Обещаю, если к вечеру вернёте, наказывать никого не будем!
- Они же на экспорт в капстрану идут! – не выдержав, отчаянно крикнул парторг.
Тут мы сразу догадались, кто эти парни, что у входа трутся! А лысый, молчаливый тип, видно, их начальник! Это были  КГБэшники!
- Комитетчики! – поправил, долговязый.
- Какая разница! – продолжила Люся. – Сам понимаешь, КГБ  шутить не будет. Зал весь замер и молчит. Дело дрянь! Тогда главбух встала и молвит, чуть ли не со слезами: «Да если бы что хорошее было бы в банках! А то ведь лягушачьи ляжки, тьфу – гадость!»
Тут двое грузчиков, Витька и Пашка, как вскочат! И давай тошнотой дорожку полоскать. Зал весь: «Ха-ха-ха!! Сами себя выдали!»
- Попали  в жир ногами! – смеясь, воскликнули приятели и дружно подняли кружки с пивом.
     На заднем плане, присев на трубу ограждения, тихо отдыхал одинокий посетитель. Возрастом он был лет сорока пяти, короткая стрижка поблёскивала изрядной сединой, а засученные рукава рубашки оголяли тонкие запястья. Высокий лоб и правильные черты лица имели особый благородный вид, более присущий научным работникам или руководителям организации. Большие тёмно-карие глаза скрывались за особым прищуром, сквозь который трудно было распознать настроение этого человека. С равнодушным видом, глядя в сторону, он внимательно выслушал рассказ женщины и с сарказмом  ухмыльнулся тонкими губами. 
- Да, обхохочешься – какие кружева сейчас плести стали, - прошептал он. - Раньше бы НКВДэшники половину завода вместе с семьями за решётку отправили. Правильно Хрипатый говорил,  «времена сильно меняются». Видно на самом деле с приходом Хруща к людям по-человечески относиться начинают.
     Мужчина внимательно посмотрел на шумную троицу, и что-то тоскливое и мрачное блеснуло в его взгляде.  Неожиданно, как из-под земли, у входа появились два парня лет 30-35. Нагловатого вида, не вынимая папиросы изо рта, один из них быстро подошёл к окну продавца.
- Две с повтором, - развязно произнёс он, небрежно бросая трёхрублёвую купюру.
- Куда присядем, Юрок? – спросил его дружок.
- Да вон, того зимагора с козырного места сдвинь, - ответил приятель, указывая на одинокого мужчину, сидящего на ограде.
- Давай, стриж, спорхни в сторону! – подойдя к нему, произнёс парень.
Мужчина медленно сделал глоток пива, поставил кружку на стол и поднял глаза на наглеца. В пронизывающем, ледяном взгляде вспыхнула такая угрожающая сила ненависти, что молодой человек невольно отступил назад.
- Ну что, Костик, расчистил уголок? – весело произнёс Юрок, приближаясь к ним с кружками пива. Тут он посмотрел на пожилого мужчину и радостно воскликнул.
- Ёксель - моксель, Тихой! Ты же на киче загорал?! Когда на волю вышел? – Юрок кинулся обнимать пожилого мужчину и с чувством представил его своему дружку.
- Да ты знаешь кто это? Это Тихой! Он мне жизнь на Индигирке спас! Помнишь, я рассказывал, как меня по ошибке за крысятничество чуть было не порешили? Так вот только Тихой не поверил и докопался, что это не я, а один фуфлыжный стриж крысанул.
- Михаил, - без особой радости произнёс мужчина, угрюмо глядя на молодых людей. - Салют, Аркан! Ну, порешить, может, не порешили, а вот полную ночь бы сделали, - с чувством собственного достоинства добавил он. 
- Да ты что? Сразу оба глаза?! – удивлённо воскликнул Костик.
- Ладно, ладно, успокойся. Кто старое помянет, тому глаз вон, - произнёс Тихой, пронизывая колючим взглядом Костика, у которого опять побежали мурашки по всему телу. – Я на днях откинулся. Что у вас тут нового?
- Оракул опять залетел, - с чувством начал Юрок, - хорошо, хоть на «лебедях» пупкарь, свой человек, маляву всегда передать может.
- Эх, учил я его разуму, да видно недоучил, - расстроено произнёс старый вор, - всё нахрапом, без башки, вот и результат. В нашем деле голова прежде всего работать должна.
- Мы с Костиком тоже чуть не спалились. Здесь у Татар-базара две старушки живут, одна из них крепко бабки сшибает. Модисткой барахло шьёт и по всем комиссионкам спихивает. Сунулись к ним без подготовки и чуть не влипли. Слушай, Тихой, я давно тебя спросить хотел. За что Оракулу такую кликуху дали? Он что, предсказывать может?
- Нет, конечно. Это было давно, он на пересылке, ещё по первой ходке шёл и любил дело не в дело поорать. Вот и зацепили за ним погонялово «Оракул». Но будет о пустяках тереть, давай о жизни побазарим. Что ты там о комиссионках нёс?
И у трёх приятелей пошла тихая, задушевная беседа.
     День уже близился к вечеру, стих ветерок, и заходящее солнышко окрасило небо красным закатом. Последние лучи солнца, как бы хватались за верхушки деревьев, не желая уходить с этих мест. Жители города стали   тихонько выходить из домов, чтобы насладиться вечерней прохладой.
     Пожилые горожане, чинно расселись на лавочках возле калиток и с удовольствием вели житейские беседы. С шумом и гамом умножилось присутствие детворы на улицах. У ребят были свои неотложные дела; кто в коли играл, кто в прятки или в войнушку.
     Закрылся пивной киоск, ушёл домой Костик, а изрядно охмелевший Юрок  всё ещё продолжал разговор со старым приятелем. На столе пиво сменилось водочкой и немудрящей закуской, за которой перед уходом посылали Костика.
- Ты там про двух старух гнал, а я ведь перед зоной, комнату снимал в том районе, - как бы только вспомнив, проговорил Тихой. – На горке баб Тоня жила, помнишь?
- Это, которая дворником работала, и самогон отличный гнала?
- Да, да, она самая. Жива ещё или нет?
- Жива, только самогон уже не варит, говорят, болеет сильно.
- Жалко, хороший человек.
- Ну, сходи и проведай.
- Надо бы, но как-то с маху не хочется. Если не в падлу, зайди к ней завтра, прокоцай обстановку.
- Обижаешь, зайду если надо. Сказать ей что-нибудь?
- Нет, не надо. Мне у неё нравилось и обстановка, как сейчас в глазах стоит шкаф, комод и койка. Ты под видом квартиранта нырни в мою комнату, осмотрись, что да как.
Приятели договорились встретиться через день и, допив остаток водки, мирно разошлись.


                Глава 2
                Киянка «беспалого»

       «Какой порядок не затей.
        Но если он в руках бессовестных людей.
        Они всегда найдут уловку.
        Чтоб сделать там, где им захочется, сноровку»     И.А. Крылов

     Утром следующего дня Юрок встал тяжело. Трещала голова от смешанной с пивом водки, и настроение было очень скверное. Родители с раннего утра ушли на работу, давно махнув рукой на трудоустройство сынка. Много раз они пытались его устроить, но нигде он долго не задерживался. Своенравный и избалованный любовью мамы и бабушки, Юра считал себя особенным и физический труд презирал.
     После окончания восьмилетней школы с помощью родственника поступил в автодорожный техникум. Помогло то обстоятельство, что на экзамене не смотрели фото поступавшего, и двоюродный брат отлично сдал за него вступительные экзамены. Юра тогда крепко поссорился с братом, поскольку тот чуть было не выдал его своими отличными оценками.
¬- Надо было на четвёрку сдать! А ты что наделал? - возмущался Юрок.
- Так вопросы лёгкие были! - пытался объяснить брат. – Что такое треугольник?  Это же каждый дурак знает.
- Ты не умничай, идиот! Как я потом учиться буду?
     Однако закончить учёбу ему не удалось. Первый срок тюремного заключения Юра получил по иронии судьбы, которая сыграла с ним злую шутку. Словно удобренная почва для готового семени, послужило для него первое пребывание за решёткой, за которой он  получил прозвище – Аркан. Второе заключение было уже закономерным следствием его характера.
     Так и жил Аркан без особых забот, крепко оседлав родительские шеи и время от времени убывая в места не столь отдалённые. Частым гостем в доме был участковый, который угрожал привлечь его за тунеядство, но материнская любовь всеми силами оберегала его от лишних неприятностей.
     Встав с постели, Аркан разогрел супчика, покушал и прилёг на диван восстановить силушку. Надо признаться, что ею природа одарила его сполна, но использовал он силы в основном на женщинах. Выходя с очередного срока наказания, как правило, быстренько находилась спутница, которая кормила, поила и одевала «безвинно осужденного». В этом направлении он чувствовал себя тонким психологом.
     Так уж ведётся, что многим красивым и порядочным женщинам, словно второй половины одного целого, не хватает рядом мужчины именно с таким жизненным поведением. Не позволяя себе наглости и хамства в отношении с другими, они постоянно тянутся к своей противоположности. Восхищаясь его грубостью и терпя побои, восторженно его оправдывают: «Вот это настоящий мужик! Всегда даст отпор и при необходимости защитит!».
   Только пожив с ним некоторое время, как правило, приходило осознание, что такая жизнь сравни посиделкам на раскалённой сковородке, а дерзость и рукоприкладство он применяет только на слабых и на женщинах.
     Пока Юронька находился на иждивении сердобольных женщин, родителям в это время предоставлялась передышка собрать финансы на расходы для следующего суда, адвокатов и передач на зону.
     Ворочаясь на диване, он начал потихоньку вспоминать вчерашние события. Тихой … Эта неординарная личность, словно мощная планета, своим величием  притягивала к себе. Первая встреча с ним произошла очень давно, но с тех пор оторваться от этого контакта было уже невозможно. Прошедшие годы начали медленно, словно кинолента, отматываться назад,  плавно погружая Юрка в давно минувшие времена.
     Как нелепо и обидно был получен первый срок наказания. Произошло это на майские праздники. Неделю назад шумно отметили совершеннолетие и в военкомате обещали дать отсрочку, чтобы закончил техникум. Но всё перевернулось в одночасье.
     Третьего мая с утра прибежал друг Николай с просьбой помочь соседу забить поросёнка,  который неожиданно заболел. Обещанные три рубля были весьма кстати для продолжения праздника, и не долго думая Аркан согласился. Сам хозяин порося был мужиком трусоватым, а ему уже приходилось по этой части выручать других. В прекрасном настроении они направились к нужному дому.
- Ты знаешь, только у него ножа хорошего нет, - на ходу пояснил Коля.
- Это ничего, я в прошлый раз у «беспалого» киянку большую брал, ею удобнее. Один точный удар по голове и всё, а там сами пусть разделывают.
- Здорово! – восхищённо произнёс Николай.
- Сейчас заскочим к нему, возьмём киянку и вперёд.
Так уж повелось, что хорошие плотники всегда на себе метку оставляют о своей трудовой деятельности. Вот и Степаныч в ранние годы, оттачивая профессионализм, как бы не нарушая традиции, нечаянно рубанул собственный палец. С тех давних пор все соседи зовут его не иначе, как «беспалый».
     Аркан, подойдя к дому, уверено открыл калитку и позвал:
- Степаныч, выходи, дело есть!
- Чего тебе? – недовольно пробурчал вышедший на порог мужичок сухенького телосложения.
- Киянка нужна! – пояснил Аркан. – Только не кидай!
- Что? – смеясь, спросил «беспалый». – Прошлого раза забыть не можешь?
- Можно было и по-человечески дать, а не кидать её, - с обидой произнёс Аркан.
- А что случилось-то? – поинтересовался Николай.
- Расскажи, расскажи, как ты ловко её поймал, - произнёс «беспалый» и весело рассмеялся.
- Да там и рассказывать нечего, - пытался увильнуть от ответа Аркан.
- Короче, - начал рассказывать «беспалый», - приходит Юра за киянкой, а во дворе после дождя лужа большая. Понятное дело, лезть, пачкать новые сапоги мне не очень-то и хотелось. Говорю ему: «Сейчас я её кину, а ты лови».
- Кину, - огрызнулся Аркан и, обращаясь к Николаю, спросил, - а ты её видел?
- Нет, - робко ответил Коля.
- Сейчас вынесу, - «беспалый» зашёл в сарай и вынес из него огромную киянку. Основная её часть была сделана из кругляша от ствола бука, а мощная ручка - из дуба, и вид вся киянка имела очень внушительный.
- Ого! Ничего себе – кияночка! – невольно  воскликнул Николай.
- Вот и я говорю, - вырвалось у Аркана, - такую бандуру в меня кинул и «лови» говорит.
- Так я же прекрасно знал, что она в полёте меняет траекторию смещением центра тяжести.
- Траекторию! Центр тяжести! - зло воскликнул Аркан. – Сам-то хоть понимаешь, что говоришь, профессор кислых щей? Чуть не убил меня ею!
- В общем, Юра, не зная о том, как она летает, кинулся в сторону, - продолжил, смеясь, «беспалый», - ну, там-то она его и догнала.
- Хорошо хоть, что в плечо попала, а то хребет перебила бы, - пояснил Аркан.
- А ты не прыгай по сторонам, - смеясь,  произнёс «беспалый».
Николай, взглянув на киянку, мысленно представил ловко подскочившего под неё Аркана и не удержался от заливистого смеха.
- Хватит скалиться, идти пора! – оборвал их смех Аркан и направился к выходу. – Как закончим, занесу её обратно.
- И «красненькую» не забудь! – вдогонку крикнул «беспалый».
- Не забуду! – заверил Аркан и, перекинув через плечо киянку, уверенно двинулся дальше.
     Хозяин поросёнка с нетерпением ожидал их возле калитки. После недолгой беседы решили выгонять борова из сарайчика, через небольшой лаз, выходивший в загон. Как полагается перед делом зашли в дом, выпили по сто граммов водочки в честь прошедших праздников и для смазки дела, слегка закусили и вышли во двор.
     Аркан, крепко сжав в руках киянку, встал над дырой в ожидании появления борова. Почуяв неладное, боров не желал выходить, и хозяин залез в сарай, чтобы его быстрее выгнать. Сквозь визг и шум Аркан услышал приближение треска к лазу, и как только что-то мелькнуло на выходе, он со всей силы ударил киянкой.
     Но кто в тот момент мог подумать, что это был не поросёнок?!! Безуспешно гоняя хряка по сараю, хозяин надумал вылезти и объяснить, что выгнать не удаётся, но от полученного удара киянкой по голове потерял сознание. Быстрое прибытие скорой помощи практически спасло ему жизнь, поскольку несмотря на то, что удар пришёлся вскользь, травма оказалась очень серьёзной. Далее суд и четыре года колонии. Так одним ударом Юра изменил всю свою жизнь.
     «Тихой! – мысли Аркана вновь вернулись к вчерашней беседе. – На кой чёрт ему эти смотрины? Сходил бы сам к баб Тоне и дело с концом. Ну, да ладно, обещал, значит надо сходить». К обеду, придя в нормальное состояние, он направился к старушке.
     Солнышко уже не на шутку припекало, и крупные капли пота, вытесняя остатки спиртного из организма, изрядно промочили рубашку. Сухость в горле в конец испортила настроение, с которым он подошёл к нужному дому и начал громко стучать в окна.
- Кто там? – прозвучал недовольный голос.
- Баб Тонь, это я, Юрок!
- Что надо?
- Я с родителями поссорился и хотел бы у тебя комнатку на пару месяцев снять.
- Это как же тебя бес попутал, что от родителей уйти решил? Комнатку, можно, конечно, - подобрев, ответила старушка, - проходи, посмотри. Давно свободна, и всё необходимое в ней есть.
Аркан прошёл в дом и внимательно осмотрелся. Всё было именно так, как говорил Тихой, только на месте комода красовались лишь следы от былого его пребывания.
- А тут, наверное, комод стоял? – безразличным тоном поинтересовался Аркан.
- Какой комод? Тебе что тут надо? А ну, убирайся отсюда! А то милицию вызову! – неожиданно гневно закричала старушка, сверкнув злым взглядом.
Выскочив из дома, Аркан пребывая в полном недоумении, медленно побрёл в сторону центра города.
- Что это с ней случилось? – бурчал себе под нос Юра. - Ни с того не с сего, словно зверь, кинулась,  вот тебе и тихая бабуля. Не зря Тихой сам идти отказался, наверное, знал о её скверном характере.
     В назначенное время Аркан заспешил на встречу. В живописном месте, на алее, ведущей к семнадцатой пристани, у берега реки Волги находился уютный ресторанчик «Волжанка». На открытой веранде, сидя за столиком, Тихой с нетерпением ожидал дружка.
     Лёгкий ветерок и тихий шелест тополей приятно расслабляли и как бы нашептывали: «Всё будет хорошо, успокойся и отдыхай». Бефстроганов, салаты и графинчик с водочкой уже стояли на столе, когда Аркан уселся рядом.
- Ну, как дела? – поинтересовался Тихой.
- Всё отлично! Жива, здорова, можешь заселяться на старое место.
- Это хорошо, а то стал замечать за собой, что с возрастом к чему-то постоянному тянет. У неё всё в порядке? – осторожно поинтересовался Тихой.
- Да, только от старости придурковатая  какая-то стала. Говорю ей: «Комната отличная, только тут у стенки пол чистенький, наверное, комод стоял?» Так она на меня как окрысилась и давай гнать из дому.
- Как стоял? – неожиданно оборвал его Тихой. – Сейчас его там разве нет?
- Нет, - не понимая перемены настроения друга, ответил Аркан.
- Что ты мне сон слепой лошади гонишь! Она же не гигант мебель по хате перетаскивать? – раздражённо вскрикнул Тихой.
- Я весь дом осмотрел! Нет его у неё!
- Нет, так нет, - с напускным безразличием произнёс Тихой. – Давай по соточке накатим.
Тихой задумчиво поднял рюмку и вместо тоста произнёс старую прибаутку:
- Ах ты, рюмочка отцова. Ты откуда? Из Ростова. Ну, а паспорт есть? Нема. Ну, так вот тебе – тюрьма! – резко опрокинув рюмку, он достал пачку папирос «Беломор–канал» и молча закурил.
Аркан чувствовал, что его рассказ каким-то образом сильно огорчил друга, но  в чём заключалась такая перемена настроения, он не знал. Беседа не клеилась, и через час, найдя предлог, он удалился, оставив задумчивого дружка одного.
     Тихой сидел с угрюмым лицом, которое не вписывалось в  окружающую весёлую обстановку. Тяжёлые мысли вновь и вновь разрывали его душу: « За что? Почему судьба так жестоко отнеслась к его семье? Отец всю жизнь честно трудился и никогда не позволял себе глумиться над бедными людьми».
     Насколько Михаил знал от тёти, все только и говорили о большой доброй душе его родителей. Долгие годы многие вспоминали, как отец лично в холодную погоду спас простого рабочего, который, изрядно подвыпивши, упал с моста в воду. Собутыльники пострадавшего мгновенно разбежались в разные стороны, а любопытная толпа прохожих лишь охала, с явным интересом ожидая трагического конца. А мама? Кому она мешала жить?
      Вспоминая своё детство, Михаил не находил ответа. Когда он был ещё юн, в глаза бросалась та беспринципная наглость и хамство окружающих его в интернате детишек. Многие из них были сиротами погибших на гражданской войне рабочих и крестьян. Зная его классовую принадлежность, они усердно старались обидеть и подставить Михаила, а взрослые воспитатели были только рады виноватым назначить его – дворянина, «врага народа». 
     Миша по молодости пытался добрыми делами изменить это отношение, но тщетно. Восхищение  его поступками резко менялось у окружающих, как только до них доходил слух о его родителях. В памяти Михаила вновь всплыл образ любимой тёти Зины, которая целыми месяцами сидела над ним, преподавая математику с географией. Но основной упор она делала на изучение немецкого и французского языков. Во время этих уроков она часто рассказывала о поездках в Баден – Баден, Берлин и, конечно же, Париж. Как бы невзначай она сообщила Мише точный адрес проживания родственников, которые успели  до революции уехать за границу.
- Париж, улица Колонель Бонне, дом номер… - прошептал Коротков, возвращаясь из воспоминаний детства. Оплатив ужин, он оставил щедрые чаевые официанту и вышел из ресторана.
     Вернувшись с колонии, Тихой великолепно устроился на проживание. Друг детства, с которым он ещё с детского дома поддерживал хорошие отношения, щедро предоставил свою квартиру. Звали его Зимин Михаил, и он всегда рад был  встрече. В детском доме ребята частенько обзывали их «два медведя». Совместно пережитые трудные годы объединяли, хотя характеры, несмотря на одинаковые судьбы родителей, у них были абсолютно разные.
    Тихой с юных лет был волевым и уверенным человеком с  поведением закоренелого интеллигента, а Зимин - весёлым оптимистом.  Тихой знал, что на Михаила можно положиться и уважал его внутренний мир.  Прекрасно сознавая, что таких людей немного, он тайно оберегал его от неприятностей, денег не предлагал, поскольку знал, что этим больно поранит душу настоящего друга.
     Случайная встреча с Арканом, словно мощный водоворот, затянула его в давние события, о которых он постоянно размышлял, находясь в заключении. Прекрасно зная гнилую внутреннюю сущность этого парня и ему подобных, он за многие годы лагерной жизни научился мастерски управлять такими типами, в глубине души их сильно презирая.
     Про желание снять у Ниловны квартиру, он приврал, хотя на самом деле постоянной прописки не имел. В советские времена человек, попавший в колонию, автоматически выписывался с постоянного места жительства. Сотни тысяч граждан по возвращении из заключения становились бомжами, поскольку прописывать их никто не стремился.
     Зачастую честных, желающих встать на путь исправления граждан, затягивало круговоротом ситуации: нет прописки – нет трудоустройства, нет работы – срок за тунеядство. А уж правоохранительные органы всегда рады были навешать всех собак на того или иного бывшего сидельца. Конечно, Тихой, не собирался возвращаться на жительство к Ниловне. Совершенно другая, очень сильная причина, магнитом тянула его к её дому.



