Михаил Фёдорович задумчиво смотрел на воды Байкала, волны, сменяя друг друга, бились о борт парусника, как удары морского сердца. Непрозрачный белый выпуклый лёд, напоминающий круглые тарелочки и ставший таким от наплеска волн, в небольшом количестве плавал по тёмно-изумрудной глади, а мелкие кусочки льда, покрывающие холодные байкальские воды и похожие на осколки разбитого зеркала, сверкали на осеннем солнце и завораживали игрой разноцветных огней. «Последние тёплые дни поздней осени перед наступающей суровой и долгой зимой», - подумал купец.
Он долго не мог решить, как переправлять обозы с товаром, закупленным в Кяхте, в Иркутск: по морю, напрямик, что заняло бы при попутном ветре 10-12 часов, или в объезд, по берегу, по осенней распутице, рискуя застрять в непролазной грязи, по опасным крутым склонам, по глухим местам, где не было жилья на тысячи миль и где караваны поджидали охочие до чужого добра разбойники и пираты, перебиравшиеся в леса с наступлением холодов. По одну сторону дороги упирались в нее почти отвесные утесы, покрытые сосновым лесом; по другую – наступал Байкал, местами были нагромождены огромные валуны, вероятно, вывороченные при её устройстве, и лишь деревянные сваи предохраняли путников от обвалов. Доставка товаров по кругобайкальскому тракту, пересекающему горные вершины, постоянно то поднимающемуся, то спускающемуся по извилистым склонам, могла растянуться на несколько недель, но в то же время переправа по Байкалу под парусом, при перемене ветра тоже грозила затянуться на неопределённое время. В конце концов он решил положиться на волю Божью и, пока дул попутный ветер, велел поспешить с погрузкой тюков чая и рулонов с материей на два нанятых им дощаника.
Ветер сразу же надул паруса на двух судах и, легонько покачивая, помчал их по водной глади к Листвяничной пристани. Михаил Фёдорович не мог скрыть радости, переполнявшей его: он около двух месяцев не был дома, и вот всего через несколько часов он сможет обнять детей и любимую жену, свою старенькую маму.
Михаил стоял под раздувшимися парусами на палубе дощаника, рассекающего тёмно-синие воды Байкала, любуясь кедрами, лиственницами, елями, зелёной лентой обрамляющими удаляющиеся берега. Внезапно ветер переменился. Налетевший резкий вихрь развернул судёнышки и понёс в противоположном направлении. Матросы кинулись убирать паруса, стали выбрасывать якорь, чтобы дощаник зацепился за дно и не стал игрушкой волн. Однако из-за большой глубины якорь не доставал до дна, и судами стала распоряжаться стихия. Купец постарался спрятаться в каюте, так как он не мог в качку удержаться на ногах, а тем более ходить по накреняющейся мокрой палубе, которую захлёстывали огромные волны, грозя смыть за борт в ледяную бездну зазевавшегося или неопытного человека. Из потемневшего неба повалил мокрый снег, паузки качало на вздыбившихся волнах и обливало валами ледяной воды, холод пробирал матросов до костей, мокрая одежда не позволяла согреться. Парусники унесло в противоположном направлении далеко от намеченной цели, обледеневшие, они качались на волнах, редкие белые льдины окружали суда, насколько хватало глаз. Предусмотрительные матросы, хорошо знающие суровый и непредсказуемый Байкал, всегда берут с собой в любое плавание запас еды и дров на две недели. Невольные пленники моря, согревшись у очага и просушив одежду, помолились, поели и, отдавшись на волю волн, стали ждать появления попутного ветра. Так дощаники носило по Байкалу два дня. На третьи сутки ветер сменился полным штилем, буря утихла, прекратилась изнуряющая качка, и Михаил с наступившим рассветом поспешил выйти на палубу.
