Жена мсье Фонтена

- Это был никуда не годный старик, - сказала девочка, серьезно взглянув на меня и не то печально, не то осуждающе покачав головкой, - он совсем выжил из ума. "Моя жена", - говорил он, а все вокруг смеялись, потому что ему было восемьдесят четыре года, а он говорил о жене, предназначенной ему судьбой, как пятнадцатилетняя девушка. Он жил во Франции, поэтому всегда находились соседи или добрые знакомые, которые хотели его навестить, несмотря на все. Иначе он давно остался бы один. "Помолчите! - говорил он внезапно и очень раздражительно на самом интересном месте разговора, когда гость, по обычаю французов, оживившись, начинал говорить особенно громко. - Вы можете помолчать, мсье, или Вам это решительно не под силу? Из-за Вашей дурацкой болтовни я прослушаю ее шаги". Как видишь, мсье Фонтен объяснял очень доходчиво и тратил на это целых два длинных предложения. Если гость еще не был знаком с привычками старика, то смеялся от души, за что тут же получал в голову первым, что попадалось старику под руку, так как смех был еще громче болтовни, и мсье Фонтен решительно не мог понять этого поступка, а мсье Фонтен не имел привычки заботиться о людях, которых не понимал, особенно когда у него были куда более важные заботы. Мсье так боялся прослушать звонок в дверь, что снял с двери замок, поэтому все, кому вздумается, заходили в его дом беспрепятственно. Разумеется, первым из посетителей после этого случая стал местный вор Анри, который воровал ради развлечения и справедливости. "С детства меня не любил никто, кроме паршивых собак, - говорил он, - поэтому теперь ко мне стекается самая пылкая любовь нашего квартала - купюры, вино, жратва и шмотки - и это радует, черт возьми!" Но говорили, что, выйдя из квартиры старика Фонтена, он разрыдался и, с усмешкой указав на свои слезы, сказал, что это единственная любовь, которую он смог вынести из этого дома. Мсье Фонтен не любил гостей. Если он замечал, что кто-то навязывается к нему на улице, он говорил: "Посмотрите на себя в зеркало, мсье! Оно находится напротив Вас в лавке бакалейщика. Не хватало только того, чтобы бедная девочка увидела в комнате рожу мерзавца и потеряла сознание". Мсье, названный таким образом, ругался или хохотал в соответствии со своим характером, но мсье Фонтен замечал эти неприятные проявления не больше мух, пролетающих по своим делам. "Сколько мне еще ждать?" - спрашивал он вместо этого, в досаде, у продавца овощей. "Еще немного, мсье Фонтен", - отвечал продавец, стараясь скорее обслужить небольшую очередь у своего ларька. "Подлец! - говорил мсье Фонтен, плюнув и пойдя своей дорогой. - Он всегда говорит одно и то же! Еще немного, еще немного и потом еще немного, и еще немного! Мальчик с зеркальцем в руке отражается в другом зеркале, затем в другом зеркале и в другом зеркале, пока мальчик не становится таким крошечным, что сам черт на его месте не разглядел бы свои копыта - а тем не менее ты знаешь, и мальчик знает, и он знает, что мальчик продолжается дальше - он не кончается никогда! Непостижимые явления вселенной! А я - бедный, больной старик!" Когда мсье Фонтен неподвижно сидел у окна, опершись на свою палку, а мимо его подоконника падали капли воды, он говорил: "Она плачет над своими цветочками, потому что они не нужны ни единому человеку так же, как и она сама". "Это мадам Фуше поливает свои желтофиоли", - замечал ему гость. "Заткнитесь, мсье", - отвечал Фонтен. "Если Вы не перестанете привязывать своего злобного пса у моего почтового ящика, - говорил старик, - я шепну ему на ухо два слова, и ваш собственный пес отгрызет Вам Вашу дурацкую башку, мсье", - говорил он одному важному и уважаемому человеку, который настолько уважал себя, что не мог допустить такого кощунства в отношении собственной особы и незамедлительно избавился от вышеназванной привычки. "Вы, - говорил мсье Фонтен, на расстоянии ткнув пальцем в уважаемого человека, так как не хотел марать палец о его брюхо, распространившееся от подбородка до колен, - Вы не можете запустить и воздушного шара с призывом к моей жене, потому что шар, пущенный Вашими погаными руками, может созвать только стервятников, а, значит, Вы ни на что не способны. Вы - никчемный человек - падаль, мсье". Один раз в почтовом ящике мсье Фонтена вместо письма его жены оказался рекламный буклет - это было очень печальное и болезненное событие для мсье Фонтена - всего один раз, так как мсье вынул бумажку, когда почтальон еще не успел отойти достаточно далеко, и внушительно крикнул ему вслед: "Скотина! Сунь эту бумажку сюда еще раз - и я сочиню такую бумажку, в которой как дважды два докажу безголовым потребителям, что твоя башка упружистей лучшего баскетбольного мяча, а твои кишки аппетитней итальянских макарон!" По улице, на которой жил мсье Фонтен, каждый день проезжал мотоциклист по имени Рене, и каждый раз останавливался под окном мсье Фонтена, чтобы купить букетик цветов для своей старухи. "Эй Вы, мсье Стрекозел, - крикнул как-то раз мсье Фонтен в окно, обращаясь к мотоциклисту, - Вам лень купить второй букет?" С тех пор Рене покупал по два букета, и один из них забрасывал на балконы и в окна, мимо которых проезжал, с опасностью для собственной жизни, так что все девушки в округе уверились в его легкомыслии, а также в том, что он без ума влюблен в одну из них - как думала