                Глава 3
                Неожиданная встреча

         «Погасший пепел уж не вспыхнет,
                Я всё грущу; но слёз уж нет,
         И скоро, скоро бури след
                В душе моей совсем утихнет»       А.С. Пушкин

     Не было ещё и девяти утра, когда Тихой медленно брёл в сторону дома Антонины Ниловны. Повсюду чувствовалась близость городского рынка. С шумом проехала подвода, загруженная ящиками с огурцами, звук её деревянных колёс  растворялся среди гула снующих в разные стороны людей. Хозяева гружёных тележек грозно покрикивали на зазевавшихся прохожих, среди которых сельских жителей выдавали сумки, набитые баранками. Но вся эта суета совершенно не беспокоила Тихого, в его памяти медленно проплывали события пятилетней давности.
     Это произошло на хате, где собирались фартовые ребята расслабиться и поиграть в картишки. Надо заметить, что играл Михаил очень сильно. Обладая уникальной памятью, он без труда  вычислял расклад игры. А виртуозное владение колодой, которая в его руках выписывала  всевозможные пируэты, приводило в восхищение даже бывалых профессионалов.
     За игрой Тихой случайно услышал разговор о директоре кожзавода. Судя по всему, у того рыльце в пушку и руки изрядно замараны.  План действий как-то сам  собой начал складываться. На следующий день он вплотную занялся сбором информации об этом человеке. Сведения, услышанные им на хате, подтвердились. Директор крепко приворовывал, а украсть наворованное руководителем-коммунистом – это святое дело для честного вора.
     Внимательно изучив обстановку вокруг объекта, Тихой, улучив момент, ловко залез в его дом. Не зря среди воров он имел большое уважение. Особое чутьё никогда не подводило, и зачастую его способности для многих казались сверхъестественными. Самые невероятные схроны и тайники им обнаруживались с такой лёгкостью, что казалось, будто он сам присутствовал при закладке тайника.
     Быстро обшаривая комнаты, как правило, результат не заставлял долго ждать. Вот и в тот раз на поиски не ушло много времени. В хитро замаскированном тайнике находилась огромная сумма денег и увесистая шкатулка, набитая золотыми изделиями. Сама шкатулка была сделана из серебра и представляла собой тонкую ювелирную работу старинного мастера с инкрустацией полудрагоценными камнями. Тихой спокойно собрал всё в новенький хозяйский саквояж и незаметно удалился.
     Расчёт был верным. Хозяин дома, обнаружив пропажу, слёг с сердечным приступом в больницу, но заявлять о краже в милицию не стал. Поняв, что нищим бессребреником его считают далеко не все, директор, по возвращении, вставил решётки в окна и завел овчарку. Тихой же шкатулку с золотом зарыл в одном укромном местечке, а большую часть денег и несколько золотых украшений  временно спрятал в комоде, где квартировал.
   Смастерив двойное дно, он был уверен, что столетняя мебель надёжно сохранит его тайну. Но насладиться удачно проведённой кражей ему так и не удалось. Буквально через две недели, по наводке стукача, его задержали за старый грешок и присудили пять лет строгого режима.
     Так, за воспоминаниями, он незаметно оказался возле знакомого дома. Здесь когда-то жила его первая любовь, Вероника. Ветхий забор и старенькая лавочка под высоким тополем всколыхнули душу Тихого. На этой лавочке  они с Вероникой засиживались до поздней ночи, рассуждая о жизни. Он был постарше её, да и жизненный опыт имел весьма богатый, поэтому, внимая логике его рассуждений, она, как завороженная, слушала каждое его слово. Но увы, им пришлось расстаться, хотя сердечная рана в его сердце кровоточила по сей день.
     Сладкие воспоминания резко оборвал треск от распахнувшихся оконных створок стоявшего рядом дома. Ворвавшийся в открытое окно ветерок поиграл с тюлевыми занавесками  и, подхватив музыку поставленной хозяйкой пластинки, одарил прохожих весёлой песенкой:

                Если тебе одиноко взгрустнётся,
                Если в твой дом постучится беда,
                Если судьба от тебя отвернётся,
                Песенку эту припомни тогда.

                Эй, рулатэ, рулатэ, рулатэ, рула,
                Рулатэ,рулатэ,рула-ла-ла…

 Неожиданно дверь дома открылась и прямо перед ним оказалась старая знакомая.
- Вероника! – невольно вскрикнул Тихой.
- Миша?! – в ответ произнесла удивлённая женщина.
- Сколько лет, сколько зим! – обрадованный встречей  заговорил Тихой. – Ты же как мне говорили, замуж вышла и в Воронеж уехала?
- Да, - приходя в себя, произнесла Вероника, - я приезжаю иногда, маму проведать. А твоя жизнь как сложилась? Наверное, всё также судьбу испытываешь?
- Не мы её испытываем, а она нас. Ты же знаешь, что каждому на роду своё написано.
- Нет Мишенька. Я считаю, что мы сами свою судьбу создаём, и при желании, ты бы мог и свою совершенно в другое русло направить.
- Не терзай мне душу, не смогу я по-другому. Видеть, как твои партработники воруют, а людям фуфло гонят?
- Не говори так! Ты совсем не знаешь, насколько трудна и ответственна руководящая роль партии! Отчего в тебе столько злобы к коммунистам?! Я сама недавно в партию вступила и поносить честных людей не позволю!
- Безусловно, есть среди коммунистов истинные патриоты, готовые за идею жизнь отдать, а не только пахать бесплатно. Но основное большинство прилипло, чтобы за счёт работяг разбогатеть.
- Лжёшь! Мы единственная в мире страна, где так заботятся о трудящихся, которых ты в душе презираешь! Это ты у трудового народа воруешь!
- Ну, вот опять завелась как в старые времена! Будем считать, что не сошлись мы с тобой по политическим убеждениям. Без политики, любил я тебя, дуру, и сейчас люблю. Может и жили бы вместе, если бы ты умишком малость поправилась.
Тихой внимательно посмотрел на Веронику. «Как она прекрасна, - подумал он. – Почему же она не желает понять меня? Не желает или  не может? Её жизнь под маминой опёкой проходила весьма спокойно и сравнительно благополучно. Мать - фронтовичка, делала всё возможное, лишь бы единственная дочь ни в чём не нуждалась. Конечно, не ощутив на себе ужасных трагедий, через которые, как через мясорубку, прошло основное население советских граждан, трудно разобраться, где правда, а где кривда.
     Вот и получилось, что жили вроде бы в одной стране, а по пережитому – в разных мирах. Она, глядя на мир сквозь розовые очки, призывает к всеобщему равенству, желая на всех всё ровненько поделить. А меня с детства учили другому.
      Ещё убитый коммунистами отец любил говорить, что все люди абсолютно разные. Не могут быть все равны! Как могут быть равны гений, от изобретения которого  страна может получить миллиарды прибыли, и глупец, от чьей глупости одни убытки? Как могут быть равны трудоголик , выполняющий по два плана в месяц, и лентяй, которого не заставишь трудиться? Единственное равенство, которое он признавал, – это равенство перед законом. Как всё это ей объяснить?»
Вероника, как будто прочитав его мысли, более спокойно произнесла:
- Успокойся, Мишенька, у меня уже муж есть и ребёнок растёт, а ты, как я чувствую, со своими взглядами так и останешься один. Куда путь-то держишь?
- Да я тут рядом пять лет назад квартиру снимал.
- У кого же?
- Вон в том домике, у Антонины Ниловны, - показывая рукой на покосившийся дом, произнёс Тихой. – А ты знаешь её?
- Это которую  «бес попутал» кличут? Знаю, конечно.
- Это точно,- смеясь, проговорил Тихой, - любит она эту поговорку. Говорят, тяжеловато живёт, мебель от бедности продавать начала.
- Ничего она не продаёт. Врут люди. Один только комод баб Клаве с баб Маней подарила.
- Каким ещё баб Клаве и баб Мане? – взволнованно произнёс Тихой.
- Год назад я к маме приезжала. Слышу, в окно стучит кто-то. Выхожу, а это Пашка, баб Клавы – соседки, зять. Попросил тележку. Я спрашиваю: «Что везти-то собрался?» «Ниловна, - говорит, - вчера просила комод передвинуть, а сегодня ни с того ни с сего подарить мне его решила».
- Что-то я не помню этих бабуль. Это Клава, которая у церкви Князя Владимира живёт?
- Нет, не та. Вон их дом, за почтой стоит.
- А-а, на улице Жана Жореса который. Ну, пёс с ними. Ты-то как живёшь?
Тихой перехватил внимательный взгляд Вероники. Ещё в юные годы он как-то поймал себя на мысли, что при внимательном разговоре ему каким-то образом удаётся догадываться о ходе мыслей собеседника.
     Развивая себя в этом направлении, он сумел достичь больших результатов, которые не раз сильно его выручали в сложных ситуациях. Вот и теперь, заглянув в глаза старой любви, он как в открытой книге прочёл всё то, что она пыталась скрыть под напущенной небрежностью и дерзостью.
     Да. Неожиданно встретив свою первую любовь, всё прошлое мгновенно всплыло из глубин её души и подобно мощному тайфуну сметало все преграды, которые она пыталась выстроить. Её сущность рвалась отвергнуть всё и, кинувшись в его объятия, забыть прошлое, начав новую счастливую жизнь.
     Сердце колотилось так, словно желало выскочить из грудной клетки и соединиться с ним, с тем единственным человеком, которого она по- настоящему любит. Но разум, этот невидимый хозяин нашего сознания, словно стальными оковами, удерживает эмоции. Многие ответственные люди своими обязательствами, как в каменную темницу, затачают сокровенные желания, не позволяя даже сильному порыву души вырваться наружу.
     Пытаясь скрыть свои чувства, Вероника сразу выбрала тактику пренебрежительного тона. Но тело, которое прекрасно помнило его руки, налилось предательской сладкой истомой.
      Нет, никакой постельной близости у них не было. За два года встреч был лишь один случай, когда, не совладав с собою, они крепко обнялись и страстно расцеловались. Тот минутный порыв был настолько чистым  и искренним, что головокружение захватывало только при одном воспоминании.
     Одно  прикосновение его рук вызывало сильнейший трепет, от которого мурашки бегали по всему телу и низ живота наливался особым теплом. Некоторые её подруги имели гораздо больший опыт с мужчинами, но ни одна из них не может похвастаться такой силой ощущений. Уже много лет Вероника была замужем, однако прочувствовать такое  блаженство, как с Михаилом, ей больше не доводилось.
     Это было двадцать два года назад. Веронике шёл девятнадцатый год, когда она поступила на курсы кройки и шитья. В один осенний вечер, возвращаясь домой с учёбы, она как обычно проходила мимо Лебединого озера. Четверо ребят, сидя на скамейке, шумно беседовали о жизненных планах.  На траве лежала пара пустых бутылок 0,7 из-под выпитого вина.  Часть скамейки была застелена газетой, на которой вырисовывался своеобразный натюрморт из куска брынзы, горбушки хлеба и недопитой очередной бутылки портвейна.
     Вероника сделала попытку обойти подальше злосчастную скамейку, но было уже поздно. Лысый парень, увидев её, вскочил на ноги и направился навстречу, второй собутыльник, шатаясь, последовал за ним.
- О-о, какая мамзеля к нам в гости идёт, - схватив Веронику за руку, произнёс лысый. – Присоединяйся к нам отметить мой призыв в ряды Красной Армии.
- Ребята, извините, но меня мама дома ждёт, - пытаясь вырваться, произнесла девушка.
- Смотри-ка, какая  прыткая! – вступил в разговор дружок лысого. – С настоящими парнями посидеть брезгуешь что ли?
- Ребята, не надо! Оставьте меня! – закричала Вероника.
- Не дёргайся, курица! – пригрозил лысый.
- Расслабься и получишь удовольствие от каждого! – смеясь, крикнул сидевший на скамейке дружок.
- Помогите!! – закричала Вероника, поняв, что оказалась в опасном положении.
- Эй, парни! В чём дело? – неожиданно прозвучал чей-то голос.
Из темноты появился спортивного телосложения молодой человек. Уверенно подойдя к скамейке, он холодным взглядом осмотрел присутствующих.
- Никак, призыв свой отмечаешь? – произнёс он, обращаясь к лысому. – Но, как я понял, девушке ваши посиделки не в кайф.
- Шел бы ты своей дорогой, - угрожающе  произнёс лысый, - а то здесь в озере лебедям без тебя скучновато плавать
- Так мы всегда птицам помочь рады, - присоединился второй приятель, - ну-ка, парни, давай-ка этого гуся к лебедям в плавание отправим.
Не успели двое собутыльников подняться со скамейки, как резким ударом кулака незнакомец уложил лысого на землю. Молниеносно нанеся удар локтём в живот второму, он, как футбольный мяч, атаковал ногой голову сидевшего на скамейке. Видя жестокую расправу с друзьями, четвёртый пулей кинулся наутёк.
- Миша, - коротко представился девушке  молодой спаситель. – Позвольте вас проводить, а то мало ли что.
- Конечно, конечно, - приходя в себя от произошедшего, растерянно произнесла девушка. - А меня Вероникой зовут, я здесь рядом живу.
Так произошла их первая встреча.
     Мише очень приглянулась эта красивая, с изящной фигурой девушка, и он начал  шикарно за ней ухаживать. Цветы и подарки, на зависть подругам, словно из рога изобилия сыпались к её ногам. Но не это растопило её сердце, и даже не проявленное мужество, с которым он спас её от хулиганов.   
     Несмотря на молодой возраст, чувствовался в нем богатый жизненный опыт. Где и как он его заработал, для неё оставалось тайной, а длительные беседы с ним настолько завораживали, что время совершенно не замечалось. Пару раз он неожиданно произнёс несколько фраз на французском языке. Это сразу насторожило Веронику. Воспитанная в строгом духе социалистической идеологии первая мысль была: «Не шпион ли он?». Тогда Михаил, поняв её испуг, весело рассмеялся и пояснил, что в детстве его воспитывала тётя, учитель французского и немецкого языков.
     Да и сама его внешность сильнее всех доказательств убеждала в том, что он порядочный и честный человек. Его рассуждения о жизни и людских характерах, словно в омут затягивали её своей глубиной и приводимыми аргументами. Несколько раз она пыталась более подробно расспросить его о семье и родителях, но Миша так ловко уходил от этой темы, что ещё больше окутывало его загадочной таинственностью.
     Порою, до полуночи не дождавшись  возвращения дочери, мать, Матрёна Ивановна, с громкой бранью загоняла её в дом. С самого начала Михаил пытался наладить отношения с матерью девушки, но все его попытки были тщетны. После первой длительной беседы у него сложилось впечатление, что они с Матрёной Ивановной прекрасно понимают друг друга и будут дружить.
     Но Матрёна была женщиной очень своеобразной. Сама Вероника порою поражалась театральным навыкам своей матери. При желании, мать могла длительное время держать человека в заблуждении. Любого ей удавалось убедить в своей искренней дружбе и демонстрировать тёплые, сердечные отношения, в душе оставаясь совершенно равнодушной.
     Перед Михаилом Матрёна лукавить не захотела и с самого начала открыто ему противодействовала. Имея за плечами суровую школу жизни, она сразу оценила парня дочери и прекрасно понимала, что перед ней стоит волевой  и сильный человек. Именно эти качества Михаила её и пугали.
     Потеряв на фронте мужа, она жила ради дочери и от всей души желала ей добра и счастья. Даже материнскую ревность без труда в себе бы загасила. Но куда же девать саму себя? С раннего детства имея властный, амбициозный характер, для неё было невыносимо делить свою власть над дочерью с кем-то другим. Живя надеждой на то, что дочь, находясь под её влиянием, будет послушной сиделкой возле неё до самой старости.
     Обладай Михаил покладистым характером, всё было бы по-другому, но с первой встречи с ним ей было понятно – они станут самостоятельными, и это пугало Матрену. Будучи ловкой и общительной женщиной, она быстро навела справки о парне дочери.
     Естественно, узнав о том, с какими уголовниками его видели, Матрёна сразу догадалась, откуда у парня столько денег, и тут же всё выложила Веронике, потребовав разрыва отношений. Но дочь не поверила ей, и лишь арест возлюбленного поставил жирную точку в их отношениях.
     В последствие она вышла замуж и уехала к родителям мужа, пытаясь забыть о Михаиле. А Матрена Ивановна вселила квартирантов и с большим успехом развила свои театральные способности, которые стали заставлять Веронику всё чаще возвращаться в Астрахань.
- О чём задумалась? – спросил Тихой, глядя на Веронику.
- Так, вспомнила кое-что.
- Вот и я частенько вспоминаю кое-что, - с пониманием произнёс Тихой. – Матушка твоя как? Жива, здорова?
- Крепкая ещё. Мало того, что над квартирантами мудрит, так ещё себе одну забаву придумала.
- Какую?
- Да, ну её! Устала я с ней нянчиться! – с дрожью в голосе произнесла Вероника. Михаил ещё раз заглянул в её глаза и увидел такую тоску, что сердце ёкнуло в его груди.
- Это ты брось! Какая – никакая, а мать! Ты вечером-то что делаешь? Может, посидим в ресторанчике по старой дружбе?
- Не надо, Мишенька, старые раны бередить. Не смогу я, – произнесла она уже твёрдым голосом, как бы отрезав.
- Ну, что ж, насильно мил не будешь. Прощай, Веруня, не поминай лихом!
Тихой демонстративно раскланялся и с сарказмом пропел куплет из прозвучавшей песенки:

                В жизни всему уделяется место,
                Рядом с добром уживается зло.
                Если к другому уходит невеста,
                То неизвестно кому повезло.

 Скрывая свою досаду, он развернулся и пошёл в обратную сторону. Планы его изменились.




                Глава 4
                Жертвы лихолетья

        «За что ты, жизнь, меня так покалечила? За что так искалечила?» Нету мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке…      М.А. Шолохов