Яркое, но холодное солнце пробивалось сквозь пелену тумана, белого как молоко, закрывающего где-то вдалеке находящиеся скалистые берега, лучи его отражались от обледеневшей палубы и от воды яркими огнями. Стоял абсолютный штиль. Михаил Фёдорович пытался понять, куда их отнесло во время шторма, и пристально вглядывался вдаль. Только он хотел спросить об этом матроса, несшего вахту, как внезапно над самой головой он увидел парящий в воздухе белоснежный каменный Спасо-Преображенский собор, венчающийся красивыми куполами с крестами, и каменную церковь во имя Николая Чудотворца. От неожиданности он перекрестился и воззвал: «Господи, помилуй!» Матрос и Михаил, ошеломлённые видением, сразу узнали Посольский монастырь, в котором были построены на деньги купцов-благотворителей эти храмы. Боясь пошевелиться, Михаил Фёдорович вспомнил, что старики и байкальские рыбаки говорили о миражах или голоменице, когда далёкие предметы приближаются и становятся различимы, хотя в обычных условиях разглядеть их просто невозможно, так как они находятся за 1000 км от наблюдающих. Где-то вдалеке раздался колокольный звон, возвещающий о начале службы. «Значит, недалеко монастырь», - подумал Михаил. Звон разливался и заполнял всё его естество. Воспоминания окутали и тисками сжали сердце. Вот он, маленький мальчик, держа за руку отца, радостно шагает рядом с ним в церковь, а вот они наперегонки бегут на лыжах по тайге, куда каждый год ходили вместе на промысел соболя. Отец его, Фёдор, был заядлым охотником и всегда брал с собой сына. Сезон добычи соболей начинался с конца сентября, с выпадением первого снега, на котором становятся видны следы зверей. К этому времени артель охотников уже обустраивала своё жилище в тайге. Орудуя одним топором, без единого гвоздя, несколько человек за один день нарубали кряжи, раскалывали на доски и к укреплённым жердям, установленным конусом, приставляли их и закрепляли, щели же затыкали мхом. Дверь в жилище сшивали берёзовыми прутьями. В построенной юрте на землю набрасывали ветки пихты, на которых спали и сидели; мокрую одежду, рукавицы сушили на вбитых в стены рейках. В углу ставили образ для совершения молитв. Освещалось зимовье свечкой, иногда керосиновой лампой да светом от всегда горящего костра, над которым висел котелок с кипятком. Выпадающий снег засыпал юрту толстым слоем, превращая в огромный сугроб, в который охотники забирались ползком; догадаться же, что это жильё соболевщиков, можно было по дыму, выходящему в отверстие, расположенное вверху. Несмотря на трудность промысла, тяжелые условия жизни в глухой горной тайге, сложности при добывании осторожного, хитрого, шустрого зверька, Михаилу нравилось жить с отцом в лесу, расставлять обмёты (сети) с привязанными к ним колокольчиками, которые звоном говорили охотнику о запутавшемся соболе. Иногда отец оставлял сына в юрте, чтобы тот нарубил дров, сварил в котелке суп, но обычно они по тайге ходили втроём. Третьим был обученный охотничий пёс Быстрый, которого они пускали по следу, он чуял соболя и с громким лаем преследовал его, загоняя на дерево и не давая ему скрыться, когда зверёк попадал в сети, Быстрый ловил его и держал в зубах до появления хозяина. Если выпадал случай, добывали артельщики и изюбря, и белку, и лисицу.
В это время морозов не бывает, однако сильные туманы, снегопады скрывают трещины и расщелины в скалах, через которые нужно идти к месту обитания соболя, метели заметают оставленные тропки, отчего даже бывалые охотники долго плутают по тайге, разыскивая дорогу к оставленной юрте. Переходы через горы очень опасны: вьюги сбивают с ног промысловиков, наносят сугробы снега и прячут обрывы. Опасности подстерегают со всех сторон, и каждый переход может стать последним. Случающиеся даже небольшие снежные обвалы валят могучие кедры и хоронят под собой артельщиков.
В связи с трудностью промысла, цены на соболей всегда были высоки. Скупщики дорогих шкурок, сами из бывших охотников, хорошо знающих тайгу, надевали лыжи и отправлялись в лес, к зимовью, чтобы на месте выбрать и купить лучших соболей.
После смерти отца, сорвавшегося со скалы, Михаил перестал охотиться, решив заняться скупкой соболей у знакомых промысловиков в тайге, на месте их зимовья, и продажей шкурок в Кяхте китайским торговцам. Для покупки соболей по дешёвке и для сговорчивости артельщиков, он брал в лес бочонки с водкой. Дело пошло сразу, и доходы его стали расти.
