"Надо ведь успеть и своё почитать,
да и чужое написать….»
Аркадий Райкин "Люди и манекены»".
Геннадия Авдеевича Староверова, родившегося в славном, правда, мало кому известном городке Сарапуле, ещё с младших классов тянуло к литературе. И даже в те времена, когда этот школяр в очередной раз, со смутной надеждой открывал тетрадку с сочинением, где снова обнаруживал унылую тройку с минусом, поставленную толерантной Ириной Ивановной, то всё равно мечты о будущей писательской деятельности не оставляли его и в эту трудную минуту. С фантазией у парня также было туговато, поэтому он, с трудом окончив местное ПТУ, не пошёл по специальности смахивать стружку с токарных станков, а устроился истопником на районную ТЭЦ, где имел полную возможность заниматься литературой…..
К середине 90-х вышла книжка его «Сарапульских народных сказок». Правда, в этих увлекательно осовремененных детских историях некая злобная «Бабуля с Зубами от Питбуля», занятно напоминала одиозную Бабу Ягу - Костяную Ногу, а кровососущий «Тощий Липосактер» - любимого всеми с детства, Кащея Бессмертного. Развесёлого Змея Остограмыча Геннадий, вообще, не спросясь, списал со своего бесшабашного соседа....И т.д…… Но не избалованным местным ребятишкам, ловко навязанная не равнодушным издательством книга, вроде как понравилась, и тов. Староверову даже выплатили небольшой гонорар……
После столь нежданной удачи Геннадий Авдеевич страстно размечтался о повести, страниц эдак, на 50-60. Сегодня, с горькой надеждой взглянув в окно, он, в очередной раз уткнувшись взглядом в соседского ободранного кота сибаритствующего на фоне не меняющегося уже лет 200 унылого пейзажа, тяжело вздохнул, и угрюмо продефилировал на кухню. Там мужчина достал оставшуюся видимо с «довоенных времён» большую банку шпрот, на боку которой красовалась надпись: «Латвия», 92 копейки.
Аккуратно выстраивая на чёрством куске ржаного хлеба ровный настил из подкопчённой салаки, писатель Староверов внезапно замер, поражённый спасительной мыслью. Он вспомнил, как в комсомольском детстве его приятель Валька Погребенников дал ему почитать книжку Бориса Житкова. И там был один рассказ, который запомнился юному Генке лучше других. Назывался он вроде как…. «Оранг»…... нет, вроде.... "Тихон Матвеич".........
«А что если мне взять и растянуть эту историю, в какую-никакую, а повесть, - подумал Авдеич, машинально вонзаясь в ровно лежащие хвосты, золотистых рыбок.- Только надо вспомнить сюжет. Так, кажется, дело было где-то в самом начале 20-го века, на торговом судне»…. Геннадий откусил изрядный кусок «поленницы» и медленно жуя, начал мучительно реминисцировать….
…………..Российское торговое судно с грузом строительной древесины медленно пересекало Тихий океан. Команда по очереди несла вахту, а свободные от неё моряки прятались в тени, стараясь уберечься от безжалостного экваториального солнца. Через пару дней пути их ждал порт Паданга, что на острове Суматра….
……. Разгрузив судно, часть команды отправилась в город. У русских моряков были с собой английские фунты стерлингов (точнее шиллинги) на местную выпивку и прочие забавы. Проходя по одной из торговых улиц, наши ребята заметили в стоящей в тени клетке некий здоровенный кусок оранжевой шерсти. Подойдя ближе, они поняли, что за решёткой, сидя в углу, мучается могучая мохнатая обезьяна. Вид у орангутана был озадаченно-грустный. Рядом расположился местный житель, по всей видимости, хозяин. Полюбовавшись на диковинную зверюгу, ребята отправились выпить. И вот идя через пару часов обратно, они застали всю ту же горестную картину.
«Федь, а давай купим себе на посудину этого «оранга», - пьяным голосом начал один из моряков,- чего ему в этой тюрьме то мучиться?» Ребята подошли к хозяину клетки и по-русски спросили: «Сколько?», - в четыре руки указывая на лохматую экзотику. Спокойный суматранец показал два пальца, что означало 2 фунта. Пошвырявшись всем по карманам, подвыпившие россияне набрали чуть более полутора. Немного поломавшись и встретившись взглядом со здоровенным Храмцовым, торговец открыл клетку. Нести на себе 90-киллограммового самца было не под силу никому, поэтому моряки, взяв волосатого «мужичка» за обе руки поплелись на стоящее у причала судно….