В январе 1922 года в семье дворянина Антона Аристарховича Короткова родился четвёртый ребёнок. В честь прадеда, уважаемого самим императором, назвали его Михаилом. Сам Антон Аристархович был состоятельным судовладельцем и весьма образованным человеком. Его супруга, Агнесса Адамовна, преподавала в гимназии французский и немецкий языки. И всё в его семье было бы прекрасно, если бы не революция.
     Словно разрушительным торнадо разнесло в щепки старые вековые устои, перевернув с ног на голову всё, что только можно. Надеясь на мудрость новой власти, Антон Аристархович, не кинулся в эмиграцию, как предлагали родственники, а остался на Родине, полагая, что его образованность и трудолюбие будут востребованы.
     Кто тогда мог подумать о том, какая участь была им уготована. Дом, построенный ещё Аристархом Михайловичем Коротковым, стоял на улице Адмиралтейской и привлекал взгляды прохожих своей прекрасной архитектурной работой. Видно, эта привлекательность тоже сыграла свою роковую роль, поскольку в один ужасный день к дому подъехала подвода и четверо верхом на конях.
     Растерянного хозяина дома, открывшего дверь, грубо втолкнули вовнутрь и, ткнув в лицо какой-то бумагой, приказали всей семье быстро собираться. Михаилу тогда не было и двух лет, сестрёнке Анфисе – пять, брату Науму – восемь, а старшему Викентию – девять лет. Рыдания Агнессы Адамовны и плач перепуганных детей нисколько не смущал ворвавшихся в дом коммунаров.
     С особым наслаждением один из них в рваных грязных калошах взобрался на красивый кожаный диван и содрал со стены великолепную картину А. К. Саврасова, которая, словно красная тряпка для быка, разозлила его красивым золотым багетом. Швырнув её на пол, он, продырявив полотно, встал на неё и громко крикнул:
- Всё, барыня! Кончилось ваше барство! 
- Детей пожалейте! – со слезами воскликнула Агнесса.
- Ишь щё удумала! – воскликнул другой большевик. – Все вы нашу кровушку вяками ели – всем и отвечать!
- Хватит базарить! – закричал высокий мужчина в кожаной куртке, который совал свой мандат Антону Аристарховичу. – Быстро шмотки собрали и в телегу.
     Погрузив всю семью на подводу, их повезли во двор Кремля. Там у Успенского собора уже находилось много таких же несчастных, как они. Окружённые вооруженной охраной люди сидели прямо на земле и с ужасом ожидали своей участи. Сквозь плачь и стоны порою вырывались резкие обвинения в адрес большевиков, реакция на которые была мгновенной. Быстро находили кричавшего и, выведя в сторону, расстреливали на месте. 
     Более суток собранный народ находился под открытым небом. Наконец от кого-то пошла информация, что всех расстреливать не будут, а погонят на речную пристань. Вскоре появилась группа чекистов, и началось какое-то оживление. Через некоторое время во двор стало заезжать большое количество подвод.
     Двое конных обратились к собравшимся с речью. Заклеймив всех врагами и клещами, сосущими кровь пролетариата, они отдали распоряжение грузить народ на подводы и везти к речной пристани для отправки в Сибирь.
     По счастливой случайности, кучером у них был хороший знакомый Антона Аристарховича. За припрятанные золотые часы он согласился утаить младшенького, Мишутку, и отвезти к тётке в село Евпраксино. Знакомый сдержал своё слово, но погромы и репрессии   через некоторое время настигли Мишу и в селе. Тётя Зина была арестована, а Мишу и двоих двоюродных братишек сдали в детский дом.
     Суровое детдомовское воспитание с малых лет закалило характер Миши. Будучи от рождения крепким ребёнком, он научился хорошо драться и не давал себя в обиду. Через семь лет вернулась из лагеря тётя Зина и забрала их из детдома. От неё Миша и узнал о жестокой участи своих родных.
     Из Астрахани их вывезли в сентябре, а привезли на Ангару в конце октября, когда сибирские морозы уже набирали свою силу. Выгруженные в  лесу люди, не имея соответствующей одежды и крова, начали массово замерзать. Антон Аристархович чем мог вырыл землянку, в которой  пытались выжить, но в течение первых двух месяцев детишки Анфиса, Наум и Викентий умерли от голода и холода.
     Ещё через месяц случилось несчастье и с Агнессой. Полоща в реке бельё, она нечаянно поскользнулась и угодила в прорубь. Стоявшие рядом женщины вытащили её, но, промокнув, она подхватила воспаление лёгких и вскоре умерла. Не удалось дожить до весны и самому Антону Аристарховичу.
     От услышанной участи родных Михаил ещё больше возненавидел коммунистов и весь их образ жизни. Причиной тому была не только жестокая расправа с родными и злобное отношение к нему, как к потомку старого класса. Обладая с юных лет аналитическим умом, он отчётливо видел то, что другие совершенно не замечали.
     Большевики в вину царского режима основным обвинением выставляли «эксплуатацию человека человеком» за малую оплату труда на заводах и фабриках, а также наличие прислуги, и требовали равные условия жизни для всех граждан страны. 
     Но придя к власти, на каждого высокопоставленного партийного работника работала  прислуга, и даже строительство квартир для них планировали с учётом наличия комнаты для прислуги. Вставал явный вопрос. Почему одних за это расстреливали, а другим оказалось положено по должности?!
     Другим не менее жирным пятном вырисовывалась страсть к богатству. То, что отнимали у так называемых «буржуев», наглым образом перемещалось в жилища коммунистов. Как ни странно, но всё это воспринималось общей массой людей положительно.
     Многие искренне считали, что старая власть всё заработала эксплуатацией простого народа, а новая всё вернула этому народу. И опять все словно ослепли и не видели, что простые работяги как были нищими, так ими и остались, а партийные работники всё больше и больше погружались в роскошь. Эти нестыковки Михаилу очень резали глаза, а призывы идеологов к бесплатному труду во имя идеи подтолкнули к мысли хоть как-то наказать  вороватых  коммунистов.
     Первой жертвой Михаила стал заместитель директора интерната. Холёный и сытый Василий Кочергин работал простым рабочим на небольшом бондарном заводике, но в 1918 году, почуяв ветер перемен, быстро вступил в коммунистическую партию. Особыми делами и рвением в бой он не прославился, всюду стараясь большей частью произносить нужные речи с трибуны и быть поближе к важным людям.
     После захвата власти над городом его назначили заместителем директора по воспитательной части в детский интернат, где он, пользуясь положением, старался прибрать себе всё, что только можно, не стесняясь явно нищенского состояния вверенного ему заведения.
     Михаил проследил за ним, и, выбрав момент, обшарил его комнату. Обнаружив в тайнике ценные вещи, он с чистой душой забрал их себе. Кочергин пропажу обнаружил, затаился и попытался через своих доносчиков разузнать, кто мог это сделать. Но ввиду того, что Миша действовал один и никому не рассказывал, это происшествие осталось нераскрытым. 
     Сам Миша лишь убедился, что всё же можно наказывать нехороших людей. К сожалению, после очередной акции он попался, и это привело к первому сроку заключения.  Выйдя из зоны уже сформированным человеком, Миша стал более продуманно проводить акции возмездия. К тому времени, присмотревшись к партийным работникам, он понял, что это такие же люди с присущей многим жадностью, стяжательством и глупостью.
     Вычисляя пройдох, он ловко чистил их квартиры. Но не всегда всё шло благополучно, был очередной срок заключения, который очень повлиял на дальнейшую судьбу Михаила. Отбывая наказание, свела его судьба с двумя сильными личностями.
     Так получилось, что приглянулся он вору в законе Хрипатому, который взял над ним шефство. Сам Хрипатый был лишь на десять лет старше Михаила.  Имея дерзкий характер, он с 16 лет пошёл по тюрьмам, а прозвище своё заработал ещё на малолетке, когда в кровавой драке получил удар ножом в горло.
     Выйдя из санчасти с повреждёнными голосовыми связками, так на всю жизнь и остался с дефектом речи. Коронован был заслуженно, поскольку многие годы имел авторитет жестокого и бесстрашного «бродяги». Обладая уникальной памятью, он чинно проводил воровские разборки и при необходимости одним словом мог поднять зону на бунт.
     Помимо своей смелости, жестокости и уверенности в себе Хрипатый тщательно соблюдал все традиции вора в законе, пренебрежительно относился ко всякой собственности, поскольку имел право пользоваться собственностью уголовников, не заводил семью, не участвовал в политике, помогал тем, кто находился в местах лишения свободы, служил только интересам братства воров в законе, делал всё чужими руками, жил вне интересов общества и никогда не работал и не служил государственной власти.    
     Единственное, что настораживало опытного вора, - это трагическая участь Мишиных родителей. Хрипатый опасался, как бы молодой человек не увлёкся местью коммунистам, а это уже очень опасно. Воровской мир интернационален и обходит политику стороной. Даже самый последний урка прекрасно знает, что наказание по политическим статьям намного сильнее, чем по уголовным. В любые времена и при любой власти ворам всегда есть работа, а профессиональный карманник даже финку с собой не берёт, надеясь на криминальный ум и ловкость рук.
     Именно талантливое исполнение Михаилом краж, привлекло к нему внимание Хрипатого. Оценив способности парня и его нрав, Хрипатый дал ему кличку  «Тихой». Таким образом, исчез сын дворянина- судовладельца Михаил Антонович Коротков, и появился ловкий и дерзкий вор  Тихой.
     Правильно гласит пословица: «Если человек талантлив, то талантлив во многом». Родись Тихой лет на тридцать раньше или позже, то при всех своих качествах он добился бы большой известности на каком-нибудь благородном поприще. Возникает вопрос. почему же будучи талантливым вором, он несколько раз попадал за решётку? Вопрос весьма интересный и требует некоторого пояснения.
     Жестокая борьба за выживание ломала многих людей, находящихся за решёткой. Отстаивая «свою правду», Тихому не раз приходилось сталкиваться в суровой схватке с тем или иным дерзким уголовником. Их месть, как правило, имела форму физической расправы, против которой ему удавалось успешно выходить победителем. Но другая категория врагов, которая особо скрытно себя вела, – это «тихие завистники».
     Дело в том, что сами сотрудники уголовного розыска  признавали, не будь стукачей и завистников, гулял бы Тихой спокойно на воле-матушке. Тюремного опыта ему и после первого заключения хватило бы на всю оставшуюся жизнь, и дело своё он выполнял практически без улик, и о сидельцах не забывал. Но вот что  постоянно волновало самого Тихого: «Почему в жизни так бывает, что живёшь, никого из своих не обижая, а вместо благодарности всегда находятся желающие протянуть грязные руки на твоё добро, оболгать и унизить тебя?»
     Порою Тихой размышлял, что если бы Господь Бог спросил его, какой из семи смертных грехов он поставил бы на первое место, Тихой, не задумываясь, ответил бы - Зависть!
     Зависть – это мощное чувство, которое толкает людей на все самые гнусные злодеяния. Из зависти люди предают, клевещут и убивают. Даже в нищей среде, где, казалось бы, и завидовать нечему, всегда находится повод: у одного есть подстилка – у другого нет, у одного горбушка хлеба – у другого и её нет.
     По этому не удивительно, что многие урки Тихому завидовали, и не смотря на страх  перед суровой расплатой за стукачество, находились люди, не совладавшие со своими эмоциями. В жизни часто бывает, когда именно те, кому ты помогал и был вправе рассчитывать на их поддержку, вместо помощи, тайком, под всевозможными предлогами старались навредить тебе.
     В глубине души все люди добры, но позволив один только раз чувству зависти запустить свой мизинец в душу – состояние человека меняется. Многие за дружеской улыбкой пряча своё недовольство, хлопают вас по плечу, приговаривая: «Дружище! Я белой завистью завидую тебе!» Но это всё ложь, зависть имеет только один цвет – чёрный!
     Видя беду того или иного друга, Тихой всегда старался помочь, но с годами, вкусив горечь  предательства, стал всё чаще и чаще задавать вопрос: «А что ощутит мой товарищ после помощи? Какое чувство возьмёт верх? Чувство благодарности? Или  посчитает себя униженным и затаит ненависть?» Мировой опыт пестрит примерами, когда спасенные от гибели люди ненавидели своих благодетелей.
     Ещё в юные годы, столкнувшись с такой несправедливостью, Тихой спрашивал у тёти Зины, воспитывавшей его после детдома:
- Почему за добрые дела люди часто платят злом?
- Это не простой вопрос, - ответила тётушка и, погладив Мишу по голове, усаживала на диван, - если хочешь в нём разобраться, то попробую тебе объяснить.
- Я пойму, - уверенно заявил Михаил и  уютно прижался в уголок дивана.
- Многие люди стремятся к богатству, - начала тётя, - совершенно по- разному его добиваясь. Конечно стремиться необходимо, поскольку открывает большие возможности развития семьи и самого человека. Без денег в этом мире  не проживёшь. К сожалению, на пути  к богатству, некоторые чересчур увлекаются и, будучи уже состоятельными людьми, совершенно забывают о том, что здесь мы живём временно.
     Жизнь нам даётся Богом для  развития своего потенциала, реализации своих возможностей на благо всех людей. Крайне важно жить в гармонии с окружающим тебя миром. Некоторые забывают об этом и пытаются приобретением большого количества денег или золота обеспечить себе безбедную жизнь и на том свете. Они даже могут ходить в церковь и своими деньгами пытаться выкупить прощение Бога, но выйдя из церкви вновь продолжают грешить.
- А что же надо, чтобы и на том свете было хорошо? – с интересом спросил Миша.
- Вот мы и пришли к твоему первому вопросу. Дело в том, что действительно каждое доброе дело почти всегда наказуемо.
- Но за что? – возмутился Миша.
- В этом мире ценностью являются золото, деньги, имущество, но в загробную жизнь взять их с собой невозможно. Единственной ценной валютой там считаются твои добрые дела. Поэтому, делая добрые дела, ты собираешь своеобразные деньги для загробной жизни.
- А почему же за это идёт наказание?
- Наказывает тебя не Бог, а демоны, которые злятся за то, что ты увеличиваешь свою силу. Извини, но делая добрые дела, ты получаешь прибыль, а за всё в этом мире надо платить!
     Тихой часто вспоминал длинные вечерние беседы с тётушкой и даже после её смерти многие наставления ему помогали. Отсидев по доносам пару раз, он стал осторожнее, и когда случай свёл его с Арканом, особого рвения к дружбе не испытывал.
     Находящиеся за решёткой сидельцы с давних времён владели особым мастерством познать человека. Задавая в течение 5-10 минут специально сформированные в виде шуток вопросы, опытные авторитеты сразу понимали какого поля ягода перед ними стоит.
     Отбывая срок у живописных берегов северной реки Индигирки, Тихой встретился с земляком  Арканом. Тесты Аркан прошёл на отлично, правильно отвечая на каждый вопрос, но гнилая сущность этого парня  была на лицо. Уважая принципы невмешательства, никто его не осуждал за лень и повышенный эгоизм. Только случился с Арканом неприятный случай.
     Пропала из соседней тумбочки пачка папирос, а поскольку последним из помещения выходил Аркан, то ему и предъявили серьёзное обвинение в краже у друзей. Поднялся шум, все на нервах, обвинение очень серьёзное и наказание грозило не шуточное. Тут-то и вмешался Тихой, у которого уже было подозрение на одного дедка, но ,жалея того за возраст, он не спешил выкладывать доказательства. Теперь, видя, что парня могут искалечить за чужую вину, он раскрыл свои доводы, закрепив их вескими уликами.
     Естественно, Аркан был ему очень обязан и пресмыкался перед ним, как мог. Но Тихой, уже многократно испытавший предательство друзей, держался холодно. Уроки психологии, полученные из жизненного опыта и закреплённые учениями Хрипатого, к тому времени окончательно сформировали характер Тихого.




                Глава 5
                Учитель Тихого

        « Как не приманчива свобода.
               Но для народа.
         Не меньше гибельна она.
               Когда разумная ей мера не дана»          И.А. Крылов