Покупая драгоценные шкурки за бесценок у своих друзей, у тех, с кем он делил пополам кусок хлеба, тяжести и невзгоды в течение многих лет, он испытывал угрызения совести, но большие деньги, выручаемые им на торговых сделках, заглушали этот внутренний голос.
В Кяхте китайцы и русские из года в год старались как можно выгоднее продать товар, используя всевозможные уловки и способы обмана. Хитрость, ловкость, выдумка, «надувательство» поощрялись и приветствовались. Так, каждый китаец-продавец имел весы 3-х видов: первые и вторые, неправильные, для взвешивания продаваемого и покупаемого, а третьи, последние, правильные, для тех, кто не поддавался на уловки. Вместо ветчины китайские торговцы пытались продать кусок дерева, обтянутый кожей. В большие рулоны тканей прятали доски для веса, или на обозрение выставляли хорошие куски материи, а внутрь подкладывали испорченные. Русские купцы тоже изощрялись в выдумках. Они выдавали за песцов белых зайцев, и пришивали им для правдоподобности песцовые хвосты, а в лапки зверей зашивали свинец, так как шкурки продавались на вес. Вращаясь в среде, где царил дух маммоны, денег, трудно было не поддаться ему. Ценности, на которых Михаил Фёдорович вырос, пришли в противоречие с реальностью.
Михаил с детства хорошо запомнил слова из Библии: «Всякая неправда есть грех» и проповеди батюшки, когда священник произносил предостережения Святителя Тихона Задонского: «Человек, прежде чем грешить, стоит между двумя противоположными силами - Богом и сатаной - и имеет свободное произволение обратиться к тому или другому. Бог зовет его к добру и отзывает от зла: сатана прельщает и отзывает от добра, склоняет к злу и греху. Отсюда можешь видеть, христианин, как тяжко согрешает человек перед Богом, когда обращается к греху, диавольскому делу».
Михаила мучило, что он стал жить не так, как учил его отец и как записано в Библии, Заповеди из которой он выучил, ещё обучаясь в школе при церкви, где дети читали Ветхий Завет, Евангелие, Часослов. Михаил был одним из лучших учеников, так как имел отличную память, к которой прилагал терпение и усердие. Слова Иисуса Христа: «Нельзя служить Богу и маммоне (богатству)», записанные в Библии, часто вспоминались ему. Но скупость и сребролюбие придумывали так много причин и извинений, что и перечислить невозможно: «Мне надо кормить семью. Так все живут. Я несу дорожные расходы и рискую потерять весь товар и т. д.» Как не хватало ему отцовского совета, его житейской мудрости с искренней верой в промысел Божий!
Так стоял он, погружённый в воспоминания, пока мираж не исчез так же внезапно, как и появился. Ему вспомнились слова священника, которые успокоили и вернули мужество: «Преподобный Ефрем Сирин ободрял нас, наставляя: «Не думай, что ты страдаешь больше других. Как живущему на земле невозможно избежать воздуха, так человеку, живущему в этом мире, невозможно не быть искушенным скорбями и болезнями. Если пришла печаль, будем ожидать приближения и радости. Возьмем в пример плывущих по морю. Когда поднимается буря, они борются с волнами, ожидая тихой погоды; а когда настанет тишина, они готовятся к буре. Они всегда бдительны, чтобы поднявшийся внезапно ветер не застал их неготовыми и не перевернул судна. Так и нам надо действовать: когда приключится скорбь или трудные обстоятельства, будем ожидать облегчения и помощи от Бога, чтобы не удручила нас мысль, будто нет для нас надежды на спасение»».