каждая о себе самой. Но ни одна из них не успевала поймать букет на лету и бросить им обратно в каску мсье Рене, сбив его (вследствие его ответной нежности) с колес, поэтому он был уверен в том, что среди них нет женушки мсье Фонтена. "Ты неудачник!" - вполне заслуженно кричал вслед Рене мсье Фонтен, когда он бегал из одного конца улицы в другой, ожидая свою жену, а в это время по дороге, рыча двигателем, проносился мотоциклист - и стройные плечи удалявшегося мотоциклиста как нельзя лучше показывали его согласие с этим приговором. Мсье Фонтен ненавидел ложиться спать после рассвета, но тем не менее каждую ночь он сидел у окна, опершись о свою палку, неподвижно, как мертвец, и смотрел на то, как медленно светлеет небо, начиная очередной день баскетбольных мячей и итальянских макарон - может быть, он думал, что, пока баскетбольные мячи бездействуют на своих подушках, существует большая вероятность того, что он расслышит голосок зовущей его жены; но он ничего не слышал - и, может быть, поэтому, когда мсье Фонтен ложился на свою скрипучую кровать, его лицо было таким же бледным, как начинавшееся утро. Мсье Фонтен имел привычку раза два в неделю забегать на крышу своего дома, но зачем он это делал - так и осталось загадкой для соседей и прохожих, которые, впрочем, опасливо отходили в сторону, если при этом им случалось проходить под домом мсье Фонтена. Само собой, они делали это не слишком энергично, так как во Франции исстари принято трижды предупреждать прохожих во все горло, выливаешь ли ты на улицу помои или что-нибудь похуже, выбрасываешь ли мусор или самого себя - и вот уж тогда-то улица очищается в один миг, так как на три раза у французов никогда не хватает терпения. Когда же под окном Фонтена расположился мальчишка, уложивший на тротуар свой головной убор, и принялся играть на саксофоне, мсье Фонтен так энергично бросил в него легонькой карманной Библией, что мальчик на всю жизнь сохранил необъяснимый для себя самого благоговейный трепет перед этой книгой. "Если ты вознамерился кощунствовать, убирайся на кладбище, подлый мальчишка! - крикнул мсье Фонтен в качестве облегчающего комментария к библейской тяжести. - Там, по крайней мере, твоя заунывная дуделка может вдоволь тешиться, зверствуя в проеденных червями ребрах!" У мсье Фонтена было одно развлечение - на его улице жила бродячая собака, которая в прошлом демонстрировала прочность головных уборов, производимых ее хозяином, поэтому, когда по улице проходил молодой человек особенно роскошного вида, мсье Фонтен вопил: "Шляпа! Шляпа!" - после чего собака прыгала на спину молодого человека и принималась демонстрировать его прочность. Надо сказать, что такие демонстрации каждый раз оканчивались не в пользу производителя молодых людей, особенно если на них не было шляпы. Мсье Фонтен ненавидел роскошных молодых людей, но не только. "Что Вы здесь делаете?" - резко говорил мсье Фонтен порой, с некоторым удивлением и кое-какими сомнением, остановившись перед какой-нибудь благонамеренной девицей на улице. "Я... читаю книжку", - отвечала бедная девушка, припав к скамейке. "Читаете книжку!" - говорил мсье Фонтен еще более грозно и с жестоким презрением. Девушка спешила убежать, а мсье Фонтен смеялся ей вслед, как обезумевший демон. "Пока такие существа, как это, читают книги, моей жены не может быть на свете!  - кричал мсье Фонтен, внезапно оборвав свой смех, в ужасающей ярости. - Пока живут такие существа, она не может жить! Пока такие существа, как это, толкутся на моей улице, на ней никогда не появится моя жена! Я их уничтожу, я их сотру, я их истреблю! Где это существо с дрянной книжонкой? Приведите ее сюда, немедленно подавайте ее сюда! Где же, где же это существо с дрянной книжонкой и белокурыми волосами? Где же, Господи Боже, где же она?.." - тут мсье Фонтен начинал рыдать  самым прискорбным образом, так что у его добросердечных соседей разрывались их добрые сердца. Но, так как мсье Фонтену было восемьдесят четыре года, он не мог вечно подбегать к двери, заслышав шаги заката, по тридцать раз в день сбегать вниз, чтобы проверить свой пустой почтовый ящик, приходить в ярость и вразумлять своих соседей, а также бегать из одного конца улицы в другой, ожидая свою жену, а потому в один прекрасный день он лег на кровать. "Я умираю, - сказал он случайно заглянувшей к нему гостье. - И, пожалуйста, не пучьте глаза и не собирайтесь вопить, меня это бесит. И, ради Бога, не вздумайте звать того подлого мальчишку дудеть над моими останками - у него еще будет для этого достаточно времени. Разумеется, под конец мне хотелось бы обругать, но это все равно что расстреливать дерьмо, а я довольно забрызгался им за жизнь, чтобы делать это еще и перед смертью. Поэтому слушайте меня и молчите, мадам. Передайте неудачнику Рене, что, если он в конце концов найдет мою жену... пусть увезет ее как можно дальше отсюда... как можно дальше - у неудачников это выходит лучше всяких..." Немного не договорив, старик умер, а Рене, полминуты постояв над ним с цветами в снятом шлеме, вышел на улицу, сунул цветы за отворот куртки, надел шлем и, газанув, уехал по дороге, залитой светом заката. На этом кончается первая часть истории, а вторая часть слишком романтична, чтобы рассказывать о ней в 2013 году, тем более что я ни слова из нее не знаю и не знаю, будет ли она вообще.