     Второй личностью, с которой судьба столкнула Тихого, был заслуженный фронтовик Семёныч. На фронте он побывал в различных переделках,  защищая родину, героически выполнял самые сложные задачи. Но вот после войны у него стало складываться впечатление, что родине он уже не очень-то и нужен. Трусоватые политработники оказались востребованными и незаменимыми кадрами, а ему  работы подходящей не находилось. «Много вас тут, героев, шляется, приходите через месяц!», - часто слышал он ответ на просьбу о трудоустройстве.
     Не привыкший сидеть на чужой шее, Семёныч неоднократно устраивался на работу, но всё это было не его и, как правило, после очередной полученной заработной платы, он срывался и уходил в запой. О нём ходили разные слухи. Худощавого телосложения, ростом метр восемьдесят. С уверенным взглядом и некоторыми странностями. Странности проявлялись в основном тогда, когда он выпивал лишку. В трезвом состоянии  это был добрый, отзывчивый и скромный человек, готовый всегда прийти на помощь. Однако. когда пропускалась лишняя рюмка водки, то обращаться с ним необходимо было ласково, как с ребёнком, кто этого не знал, тот потом очень крепко сожалел.
     Семёныч прошёл войну не рядовым солдатом, а командиром специального разведотряда. В совершенстве владея навыками рукопашного боя, ему не составляло труда обезоружить двоих - троих нападающих. Да и попасть в Семёныча из пистолета с десяти шагов было практически невозможно, поскольку невероятное предчувствие выстрела и ловкое владение маятником делали из него неуловимую мишень.
     Естественно, что с такими навыками и пристрастием к спиртному дорога в зону ему была уготована. При желании он мог в любое время совершить побег, но в душе у него был свой кодекс чести: провинился – честно переживи наказание.
     Руководство колонии знало о его способностях, да и Хрипатому было многое известно. Поэтому относились к нему с уважением, а тот в свою очередь не давал повода для предъявления жалоб. Тихой, узнав о том, что выходит на волю в один день с Семёнычем, в душе обрадовался. Подсознательно его тянуло к этому сильному человеку, но без повода навязываться в друзья как-то не принято, а тут случай сам их свёл.
     Так получилось, что окончание срока наказания у обоих вышло в один день и, оформив соответствующие документы, они встретились у ворот  зоны на выходе.
- Ёк-макарёк, Тихой?! – обрадовано воскликнул  Семёныч. – Мне шепнули на ушко, что из вашего отряда тоже один на волю выходит, но кто именно, я не знал.
- Здорово, Семёныч! – поприветствовал Миша. – Ты куда сейчас?
- Пару деньков отдохну, а потом к сеструхе в село под Баскунчак поеду. У меня никого, кроме неё, не осталось. Раз уж мы с тобой в один день выходим, то как Дух свят – это надо отметить! Что скажешь?
- Какой разговор, конечно, поехали… только куда?
- Есть одно спокойное местечко. В центре у кореша хата. Расслабимся, в порядок себя приведём, а вечером в кабак нырнём.
- Что ж, отличная идея, поехали! – довольный таким поворотом, ответил Тихой.
Друг Семёныча оказался приятным человеком. Радостно встретив обоих, он быстро накрыл стол и за беседой о жизни они просидели до вечера. От предложения идти с ними в ресторан, он вежливо отказался, сославшись на ранний подъём на работу. В разговоре Тихой понял, что у Семёныча тоже большие обиды на власть, но расспрашивать более подробно не стал.
      Как по взмаху волшебной палочки, быстро сменилась обстановка, и вот они уже в уютном ресторане. Белая скатерть на столе, музыка, дым папирос и весёлый смех сидевших по соседству девчат кружили голову Тихого. Но вскоре он стал замечать, что настроение товарища сильно меняется. То его в блажь бросает и он лезет обниматься, клянясь в вечной дружбе, а то зверем смотрит по сторонам и угрюмо молчит.
- Вон толстая рожа сидит, - прорычал Семёныч, - на нашего политрука похож. Ох, и гнидой был конченной!
- Да, встречаются среди них и гниды, - поддержал Тихой, - я смотрю, ты тоже не жалуешь партийцев.
- А что мне их жаловать?! – гневно произнёс он. – В девятнадцатом году  всю мою семью истребили.
- Знакомо, моих тоже не пощадили. Это сейчас всё радужно воспевается, а тогда даже детей не миловали. Твои-то как попали?
- Когда 11-ая Красная Армия в город вошла…   
- Я слышал, их впускать в город не хотели и заслон пулемётный на Трусовской стороне Волги стоял.
- Было такое. Кому же хотелось такую срань впускать. Они же со степей пришли все больные, сифилисные да тифозные, голодные да оборванные.
- А зачем впустили?!
- Почём мне знать! Впустили и на местное население мзду наложили для прокорма армии. По городу пошли распространяться болезни и голодуха от нехватки продуктов. Народ стал возмущаться, мои родители со старшим братом и соседом пошли правду искать, а меня с младшей сестрой дома оставили. Хотели добиться справедливости и попросить совета у властей, как жить дальше?
- Ну, и как… попросили? – заинтригованно спросил Тихой.
- Попросили… только сейчас об этом говорить запрещено, - угрюмо произнёс Семёныч, но тут же, как бы скинув себя оковы, уверенно продолжил, - а я так считаю, что было, то было!
- А что было-то? – осторожно спросил Тихой.
- Здесь недалеко Татар-базар, а перед ним площадь. Собралось тогда на этой площади люду огромное количество. Мирно собрались, с детьми и жёнами. Хотели с руководством поговорить. А эти сволочи… на пожарной каланче один пулемёт установили, на колокольне церкви «Иоанна Златоуста»- второй, а с другой стороны казачков с шашками…ну и под максимы… загнали всех!
- Да ты что?!
- Вот тебе и что!! Две с половиной тысячи мирных граждан покрошили! Женщин, детей – никого не пожалели!!!
- Суки краснопёрые!!! – не выдержав, громко вскрикнул Тихой. – Сколько невинного люда за своё правление уничтожили!!
- Тихо ты!!! – вмиг протрезвев, понизив голос, произнёс Семёныч. Керзовый своих людей везде имеет! Во всех ресторанах и гостиницах доносчики рассованы! Понятное дело, на костях и крови собственного народа эта власть долго не продержится. Но какова насмешка?!
- В чём? – не совсем понимая, спросил Тихой.
- Как в чём? Площадь-то! Ту, на которой сами мирных людей умертвили, назвали «Площадью свободы»!!!
- Да, вот тебе и демонстрация свободы, - задумчиво произнёс Тихой. – Мою всю семью на Ангаре загубили. Коротков я, судовладельца Антона Аристарховича – сын.
- Да  не уж-то?! – удивлённо воскликнул Семёныч. Наслышан о нём, мой дядя у него работал. Ох, и прекрасной души человек был  твой отец! Строг, но справедлив и над людьми не издевался. Дядя рассказывал: бывало, обращается к кому, то всё уважительно, по имени отчеству. Эх, жаль! Таких людей сейчас очень мало, я считаю, что их оберегать и хранить надо, как ценность. А что они плодят?
Просидев до поздней ночи, изрядно выпившая парочка вышла из ресторана и тихо побрела вдоль аллеи к дому друга. Проходя мимо скамеек, на которых сидело с десяток молодых ребят, они услышали грубый оклик:
- Эй, ханыги! Папиросочки не будет?
- Курить вредно! – поучительно ответил Семёныч.
- Что?! – раздались возмущённые голоса. – Это кто здесь такой умный?!
Тихой не успел понять, что происходит, как от полученного удара в челюсть свалился за кустарник. Очнувшись, он поднялся и, как заворожённый, замер от увиденного зрелища.
     По центру аллеи стоял Семёныч, четверо ребят неподвижно лежали в стороне. Шестеро крепких парней, окружив Семёныча, пытались напасть на него, но только стоило кому-то приблизиться, как от полученного молниеносного удара нападавший как подкошенный падал на землю. Когда стоявших на ногах осталось двое, один из них прокричал:
- Стоп, батя! Извини, мы всё поняли! Идите своей дорогой, только позвольте нам своим помочь.
- Вот так, сынки! Старших надо уважать! – спокойно произнёс Семёныч и, оглядываясь по сторонам, позвал: - Тихой! Где ты там?
- Здесь я! – вылезая из-за кустов, произнёс Тихой.
- Жив, что ли?
- Всё нормально!
- Ну, и ладушки – идём домой!
Тихой, ошарашенный виденным зрелищем, молча последовал за другом. Так без лишних слов они дошли до дома и завалились спать. Всю ночь Тихому снились какие-то кошмары.
     Вот он опять на зоне лежит на нарах и склонившийся над ним Хрипатый что-то настойчиво ему внушает. То вдруг толпа парней, скрутив его верёвками, сбрасывают в огромную пропасть, и он, проваливаясь в бездну, уже мысленно прощается с жизнью, как вдруг чья-то рука подхватывает его почти у самого дна – это Семёныч. Он смеётся и бодро говорит: «Держись меня и всё будет хорошо! Ты только на ноги вставай! Вставай, Тихой!» Тихой открыл глаза и увидел над собой Семёныча, который с добродушной улыбкой дёргал его за плечо.
- Вставай, Тихой! Обед уже!
- Салют, - поприветствовал его Тихой, с трудом пробуждаясь от сна.
- Сейчас перекусим, опохмелимся и всё будет – зер гут!
- Ох, и покуролесили мы вчера, - тяжело поднимаясь, произнёс Тихой, - а как ты ловко с этими парнями разделался!
- Помнят руки былое мастерство, - довольный произведенным впечатлением ответил Семёныч, - только вот навыки мои сейчас никому особо не нужны.
- Как не нужны? Да я бы за такую науку многое отдал! Будь другом – научи меня так драться! Век тебе благодарен буду!
- Это не одним днём достигается, - спокойно ответил Семёныч, - необходимо время и упорный труд.
- Так мне спешить некуда! Готов с тобой рядом быть сколько угодно, только научи.
- Ну, коли так, поехали со мной к сеструхе! В колхозе поработаем, а в свободное время буду тебя кое-каким навыкам обучать.
- Согласен, только пахать на Керзового особого желания нет, – с ухмылкой произнёс Тихой.
- Ты это брось!! – возмущённо воскликнул Семёныч. – От Хрипатого этой гнили нахватался!? Он вор в законе – отпетый, а у тебя вся жизнь впереди! Нет ничего зазорного в том, чтобы Родину из послевоенной разрухи восстанавливать! Женщины, старики и дети костьми ложатся себя не жалея, а ты!? Не хочешь работать – так иди к чертям собачьим, нет тебе никакого ученья и тренировок.
- Ладно, успокойся! Согласен я на твои условия.
Так, завязав с воровством, прожил Тихой три года в селе под Баскунчаком. Днём, честно трудясь на местных полях, он присматривался к окружающим его людям и восхищался  их упорству и мужеству, с которым они не щадя себя трудились на благо всей страны.
     Только закончилась война. Мужчин катастрофически не хватало, и все немыслимые тяготы сельского труда ложились на женские плечи. Отказывая себе во всём, забыв о личной жизни, опирались наши женщины друг на друга и самоотверженным трудом поднимали страну из разрухи.
     Председатель колхоза, Петр Васильевич Шустов, первое время относился  к Тихому и Семёнычу с большим подозрением. Сам он в сорок третьем получил тяжёлое ранение и, без ноги вернувшись домой, возглавил колхоз. Василич относился к тем людям, которые вступили в ряды коммунистической партии, искренне веря в её идеи и не щадя здоровья делали всё возможное и невозможное для улучшения жизни советских граждан.
     Зная о том, что вновь прибывшие имели неоднократные судимости, он не мог скрывать своего пренебрежения. Даже боевые заслуги Семёныча не смягчали его отношения, поскольку он всех преступников считал классовыми врагами, вонзающими нож в спину трудового народа.
     Когда парни от невыносимой жары снимали рубашки, вид исписанного наколками тела Семёныча действовал на Петра Васильевича, как красная тряпка на быка. Тихой же имел своё мнение по поводу татуировок и за все годы пребывания на зоне не позволял разукрашивать себя, равнодушно наблюдая, какие «шедевры» наносят себе на тело другие сидельцы.
     Несмотря на это, Василич с большим наслаждением нагружал обоих парней двойной нормой и бросал на самые тяжёлые участки. Но Семёныча трудом не испугать, да и  Тихому стыдно было отставать. В связи с этим тренироваться приходилось поздним вечером и между делом в поле.
     Со временем видя, как парни упорно и добросовестно трудятся, председатель начал потихоньку оттаивать. Но настоящее уважение пришло лишь после  ЧП, случившегося в колхозе.
     Произошло это в лето, после большого паводка. Завезли на колхозный склад двадцать пять мешков зерна и два десятка ящиков американской тушёнки. Не было ещё и четырёх утра, когда в дом Марии, сестры Семёныча, прибежал бригадир Лёшка и поднял всех на ноги страшной новостью. Следом появился председатель с бухгалтером. Безумными глазами глядя по сторонам, Пётр Васильевич рухнул на табурет, и, как заведённый, со слезами на глазах запричитал:
- Беда! Ой, беда! Что делать? Ой, беда!
- Толком поясни, как всё случилось? – решительно спросил Семёныч. – Что с дедом Гавриилом?
- Ой, беда! – начал председатель. – Марфа в три часа ночи шла на ферму мимо склада, глядь, а двери на распашку. Замки сорваны, а дед Гаврила  зарезанный лежит. Что делать? Ой, беда! Я верхового послал до центра… в милицию сообщить… Марфа с бабами деда Гаврила перебинтовали, но рана тяжёлая, наверное, помрёт. С зерном и тушёнкой как быть?! Меня за них  расстреляют!
- Тебя-то за что расстреливать? – вступил в разговор Тихой.
- Догонять надо! – воскликнул Семёныч.
- Куда догонять?! – истерично закричал председатель. – По следам, там три подводы было и мужиков человек шесть! Наверняка, все вооружённые!
- А я ведь предупреждал тебя, председатель! – гневно воскликнул Семёныч. –Зачем продовольственный склад на отшибе поставили?
- Так оно ведь к полям поближе и до посолбазы не далеко! – пытался оправдаться председатель.
- Вот и получается, что или они на реку двинулись, или по валам к центру, – осторожно уточнил бухгалтер, - хотя на реку не сунутся, поскольку там сейчас наши рыбаки с соседской артелью находятся.
- Прав Семёныч! – воскликнул Тихой. – Догонять их надо. После паводка многие дороги непролазные, а по валам им большой крюк придётся делать.
- Короче, хватит пересуды вести! – осадил всех Семёныч. - Оружие какое есть?
- Есть винтовка и патронов два десятка на балансе значатся, - ответил бухгалтер.
- А у меня браунинг трофейный припрятан, - сознался председатель, - сейчас всё принесу.
- И двух коней седлай! – крикнул вдогонку Семёныч. – Ну, Тихой, вот тебе и первое боевое задание. Посмотрим, как ты мою науку изучил.
- Не волнуйся, сам знаешь, что кое-что уже можем, - заверил Тихой.
Через полчаса они уже мчались по степи, преодолев несколько заводнённых оврагов и пару ериков. Когда проскакали приличное расстояние, Семёныч направился к высокому холму. Приблизившись к вершине, он вдруг резко свернул вниз.
- Почти догнали, - произнёс он, - действительно их шестеро на трёх подводах в километре от нас.
- Что делать будем? – поинтересовался Тихой.
- Здесь, за бугром, сухое русло ерика проходит, на конях не пройти, но пешком можно незаметно до дороги добраться. Они крюк дают, а мы на- прямую по руслу.
- А дальше?
- Дальше по обстановке.
Семёныч привязал коней к одиноко стоящему ивовому дереву и оба быстро двинулись наперерез  бандитам.
- Никогда бы не подумал, что буду вот так своих вылавливать, - произнёс Тихой.
- Какие они тебе – свои? Мрази это конченные! У кого воруют? У тех, кто потным трудом, бесплатно, для страны пашет! Пашут, чтобы накормить наших детей, сирот и вдов, переживших ужасы войны! Ты сам видел, как наши бабы, не жалея себя, трудятся. А эти гады – старика финкой!
- Да понял я всё! – с чувством вины произнёс Тихой. – Прав ты – нельзя так!
- Зачем сволочи деда финкой в бок пырнули? – не унимался Семёныч. – Могли же просто оглоушить или связать, но нет – чужую жизнь забрать захотелось. Потому имей в виду, действовать будем жёстко и без соплей.
- Понял, не маленький, - уверенно ответил Тихой.
Добравшись  по сухому руслу ерика до мостка, по которому шла главная дорога, они залегли в ожидании. Семёныч осторожно выглянул и вновь спрятался.
- Ребята крепко вооружены, - произнёс он, - на первой подводе двое со «шмайсерами», на второй - дед и парень с винтовками и на третьей тоже.
- Эх, гранату бы сейчас, - воскликнул Тихой.
- Ты что? Умом тронулся? Зерно по полю руками собирать собрался?
- А что делать? Их вон сколько, а у нас один браунинг и винтовка!
- Ничего, пробьёмся! Ты целься в дальнего, что на третьей подводе сидит, а с этими я разберусь. Сейчас обойду чуток и с боку к ним выйду, будто заблудился.
Десятиминутное ожидание для Тихого тогда показались как десять часов. Наконец стал громче и громче доноситься шум приближающихся подвод. Вдруг послышался громкий оклик:
- Эй, люди добрые, водицы испить  не будет?
- Т-р-р, стой, окаянная! – прокричал бородатый мужик, сидевший на второй подводе.
Тихой понял, что пора прицеливаться.  Незаметно выглянув из-за кустов, взял на мушку нужную цель.
- Простите, что потревожил, - произнёс Семёныч, - пить хочется, аж спасу нет.
- Кто таков будешь? – недоверчиво поинтересовался бородатый. – Чаво по полю шастал?
- Матвей, позволь я напою его досыта, - крикнул рыжий парень, сидевший рядом, и поднял винтовку.
Словно  у фокусника на арене, у Семёныча в руке появился браунинг, и тремя меткими выстрелами он уложил рыжего и двоих с автоматами, сидевших на первой подводе. Сделав резкое движение в сторону, Семёныч, спас себя от пули , выпущенной бородатым. Ещё один выстрел из браунинга, и дед с полученной в лоб пулей откинулся на мешки.
     Тихой на мгновение растерялся и упустил из виду свою цель. Мужчина, спрыгнув с телеги, пригнулся за ней от Семёныча и произвёл выстрел. К счастью, попасть в столь подвижную мишень ему не удалось, зато сам он подставился полностью под выстрел Тихого, который, к сожалению, промазал, но бандит понял, что окружён.
- Сдаюсь! Сдаюсь! Не стреляйте! – заверещал он и откинул в сторону винтовку.
Тихой выскочил из-за укрытия и резко перехватил удила, осаживая лошадь с первой подводы. Всё произошло настолько быстро, что даже кони не успели пуститься вскачь.
- Не хорошо вы, ребята, поступили, - спокойным тоном произнёс Семёныч, подходя к молодому бандиту, - зерно-то вернуть надо.
- Не стреляй, дяденька! – слёзно запричитал вороватого вида паренёк, которому от силы было лет семнадцать. – Это Матвей, Матвей с сыновьями пакость такую удумал.
- И куда же вы путь держали? - поинтересовался Тихой.
- Здесь, уже почти рядом, Матвей схрон имеет. Только не убивайте, я всё покажу!
- Давай-ка сначала этих гавриков на телеги погрузим, - произнёс Семёныч, указывая на тела убитых бандитов, - а там дома разберёмся.
После погрузки тел Семёныч, видя жалкий вид сопливого паренька, не стал его связывать, а послал на первую подводу к Тихому. Закрепив удила третьего коня ко второй подводе, он поправил собранное оружие и  собрался уже садиться, но тревожное чувство резко нахлынуло на него. Предчувствие угрозы не обмануло. Взглянув вперёд, он успел только вскрикнуть: «Берегись!!!»
     Молодой бандит оказался не так прост, как себя показывал. Оценив, что вторая подвода сильно загружена и связана с третьей, а значит, догнать не смогут, он подошёл сзади к Тихому и, вынув спрятанную финку, собрался нанести жестокий удар. Крик Семёныча прозвучал вовремя. Тихой ловко перехватил руку бандита и отработанным движением заломил её ему за спину. Парень взвыл от боли и выронил финку.
- Простите! Простите дяденьки! Только не убивайте, у меня родители больные, если  узнают, что я погиб, умрут с горя.
- Раньше надо было о родителях думать, - жёстко произнёс Михаил. Давай-ка Семёныч, привяжем его покрепче к телеге, а то чересчур прыткий оказался.
- Вот тебе и «заморыш»! – произнёс Семёныч, подбегая к Тихому. – Поздравляю тебя с боевым крещением!
- Слушай, а ведь ты мне сейчас жизнь спас, - оторопело пробурчал Тихой. – Кто бы мог подумать, на вид - «сопляк никчёмный».
- Видно этот «сопляк» нашего деда Гавриила порешил. А ты молодец, чётко движение сделал!
- Да я и сам толком не понял, как всё произошло, - признался Тихой.
     Семёныч быстро связал молодого бандита, Михаил привёл оставленных за холмом лошадей и они тронулись в обратный путь. Солнышко уже грело на полную мощь, уставшие лошади еле тащились по ухабистой дороге нещадно обдавая клубами густой пыли сидящих на телегах.  Лишь к вечеру наши герои  добрались до села.
     С огромным ликованием их встретили местные жители во главе с председателем, который тут же пересчитал все мешки и ящики с тушёнкой. Озлобленные колхозники чуть было не растерзали жалкого преступника, но председатель, не позволив свершить самосуд, закрыл его в сарае. 
- Федька! – окликнул он подростка с облупленным от загара носом. – Подь суда!
- Чаво? – чувствуя подвох, поинтересовался паренёк.
- Стой у сарая и никого к нему не допускай! А вас герои наши, прошу в избу.
Пётр Васильевич услужливо пропустил вперёд Тихого и Семёныча, где в честь удачного возвращения накрыли стол с водочкой и, за шумными разговорами просидели до поздней ночи. Не успели прилечь отдохнуть, как из центра примчалась полуторка с милицией.
     Предварительный допрос, по горячим следам, начали с молодого бандита. Спасая свою шкуру, он сбивчиво рассказал всё о похождениях банды Матвея. Уже под утро, вместо отдыха, ребятам пришлось долго и подробно всё рассказывать под протокол.
     Чтобы не подводить председателя, Степаныч показал, что браунинг отобрал у бандитов. Утром милиционеры загрузили убитых в кузов полуторки, забрали трофейное оружие и уехали в центр. После этого случая председатель колхоза кардинально сменил своё мнение к Тихому и Семёнычу. Даже в райком партии отправил докладную с просьбой отметить героический поступок, но там, узнав о судимостях героев, ограничились устной благодарностью.
     За те годы, Семёныч обучил Тихого не только рукопашному бою, но и некоторым тонкостям психологии и самоконтроля. К концу третьего года Тихой уже в совершенстве владел финкой, пистолетом и некоторыми особыми приёмами боевых разведчиков.  Вскоре Семёныч встретил интересную женщину, с которой сошёлся, и сельская жизнь крепко затянула его. А вот самого Тихого всё больше и больше тянуло в город. Молодому парню было скучновато, и город манил своим разнообразием. Поговорив с Семёнычем и председателем, он с их согласия вернулся в Астрахань.
     Буквально на второй день прибытия судьба свела его с Вероникой, выручить которую ему было в удовольствие, поскольку руки сами чесались от желания испробовать на практике навыки Семёныча. Спасенная им девушка оказалась очень красивой, и  как-то само собой получилось, что он её крепко полюбил. Ему захотелось одаривать Веронику дорогими подарками, но честным трудом много заработать очень сложно, да и специальности хорошей у него тоже не было.
     Поэтому всё вернулось на круги своя. Протекция Хрипатого  давала широкие возможности и, чувствуя уважение  урок, Тихой окончательно погряз в воровской жизни, несмотря на то, что всегда чувствовал чужой для себя их мораль. В последствие, когда он уже пользовался льготами настоящего «авторитета», Тихому предлагали короноваться на «вора в законе», но он с уважением отказался, поскольку в глубине души всё же надеялся наладить семейную жизнь с Вероникой.


                Глава 6
                Женские плечи

     О вещая душа моя!
     О сердце полное тревоги, -
     О как ты бъёшся на пороге
     Как бы двойного бытия         Ф.И.Тютчев

     Словно находясь в какой-то прострации, Тихой сам того не замечая, вернулся к дому Михаила. Встреча с Вероникой глубоко всколыхнула его душу: «Зачем, зачем она так себя ведёт? Я же чувствовал, что она по сей день меня любит. Ребёнок? Но ведь и я мог бы его воспитывать, как родного… я бы завязал с воровством… устроился на работу… и честно жил. Смог же я с Семёнычем три года работать в колхозе. Спрятанная мною серебряная шкатулка с золотом лежит на месте. Нам этого хватит на всю оставшуюся жизнь, а если спрятанные в комоде деньги вернуть, то и вообще всё прекрасно будет. Неужели ей жить с нелюбимым человеком – приятнее, чем со мной?! Или действительно вступив в партию, она опасается, что её там не поймут? Скорее всего – так! Разойтись с мужем и соединить свою судьбу с вором рецидивистом – это непозволительно для честного коммуниста. Даже если я завяжу, биография моя от того не улучшится. Бывший - вор, бывший - сын дворянина, не много ли бывшего для моей жизни? Для коммунистов – это не приемлемо. Да. Если объективно посмотреть, то и партийные работники становятся другими. После прихода к власти Хруща, отношение к людям стало меняться. Кровавого-Керзача, вместе с Малютой-Лаврентием наконец-то изобличили в массовых убийствах собственного народа. Всё – решено! Верну свои деньги и завяжу с воровством. А там как получится, может ещё, с Вероникой встретимся».
     Коротков с тяжёлым настроением вернулся в квартиру Зимина.
- О-о, явился не запылился! – радостно воскликнул друг детства. – Давай к столу присаживайся. Чаёк только-что заварился, и халва имеется. Час назад в гастрономе купил.
Тихой молча подошёл к умывальнику, помыл руки, умылся, и не вытирая лица, устало рухнул на табуретку стоявшую у стола.
- Что такой унылый? Опять день не удался? – поинтересовался Миша.
- Я Веронику встретил. Еле сдержал себя. Так хотелось утопить её в своих объятиях и исчезнуть с ней на край земли, на остров, в непролазные джунгли. Лишь бы быть вдвоём и как можно дальше от страны Советов.
- А что же не утопил в объятиях? – произнёс Зимин, разливая ароматный чай в расставленные на столе кружки.
- Брось потешаться, - одёрнул его Тихой, - она мне всю душу вывернула. Попытался ей объясниться, но она и слушать не хочет. Вор - говорит! Какой же я вор, если ни разу не одной копейки у простых людей не украл?! За что всю мою семью истребили?! Разве я мечтал о такой жизни?! «Враг» - говорит и людей труда – «ненавидишь». Как же я могу их ненавидеть, если сам с Семёнычем, в колхозе работал. С простыми людьми один хлеб делили. С теми людьми, которые в тяжелейшей войне победили, и по сей день себе во многом отказывают. Один только председатель Пётр Шустов, чего стоит! На таких Шустовых  вся Россия держится!
- Вот про это бы ей и рассказал! - воскликнул Миша.
- Да пробовал, но она не верит. У неё сплошная лубковая благодать вокруг. Даже явных проступков коммунистов не замечает.
- Коротков! Давай на чистоту! Ты постоянно говоришь, что тебя не понимают, в тюрьму без вины хотят посадить. Ответь мне. Разве ты не воровал чужое? Разве не по закону за решётку попадал?
- От кого, от кого, но от тебя такого вопроса не ожидал, - с явным огорчением произнёс Тихой. Ты-то ведь лучше всех знаешь, кого я первого наказал. А последующие прохвосты? Разве они не заслуживали моего наказания? Ты же сам видел, как они ловко маскировались под ярых патриотов, а в это время, прикрываясь партийным билетом, обворовывали государство. Все мои акции возмездия   были справедливыми!  Или они   по- твоему не заслуживали наказания?!
- Заслуживали, заслуживали! Только ты не прокурор, чтобы им наказание назначать. Задумайся над этим! Кого ты больше наказал: себя или их?!
- Я это право заслужил! Ты же помнишь, как я в детстве пытался быть полезным для этой власти. Или забыл, как мои достижения клеветой и помоями заливали? Забыл, как без вины навешивали все грехи на меня?
- Помню я всё, – тихим голосом подтвердил Зимин, - только моё мнение остаётся прежним. Не надо было мстить. Себе только жизнь испортил, а этих прохвостов всё равно бы рассекретили и наказали.
- Что-то не очень-то они спешили их рассекречивать и наказывать. Для них легче оказалось всю страну в рабство ввергнуть.
- О каком ещё рабстве ты заговорил?
- А разве работать в колхозе за «трудодни» - не рабство? Люди от темна до темна вкалывали, а деньги им за это не платили! У меня до сих пор перед глазами дочь председателя стоит, Глашей зовут. Девушке семнадцать лет, а у неё руки от тяжёлой работы, как у взрослого мужика, заскорузлые, с грубыми мозолями. Всем наши женщины пожертвовали ради победы и восстановления страны и живут лишь с одной мечтой, что их труд свят и оценен в будущем будет  по достоинству. А Глаше бы в городе с ребятами в парке отдыхать, да учиться в каком-нибудь институте. Но насколько помнишь и уехать из колхозов невозможно было.
- Тут ты вообще не прав! – возмутился Зимин. – Способных ребят от колхозов, направляли в институты учиться, чтобы грамотных специалистов на селе прибавилось.
- Сам признал: «только способных и с возвратом». А всем остальным паспорта выдавать запрещалось. Вот и получается, что по теории рабовладельческий строй закончился в девятнадцатом веке, а на практике, в середине двадцатого века.
- Так необходимо было для восстановления страны! – возмутился Зимин. Все построенные заводы и фабрики будут принадлежать нашим же детям!
- Это хорошо если нашим детям всё достанется. Но всё равно злость берёт, когда видишь некоторые холёные рожи Обкомовских и Горкомовских работничков и знаешь про него точно, что он вор. Цинично прячась за спины наших Глаш и Маш, кроме вреда никакой пользы государству не приносят. Разве ты не видишь очевидного?
- Чего?
- А того, что в этой стране если ты против коммунистов, то тебя завтра же объявят «врагом народа» или душевно больным, не имеющим своего мнения.
- Опять ты не прав!
- Почему?
- Потому что у нас  не всё так плохо, и существует свобода личного мнения.
- Это говоришь ты?! Я всё больше и больше замечаю, что тебе коммунистической идеологией так мозги промыли, что личное мнение незаметно заменили на общественное. А настоящее личное мнение признаётся лишь тогда, когда оно схоже с решением коммунистической партии и правительства.
- Ещё раз тебе повторяю; не все коммунисты плохие. У нас на фронте батальонный политрук был прекраснейшим человеком.
- Ты меня сейчас попрекнуть хочешь? – с обидой произнёс Тихой. – Мол не воевал, на зоне отсиделся. А забыл, как я туда угодил? Не одной улики, всё дело на единственной анонимке построили. Даже попытки разобраться не изобразили.
- Ладно, успокойся, я не за то тему веду. Только всех под одну гребёнку не чеши. За нашего батальонного политрука, любой солдат жизнь отдаст. Он в атаку первым выходил и никогда за наши спины не прятался, а свою офицерскую пайку всегда делил с рядовыми. И честно сказать мне в коммунистической идеологии всегда нравилось стремление к равенству, чтобы всем хорошо было.
- Вот тут-то я опять готов с тобой поспорить! – ответил Тихой и быстро сделал большой глоток чая.
- В чем же? - с усмешкой спросил Зимин.
- А в том, что всем хорошо быть не может! Солнце светит одно на всех, но для одного в это время жарко, а другому холодно. Тётя рассказывала, что мой покойный отец любил на эту тему рассуждать. Говорил, что все люди разные и потому степень вознаграждения за труд, должна быть разной. Изобретатель своим открытием заслуживает большую оплату, а лентяй, который не желает трудиться и копейки не имеет права получить. В результате получается, что один будет жить в достатке, а другой в нищете. Или ты согласен добровольно кормить лодыря и бездельника?
- Нет, конечно, не согласен.
Тихой смачно откусил кусочек халвы и с удовольствием допил чай.
- Да, разговорчик у нас  за чайком получился такой, что не поймёшь, от горячего чая так в пот бросило или от душевной беседы.
- Это точно, но ты всё-таки на Веронике крест не ставь. Если она и на самом деле с нелюбимым человеком живёт, то для тебя ещё не всё потеряно.
- А сколько ждать Миша? Меня в покое не оставят, рано или поздно опять за решётку упекут, а я на зону возвращаться больше не желаю. Если почувствую что-нибудь неладное, то решусь к родне в Париж убежать.
- Ты что, с ума сошёл? Родину буржуям продать решил?!
- Опять ты как Вероника заговорил! Я тебе целый час объяснял. Что люблю свою страну не меньше тебя, но при этой власти мне здесь только зона светит. Хрипатый мне должок должен. Обещал, если надумаю, то поможет по своим связям меня за бугор вывезти. А там поживём, увидим, что да как. Кто знает, может, доживу до тех времён, когда спокойно вернуться на родину позволят.
- Коротков. Ты за эти годы французский-то часом не забыл?
- Не волнуйся, что в детстве отлично выучил, то забыть весьма сложно. К тому же признаюсь, что всегда при возможности старался освежить свои знания.
- А адрес, что тётя тебе говорила, помнишь?
- Конечно помню, только всё это на крайний случай. А пока у меня ещё есть дома дела, -  произнёс Тихой и подобно человеку, впервые вошедшему в эту комнату, стал медленно рассматривать жилище Зимина.  Почётное место занимала железная кровать с литыми баббитовыми наконечниками на торцевых спинках, рядом с ней красовалась самодельная тумбочка из фанеры с умело выпиленными рисунками по бокам. Внимание Тихого привлекли листки бумаги, небрежно разложенные на тумбочке.  Они были исписаны четверостишиями, которые в некоторых местах тщательно зачёркнуты химическим карандашом и уже в новом, отредактированном варианте продолжены.   
- Ого! Я смотрю, ты не совсем забросил свою творческую работу.
- Какая к чертям работа. Так, от скуки немного набрасываю на лист этюды нашей жизни суетной, - с видимым стеснением произнёс Зимин, и быстро собрав листы, положил их в тумбочку.
- Не скромничай, помнится, ты неплохо в юности писал, прочти что-нибудь.
- Отстань, хороших стихов нет, как и настроение что-либо читать.
- Ну, тогда я сам прочту, - произнёс Тихой и  подобрал с пола залетевший под кровать лист бумаги.