Потекли долгие дни за днями. Парусник носило по всему Байкалу переменными ветрами более четырёх недель. По поверхности моря плавали льды и никак не могли сложиться в единую массу, противоположные ветры разгоняли огромные глыбы льда в разные стороны, или накидывали друг на друга со страшным треском и грохотом, подобным стреляющим орудиям, образуя дрейфующие айсберги. Море как живой, бушующий и непокорный организм яростно рычало, сопротивлялось, не желая лишаться свободы и заковываться во льды, наводило ужас своей силой, мощью и непредсказуемостью. Истощавшие, обессиленные моряки должны были каждый день выполнять тяжёлую работу: выкачивать воду из трюмов, так как сколько ни конопатили и ни просмаливали корпуса судов, вода в трюмы, хоть и в небольшом количестве, но проникала; теребить паклю; смолить тросы; прибирать палубу; отапливать каюту; нести вахту. Михаил старался помогать команде и выполнял работу вместе со всеми. Однако, чем дальше, тем труднее становилось голодным людям поддерживать жизнеобеспечение парусника, которое для них превратилось в пытку. К тому же запас дров кончился, и ослабевшим матросам приходилось на пронизывающем ветре рубить бока дощаника, мачту, чтобы не замёрзнуть при минусовой температуре в ноябре. Спустя месяц скитаний вокруг судов образовались плавучие льды, которые путешествовали вместе с дощаниками. Паруса обледенели, снасти порвались, продукты закончились. Пленники моря сумели растянуть двухнедельный запас продовольствия почти на месяц, но теперь они уже несколько дней заглушали голод водой, а страх – верой и надеждой. Когда какой-нибудь моряк начинал паниковать, стенать и жаловаться, Михаил утешал и ободрял словами Святых Отцов, которые помнил, благодаря превосходной памяти: «Послушайте, Святитель Игнатий Брянчанинов говорил, что скорби с нами неразлучны, и оные, по премудрым судьбам Божиим, посылаются нам к нашему спасению; находясь в скорби, мы невольно смиряемся и к Богу прибегаем, прося Его помощи и заступления. Куда бы ни сокрылись, но нигде скорбей не избежим; если видимых избавляемся, то внутренний крест посещает нас. А Оптинские старцы поучали, что пути Божьи, ведущие ко спасению остаются нам недоведомыми. Сколь велики не были бы они, но все мимотекущие, скоро прекращаются, а которые и продлительные, то все смертию окончатся. А греховные помыслы ведут, несомненно, к вечной погибели. Отец Небесный всемогущ, всевидящ: Он видит наши печали, и если бы находил, что нужно и полезно отвратить от нас эту Чашу, то сделал бы это непременно. Давайте будем молить Господа о помиловании и полностью будем полагаться на волю Его».
Две томительных, изнуряющих недели несчастные испытывали муки голода. Чем больше страдало их тело, тем сильнее становилась их Вера, им не на кого было больше надеяться, кроме Бога. Они молились беспрестанно, каялись в грехах и обещали исправиться. Их душа натянула, расправила паруса и помчалась, полетела по пути Веры, Истины, духовного совершенствования, ведущего к нравственным ценностям и законам, данным Господом.
Однажды утром обессиленные, но полные надежды, пересмотревшие всю свою жизнь, под раскрывшимися парусами Любви к Иисусу Христу и Свободы от грехов и зла, они услышали гудок парохода. Выбежав на палубу, сквозь густой туман заложники моря разглядели очертания парохода. Они не верили своим глазам: в это время пароходы уже не ходят! Люди на паруснике не знали, что пароходное правление соблазнилось прибылью от поздней перевозки грузов и решилось положиться на удачу. «Наследник Цесаревич», рассекая воды с плавающими льдинами, шёл прямо на них! Радость переполнила сердца полуживых людей! Они благодарили Господа за данный им шанс исправить ошибки и изменить свою жизнь! Дощаники взяли на буксир, голодным людям передали продукты, и караван продолжил путь по ледовому морю.
Однако Байкал не хотел отпускать своих поздних гостей. Свирепые ветра не переставали тревожить его, не давая ему заснуть, поднимая валы воды, сталкивая огромные льдины, набрасывая их друг на друга. Байкал выл и ревел, как раненый зверь, страшный треск и грохот ломающихся ледяных громадин наполнял всё пространство. Уезжающим судам море решило преградить путь айсбергом из нагромождённых ледяных глыбищ, бросив его на караван. Корпус парохода прорезало в одно мгновенье, и «Наследник Цесаревич» стал погружаться в морскую бездну. Пассажиры и команда корабля, спасаясь от неминуемой смерти, успели перебраться на подобранные ими дощаники. Трос, соединяющий их с пароходом, отрубили, и парусники понесло, как игрушки, с которыми не хотят расставаться, в открытое море. Скитания людей продолжились, но теперь у них была еда: Господь послал им хлеб.