Капитан обнаружил беспечно расхаживающего по палубе орангутана только через два дня после отплытия. Поругавшись для порядка, мужчина подошёл поближе к благодушному зверю. «Как хоть назвали парня, стервецы?», - уже более весёлым голосом произнёс он, обращаясь к стоявшим неподалёку матросам. «Да решили кликать Степаном, Пал Михалыч. Пусть живёт, хоть ребят развлечёт в дальнем пути».
Орангутан оказался спокойным и дружелюбным «мужичком». По вечерам он с удовольствием ел с моряками традиционную кашу, предваряя сие чревоугодие чаркой знатного ямайского рома, и закусывая его запасёнными командой бананами.
Как-то вечером, когда судно шло со скоростью 12 узлов по практически спокойному океану, морячки, опрокинув положенные 120 граммов, шутя набросились на здоровенного Храмцова. А этот богатырь, легко подхватив сразу четверых парней, начал крутить их над палубой. Когда он скинул ребят на лежащий брезент, то оказавшийся сверху затейник Петров возьми и крикни: «А слабо тебе, Храмцов, с «орангом» силушкой померяться?» На что 2-х-метровый силач только отмахнулся. Но остальным скучающим морякам тоже захотелось весёлого борцовского представления. Мужчины начали едко подначивать, не особо ими любимого, здоровяка. И только после того, как его «семидыжды» назвали слабаком и трусливым павианом, Храмцов согласился.
И вот на средину палубы, где уже в боевой стойке стоял, поигрывая могучими бицепсами, огромный матрос вывели расслабленного орангутана. Когда мохнатого зверя подвели к борцу и положили «руки» на пояс Храмцова, Петров крикнул последнему: «Ты уж поаккуратней, Сергей. Задавишь «оранга» к чёртовой матери». «Да я с ним шутя поиграю. Что ж я нелюдь какой, обезьяну то душить…».
И вот «бойцы» обнялись. Обрадованный всеобщим вниманием орангутан, нежно держал противника за широкую талию. На его «лице» играла добродушная улыбка. А всерьёз раззадоренный Храмцов, вдруг, резко, изо всей силы, сдавил тело Степана, для верности ещё и больно уперев согнутый большой палец в обезьяний позвоночник. Мгновение, и морда «оранга» преобразилась. Из полураскрытого рта показались трёхдюймовые клыки. Стоящий напротив него Храмцов как-то сразу провис. Его крепкие ноги бессильно подогнулись…. Тут, всё тот же Петров, подойдя к орангутану сбоку, легонько потрепал его по оранжевой голове, произнеся: «Ну чего ты, Стёпа. Давай отпускай парня то». «Лицо» мохнатого бойца вновь приобрело добродушний вид. Он охотно отпустил здоровенное тело соперника, и доверчиво держась за руку «мирильщика», пошлёпал к доставшему из кармана банан стоявшему у борта моряку.
А Храмцова тем временем поливали водой из шланга. Могучий боец, лёжа на спине, никак не мог прийти в себя. Надо отметить, что остальные моряки дружно решили его больше сегодня не дразнить...
---------------------------------------------------
…..вспоминая этот рассказ, Геннадий и не заметил, как умудрился последовательно уложить на половину нарезанной буханки четверть килограмма латышского «деликатеса». Теперь ему ужасно хотелось побыстрее усесться за свою электрическую печатную машинку «Ятрань», и начать сочинять такую важную для его творчества, 50-страничную повесть. Писатель умело вложил меж желтоватых листов девственно «чистую» «копирку» и начал….
…Спустя две недели, вокруг заросшего и одержимо молотящего по кнопкам Староверова, образовалась могучая кучка, из нетерпеливо скомканных листов. Но вот, у бьющегося от творческого бессилия головой о машинку всю последнюю неделю Геннадия Авдеевича, набралось ровно 56 страниц недурственного, по его сарапульским критериям, текста. На следующий день в понедельник, писатель мелкой рысцой отправился к своему приятелю Ивану Васильевичу Передёргину, который по совместительству был ещё и редактором в местном издательстве «Жанна д*Арк».