                Река-жизнь
     Реки стремительные воды,
     Смывают счастье и беду.
     Уносят радость и невзгоды,
     И не вернуться ничему.

          Да, не вернуть то – знаю точно!
          Где молод я, и всё могу.
          Туда, где ярко светит солнце!
          И босоногим я бегу.

     Отец и мать: вы не ищите.
     Я знаю, что устали  ждать.
     - Вы потерпите, потерпите
     Позвольте сыну поиграть.


          Несёт поток, бросает в тину,
          Потом о камни и вперёд.
          На миг умоет лик, и в спину!
          Ударом новым тряханёт.

     Мольбу, а не пустой эпитет,
     Губами тихо прошепчу:
     - Вы потерпите, потерпите,
     Я доиграю, и приду…

Тихой замолк, пристально глядя на своего друга. Еле заметный нервный тик  дёрнул его щёку. Он быстрым движением руки провёл по лицу, смахнул потную испарину со лба и тихим голосом обратился к Зимину.
- Да Миша, рано наши родители оставили нас одних. Но ты правильно заметил о том, что Создателем уготована отдельная роль для каждого человека.
- Ошибка многих в том, - медленно продолжил разговор Зимин, - что они уверены в своей особой исключительности. Большинство считает, что они рождены для гениальных открытий, творений и должны оставить великий след в истории. Мало кто задумывается над тем, что может вся великая миссия его нынешнего существования, заключается именно в том, чтобы где-то на каком-нибудь перекрёстке встретить случайного прохожего и сказать ему именно ту пару слов, которые могут изменить всю его жизнь в лучшую сторону.
- Возможно, ты прав, - согласился Тихой. - Спасибо за чай, пойду немного отдохну.
     Следующий день он посвятил сбору информации о доме на улице Жана Жореса, и к счастью оказалось, что это именно тот, о котором ему рассказывали в пивной. Ещё раз встретившись с Арканом, он более подробно расспросил о расположении двора и комнатах в доме. Аркан  прикинулся дурачком, всё подробно объяснил Тихому, но на самом деле крепко задумался: «что-то здесь не так».     Тихой в канун дела,  до позднего вечера засиделся за разговором с другом Мишей. Сидели без спиртного, просто распивая чаёк, вспоминали трудное детство, а в ночь ему приснился странный сон:
     Снилось, что залез он в келью старинного монастыря, и только вошёл, как вход закрылся так - будто и двери не было. Кинулся он к узкому окошечку, а оно само по себе, кирпичной кладкой закрылось - словно прорубленная лунка в реке, морозом затянулась. Страшно стало ему в каменном мешке – будто в гробу себя почувствовал. Глядь – мама стоит, и так печально на него смотрит. «Эх, сынок, сынок», - молвит она, - «до чего ты опустился, без моего присмотра… какую жизнь себе выбрал.  Нельзя в эту келью с дурными намерениями входить! Одумайся! Покайся!»
     Вскочил среди ночи Тихой, весь в поту. Мать не снилась ему с десяти лет. Честно говоря он её практически не помнил, поскольку был слишком мал, когда судьба развела их. У тёти Зины Миша видел фото мамы, где она стояла в красивом, украшенном кружевами платье. Тонкие, правильные черты лица, высокая причёска, прямой нос и тонкие губы, подчёркивающие аристократическую внешность, прекрасно сочетались с великолепным платьем на изящной фигуре. Её выразительные глаза сильно врезались в память юного Михаила. Возможно, поэтому он увидел её во сне именно такой.
     Первый раз она приснилась, когда он страдал от одиночества и жестокой жизни в детском доме. Тогда её образ был не чётким, расплывчатым и лишь внутреннее сознание уверенно определило, что перед ним стояла мама. Она произнесла только одну фразу: «Потерпи сынок, не много осталось», и действительно, вскоре вернулась за ним тётя Зина. С тех пор она ни разу  не снилась, и даже когда он мечтал о том, чтобы она пришла во сне, она не приходила. «Через столько лет, мать опять приснилась. К чему бы это?» - лихорадочно задумался он, - «обижать никого не собираюсь, чужого брать тоже – за своим иду, дело правое!»
     Утром за завтраком Тихой хотел всё рассказать Михаилу, но зная его характер – побоялся. «Нет, он не поймёт и начнёт отговаривать, а мне и без того тяжко на душе», - размышлял он, - «решил идти – иди!»
     Велика наша страна, и проживает на ней много народностей, но одно качество, крепко заложенное в душах сограждан, объединяет - это доброта и сердобольность.    
     По улице Жана Жореса, близ церкви «Иоанна Златоуста», стоял небольшой деревянный домик. На крепком кирпичном фундаменте, умело сложенные стены из толстых, деревянных пластин, прекрасно  оберегали хозяев от жары и холода. Выходившие на улицу три окна, были искусно украшены затейливыми наличниками, и во всём чувствовалась крепкая рука хозяина.
     Построил его Алексей Прокопьевич Аристов, человек очень умный и образованный. Строительство шло легко и с душой, поскольку окрыляло его сильное чувство к Марии Гавриловне Журовой, которую ввел он в построенный дом хозяйкой и любимой женой. Оба они вышли из семей состоятельных и трудолюбивых, про которых  в последствии будут говорить: «из бывших».
     Жестокой вьюгой пронеслись революционные и военные времена. После раскулачивания и ссылки в Сибирь брата Алексея - Михаила, Мария помимо дочки воспитывала пятерых его детишек. Пролетели годы, умерли родители, повзрослели и разъехались все дети. Однако чистое сердце и светлая душа, не позволяли ей отдыхать. Впоследствии, после смерти младшего брата, Фёдора и его супруги Варвары, давала она приют и его детям Лидии, Анатолию и Игорю. Порою очень удивляло и восхищало её отношение к людям. Сам собой возникал вопрос: откуда у человека, пережившего много бед, сохранилось столько доброты? Подобно маленькому солнышку, она обогревала дом и всех его обитателей. Оставшись одна, Мария позвала к себе на проживание младшую сестру Клавдию.
     Вот и жили они вдвоём, опираясь друг на друга, Мария 1895 года рождения и Клавдия 1903. Пенсия у Клавы была 18 руб. 20 коп., а у Марии 12 руб. 40 коп., и понятное дело, что прожить на неё было весьма сложно. Выручал заложенный отцом характер, - надеяться только на самих себя. Мария имела большую склонность к обустройству быта и порядок в доме содержала идеальный, а рано овдовевшая Клавдия успешно развила  способности к предпринимательской деятельности. Во времена Нэпа организовала торговлю мороженным, в голодные военные годы зимой на чуньках по льду, за семьдесят километров за рыбой ездила, чтобы прокормить не только двоих малых дочерей, но и престарелых родителей. Именно о таких сильных женщинах прекрасно сказал поэт: «…коня на скаку остановит! В горящую избу войдёт!»
     Так, выживая в жерновах Российской «особенной стати» с верою в душе, освоила Клавдия  швейное дело. Имея невероятное чутьё на спрос, она мигом подгоняла выкройки под востребованные стили. Прекрасно отлаженная швейная машинка «Зингер» тарахтела как пулемёт в горячей битве, а поверженные изяществом изделий продавцы в комиссионных магазинах быстро расхватывали товар. Модные юбки и платья продавались в миг, и ей приходилось день и ночь сидеть за работой, самоотверженным трудом латая дыры советских пошивочных фабрик.
     Утро того дня ничем не отличалось от предыдущих. Первой как всегда проснулась Мария, и после душевных молитв перед иконами, принялась за утренние хлопоты. Клавдия ложилась поздно, пока не закончит необходимое шитьё, и вставать слишком рано,  ей было тяжеловато. На этот раз у неё была масса запланированных дел, и она поднялась раньше обычного. Наспех помолилась, бегом позавтракала , и схватив изрядно затёртую, любимую сумку, направилась к выходу. «Ставни открой!» -  крикнула ей вдогонку старшая сестра.
     В домах того времени  окна, было принято на ночь закрывать деревянными ставнями и закреплять металлическими засовами, которые с внутренней стороны дома крепились железными чекушками. Мария подошла к окнам, вынула чекушки из засовов и немного подождала, но ставни не открывались. «Тьфу-ты, опять забыла», беззлобно поворчала она на сестру и пошла, открывать сама, прихватив по пути скамеечку.
     Выйдя на улицу, она с удовольствием, всей грудью вдохнула свежий воздух. Солнышко ещё только набирало  свою силу, и приятная прохлада как бы призывала успеть насладиться ею, поскольку к  десяти утра уже наступит  сильная жара. Тётушка приставила скамеечку, чтобы дотянуться повыше, и привычными движениями открыла окна.
     Тем временем к ней подошла женщина, приблизительно её возраста. Белый платочек, плотно завязанный на голове, оставлял открытым лишь лицо. Чёрная, длинная юбка и беленькая кофточка с длинными рукавами, были чистенькими и хорошо отутюженными. По всему её виду чувствовалась какая-то торжественность.
- Доброе утро Мария, - произнесла она мягким голосом.
- Ой, Зинушка! Ты куда с утра пораньше, такая нарядная собралась?
- В церкву иду. Сегодня день памяти моей матушки, надо обеденку заказать.
- Это правильно, - поддержала её Мария, - мы с Клавой в воскресный день пойдём.
Неожиданно калитка соседнего двора отворилась, и из неё быстро вышла ещё одна старушка.
- Доброе утро бабоньки! – на ходу поприветствовала она своих подруг и заспешила к дороге.
- Вот погляди на неё, - с удивлением произнесла Зина, - наша ровесница, а конь – конём, да и лицом моложе своих лет выглядит.
- Так ведь она как моя Клава, мясного ничего не ест, да в придачу ещё холодной водой поливается.
- Холодной говоришь? – недоверчиво спросила Зина. А кто ж её поливат?
- Да Василь её. Он у неё молодец, и по хозяйству рукастый мужик.
- Эх, везёт же бабе, - печально произнесла Зина, а мой только матюками меня горазд поливать. Пьёт зараза, спасу нет. Давеча случай с ним вышел антересный.
- Какой? – полюбопытствовала Мария.
- По пьяной лавочке где-то шарахалси и припёрси домой с клещом на шее. Я клеща-то вырвать хотела, а  мой давай орать: «вези в больницу, там по научному снимут, чтобы ножки в теле не остались». С ума сошёл видно. Какие там ножки, коли клещ, как пузырь надутый висит – снимай, да и дело с концом. Но спорить не стала, повезла. Приехали в амбулаторию, врач завёл его в кабинет, а мне в каридорчике ждать велел. Долго ждала, аж терпежу еле хватило. Наконец дохтор вышел, и глядя на меня круглыми глазами, молвит: «Анцефалитный - сдох!»
- Матушка Пресвятая Богородица! – вскрикнула, хлопнув ладонями Мария. – Петро - сдох?!
- Да куды там! Ему падлюке, алкашу проклятому хотьбы-хны. То клещ, анцефалитным оказалси, и напившись Петькиной кровушки – сдох! Ничего их алкоголиков не берёт! Во как!!
- Ох, Зинушка и не говори. Кровушки он из тебя попил не хуже того клеща.
- Так ему можа и не было ничего из-за того, что он сам всю жизнь прожил как тот клещ, - немного успокоившись, тихо произнесла она. – Заговорилась я с тобой Маня, надо идти мне, а то на службу опоздаю. Будь здорова!
- И ты не хворай! – попрощалась с подругой Мария и направилась к двери.
Из-за угла появился пожилой мужчина приятной внешности, с короткой стрижкой седых волос. Увидев старушку, он ускорил шаг и махнул ей рукой.
- Доброе утро! – вежливо произнёс он. – Извините, вы не подскажите где здесь улица Узенькая? К родственнице приехал, а найти никак не могу.
- Доброе, доброе! Конечно подскажу, вы зайдите на минутку, а то у меня чайник от кипения свистеть устал, - и бабуля с добродушной улыбкой поспешила в глубину дома.
Сняв с керосинки чайник, она весело произнесла:
- А что за родственница? Я здесь всех прекрасно знаю, улица-то Узенькая, проходит сзади нашего двора.
Старушке показалось, будто дверь в дом тихонько скрипнула. Быстро повернувшись назад, она к своему удивлению обнаружила, что гость куда-то исчез, словно его и не было.
- Эй, ты где? Как родственницу-то звать?
Но вопрос остался без ответа, лишь соседский кот, с надеждой полакомиться, осторожно заглянул с улицы в открытую дверь.
- Брысь, воришка! – прикрикнула на кота Мария. - А где же мужчина? Странный какой-то, сам спросил и не выслушав исчез, - подумала она и закрыла входную дверь на крючки.




                Глава 7
                Заговорённая хата

     Свершается заслуженная кара
     За тяжкий грех, тысячелетний грех…
     Не отвратить, не избежать удара –
     И правда Божья видима для всех.        Ф.И.Тютчев


     Ввиду того, что интересующий нас домик находился рядом с Татар-Базаром, все родственники из сёл и окраин города, приезжая на рынок, как правило, заходили в гости к старушкам. Это утро не было исключением, и уже к десяти часам раздался привычный звонок.
- Иду, иду, - громко произнесла Мария и, шаркая шлёпками по полу, подошла открывать дверь. – Кто там?
- Баб Мань, это я Римма! – раздался голос за дверью.
- Ой, Риммочка, - радостно воскликнула старушка и сняла тяжёлый длинный крючок. Дверь распахнулась, и в неё вошла молодая стройная девушка.
- Я на рынок забегала да подумала ,   сумки у вас  оставлю, а вечером заберу.
- Ну, ты проходи хоть чуток, посиди, - засуетилась баб Маня, - у нас тут такое было!
- Ладно, минут десять посижу, - согласилась Римма, не желая расстраивать тётушку. Она прекрасно знала, что баба Клава как всегда весь день в бегах по городу, а бабе Мане одной скучно.
     Тётушка усадила за стол племянницу и налила ей калмыцкого чая. Чаёк был как положено, слегка подсолен и положенный в него кусочек сливочного масла быстро таял в горячем напитке.
- Ты знаешь, что на прошлой неделе нас чуть было не обворовали? – с чувством, как будто открывая великую новость, произнесла она.
- Да что вы?! – изобразив искреннее удивление, воскликнула Римма, хотя новость была ей уже несколько дней как знакома, ещё от прошлого посещения.
- Правда, правда! – заверила её тётя, радуясь, что можно ещё раз посмаковать все подробности. Ввиду своего возраста, запомнить всех, кому из приходивших гостей она рассказывала, а кому нет, ей было сложно. Родственники относились к этому с пониманием и никогда не говорили, что о тех или иных событиях она им уже рассказывала.
- В ту пятницу сидим мы с Клавой чаёвничаем, вдруг звонок в дверь. Я подошла и спрашиваю: «Кто там?» Мне в ответ мужской командный голос :«Белозёров и Покровский! Откройте!» Я опять: «Кто такие? Что надо?» «Откройте быстро! Вам срочное письмо!» Я говорю :«В почтовый ящик кидайте!». В ответ тишина. Вдруг смотрим, через забор лезет какой-то парень, а следом ещё один. Мы в крик: «Убирайтесь отсюда! Сейчас милицию вызовем!». Тут как бог прислал, Пашка, Клавин зять, появился. Он за ними с криком, а те наутёк.
- Это надо же?! Уже средь белого дня воровать лезут! – возмущённо произнесла Римма, допивая чай. – Хорошо хоть дядь Паша вовремя появился! А где же они перелезли?
- Пойдём,  покажу, - произнесла Мария и пошла открывать дверь, выходящую во двор. Надо пояснить, что из дома было два выхода, один на улицу, а другой во двор. В течение дня выходящая во двор дверь практически не закрывалась. Территория двора была небольшой и со всех сторон основательно закрыта соседскими домами и высоким забором.
- Во-о-он, в том уголочке они и прошмыгнули, убегая, - указала рукой на дальний угол, тётя.
- Но ведь ворота-то какие высокие! Как они через них перелезли? – поинтересовалась Римма.
- Не знаю. Молодые и здоровые, вот и перелезли, - устало заключила старушка.
- Вы уж тут теперь осторожнее, - назидательно посоветовала племянница, - а мне пора идти.
- Да теперь после такого шума долго никто не сунется, - заверила её тётя и проводила к выходу.
    В домашней суете промчался весь день, а ближе к вечеру Римма забрала свои сумки. Тётушка приготовила молочный супчик с вермишелью, и присела на кухоньке, ожидая прихода сестры. В седьмом часу появилась Клавдия. Надо заметить, что несмотря на свой возраст, она была очень энергичной женщиной. Помимо необходимых дел, ею было заведено правило: каждый день посещать одного или двоих родственников.
     Поскольку родни было огромное количество, ей приходилось подолгу не засиживаться, а навестив до обеда одних – после обеда успевала зайти к другим. Ритуал посещений был отработан до мелочей. Придя в гости, она пила чаёк, обсуждала свои новости и узнавала чужие, затем ложилась на диванчик часок вздремнуть и после отдыха стремительно мчалась к следующему родственнику.
     Таким образом, вся родня знала о существовании того или иного брата, шурина или деверя и как они живут. Это очень объединяло всех, и Клавдия пользовалась большим уважением многочисленной родни. Как всегда вся в суете, она бросила сумку у дверей, помыла руки и к столу.
- Как ты тут? Кто приходил?
- Римулька была, сумки утром оставила, а вечером забрала, - размеренным голосом ответила Мария. – Ты-то, где носилась?
- С утра проехала по комиссионкам. Два платья продали, юбки ждут, а я их ещё не дошила. Сейчас перекушу да за работу.
- Работу, работу, - недовольно проворчала старшая сестра, - весь день мотаешься, а потом всю ночь спать не даёшь своим шитьём.
- Где же я мотаюсь?! – возмутилась сестра. – Утром комиссионки по делам объехала. В обед к Клавдии забежала, а уж под вечер Володьку с Тамарой навестила. Моталась я!
- Так бы сразу и сказала, что у наших была, - примирительным голосом проговорила Маня. – Рассказывай, что у них нового?
- Да я и хотела, а ты сразу моталась, мота…
Неожиданно Клавдия замолчала и стала к чему-то прислушиваться.
- Ты  ч…
- Тихо!!! – оборвала её Клавдия. – Слышишь, храп какой-то доносится?!
- Откуда? – ничего не понимая, спросила Мария.
- Сама не знаю, но, кажется, у нас в доме.
Маруся начала прислушиваться.
- И правда, храпит кто-то, - удивлённо произнесла она.
Обе старушки поднялись с табуреток и тихонько направились к залу. Войдя в него, они ясно расслышали смачное сопение, доносившееся из спальной комнаты. Пересиливая страх, обе тихо подошли и посмотрели.
     Комната была пуста, но заливистый храп доносился ещё громче. Набравшись смелости, бабули  осторожно продвинулись вперёд и заглянули под кровать. К их ужасу представилась картина сладко спящего, совершенно незнакомого, мужчины. От удивления они чуть было не вскрикнули, но вовремя совладав с собой, тихо вышли. Трясясь от страха, быстро прошли в прихожую и закрыли на замок дверь.
- Матушка, Пресвятая Богородица! – запричитала Маруся.
- Тихо, ты, - остановила её Клавдия.
- Что делать будем? – с дрожью в голосе спросила старшая сестра.
- Попался голубчик! – приходя в себя, уверенно произнесла Клава. – Милицию вызывать надо! Я на почту, звонить, а ты здесь дежурь. В случае чего беги и народ кричи.
- Да ты, что?! Одну меня с ним оставить хочешь? Может он убивец?! Жизни нас лишить хочет?
-Успокойся ты! Если бы он хотел нас убить, то давно бы это сделал. Как он в дом-то попал? Куда смотрела весь день?! Ну, да ладно, успокойся. Мне кажется, что это обычный вор, и если не поймаем, то так и будут пытаться к нам залезть. В общем, жди, а если проснётся – беги.
     Первый этаж соседнего дома занимало отделение почты, и когда надо было позвонить, многие соседи обращались именно туда. Работники почтамта хорошо их знали и никогда не отказывали. Сделав звонок в отделение милиции, Клавдия с присоединившимися к ней тремя женщинами направилась обратно. По пути, на шум, к дому стали подтягиваться соседи. Советская милиция отреагировала мгновенно, и через десять минут машина с нарядом стояла уже у дверей дома.
     Дрожащими руками Маруся открыла замок и впустила милиционеров. Парни крепкого телосложения, привычные к разного рода экстремальным ситуациям, тихо вошли в зал. Смачный храп громко пронёсся по дому, сняв некоторое напряжение у готовых ко всему сотрудников. Они резко проскочили в спальную и выволокли из-под кровати мужчину.
- Встать! Руки за спину! – прокричал сержант.
Небритый парень лет тридцати пяти как ужаленный вскочил на ноги и привычным движением занёс руки за спину. В его сонных глазах явно читалось удивление и полное непонимание того, что происходит и где он находится. Подоспевший к сержантам капитан ловко застегнул наручники на руках незваного гостя.
- Ба, ребята! Да это же Аркан к нам в гости пожаловал!
- Да ну?! – с сомнением ответили его оба помощника.
- Аркан, ты что, на домушника квалификацию развивать начал? Опять твоя мать наши пороги обивать будет? Мол, невиновен, плохие дружки затянули невинное дитя. Но срок тебе я гарантирую!
Аркан, видя, что так по-идиотски влип, в отказ не пошёл, гордость не позволила.
- Здорово, начальник! – заговорил он. – Твоя взяла, но тут без мистики не обошлось!
- Точно Аркан! – со смехом признали сержанты, разглядывая наколки на его руках. – И опять за своё – не виновен! Вот смеха в отделе будет! Две слабенькие старушки здорового парня повязали! Ха-ха-ха! – засмеялись ребята, а присутствующие работники почтамта их поддержали.
- Надо же! Какие у нас бабульки боевые! Ха-ха-ха!
- Чего ржёте! – огрызнулся Аркан. – Говорю вам, заговорённая хата эта! Я только прилёг выждать чуток, а меня мертвецким сном накрыло, будто в яму провалился.
- Иди, иди, погулял немножко, пора назад, в дом родной! – сажая его в машину, произнёс капитан.
- Заговорённая хата! Заговорённая! – донесся голос Аркана из отъезжающего милицейского «козлика».
     Сильная обида на самого себя разъедала душу Юры. Как всё глупо получилось. Но видно, судьба – от неё не уйдёшь! И как всё обернулось?! Проник так удачно, можно сказать прямо за их спинами прокрался. Осталось только выждать момент и вынуть спрятанные в комоде деньги. Но откуда напала  эта расслабуха, от которой всё тело обмякло  и втянуло, словно в бездну, сковав крепким сном? 
     Слышал же приближающиеся шаги и прикладывал все усилия, чтобы открыть глаза, но всё тело словно расплавленным свинцом налилось.  Веки настолько отяжелели, что до последнего момента не мог их даже чуть-чуть приоткрыть. Что это? Воистину - заговорённая хата!»
     Когда милиция отъехала, к собравшейся толпе подошёл пожилой мужчина и тихо поинтересовался:
- Что случилось? Убили кого?
- Нет. Тут сейчас наши соседки матёрого зека у себя в доме поймали! – прозвучал чей-то голос. – Он залез в дом, воровать, а сам заснул! Во как!
- Так ему и надо, - произнёс пожилой человек, - нечего в дома честных граждан лазить. Развелось жулья! Милиция куда смотрит?
И покачивая головой, он медленно удалился.
«Вот тебе и вещий сон, - шагая от кучи зевак, думал Тихой, - как я вовремя остановился! А ведь когда бабуля отвернулась, мне ничего не стоило прошмыгнуть вовнутрь дома. Вовремя я пошёл в отказ у самых дверей, а то не Аркана, а меня бы из этой хаты выволокли. Но каков Аркан – гнилая его душа! Наверняка что-то пронюхал. Представляю, как теперь локти кусает.
Деньги не забрал, срок новый заработал, а главный вопрос зависает в воздухе: там ли мои деньжата?».