Среди пассажиров, пересевших на дощаник с затонувшего парохода, был иеромонах из Посольского монастыря, возвращавшийся из окрестных селений, куда он ездил для проведения праздничных богослужений. Он сразу же обратился к удручённым людям со словами утешения: ««Наша жизнь есть не что иное, как приготовление к жизни будущей, мы не для того ведь сотворены, чтобы есть, пить и одеваться, но чтобы угодить Богу и получить будущие блага. За грехи посылаются печали, за грехи - беспокойства, за грехи - болезни и все тяжкие страдания, какие только ни случаются с нами», - объяснял Святитель Иоанн Златоуст. Афонские старцы считали, что если человек терпит, то все встает на свои места. Бог все устраивает. Раз Бог все видит и следит за всем, то человек должен без остатка вверять себя Ему. Давайте помолимся словами царя Давида: «Покажи мне, Господи, путь, по которому мне идти, ибо к Тебе я вознесся душою моею. Удали меня от врагов моих, ибо я к Тебе прибег. Научи меня исполнять волю Твою, ибо Ты — Бог мой. Дух Твой благий поведет меня в землю правды. Ради имени Твоего, Господи, даруешь мне жизнь; по правде Твоей изведешь из печали душу мою. И по милости Твоей истребишь врагов моих и погубишь всех угнетающих меня, ибо я раб Твой»».
Вся жизнь Михаила разделилась на две половинки: до перехода через море и эту, нынешнюю. В прежней ему некогда было молиться, сейчас он обращался к Богу, Богородице и Николаю Чудотворцу постоянно; если раньше он не соблюдал посты, то сейчас каждый день был постный; если ранее он мог пойти на сделку с совестью, то сейчас эта мысль казалась ему страшной; он раскаялся, что смыслом его жизни были деньги и обещал, если останется жив, вернуть каждому, им обделённому, вдвое больше взятого. Теперь он проживал каждый день как последний и сожалел о недосказанных ласковых, тёплых словах любви к старенькой маме, жене, детям. Беседуя с иеромонахом, он получил ответ на все мучившие его вопросы, в том числе и о смысле жизни. Священник подробно объяснил купцу, что говорят об этом Святые Отцы и Библия: «Серафим Саровский утверждал: «Истинная же цель жизни нашей состоит в стяжании Духа Святого Божьего. Пост, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело служат необходимыми средствами для достижения её». Блаженный Августин считал, что люди не для того сотворены, чтобы жить только здесь, на земле. Жизнь временная есть путь к Отечеству Небесному, и по Божиим неисповедимым судьбам люди подвергаются ежедневным скорбям, чтобы не возлюбили самого пути вместо Отечества, потому мнимую сладость этой жизни Он растворяет желчью скорбей, чтобы мы стремились к блаженству истинному и спасительному. Но люди не верят в жизнь иную, вечную. Все их мучения начинаются с этого. Человек недоволен тем, что имеет, и ничто не может насытить его желаний, но Бог любит всех людей, и каждому Он дал именно то, что поможет ему спастись. Нам оставлены Божественные наставления - заповеди Христовы, изложенные в Библии. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Вот первая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки. Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди», - обращается к нам Христос. А так как любовь укрепляется не только произвольными трудами, но и случающимися скорбями; поэтому-то много нужно нам терпения и кротости. Епископ Иннокентий Иркутский учил, что если ты хочешь, чтобы молитва твоя долетала к Богу, то дай ей два крыла, то есть пост и милостыню. Под именем милостыни должно разуметь все дела милосердия, как-то: накормить голодного, напоить жаждущего, одеть нагого, посетить больного и заключенного в темнице, и помочь им; и также дать место бездомному, призреть сироту. А кто не хочет и не радит об этом, тот не получит Духа Святого, и следовательно, он не войдет в Царствие небесное».
Парусники мотало по всему Байкалу больше месяца. Люди доели последние запасы сухарей и целый день пили одну воду. Теперь они ждали, когда Байкал встанет, и можно будет дойти до берега. Все готовились к трудному пешему переходу по ледовому покрову моря: нужно было каждому смастерить себе базлыки – дощечки с торчащими гвоздями, которые привязывались к подошвам, чтобы ноги не скользили, и путников сильными штормовыми ветрами не сносило бы в трещины и полыньи. Парусная ткань тоже пошла в дело: шили верхнюю одежду, заодно латали старую, скручивали тросы, которые могли пригодиться в пути для вытаскивания провалившихся в проруби; отрывались палубные доски, для сооружения мостиков через трещины, пересекающие Байкал, шириной до двух метров и протяжённостью до нескольких километров. Наконец, всё было готово. Изнемогающие невольники моря ждали, когда встанет Байкал. Но бушующие штормовые ветра взламывали неокрепший лёд снова и снова, разбрасывая его, образуя поля торосов, трещины, не давая морю встать на зиму. К радости измученных людей ударили морозы, которые за три дня прочно сковали лёд.