Доверив Ивану, рождённый в невиданных муках текст, тов. Староверов стал ждать ответа лишь на один мучающий любую творческую душу вопрос: «Когда ему выплатят гонорар за его шедевр». Через три дня Геннадий позвонил в редакцию, но трубку так никто и не взял. «Наверное, Ванька зачитался моей повестью», - успокаивал самого себя самобытный писатель. Но к субботе, не выдержав, Геннадий Авдеич, захватив с собой поллитровку, отправился прямиком в дом Ивана Васильевича. Войдя в незапертую дверь, он застал хозяина сидящим в одних трусах за кухонным столом, на котором прямо на стопке листов стояла другая, наполненная прозрачной жидкостью, стопка.
«Ну и как тебе моё произведение, Ваня?», - пытаясь отдышаться и стараясь не смотреть на стоявшую на повести рюмку, заинтересованно бросил вошедший…. Редактор молча достал второй стопарь, и пока Геннадий вешал одежду на крюк, налил его до краёв. «Знаешь, Авдеич, я три раза перечитал твой шедевр, и у меня отчего-то возникло ощущения некого заимствования. Ты не знаешь, отчего?». «Даже и не догадываюсь, Василич. Так ты и объясни, что к чему»….
«Ну, давай, – редактор и писатель, дружно опрокинули по стопке, и первый продолжил, - Вот у тебя в начале повести матрос Храмцов, приревновав влюблённую в молодого офицера жену, уходит в плавание. А она, не выдержав, бросается на вокзал, но опоздав к редко ходящему поезду, пешком пересекает город и кидается в небольшую прорубь.... с моста». «Да, с криком- я люблю тебя, поручик!», - бодро подтвердил Геннадий и налил «по второй».
«Так, ладно. Вот твой Храмцов долго куда-то плывёт и в каждом порту «знакомится» с падшими женщинами с коими и мстит за поруганную любовь. Потом прибыв на Суматру, он с парнями напивается и вместо очередной «дамы», они притаскивают на судно какую-то рыжую обезьяну». «Точно, всё так и было», - кивнул головой Староверов, старательно закусывая зелёным луком.
Иван Васильевич продолжил: «Так. Потом матросы заставили главного героя два дня бороться с этим купленным за 25 фунтов орангутаном. Злобная зверюга, названная командой Авдеем (это в честь отца ,- промямлил Геннадий), всё-таки одолевает Храмцова и они после этого сдруживаются. Потом, - редактор ловко отщипнул с десяток страниц, - они плывут по океану. Вместе хлещут ром и мечтают о девках. Вот ты тут уточняешь, - «каждый о своих». Потом судно накрывают волны, и друзей смывает за борт. Вскоре измученную обезьяну верхом на Кравцове выбрасывает на безвестный берег. Они долго живут вместе. Орангутан, легко вскарабкиваясь на пальмы, сбрасывает другу всяческие местные плоды и орехи. Через пару лет Храмцов как-то умудряется научить «рыжего» нескольким словам»….
Редактор отложил стопку листов и начал откупоривать принесённую Геннадием Авдеевичем бутылку. Они синхронно выпили. «Да, все это трогательно. Но вот в конце орангутан Авдей трагические погибает и нашедший через месяц его останки Храмцов, горько рыдает, держа в руках обглоданный череп. Не слишком ли круто ты завернул? Ты бы ещё подсобил, убитому горем Храмцову, перед тем как на берег высадятся пираты, отыскать на острове сундук с сокровищами».
«Если честно, Ваня, я так поначалу и написал. А потом мне это что-то напомнило и я решил просто прислать за ним спасательную лодку, всё с того же самого,... русского сухогруза»….
…..Друзья ещё долго сидели, обсуждая жестокие перипетии и тонкую мотивацию поступков главных героев. Допив бутылку, они договорились, что Геннадий должен написать ещё не менее двух столь же пронзительных повестей, и тогда Василий сможет напечатать книгу под общим названием «Географические открытия вдали от Сарапула», которую затем за счёт помощи его тёщи, работающей в Гороно, бесплатно раздадут во все учебные заведения города…
2017г