   

                Глава 8
                Странности Ниловны

     Когда у золота скупой не ест, не пьёт, -
     Не домовому ль он червонцы бережёт?               И.А. Крылов
 

     После описанных событий прошло некоторое время. Наступила золотая осень, которая в нашем регионе очень хороша. Многие жители Астрахани заслуженно любят именно это время года. Рынки и магазины переполнены местной овощной продукцией: арбузы,  словно сахарные, баклажаны, помидоры, знаменитые своим особым, сладким вкусом.
     Астраханские сады, прославившиеся на весь Советский Союз своими прекрасными сортами яблок,  баловали население вкусными плодами. Стоит заметить, что и рыбалка по осени куда интереснее. Здесь вам и судак-хлопун, и сазан, и тарашка-бора, которая в вяленом виде истекает  янтарным жиром.
     На реке по осени движение водного транспорта было сравнимо с нынешним движением автотранспорта в городе в час пик. Бензин стоил восемь копеек за  литр, и даже самая бедная семья могла позволить себе содержание лодки с мотором.
     Ну, а кто не рыбачил – пожалуйста в магазин. В широком ассортименте рыбная продукция к вашим услугам. На прилавках лежали осётры, белуга, стерлядь и прочая рыба, а в промежутках красовались различного размера баночки с чёрной икрой с местного рыбного завода.
     Бабье лето щедро балует тёплыми деньками, а отсутствие дождей позволяет горожанам ещё долго наслаждаться поездками на природу. Исчезает комар, ночи становятся прозрачными, словно хрусталь, и сидя у костра, большое удовольствие можно получить от созерцания звёзд, которые в этот период становятся особо яркими и завораживают взгляды загадками сокрытых от людей тайн вселенной.
     Вот и на этот раз рабочая неделя закончилась, предоставив выбор использовать свободное время согласно своим интересам. Утро воскресного дня - особая пора для верующего человека, коими с детства являлись Мария и Клавдия. Проснувшись пораньше, они умылись и причесались, кушать не стали, дабы принять Святое причастие. Наконец, надев праздничную одежду,  обе вышли из дома.
     Слухи о задержании вора быстро разлетелись по всем соседям, многие из которых посещали близлежащую церковь, построенную в честь святого Иоанна Златоуста. Несмотря на многолетний разгул бесноватых коммунистических идеологов, уничтоживших многие храмы и мечети, дух богобоязни в народе всё же сохранился.
     Многие горожане посещали её на Великую пасху, или ребёнка окрестить, а уж старенькие бабули каждое воскресенье ручейками стекались на звон колоколов. Высокую колокольню снесли партийцы, дабы не привлекала народное внимание, но добрые люди наладили колокола над входом в храм и призывали прихожан звонкими переливами.
     То утро не было исключением, и под бодрящий звон паства потихоньку устремлялась к храму. Метрах в трёх слева от церковных ворот стояла одинокая старушка. На ней было  старое, залатанное платьишко, подпоясанное простой верёвкой. Видавший виды, когда-то бывший белого цвета платок, серым тоном сливался с её нечёсаными волосами.
   Прислонившись к стене, она зорким глазом посматривала по сторонам. Вдруг, увидев приближающегося молодого человека, она заметно оживилась. Как только он с ней поравнялся, бабуля быстро сделала шаг вперёд и жалобным голосом запричитала; «Пода-айте, пожалуйста,на хле-ебушек».
     Молодой человек остановился, достал из кармана мелочь и протянул ей, мысленно жалея: «Бедная женщина!».  Быстро спрятав деньги в накладной карман, грубо пришитый на передней части платья, она, изобразив страдальческое лицо с горькими слезами, ещё  жалостливее воскликнула: «О-ой! Спа-а-сибо, ми-и-лый!». Когда он увидел  искренние слёзы женщины, ему стало жаль её ещё сильнее.  «Отведи, Господи, так на старости лет без куска хлеба остаться!», - подумал он и вошёл в храм.
     Как только прохожий удалился, старушка быстро достала и пересчитала деньги. Найдя среди них копеечные и двухкопеечные монеты, она выбросила их в сторону, а более крупные спрятала в карман.
- Глянь, Маня! Опять Матрёна чудит у церквы! – произнесла Клавдия, показывая рукой в сторону нищенки.
- Бога гневит! Дрянь эдакая! – поддержала её старшая сестра. – В собственном дому комнаты сдаёт квартирантам! Кухню утеплила и тоже сдаёт морячкам! Пенсию больше нас двоих получает, а всё побирается! Дочь свою позорит!
- Ох, и извелась с ней Вероника, - сочувственно произнесла Клава, - по четыре раза в год из Воронежу приезжат. Отмоет её, оденет в чистенькое, а как уедет - Матрёна опять за своё.
Тихонько приближаясь, сёстры ещё обсуждали поведение Матрёны, которая при их появлении быстро зашла за угол забора. У церковных ворот они отвесили земные поклоны и, осенив себя крестным знамением, собрались было зайти, как вдруг сзади к ним приблизилась одна из знакомых.
- Ой, как хорошо, что встретила вас, - явно волнуясь от предвкушения интересного разговора, произнесла она, - на минутку задержитесь. Мне давеча Петровна рассказала о случае с вором. Как же он в дом-то забрался? Ведь убить мог бы, если бы сон его не сморил!
- Да не сон то был, а Божье провидение, - важно поправила её Клавдия.
- Так и я говорю! Сам Бог отвёл от вас злодея эдокова!
- Да, да! – подхватила новая участница разговора. – Мы как услышали о случае, так все и сказали, что это Бог усыпил окаянного.
- И что же ирод хотел утащить у бедных пенсионерок? – включилась в разговор ещё одна старушка.
- Ой, гляньте, бабоньки, Бориска в церкву пришёл! – неожиданно воскликнула Мария, указывая рукой на изысканно одетого пожилого человека, входившего в церковь.
- Эт, каков Бориска? - поинтересовалась одна из окружающих.
- Как, каков?! – возмутилась стоявшая рядом высокая, сухонькая женщина. – Ларочку, что у кинотиятра жила, помнишь?
- Господи Иисусе Христе! Матушка Треручница Пресвятая! – удивлённо воскликнула спросившая. – Неужто  сынуля её одумалси и покаятьси в храм идёт?!
- Да где там,  такой разе покаятси! – произнесла высокая старушка. – Глянь токма на него! Такому подлецу  даже траур к лицу!
- Ба, и носит же земля его, - подхватила Клавдия, - собственную мать, закрыв в доме, до смерти заморил!
- А ведь как его Ларочка-то любила! – продолжила с глубоким сожалением Мария. – Единственному сынку ни в чём не отказывала.
     Так за разговором собралась целая толпа старушек и дедуль, которые минут двадцать бурно обсуждали сына Ларочки и произошедший случай с вором. Тётушки, конечно, предвидели подобное и выходили из дому чуть раньше, чтобы обменяться двумя словами с подругами. Наконец под звон колоколов все как бы встрепенулись и с охами да причитаниями зашли в церковь.
     Отстояв службу, временами прерываясь на беседу с друзьями, они исповедовались, приняли Святое причастие и в благостном настроении с чистой душой направились к выходу.
- Постой, Мария! – тихо прозвучал оклик подруги. – Ты к Ниловне вчера не ходила?
- Нет, я сегодня собираюсь.
     Стоит напомнить читателю, что Ниловна была одной из соседок и проживала в стареньком, покосившемся домике. Была у Антонины любимая поговорка, когда речь заходила о каком-либо проступке, она обязательно вставляла «бес попутал». Иногда, когда некоторые подруги путались в рассказе, забывая её имя, то стоило им сказать «бес попутал», как все сразу понимали, что речь идёт об Антонине. Но однажды произошёл в жизни старушки резкий перелом.
     Как-то серьёзно захворала она. От болезни силушки поубавились и, не надеясь на лучшее, начала Ниловна потихоньку с миром прощаться. Тут-то и сказалась взаимовыручка соседей. Узнав о её болезни, сердобольные подруги зачастили к ней в гости. Шли они, конечно, не с пустыми руками, кто супчика, кто котлетку, а кто киселька или компот принесёт. Каждый день навещали  и в домике прибирались.
     Полежав пару неделек, Антонина оценила заботу и затянулась её хвороба на долгое время. Соседи, видя немощь одинокой старушки, в помощи не отказывали, поддерживали,  чем могли. Дровишек привезут, печку натопят, порядок наведут.
     Однако было бы не справедливо утверждать, что все подруги делали это бескорыстно. Самые ярые помощницы: Зина, Дуся и Нюра - втайне от многих имели свои виды на некоторые предметы имущества Ниловны.
     Несколько лет назад один из закоренелых алкоголиков принёс в честь уплаты долга за самогон почерневшую от времени иконку. Ниловна поворчала немного, но приняла, а когда почистила оклад, то разглядела клейма, присущие серебряным изделиям. Понятное дело, что не удержалась от радости и похвалилась приобретением подруге Нюре.
     Нюра, увидав прекрасный образ, изображавший апостолов Петра и Павла, да ещё в серебряном окладе, загорелась желанием приобрести его у Ниловны. Что только она не предлагала, но Ниловна наотрез отказывалась продавать или менять её и повесила иконку в своей спальной комнате.
     Дуся, посетив подругу, сразу обратила внимание на обновку. Постоянные жалобы на плохое зрение были весьма сомнительными, поскольку она очень хорошо разглядела клейма на окладе. В отличие от Нюры, она ни словом не обмолвилась о том, что поняла ценность иконы, а напротив, стала заверять подругу в том, что вещь та пустяшная и цены ей никакой нет.
     При всех своих заверениях, мечта завладеть ею, поработила всю её душу. Дуся словно привязанная, чуть ли не каждый день, наведывалась к подруге и как под гипнозом заходила в спальную, лишь бы хоть одним глазком ещё раз взглянуть на предмет своей мечты. Она отчётливо сознавала, что Ниловна на много её старше и родственников никаких не имеет, а значит рано или поздно, но образ Петра и Павла будет принадлежать ей.
     Ещё одной засекреченной охотницей до чужого добра была Зинаида. Честно говоря, человеком она была набожным и в душе постоянно пыталась бороться со своим пороком стяжательства. Однако имея с юности любовь к хорошему фарфору, столовый сервиз работы Кузнецова, пылящийся в шкафу у Ниловны, привлекал её не с меньшей силой, чем икона Нюру и Дусю.
   Зинаиду пугал образ жизни подруги, поскольку та проповедовала откровенный атеизм. Одно только общение с алкоголиками и торговля самогоном по её понятиям свойственны только людям, знающимся с самим Сатаной. Всё это пугало её, но магнетизм сервиза был выше всех страхов.
     Вот в таком-то кругу своих подруг и жила немощная старушка последние годы.
    Только стали подруги замечать за ней какую-то странность. Пытались Ниловну в баньку свозить, а та в штыки: «Не надо мне этого! Я лучше дома в тазике и без вас хорошо помоюсь!». На замечание переодеться, опять своё: «Не троньте меня! На мне всё чистое!». Понятное дело, что одеждой-то поколение отроду не избаловано было. Главное чистенькое и вовремя заштопано. Подруги, глядя на её ветхое платьишко и прочую немудрящую одежонку, были уверены в том, что она с себя платье давно уже не снимала.
     Однако вернёмся к разговору подруг.
- Петровна, а тебе она ничего не говорила? – полюбопытствовала Мария.
- Это ты насчёт смерти, что ли?
- Да она ко мне в прошлый раз как привязалась весь вечер бубнить: «Вы меня перед погребением не мойте! Как умру, так в чём есть, в том и схороните! Иначе прокляну вас всех с того света!». Наверное, у неё уже ум за разум заходит, - с удивлением произнесла Мария.
- Так она это не только вам, а всем наказывает, - заверила Петровна. – Кого не спрошу, все о её просьбе рассказывают.
- Точно, с ума сошла! – вставила Клавдия. - Виданное ли дело, не мыть перед захоронением!
- Странная она какая-то последнее время, - произнесла Мария. - На той неделе, когда прохладно было, Клава печку немного затопила. Дом прогрелся, аж жарко стало. Мы чаёк попили и разделись, все пропотевши, а она сидит вся красная и потом истекает. Я ей, «скинь кофту, запарилась». В ответ та как огрызнётся и давай нас гнать. Чудная какая-то!
- И впрямь, чудная! – согласилась Петровна.
На том наши старушки и разошлись.



               

                Глава 9
                Случайная находка

        Оставить так его, - так может клад пропасть;
        Нельзя ручаться не за сутки;
        И вырыть могут и украсть:
        На деньги люди чутки.               И.А. Крылов