С рассветом, когда рассеялся густой белый туман, помолившись, изнурённые, но полные решимости и Веры, люди покинули плавучую тюрьму и, поставив впереди проводников с шестами для проверки пути, тронулись к берегу по ледяному царству. Каждый шаг им давался с трудом: резкий ветер дул в лицо, перехватывал дыхание, пытался снести с ног, мороз пробирал до костей, последние силы покидали ослабевших путников. Они шли медленно, помогая упавшим подняться, поддерживая друг друга, шепча слова молитвы. Сплошные и дугообразные торосы, пересекающие пространство на протяжении нескольких верст, постоянно преграждали путь, заставляя сворачивать с пути и обходить их. Треск и грохот от образующихся трещин создавал впечатление, что лёд ломается под ногами и в следующее мгновенье обрушится, увлекая в ледяную бездну непрошенных гостей. Когда дорогу преграждали широкие щели, они ставили на края доски и, обвязав друг друга верёвкой, переходили их по шаткому мостику. Долгим и трудным был их путь, выбившись из сил, они устраивали привал, потом поднимались и, еле-еле переставляя ноги, тащились к далёкому берегу, которого и видно не было из-за поднявшейся снежной метели. Теперь они не знали верного направления и шли наугад, держась за верёвку, так как дальше двух метров ничего не было видно. После очередного привала несколько человек не смогли подняться, они совсем лишились сил и теряли сознание. Было решено соорудить из взятых досок и верёвок подобие санок, положить на них несчастных и таким образом везти их. Перед тем, как тронуться в путь, священник предложил прочитать общую молитву. Те, кто не знал слов, повторяли их за иеромонахом: «О, святителю Христов Николае! Услыши нас, грешных рабов Божиих, молящихся тебе, и моли о нас, недостойных, Содетеля нашего и Владыку, милостива к нам сотвори Бога нашего в нынешнем житии и в будущем веце, да не воздаст нам по делом нашим, но по Своей благости воздаст нам. Избави нас, угодниче Христов, от зол, находящих на нас…».
Воодушевлённые, с верой в промысел Божий, со слезами на глазах, продолжили они свой трудный путь, везя по очереди санки. И вдруг сквозь пургу и вой ветра, грохот трескающегося льда, все услышали крик впередиидущего: «Спасены-ы!!» Собрав остатки сил, все поспешили к нему. От радости он, упав на колени, крестился и благодарил Господа, другой же рукой показывал вперёд. Приглядевшись в снежной круговерти, люди увидели далёкий свет маяка, построенного у Посольского монастыря! Теперь они знали, в каком направлении им идти, и были уже в нескольких часах пути от спасительных церковных стен. Радостные и оживлённые, узники моря воздавали хвалу Богу, Богородице, Николаю Угоднику, поздравляли друг друга с близким спасением. Смеркалось, скитальцы стали устраиваться на ночлег, так как в темноте, не видя дороги, можно провалиться в трещину или полынью. Они развели костёр, чтобы согреться, и с первыми лучами солнца продолжили движение. Метель улеглась, туман понемногу рассеялся, маяк и белые каменные стены монастыря с бирюзовыми куполами и сверкающими крестами, возвышающимися над малахитовой гладью, закованной прозрачным льдом, стали видны бредущим путникам. Вот и последние метры, отделяющие их от монастырских стен, преодолены. На помощь оборванным, истощённым, замёрзающим, падающим, еле переставляющим ноги людям уже спешили монахи. Никогда ещё Михаил не испытывал такого благоговейного, ликующего, просветлённого чувства при входе на территорию храма. Счастье накрыло его тёплой волной; ветер мира, радости, любви, Веры наполнил паруса его души, взявшей курс, указанный человечеству Иисусом Христом: «Я есть Путь, и Истина и Жизнь». В церкви он упал на колени и долго-долго молился.