     Прожитые годы, незримой струйкой выпускают из нашего организма жизненную энергию. Сегодняшние старички и старушки тоже были когда-то молодыми и шустрыми. В июле 1893 года в семье заводского рабочего Нила Степановича Куркина родилась дочурка, которой дали имя – Антонина. Матушка с утра до ночи у купца Мифодия Поликарповича Звонарёва кухаркою трудилась, и так уж сложилось, что маленькую Тоню с малых лет помощницей с собой брать стала. Известное дело, что науки по тем временам  для мужчин из простых семей труднодоступны были, а уж для женщин и тем более. Потому-то всё её образование уложилось в два класса церковно-приходской школы. При кухне же Антонину быстро в тело ввело, и не успела она юности увидеть, как матушка решила замуж её быстрее выдать.
     Коллега отца, увидав сбитую и шуструю девчонку, недолго думая, засватал Тоню за своего сына. О любви никто не спрашивал. Сказали родители:  «Надо выходить» . Вот и вышла Антонина за Кузьму Сироткина. Семейная жизнь с самого начала не заладилась: супруг крепко выпивал, а придя домой, бил её нещадно. На жалобы дочери мать одно лишь твердила: «Терпи, доченька, перебесится – лучше станет. Ну, а коли бьёт, значит- любит, не любил бы – не бил!»  Одна лишь бабушка Груша, мать отца, понимала её и жалела.
     Бывало, придёт Кузьма пьянющий с работы и с порогу без слов тресть в лицо кулаком, а потом, схватив за волосы, из дома на улицу её вышвыривает, а на улице мороз. Первое время то к соседям, то к матери бегала, а потом и они отказали. Единственное спасение было – бабушка. Прибежит к ней Антонина вся в слезах, а баб Груша и приветит, и чаем напоит, да поговорит жалеючи: «Ты внученька, потерпи, сейчас заснёт покрепче, а позже домой вернёшься. Только с мужем не спорь – бесполезно это! Слишком рано тебя мать замуж спровадила. Да и Нила моего видно бес попутал, за такого пьянчужку тебя отдать. Ведь коли мужик с самого начала семейной жизни бьёт, то дальше сильнее бить будет, если пьёт, то дальше ещё больше пить будет; коли гуляет потихоньку, то дальше вообще по бабам бегать начнет. С годами все пороки у них лишь усиливаются, а бабы – дуры думают, что через свою любовь их образумить могут. Ничего их не образумит, если с самого начала семейная жизнь по-хорошему не пошла».
     Всю жизнь Антонина помнила наставления бабушки, и даже её поговорка «бес попутал» стала и для неё любимым выражением. На счастье Антонины произошла революция. Неописуемый восторг испытала вся её семья, когда свергли царя. Дух захватывал от надежд на новую, свободную жизнь, когда выходили они с мужем и сынишкой на митинги. Отец в партию вступил, муж выпивать меньше стал и руки поднимать на жену начал побаиваться. К угнетённым женщинам теперь уважение проявлялось, и потихоньку жизнь изменилась в лучшую сторону.
     К сожалению, счастье, словно комета на небе, поразит всех яркостью вспышки и исчезает. Не успели к новой жизни приладиться, как грозовые тучи вновь застлали небо. Война! Мужа с сыном на фронт призвали, и с тех пор она их больше не видела. На отца, уже под самый конец войны, похоронка пришла. Так и осталась она одна в своей избушке. К тому времени, сформировав волевой характер, она переборола боль утраты, загнав её глубоко в душу и никому не показывала, поскольку таких вдов вокруг было множество. В трудные послевоенные годы стала сдавать комнатку квартирантам и время от времени варить самогон, который пользовался большим спросом.
     Как-то одним прекрасным днём попросился к ней на квартиру мужчина средних лет, крепкого телосложения, одет прилично и уважительный такой. Видно было сразу, что он не из рабочих - на них глаз у Антонины намётанный, а этот вроде бы как интеллигент, но не совсем. Иногда словцо крепкое как проскочит у него, аж оторопь берёт. Думала: «Может, инженер какой?» Но тоже не угадала. Работа у него какая-то непонятная: то дома целыми днями сидит, то нет его с неделю. Но это Ниловну особо не печалило, поскольку другая мысль потихоньку начинала тревожить: как бы не сошёл он с квартиры. Жилец – завидный, платит исправно, едой завалил, а если необходимо что-либо починить, так и просить не надо – вмиг инструменты в руки и всё в порядке. В общем, живи – да радуйся!
     С год в доме Антонины была полная идиллия. Но однажды, словно чёрная тушь в чистую воду, влилась неприятность, замутившая всю дальнейшую жизнь Ниловны. Как-то ранним утром подъехала милицейская машина. Не успела остановиться, как из неё четверо мужчин выскочило и бегом во двор. Двое к окнам подбежали, а двое к дверям. Ниловна даже вскрикнуть не успела, как они ворвались и подняли квартиранта прямо с постели. Застегнув на его руках наручники, с довольными лицами повели арестованного к машине.
- Кто такие? За что невинного парня схватили? – возмущённо закричала Ниловна.
- Тихо, бабуля, мы из отдела, - предъявил удостоверение капитан милиции.
- Здесь, наверное, ошибка какая-то, - продолжала кричать Ниловна, - Миша и мухи не обидит!
- Мух он, конечно, не обижает, поскольку сам как муха по чужим квартирам летает, - со смехом произнёс сержант милиции, выводя Михаила.
- Ну и что  из того, что  по квартирам живёт? – не понимая происходящего, воскликнула Антонина.
- Да вор он! - поспешил сообщить прибывший участковый.
- Как вор? - падая на табурет, прошептала Ниловна.
- Антонина Ниловна, не волнуйтесь, всё будет зер гут! – крикнул на прощание Михаил. - Доброту вашу не забуду, и дайте только срок – будет вам белка и свисток!
- Иди, иди, будет тебе и срок, и свисток наслушаешься, - подталкивая арестованного, произнёс сержант.
- Курбанов, приведи понятых! - произнёс капитан, обращаясь к сержанту.
Сознавая, что воры такого уровня краденое дома не держат, обыск был проведён быстро и невнимательно.
 – Антонина Ниловна, на минутку вас можно?
- Можно, конечно, только не верю я, что Миша мог у кого-то украсть, не мог его так бес попутать.
- Вы мне скажите, пожалуйста, с какого времени он у вас живёт? – начал допрос следователь и, усаживаясь за стол, вынул из папки протокол.
Минут двадцать он задавал различные вопросы, тщательно всё записывая. Наконец, закончив опрос, он зачитал его Ниловне и велел написать, что с её слов записано верно, и  подписаться. Перед уходом следователь попросил, если что-нибудь ещё вспомнит, то пусть обязательно сообщит ему, и оставил свои координаты.
     После ухода милиции Ниловна кое-как добралась до постели и беспомощно легла. В глазах всё помутнело, а голова кружилась так, как в былые времена молодости от полученного удара мужнина кулака в голову.    За двадцать минут она узнала, что её квартирант Михаил Антонович Коротков - закоренелый вор, неоднократно судимый, имеет кличку – Тихой, да к тому же ещё и из дворянской семьи. Выходит, что ни одного светлого пятнышка в его биографии нет! Скрытый враг рабочего народа!
      «Вот тебе и Тихой, - размышляла Ниловна, - на самом деле – тихой. Всё же не верится, что он такой злодей. За год проживания столько доброго от него повидала, что от иного и партийного такого не увидишь. А наша милиция какова? Вот у кого рожи-то бандитские! Ворвались, крючок в дверях сломали, ботинками чистый пол истоптали, в доме всё перевернули и с ухмылками уехали. Кто убирать за вами будет, ироды?! Не нашли же ничего, ни краденых вещей, ни денег! Может, он и не вор вовсе? Оклеветали парня! Хотя, кто его знает? Наверное, следователь всё же прав».
     На следующий день в округе только  об арестованном квартиранте и говорили. С утра Антонина не успела в очередь за молоком встать, как соседи, один за другим, с расспросами к ней подходить начали.
- Ой, здравствуй, Ниловна! – воскликнула одна женщина, которой уже отпустили три литра молока. – Давеча Николай рассказывал о твоём постояльце. Как же это получилось, что такой матёрый рецидивист у тебя жил, а ты и не знала?
- Да откуда мне было знать? – возмутилась Ниловна. – Он уважительный такой был, слова грубого не слышала! Ты, Шура, если бы его видела, сама бы не поверила.
- Это ты брось! – влился в разговор другой сосед. – Этих гадов за версту отличить можно от нормальных людей.
- Петро, ты бы лучше помолчал, - воскликнула Ниловна, - тебя-то самого твои «порядочные» дружки сколько раз обворовывали? А Миша культурный был, книжки всё читал и по дому помогал.
- Я слыхал, из графьёв он, а у них мода такая – книжки читать и рабочему народу пакости делать! – не унимался Петр.
- Он не такой!
- Всё равно дома всё  тщательно проверь, - настаивала Шура, - может он тайком что-нибудь спёр, а ты и не знаешь.
- Говорю вам, он и продукты в дом приносил, ни копейки с меня не брал. И платил исправно, даже чуть больше, чем просила. Не человек, а золото! Не верю я в его вину!
- Смотри, доведёт тебя твоя доброта до беды, - назидательно произнёс Петро.
- Отстаньте от меня! – рассерженно воскликнула Ниловна. – За своими задницами следите!
     Месяц с лишним молва не унималась. Участковый зачастил с визитами, и Ниловне пришлось закончить с самогоноварением. Честно говоря, она и сама собиралась покончить с торговлей самогоном, поскольку уже у двоих её знакомых, живущих этим промыслом, случились большие несчастья. У одной - муж утонул, а у другой - дом сгорел.
     Антонина прекрасно понимала, что на чужой беде  счастья не построишь, но завязать с самогоноварением всё не получалось. Только визиты участкового поставили точку в этом деле, и она с облегчением подумала: «Не было бы счастья, да несчастье помогло».
     Прошло два года, как арестовали Михаила. В чистый четверг на страстной неделе Ниловна решила навести генеральную уборку в Мишиной комнате. Желая Великое Воскресение встретить в полной чистоте, она приступила всё тщательно намывать и прибирать. Дойдя до комода, Антонина надумала отодвинуть его и помыть стену и пол, как положено. Поскольку набитый вещами он был очень тяжёлым, то для облегчения она освободила все ящики и вынула их. Немного передохнув, старушка с новыми силами ринулась его отодвигать. И так она пыжилась и этак, но каким-то гвоздём тот крепко цеплялся за пол, и все её усилия не позволяли отодвинуть его в сторону.
     В сердцах ругая себя за эту затею, Ниловна принесла ломик и поддела им комод, пытаясь его приподнять. Но тут произошло невероятное!! Доска, поддерживающая дно комода, оттопырилась, и в щелке что-то ярко заблестело. Старушку это заинтересовало, она сунула ломик в щель и расширила её. В образовавшийся проём вылезли две пачки денежных купюр по пятьдесят рублей новыми. Не успела она вскрикнуть от удивления, как из  щели со звоном выпали золотой браслет и массивная брошь великолепной ювелирной работы.
     При виде такого сокровища, силы старушки удвоились, и она, одним махом отодвинув комод от стены, завалила его на бок. Ловко орудуя ломиком, Антонина разобрала второе дно, за которым находились спрятанные Михаилом деньги. Быстро выскочив из дома, Ниловна закрыла калитку на засов и, вернувшись в дом, дверь на крючок. После этого она забежала в комнату и стала судорожно сгребать пачки денег в затёртую кожаную сумку. Сунув сумку с деньгами и украшениями под кровать, Ниловна устало рухнула на неё. Мысли вихрем закружились в голове:
     «Вот они, украденные деньги! Значит он действительно ловкий вор! Но что мне делать?! Отнести деньги в милицию? Но прошло уже два года, и никто не знает о них… никто, кроме самого Михаила-Тихого… да, настоящий - «Тихой»! Не на это ли он намекал, когда говорил: «…будет тебе, Ниловна, и белка и свисток»? Нет – деньги его, и он обязательно за ними вернётся! Сдать в милицию – тоже не выход. Чего доброго, начнут ещё подозревать, что было больше, а сдала меньше. Или ещё хуже – в сообщники определят. Вместо награды, получу тюремный срок, на старости лет. Тюремный срок? А сколько ему там присудили? Если память не изменяет - пять лет. Значит, только лишь через три года вернётся. Что же я дура старая сопли распустила? Решено!!! Деньги не отдам!! Это мне Бог послал под праздник награду за тяжёлую жизнь. Завтра Клавы-соседки зять обещал с утра подойти помочь мебель передвигать для уборки. Вот я Клавдии его и подарю. А Миша, если вернётся, то с них пусть и требует!»
     Ниловна обрадовалась мудрому решению, подбила гвоздиками второе дно и установила его на прежнее место. Утром она счастливая, с хорошим настроением открыла калитку пришедшему мужчине.
- Здравствуй, Пашенька! Ты уж извини меня, бес попутал заняться этой перестановкой. Я тут вот что подумала, домик у меня маленький, а лишняя мебель, которой даже не пользуюсь, лишь мешается.
- И что теперь? – не понимая, к чему она клонит, спросил Павел.
- Мне Клавдия в жизни очень много помогала бесплатно, вот я и подумала, что будет справедливо, если я ей в честь пасхи подарю дубовый комод. Мне он ни к чему, а вам память по мне останется.
- Ну, это уж как угодно будет, - обрадовано произнёс Паша, - но смотри, не передумай. А то увезу, а ты назад его затребуешь.
- Нет, нет, Пашенька! Увози, будет Клавдюше память  по мне.
- Как скажете! Только потом не говорите, «бес попутал, верни назад», - произнёс Павел и направился к калитке.
- Ты куда? – удивлённо спросила Ниловна.
- Как куда? К соседке за тележкой. Не на горбу же его тащить?
- И впрямь, не на горбу, - смеясь, воскликнула Ниловна.
Через некоторое время у калитки стояла тележка, и Павел с верёвкой в руках вошёл в дом. Мужчиной он был физически сильным и без особого труда погрузил комод на тележку.
- Не тяжеловато, Пашенька? – с сочувствием произнесла Ниловна.
- Своя ноша не тянет, - весело ответил Павел и покатил тележку с  комодом к тёще.
     На следующий день радость Ниловны сменилась волнением. «А если квартирант вернётся и станет за грудки трясти, что делать? – размышляла Ниловна. – Может лучше подстраховаться и сходить к следователю, заявить, что он и у меня кошелёк с деньгами украл, мол, только на днях обнаружила. Глядишь, ему ещё несколько лет прибавят, а там со временем всё травой зарастёт. Эх, зря я его всем соседям хвалила, и перед следователем костьми ложилась, что хороший он парень. Ну, да ничего. Обманулась, скажу… не разглядела подлеца окаянного, а он у меня, нищей пенсионерки, последние «смёртные» деньги спёр, ирод проклятый».
     Ниловна уверено приняла решение идти с жалобой к следователю. Ранним утром Святого Воскресения появилась Ниловна в церкви. Вид у неё был крайне расстроенный и, увидав подругу в таком состоянии, друзья и знакомые быстро окружили её плотным кольцом, засыпая на ходу вопросами:  «Что случилось? Ты почему на праздник вся в слезах?»
     Ниловна с красными от слёз глазами, горестно вздыхая, шумно высморкалась в большой, влажный от слёз платок и поведала о своей пропаже: «Я к празднику собралась рублёвочку достать из спрятанных на смерть денег, а кошелька-то и нет! Всё украл квартирант проклятый! Ни копейки не оставил!»
     Озвученная новость произвела на всех присутствующих сильнейший эффект. Стоявший рядом сосед Петро тут же накинулся с упрёками:
- Говорил тебе, что нельзя доверять таким ворюгам!
- Мы же предупреждали тебя! - подхватил кто-то из присутствующих.
- Простите меня, дуру старую, за то, что не верила, - вытирая слёзы, произнесла Ниловна.
  Тихая и размеренная жизнь местных жителей мощно всколыхнулась потрясающими пересудами, которые завораживали своей интригой и давали пищу для долгих душещипательных обсуждений.   В понедельник, с утра, Антонина разыскала того следователя, что вёл дело Михаила, и, заливаясь слезами, поведала ему о пропаже «смертных» денег. За прошедшие два дня, рассказывая соседям о вымышленной пропаже, она уже и сама поверила в собственную ложь и поэтому уверенно, с подробностями наговорила такого, от которого его, Михаила Короткова, ещё на десять лет посадить надо.
     Но на удивление Ниловны следователь не очень обрадовался такому повороту. Он нехотя составил протокол и, взяв заявление о пропаже денег, сказал, что сообщит ей о ходе дела. Но больше её никуда не вызывали и, как потом выяснилось, ходу этой жалобе не дали.
     Тот следователь много лет гонялся по следам Тихого и знал его, как самого себя. Опытный оперативник, прекрасно знающий характер Михаила, был просто уверен в том, что на такую низость, как украсть у старушки последние гробовые деньги,  Тихой никогда не пойдёт. Да и любой, кто хоть чуть-чуть знал Тихого, в это никогда не поверит. Об этом Ниловна не знала и первое время находилась в ожидании повестки к следователю.





                Глава 10
                Неудачный визит

     Раскинувши тенёта меж дерев,
     Ловец добычи дожидался:
     Но как-то, оплошав, сам в лапы Льву попался.    И.А. Крылов

     Незаметно прошло ещё три года, и старушка опять погрузилась в ожидание, только теперь оно не затухало, а с каждым днём усиливалось. Боясь привлечь к себе внимание дорогими покупками, она не позволяла  пользоваться найденными деньгами, а, наоборот, из всех сил старалась показать окружающим свою нищету и немощь. Жалостливые соседи приходили с гостинцами и старались помочь, чем могли.
     В присутствии подруг Ниловна чувствовала себя спокойно и уютно, но стоило остаться одной, как страхи опять возвращались: «…а что если заявится, - думала она, - и спросит, где комод, где деньги? Скажу, мол, квартирантов в его комнату пускала и не знаю ни о каких деньгах. Или пошлю его к Клаве с Маней, мол, ничего не знаю, а комод у них, пусть там и ищет. А может, за эти годы он уже забыл про деньги? Нет! Если он лиходей, то надо всякого от него ожидать!»
     Так в страхе жила она последние годы перед тем, как наведался к ней Аркан. Ниловна обрадовалась тому, что перед возвращением Михаила в его комнату вселится Юра. Но когда Юра спросил о комоде, старушку сразу бросило в озноб. «Миша вернулся!» - внутренним чутьём догадалась она, - разведчика прислал». Выгоняя Аркана, Ниловна специально крикнула ему вдогонку: «Подарила я комод Клаве с Маней, что на Жана Жореса живут».
     После ухода Аркана Ниловна в конец расстроилась. Мысли о неотвратимости встречи с Михаилом приводили её в трепет. От тяжких раздумий и без того некрепкое здоровьишко начало стремительно таять. Поэтому  помощь подруг оказалась на самом деле к месту. К сожалению, оставлять кого-то на ночь она не решалась, и, как следствие переживаний, тяжёлым бременем на её плечи навалились бессонные ночи.
     Как только уходили засидевшиеся до вечера соседи, Антонина в одно мгновение оказывалась в комнате ужасов. Малейшие шорохи не проходили незамеченными, и игра воображения описывала невероятные ситуации. Находясь в постоянном напряжении, представляла она,  что кто-то пытается открыть ставни и, вот уже раскрыв их, выставляет стёкла, пытаясь по- тихому влезть в дом. То отчётливо слышится, как резко распахивается входная дверь, и звенят сорванные крючки. Через каждые 15-20 минут Ниловна выскакивала проверять окна и дверь и лишь под самое утро сваливалась от усталости в постель.
     Аркан же после неудачного визита был весьма удивлён тем натиском, с которым хиленькая старушка вытряхнула его из своего дома. При встрече в «Волжанке» он хотел рассказать об этом, но видя, как Тихого потрясло отсутствие комода в доме Ниловны, он промолчал. Возвращаясь домой, Аркан крепко задумался: «Зачем Тихой так интересуется своей прошлой комнатой? Почему его взбесило отсутствие какого-то старого комода? Если такой прожжённый авторитет не смог скрыть своего разочарования, значит здесь что-то не то. Надо расспросить Зойку, одноклассницу, она тогда в суде работала, когда Тихого судили».
     На следующий день, ранним утром, Аркан поджидал Зою около её дома.
- Зоя, привет! – крикнул Аркан молодой женщине, вышедшей из подъезда.
- О, Юрка! Ты чего здесь делаешь?
- Витьку, дружка, жду, - не задумываясь, соврал Аркан, - он в этом доме живёт. А ты куда спешишь?
- Куда ещё, как не на работу?!
- Слушай, раз уж встретил тебя, хочу спросить за одного кореша.
- Опять начинаешь, - с кислым видом произнесла Зоя, - сколько раз тебе говорить, что информацию с работы я не выношу, и твоим дружкам, уголовникам, помогать не собираюсь.
- Остынь, остынь, я ни за кого впрягаться не собираюсь. Это старое дело. Человек уже отсидел, наверное. Ты у него на суде присутствовала, вот я и хотел узнать, за что его и как там было?
- А кто такой? – успокоившись, поинтересовалась Зоя.
- Это пять лет назад было.
- У-у-у, за пять лет всех разве упомнишь?! - и Зоя повернулась, собираясь уходить.
- Постой! – произнёс Аркан, хватая её за руку, - это очень громкое дело было, «Тихой» - его погонялово!
- Тихой?! – удивлённо произнесла Зоя. – Михаил Антонович Коротков! Очень яркая личность – такого не забудешь. А что тебя интересует?
- Хотел вкратце узнать суть дела.
- Взяли его за кражу в квартире одного работника райисполкома. У него деньги пропали, которые копил на машину, и несколько золотых украшений. Кстати, его не поймали бы, если б к следователю анонимное письмецо с большими подробностями не пришло.
- А кто его стуканул?
- Этого я тебе сказать не могу! Улик хватило, но денег нигде не нашли. Юрок, извини, это длинная история, а мне бежать пора.
- Понятное дело, работа прежде всего! Пока, Зоенька!
Аркан остался доволен разговором с одноклассницей. Теперь он точно знал о том, что крупную сумму денег, которую украл Тихой, так и не нашли. Сам Тихой не успел вернуться, как кинулся разыскивать бабкину мебель, значит, деньги там! Но главное, Тихой не знает, где сейчас комод, а он знает.
     В тот день он забрался во двор старушек и хотел через окно проникнуть в дом, но помог случай. Дверь из дома открылась, и бабуля с молодой девушкой  вышла во двор. Пока они разгуливали, Аркан незаметно проник вовнутрь и принялся лихорадочно разыскивать подарок Ниловны. Бегло осмотрев прихожую, кухню и зал, он, наконец, обнаружил свою цель в спальной комнате.
     Застеленный белой скатертью, украшенной искусной вышивкой, и заставленный рядом слоников  комод торжественно привлекал к себе внимание. Первое, что хотелось сделать, это мигом распотрошить его до основания. Одним движением Аркан вынул верхний ящик и быстро обшарил его содержимое. Ничего не найдя, он мгновенно вынул второй. Привычные к таким процедурам руки нащупали что-то интересное. Среди старых, заштопанных чулок он нашёл один, в котором была спрятана небольшая пачка купюр разного достоинства. «Это деньжата не Тихого, а скорее всего модистки. Со слов одноклассницы, сумма должна быть намного больше найденной, да и спрятана она скорее всего или в крышке, или в днище», - подумал Аркан.
     Зазвучали громкие голоса, заходивших в дом женщин, и Аркану пришлось быстренько всё вставить на место. «Ничего, - подумал он, - главное, я у цели. Сейчас выжду момента и ножичком пошарю как следует». Услышав приближающиеся шаги, он мигом нырнул под кровать и затаился под ней, дожидаясь удобного случая.
     Случай не заставил себя долго ждать, но удобным он оказался отнюдь не для Аркана. Словно беспомощного щенка его вытащили из- под кровати и кинули в милицейский «козлик».
     Мистика – само явление было очень хорошо знакомо Аркану. Несмотря на то, что при друзьях и знакомых он всегда бравировал открытым пренебрежением к религии и связанными с ней необъяснимыми происшествиями, Юра глубоко в душе имел большую зарубку на эту тему. Сердце забилось как у зайца, скрывающегося от погони, и память полностью окунула Юрия в глубокое детство.
     Это произошло осенью, когда мама вернулась из больницы, где ей провели операцию по удалению камня из почки. Юре было десять лет, но то утро он запомнил на всю жизнь. Жила их семья в маленьком деревянном домике. Отец рано утром ушел на работу, а они с мамой ещё лежали в постели.
     Протяжно завывал ветер за стенами и сильными порывами стучал ставнями в окна. Сырая и холодная погода подчёркивала тот уют, которым наслаждался Юра под тёплым одеялом. В школу идти лишь к обеду, и можно было подольше греться в кровати. Слушая свист ветра и размеренный стук ставен, Юра ощущал какую-то непонятную тоску неприсущую детям его возраста.
- Юра, сынок, ты проснулся? – услышал он голос мамы. – Иди сюда, посмотри на мою спину.
Юра нехотя поднялся и зашёл в мамину спальную комнату.
- Опять меня ночью домовой щипал, видишь, на ногах какие странные синячки появились. Ты посмотри, на спине есть или нет?
Юра посмотрел на спину матери и увидел такие же синяки как на ногах, они были похожи на те, что остаются на теле от сильных щипков.
- Да, мам, и на спине есть, - ответил он.
- Вот видишь, я подругам рассказываю, а они не верят, - вставая с кровати, произнесла мать. - Сейчас  тётя Люба придёт, она проводит тебя в школу, а я в контору на работу схожу.
Не успела она договорить, как послышался громкий стук в калитку. Мама быстро оделась и  пошла открывать дверь. Через пару минут они с подругой вошли в дом. Смуглая женщина с чёрными кудрями бойко скинула демисезонное пальто, прошла на кухню и присела на табурет, стоявший у стола.
- Ты, Любань, если что, ключ забирай и можешь пока по своим делам идти. Юрику в школу только к двенадцати часам надо.
- Пожалуй, пойду, Валенька, - ответила подруга. - Сама-то как себя чувствуешь после операции? Не рано ли на работу выходить собираешься?
- А куда деваться? – с тяжёлым вздохом ответила мама. – Вроде бы оклемалась немножко. Я тебе, Любаня, случай один всё хотела рассказать, который со мной в больнице произошёл. Ты не спешишь?
- Немного времени ещё есть, - ответила подруга.
- Лежу я после операции на койке, а кровь из меня потихоньку внутрь и наружу прёт и прёт без остановки. Врачи сначала метались вокруг, а потом куда-то исчезли. Лежу, сама про себя думаю: «Эх, родила сынка, а воспитывать видно не придётся, похоже конец подходит». Немного как бы забылась. Вдруг смотрю, дверь в палату открывается и входит старичок в странной одежде, как в старину. На груди у него слева и справа по широкой ленте завязано, а на них вышиты большие кресты. Лицо с небольшой бородкой настолько доброе такое, что от его улыбки тепло приятное по всему телу разлилось.
- Да это никак сам Никола Чудотворец! – воскликнула Люба.
- Мне потом девчата из нашей палаты тоже сказали, ну, слушай дальше.
- Рассказывай, рассказывай, - заинтригованно произнесла Люба.
- Подходит он к моей кровати и говорит: « Ну что, Варвара, никак помирать собралась? Так ты не спеши, рано ещё. Всё будет хорошо, и тебя двадцать седьмого числа выпишут из больницы». Сказал и исчез. Я глядь, а кровь-то уже не течёт. Тут я соседку по палате  разбудила и всё ей рассказала. Это было пятнадцатого числа, а на следующий день у меня всё на улучшение пошло, но главное, что выписали меня из больницы именно двадцать седьмого числа. Вот оно как!
- Ну, ты, Валька даешь! – с восхищением воскликнула Люба. – Что же сразу не рассказала?
- Не до того было. Меня тогда очень удивило, откуда он моё настоящее имя знает? По паспорту я Варя, и крестили Варей, а в жизни с детства все Валей зовут.
- Глупая ты, Валюха! Кому же знать, как не святому?!
- Подруги в больнице дивились, спрашивали всё, за какие такие заслуги сам Николушка меня навестил?
- Да, чудеса, - задумчиво произнесла Люба. У меня тоже один странный случай был, когда я в нашем роддоме лежала. Никому не говорила, поскольку при воспоминании  мурашки от страха по телу бегут.
- Вот и расскажи, на душе легче станет, - спокойно произнесла мама.
- В ночь это произошло. Мы с девчатами детишек накормили и тихонько лежим, засыпаем. Как вдруг смотрю, дверь приоткрылась и в неё какая-то мохнатая чёрная тень вползает. Я от страха и шевельнуться не могу. Тень, словно чёрный дым, к моей кровати приблизилась, взобралась на койку и улеглась у меня на груди. Чувствую, невероятная тяжесть на мне, будто гранитную плиту на грудь положили. Кровь в ушах застучала, в глазах всё потемнело, не могу ни вздохнуть, ни выдохнуть. Первая мысль, как молния, вспыхнула: «Отбегала своё! Хана пришла!». Не успела сознание потерять, как  тень сползла с меня и к соседней койке. Так же поднялась и улеглась на груди у Нинки, соседки по палате. Тут я обессиленная и отключилась.
- А дальше-то что было? – нетерпеливо спросила мама.
- А дальше самое непонятное произошло. Утром просыпаюсь, а Нинки нет. Койка пустая и простыни сняты. Начала подруг спрашивать, а они сказали, что под утро увезли Нину в реанимацию.
- Померла?! – в ужасе спросила мама.
- Не знаю, нам ничего не говорили. Известно лишь то, что ночью у неё сильное кровотечение открылось, а уж выжила или нет, мы так и не узнали.
- А тебе известно о том, что этот роддом построен на бывшем кладбище?
- Неужели правда?! – испуганно воскликнула Люба.
- То-то и оно, что правда! Мне дед Всеволод рассказывал, как на том кладбище он ещё мальчишкой с пацанами играл. Вот и попробуй теперь не верить в Бога, как того коммунисты требуют!
- Ладно, Валюха, побежала я, - произнесла Люба, встав с табуретки, она на ходу надела своё пальто, взяла запасные ключи от дома  и быстро удалилась.
Мама наказала слушаться тётю Любу и ушла на работу. После её ухода Юра зашёл в мамину комнату, закрыл дверь и завалился на кровать.
     Согреваясь под тёплым одеялом, он не спеша начал размышлять об услышанном разговоре. Неожиданно до него стали доноситься звуки чьих-то тяжёлых шагов на кухне. Сильная тревога овладела  Юрой, поскольку он прекрасно помнил, как мать на ключ закрыла входную дверь. В доме, кроме него, никого не было. Но чьи же это шаги, под которыми так сильно скрипят половицы? Внезапно пришедшая мысль поразила его: «Это домовой!»
     Юра почувствовал, как его тело начало наливаться невероятной тяжестью, глаза плотно закрылись. Шаги приближались к двери, и сознание билось в истерике, приказывая ему: «Срочно открой глаза! Откроешь глаза, и всё исчезнет». Но невероятная тяжесть сковала руки и ноги, появилось ощущение, будто неведомая сила придавила всё тело,  и нет возможности не только подняться с кровати, но даже пошевельнуться.
     Юра почувствовал, как открылась дверь. «Открой глаза! Открой глаза!», - мысленно приказывал он сам себе. Поздно. Каким-то невероятным чувством он ощутил, как дверь открылась, в ней появилась какая-то массивная фигура, которая подошла к кровати и склонилась над ним. Голова неведомого гостя настолько близко приблизилась к лицу Юры, что он явно чувствовал ветерок от дыхания этого  существа. Оно пристально всматривалось в лоб Юры,  как будто считывало интересующую информацию. «Он же может меня убить!», - с ужасом подумал Юра.
     Таинственный гость, словно поняв испуг ребёнка, выпрямился и тихо удалился. Как только Оно исчезло, пропала и тяжесть, приковавшая мальчика к кровати. Юра открыл глаза, встал с постели и, превозмогая страх, осмотрел все комнаты. Никого в доме не было.
     Возвращаясь из воспоминаний, Аркан  тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя остатки неприятных ощущений. Он прекрасно сознавал, что память вернула его в глубокое детство именно из-за схожести физических ощущений. Абсолютно одинаковым способом его тело было лишено подвижности, и воля к сопротивлению также парализована в обоих случаях, как на кровати мамы, так и под кроватью этих старушек.
     Если бы кто-то другой рассказал  о подобном, то это понятное дело – враньё.  А вот как быть, когда ты сам столкнулся с необъяснимым явлением? Разве возможно здравомыслящему человеку в той ситуации, словно последнему идиоту заснуть? Да и сон ли это? Все звуки и разговоры он чётко слышал, но какая-то неведомая сила настолько крепко сковала всё тело, что, прилагая неимоверные усилия, пытаясь встать, он не мог даже шевельнуть пальцем.
    


                Глава 11
                Бес попутал

«Тут всё есть, коли нет обмана:
 и черти, и любовь, и страхи, и цветы»   А.С. Грибоедов

     Прошло дней десять после задержания Аркана. Осень потихоньку начала напоминать о том, что зима не за горами. Ночи стали более тёмными, и похолодание заставляло  по-особому ценить уют теплой постели. Две сестры-старушки, согретые ватными одеялами, мирно спали. Неожиданно в окна кто-то сильно застучал. Бабули вскочили как молодые: «Что случилось? Кто в такую рань тарабанит в окна?». Крестясь и причитая, поспешили к двери.
- Кто там?
- Клава, Маня, открывайте! – раздался взволнованный голос. – Это я, Нюра!
- Ой, Нюрочка, что случилось? – открывая дверь, поинтересовались они.
- Ниловна! Ниловна! Приказала долго жить!
- Господи, Иесусе Христе! – хлопнув ладонями, воскликнула Мария.
- Господи! Прими с миром душу новопреставленной рабы твоей  Антонины! – запричитала Клавдия.
- Да когда же это случилось-то? – воскликнула Мария. – Я вчера только у неё была!
- В ночь захолодало, мой и пошёл с утра пораньше ей печку затопить, а она уже холодная, на своём диванчике лежит, - затараторила подруга. – Вот беда-то! Вот беда!
- Заходи ты, сейчас чайка попьём, перекусим и пойдём, - позвала Нюру в дом Клавдия, - а то сама знаешь, потом некогда будет.
- Надо наших всех собрать, а там и порешим, что да как, - предложила Мария.
     Без лишней суеты старушки спокойно позавтракали и вышли из дома. На улице уже рассвело, и первые лучики восходящего солнца игриво заблестели на крышах домов. Несмотря на раннее утро, подойдя к дому Ниловны, они встретили ещё двух соседок, стоявших у открытой калитки. С минуту все постояли, добром поминая усопшую, и вошли в дом.
     В избе чувствовалась соответствующая атмосфера. Все зеркала были уже занавешены, а на кухоньке сидел супруг Нюры Пётр, который тихо переговаривался с другим соседом. Гнетущую тишину резко нарушил свист запыхтевшего от кипения чайника. Сама же хозяйка дома безмолвно лежала на своём любимом диванчике. Её засаленная кофточка, связанная ею ещё лет тридцать назад, слегка перекосилась на бок, а вывернутый воротничок прикрыл половину щеки, как бы пытаясь в последний раз согреть свою хозяйку.
- Ну, бабоньки, что делать будем? – спросила одна из подруг.
- Что? Что? – уверенно начала Клавдия. – Ты, Зина, давай к открытию в поликлинику ступай за справкой к участковому врачу.
- Петь, а твой запорожец ездит? – робко спросила Мария мужа Нюры.
- Бегает ещё.
- Вот и хорошо, - продолжила она. – Тогда с Дусей за гробом и прочим поезжайте. Я же в церкву зайду, договорюсь насчёт отпевания.
- Отпевать лучше на кладбище, - вставила Дуся, - а здесь можно  сорокоуст заказать.
- Хорошо хоть Вероника с Воронежа приехала. У неё подруга начальницей в поликлинике работает, поможет быстрее бумаги сделать.
- Я тоже Верочку вчера видела, - вступила в разговор Клавдия, - ох и гоняла она Матрёну. Говорила, если ещё раз от людей узнает, что мать побирается,  в дом престарелых сдаст.
- Может, и лучше было бы сдать, - продолжила Зина, - её, как фронтовичку, с почётом устроили бы, и врачи там под боком.
- Эх, Антонина, Антонина! – сочувственно произнесла Мария. – Вот кому на паперти стоять-то не позорно было бы. Всю жизнь в нищете прожила.
- Всё это понятно, но как с деньгами  решать будем? – спросила Зина. – У неё ведь ни гроша. Пенсии едва хватало на хлеб да воду, а ещё дровишки на зиму подкупала.
- Да, - поддержала Дуся, - раньше бывало, зайдёшь к ней, а тут хлеб да вода – вот и вся еда. Дворником-то она на полставки работала, а свой домишко содержать денег много надо. Вот и бедствовала.
- На похороны мы ей соберём, - уверенно сказала Клавдия, выкладывая на стол деньги.  – Мы с Марусей от себя двадцать рублей даём.
- Ну, и мы с Петей червонец добавим.
- Я пятёрку в обед занесу, - сказала Дуся.
- Много не могу, но трёшку, вот возьмите, - протянула деньги Зина.
- Нюра, ты все деньги пока собирай, - посоветовала Мария, - потом посчитаем и разделим, чтобы на «девять» и на «сорок дней» хватило.
- Бедная Ниловна, - сочувственно произнесла Зина, - исстрадалась поди при мысли о деньгах. Бедность – она ведь угнетает сильно. Сколько раз её поддерживала, то рубалёк, то троячок суну. Она бедняжка, бывало, берёт и плачет: «Чем мне с тобой расплачиваться? Сама знаешь, ничего у меня нет, вот как умру, хоть сервиз столовый возьми на память. Тебе завещаю его».
- А мне-то все уши она прожужжала, - с умилённым видом продолжила интересную тему Нюра, - говорит: «Возьми, Нюра, после моей смерти, иконку Петра и Павла. Мужа твоего Петром зовут, вот и будет ему защита, а тебе память обо мне».
- Постой, постой! – взволнованно воскликнула Дуся. – Как это «возьми иконку»? Мне её она давно завещала!!
- Это ты что-то путаешь, - с блаженной улыбкой произнесла Нюра. – Вон Петро свидетель, при нём она много раз её нам завещала. Один раз даже сняла со стены и совала Петру в руки со словами: «Возьми!», « Твой святой Пётр, тебе поможет!» Только мы люди порядочные, до чужого добра не жадные, как некоторые, вот и отказались при её жизни взять.
- Ох, и мастерица ты, Нюрка, небылицы рассказывать! – возмутилась Дуся, сознавая, что заветная икона может уплыть в другом направлении. – Все знают, что мне она её обещала! При Кольке-кривом на прошлую пасху дарила, а я дура, сразу взять постеснялась.
- Ой, держите меня! Умру сейчас со смеху! Колька-кривой уж почти год, как помер! Нашла кого в свидетели брать, брехунья!
- Сама ты брехунья! И муж твой брехун! – взревела Дуся.
- Остановитесь, бабоньки! – воскликнула Зина, пытаясь успокоить разгорячённых спорщиков.
- Нет, это ты помолчи! – гневно крикнула Нюра. – Сервиз ей завещали! А кто подтвердит это!? Я давно заметила, что ты на него глаз положила.
- Да заткнитесь вы, наконец! – вступила в спор Клавдия. – Слушать вас противно!
- Святые угодники! – воскликнула Мария. - Что же это творится? Человек ещё остыть не успел, а вы из-за её вещей передрались.
- Стыдно! – жёстко осадила подруг Клавдия. Не о том сейчас думать надо, а как похоронить по- людски!
- Ох, Господи, прости и помилуй! - как бы приходя в себя, произнесла Дуся. – Права ты, Клавдюша. Только отпевать действительно лучше на кладбище. Там в церкви св.Иоанна Предтечи отец Николай очень сильный священник.
- А что же Ниловна такого натворила, что ей обязательно сильный священник нужен? – с любопытством поинтересовалась Мария. – Или знаешь что-нибудь такое, что нам неизвестно?
- Да так, есть подозрение, что она с Любкой-пометухой дружила, -  заговорщицки тихим голосом ответила Дуся.
- Это правда, бабоньки! – уверенно произнесла Зина. – Сама несколько раз видела, как она из её дома выходила.
- И что из этого? – спросила Клава. – По-моему, саму Любку-пометуху зря в чёрных делах подозревают. Метёт она улицу с раннего утра до поздней ночи и метёт. Какой от этого вред?
- За то, что она перед своим домом от рассвета до ночи метёт, её никто не винит. Может и впрямь умом тронулась, но ходят слухи о более странных вещах, - произнесла Дуся.
- Верно говоришь, верно, - с таинственным видом прошептала Нюра.
- А тебе, Нюрка, если есть, что рассказать, то говори прямо, - резко произнесла Клавдия, - нечего здесь тень на плетень наводить.
- Хорошо, подруженьки, - с решительным видом ответила Нюра. Коли просите, расскажу. Никому не говорила, кроме Петра, но и ему запрещала слухи носить. Помните Ваську-длинного. У которого ноги после свадьбы отказали?
- Конечно, помним, - произнесла Клавдия.
- Неужто  пометухина работа? – с ужасом спросила Мария.
- И не только это! – резко вмешалась в разговор Зина. – Я сама свидетель её выкрутас!
- Вот и расскажи, а то мы с Клавой живём, как в погребе, никаких новостей не слышим, - подзадорила её Мария.
- Причину Васькиной беды я сразу поняла, когда сама от пометухи чудом спаслась, - вдохновлённая поддержкой произнесла Зина.
- Говори, говори не тяни, - с нетерпением произнёс Пётр.
- Это ещё лет пять назад произошло, - спокойно продолжила Зина. У Томкиного мужа юбилей справляли, и она меня попросила помочь за гостями прибрать. Гулянка продлилась до глубокой ночи. После того, как гости разошлись, мы с Томой со стола всё убрали, посуду помыли, и я домой направилась. Иду я по улице Хабаровской, а там, сами знаете, ни одного фонарика, хорошо хоть луна полная была. Гляжу, Любка-пометуха из калитки выходит. Я было к ней, спросить хотела, сколько время. Смотрю, а она вдоль заборов как-то крадучись идёт к Мишкиному палисаднику. Калитку отворила и шмыг туда. Я подошла ближе, хотела рассмотреть из-за кустов, что ей там понадобилось среди ночи.
     Зина на несколько секунд замолчала, как бы собираясь духом. В комнате наступила гробовая тишина, которая привела в содрогание и без того перепуганных женщин.
- И что же она там делала? – не выдержав затянувшейся паузы, спросила Нюра.
- Ой, бабоньки, не до того мне было, чтобы узнавать, зачем она туда заходила, поскольку дверь палисадника на распашку сама собой открылась и оттуда выскочила большая, чёрная, как смоль, свинья.
- Матушка Царица небесная! – всплеснула руками Мария. – Откуда она взялась?!
- Ты что, Маруська, совсем глупая? – нервно воскликнула Дуся. – Это же Любка-пометуха в свинью оборотилась!
- Господи, спаси и сохрани! – ужаснулась Мария.
- А дальше что произошло? – поинтересовалась Нюра.
- Когда свинья на меня кинулась, я со всех ног домой побежала. Оглядываться некогда было. Как во двор забежала, дверь на щеколду закрыла. Следом лишь тупой удар в калитку прозвучал, да злобное  хрюканье.
- Что-то подобное я уже где-то слышала, - с недоверием произнесла Клавдия. Ты часом не приврала нам тут?
- Да провалиться мне на этом месте, если я вру, Бог свидетель! – поспешила заверить всех Зина, осеняя себя крестном знамением. - У меня в калитке небольшая дырка была, собаками прогрызенная, так она в неё свиное рыло засунула  и давай доски выгрызать.
- Ужас  какой, - в страхе прошептала Дуся.
- Сильный испуг охватил меня, - продолжила Зина. - Испугалась я, что если не остановлю её, то она в дом проникнет, чёрных дел натворит, да и меня насмерть загрызёт. Тогда схватила я лежавшую рядом лопату и черенком хлабысь её по морде. Тут она как взвизгнет от боли и бегом от моей калитки.
А на следующий день с утра иду я на работу, гляжу, Любка как всегда метёт у своего двора, а низ лица платком замотан. Хотела обойти её, но решилась не сворачивать. Иду и успокаиваю себя тем, что днём она мне ничего не сделает, а сама молитву читаю. Подошла к ней, поздоровалась и из любопытства спрашиваю: «Что с лицом-то у тебя, Любонька?». А она как зыркнет на меня злючими глазами и спокойно так отвечает: «Зуб ночью разболелся».
- А я вот помню, как она с перевязанной мордой неделю улицу мела, - поддержала Зинаиду Нюра. Сама еле выжила, когда её пляски увидела!
- Что за пляски? - с интересом спросила Дуся.
- Это произошло через пару дней после свадьбы Васьки-длинного, - спокойным голосом начала рассказывать Нюра. - Петро мой на заводе Карла Маркса в ночной смене дежурил, а покушать с собой ничего не взял. Пока я дома прибралась, ужин  приготовила, время к двенадцати ночи подошло. Хотела было не идти, но оставлять мужика голодным тоже не дело. Собралась. Иду с узелком, о своём думаю, как вдруг гляжу, Любка–пометуха из своего двора выходит и к дому  Васьки-длинного  идёт. Я сразу поняла, что дело тут нечистое. Притаилась я за Мишкиным палисадником, о котором вам Зинушка рассказывала, и весь её концерт увидела.
- Что за концерт? – не выдержав, спросила Дуся.
- Смотрю, - продолжила Нюра, - она подошла к Васькиной калитке, вынула из кармана кулёчек какой-то и что-то из него высыпала на землю перед дверью. Затем как вскочит на руки вверх ногами и давай на руках вверх тормашками плясать. Юбка вниз свисла, оголив рейтузы, в общем, жуть и срамота!
- А дальше что? – спросила Клавдия.
- Не стала я дожидаться конца её выкрутас, а что было духа, пока она меня не заметила, пустилась бежать к Петру на работу. Там до утра и просидела. Рассказала ему всё, и мы решили никому об этом не рассказывать.
- Почему? – с удивлением спросила Мария.
- Как почему?! – вмешался в разговор долго молчавший Пётр. – Сами подумайте, если она такими чёрными делами занимается, то от неё ожидать можно любого вреда. А если кто сообщил бы ей, что моя Нюра видела её пляски, что тогда было бы?
- Отомстит! – решительно заявила Клавдия.
- Вот и мы о том же подумали, - продолжил Пётр. Даже когда после её танцев Васька слёг с ногами, мы не решились рассказать о том, в чём причина его недуга.
- Спасибо его молодой жене, не бросила, - произнесла Зина, - полгода встать не мог, а потом потихоньку всё восстановилось.
- Видно, пометухе черти спокойно жить не дают, заставляют вредить людям,  - произнёс Пётр, - я слышал о том, что если человек душу дьяволу продал, то сопротивляться уже бесполезно, хочешь не хочешь, а людям горе неси. А отказываться будешь, так самого замучают до смерти.
- Помнится мне, - продолжила тему разговора Мария, - когда ещё я  в селе жила,  у нас одна такая чернушка умирала. Ох и тяжело с жизнью прощалась. Года три в постели гнила от пролежней, под себя ходила, а умереть никак не могла.
- Люди говорили, - поддержала сестру Клавдия, - чтобы умереть, ей надо обязательно своё черное мастерство кому-то передать, а никто не хотел на себя такое грехопадение брать. Даже детей к ней никто не подпускал.
- Смотреть на её муки у сельчан тоже терпения не хватило, - продолжила Мария, - вот и порешили тогда помочь ей.
- Как же это? - спросила Зина
- Понятное дело, - с видом знатока произнёс Пётр, - крышу дома вскрывать надо, чтобы нечистая душа покинула тело человеческое.
- Да, Петенька, - согласилась Мария, так и сделали. Только после этого она и умерла.
- Господи, спаси и сохрани! – громко произнесла Клавдия и с чувством перекрестилась.
Все присутствующие как бы встрепенулись, возвращаясь от жутких тем в реальную обстановку и дружно перекрестились.
- Вот и встаёт вопрос, - подытожила беседу Дуся, - какая такая дружба могла быть у покойной Ниловны с Любкой-пометухой?
- Да, подозрительно всё это, - согласилась Нюра.
- А может всё-таки по житейским надобностям пару раз к ней забегала,- попробовала заступиться за Ниловну Мария, а нам тут померещилось всякое?
- Может, оно и так, - согласилась Клавдия, - но в последний путь мы обязаны её как положено проводить.
- Я ей одежонку-то на смерь втихую купила, - немного успокоившись, призналась Дуся. - Помыть бы её надо.
- Как же мыть? – спросила Мария. – Она же строго настрого запрещала. «Прокляну!», говорила.
- И мне тоже наставляла, - неуверенно произнесла Зина.
- Даже переодевать не велела, - добавила Клавдия.
- Не велеть-то не велела! Но это как-то не  по- христиански! – заявила Дуся.
- Давайте, бабоньки, мы с Васей её в спаленку перенесём, а вы там и помоете, - предложил Петя. – Вода уже давно вскипела.
Все присутствующие согласились, и мужчины перенесли умершую Ниловну в спальную комнату.
- Мы с Дусей пока будем раздевать, а вы воду с полотенцем несите, - произнесла Нюра, и взяв большой таз с кухни, пошла в спальную.
- Хорошо, что я ей таз на прошлой неделе запаял, а то и мыть-то не в чем было бы, - похвалился своей работой Петя.
- Это правда, - согласилась Клавдия, - новый такой, сейчас аж два рубля тридцать копеек стоит. Откуда ей такие деньги взять?!
- Ой, бабоньки!!! – раздался дикий вопль Нюры.
     На душераздирающий крик все мигом кинулись в спальную. За доли секунды каждый перебрал множество догадок. «Уж не воскресла ли?»,- подумала Мария. «Может, Ангел спустился проводить мученицу?»-, пронеслось в голове у  Клавдии. Зина, больше всех подруг подозревавшая Ниловну в колдовстве, пропустила всех вперёд и, трясясь  от страха, молясь и крестясь, последовала за ними.
     Первыми ворвались в комнату Клавдия с Марией и от увиденного  застыли на месте, как вкопанные. Остальные натиском протолкнули их и, взглянув на Ниловну, замерли с широко раскрытыми глазами. Мёртвая тишина стояла минуты три.
- Матушка Богородица – Царица Небесная! – первой приходя в себя, вскликнула Клавдия.
- Господи, Иесусе Христе! Спаси и сохрани! Что же это творится-то, а?! – запричитала следом Мария.
     Взору присутствующих предстала следующая картина. В полутёмной спальной, освещенной лишь лампадкой и тусклой лампочкой, стояла старенькая железная кровать. На кровати лежала Ниловна. Знакомая всем кофточка висела на спинке рядом стоящего стула. Изрядно потрепанное платье было стянуто на голову усопшей, а в шок же всех привёло совершенно другое. «Бедная» старушка по всему торсу была обложена пачками денег, которые удерживались на теле плотно стянутыми тряпочными ленточками. Пачки купюр были разного достоинства, там находились пятидесяти, двадцати пяти, десяти, пяти, трёх рублёвые и даже сто рублёвые. Некоторые из них от долгого нахождения почти вросли в тощее тело, с которым она собиралась унести сбережения на тот свет.
     Слух о покойной и её деньгах быстро разнёсся по всему району. Поскольку никого из родственников у усопшей не было, соответствующие органы изъяли деньги  для выяснения. На вынос тела собралось люду, как на похороны руководителя районного масштаба. Всем было интересно хоть одним глазком взглянуть на подпольную «миллионершу». Словно разворошённый улей, стоял мерный гул от перешептываний.
     Неожиданно в толпе появился пожилой мужчина, который тут же начал привлекать внимание окружающих  своей элегантной внешностью. Коротко подстриженные седые волосы, дорогой  чёрный костюм и стильные лаковые туфли провоцировали собравшихся на невероятные домыслы.  Мужчина обвёл взором  присутствующих. На миг задержав  взгляд на стоявшей в сторонке женщине, которая не сводила с него глаз, он молча кивнул ей и направился к гробу. Словно при появлении танка, толпа  расступилась, пропуская его вперёд. По сторонам зашептались: «Кто это? Уж не незаконно ли рожденный сынок объявился?»
     Мужчина подошёл к гробу, положил в ноги покойной четыре хризантемы и тихо удалился, оставив в недоумении зевак, которые, вскоре забыв о нём, продолжили пересуды о деньгах: «Столько денег имела, а нищенкой прикидывалась! Почему? Зачем?»
     В известном романе М. Булгакова мессир Воланд произнёс: «Ну, что же, они – люди как люди. Любят деньги, но  это всегда так  было. Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или  из золота…».    

                КОНЕЦ