Как там в старых добрых сказках сказ начинается? Жил был на свете старый престарый штурвал. Лежал он в темном ветхом богом и людьми заброшенном гнилом чулане. Крысы, не в силах перегрызть крепкие ручки, давно его считали своим домом, вили удобные гнезда, выводя несметное крысиное потомство.
Иногда, очень редко, дверь все же со скрипом открывалась и штурвал, при дневном свете съежившись, таился под спасительными дровами. Думая, что это пришли за ним, чтобы бросить в ненасытную печку. Но затем дверь, скрипя своими противными ржавыми петлями, все же закрывалась, и он оставался дальше лежать среди крыс в пыли и темноте, вспоминая свои удалые годы.
Давно это было. Вот он молодой пахнущий дубом и блестя лакированными боками, торжественно крепится к рулевой колонке нового огромного трудяги - теплохода - отныне и навсегда на судне главный рулевой только наш штурвал, и никто больше!
- Наивный капитан думает, что это он управляет судном - пусть себе думает, а без штурвала даже от пристани не отойдешь, не говоря уже о речных просторах. Молод еще был наш новенький штурвал. Простим ему это юношеское заблуждение. Только спустя годы он поймет, что сделали его именно на службу человеку, а без него, он так бы остался дубовым деревом, где – то далеко в дремучем лесу.
Шли беспокойные трудовые годы. Незаметно навигацию за навигацией штурвал нес свою бессменную речную службу. За прошедшие полвека много мозолистых рук лежало на его гладких боках, и всех их он помнит. Помнит первого самого любимого капитана с большими теплыми шершавыми руками любовно поглаживающими его. Под его руками штурвал был всегда послушным и податливым сильной воле. Теплоход всегда их беспрекословно обоих слушался, уверенно рассекая речную волну своим острым носом.
С приходом долгожданной весны, перед началом навигации, с него снимали чехол, старательно чистили. И только заждавшемуся штурвалу оказывалась высокая честь - быть окрашенным первосортным импортным дефицитным лаком в рубке. И радовал он своим нарядным блестящим видом всю команду на теплоходе. Под ревнивым наблюдением капитана, каждый желал прикоснуться к нему в рейсе, вертя из стороны в сторону. Да он на никого и не обижался - это была его повседневная почетная нужная работа экипажу теплохода.
Но наступили другие не сказочные невеселые времена. Ушел на пенсию уже старый больной заслуженный капитан, на прощанье поцеловавший его. Всю ночь перед уходом не выпускавший штурвал из рук, изливая своему верному другу свою тайную тоску. Сколько вахт они пронесли вместе, не сосчитать, сколько раз приходилось штурвалу бешено крутится, помогая капитану выходить из "аховых" ситуаций не сосчитать.
Штурвал и дальше готов был служить верой и правдой своему надежному первому капитану, но годы и здоровье заставили того бросить якорь в тихой гавани под названием "старость". Все навигации до одной вспоминал штурвал вместе с капитаном и переживал с ним неминуемую разлуку. Помнит напоследок скупые мужские слезы, медленно скатывающиеся по его блестящим дубовым бокам, теребящие совсем не дубовую ранимую душу все понимающего штурвала. Ушел с теплохода капитан, у которого уже все позади. Впереди только и осталось, что в безрадостном дожитии доживать.
Но что делать? Не было у штурвала такого права, бросать теплоход, он был поставлен здесь людьми, однажды и навсегда и будет нести свою вахту, свой долг, до конца.
Пришел на место старого капитана молодой горячий "ухарь - молодец". Вот где штурвалу пришлось впустую повертеться, порой не зная, что новому «хозяину» нужно. Иногда так закружит голову бедному штурвалу, теплоход рыскает из стороны в сторону, а он сидит себе, насвистывая, да окурки за борт небрежно выбрасывая. По берегам биноклем алчно пошаривает, в поисках пикантных дамских тел.
Или же привычку взял: сядет вразвалочку в кресло и давай штурвал ногами крутить. Нет, не привык к такому обращению к себе гордый штурвал, и порой из мести давай самопроизвольно вращаться, сбрасывая самодовольного "ухаря - молодца" из кресла на пол, наказывая обидчика за непочтительное отношение к самому главному и уважаемому штурвалу на судне.
Вскочит этот горе - капитан с четверенек и давай ногами пинать в бешенстве, вспоминая при этом всех на свете предков штурвала, стоявших прежде еще на парусных огромных кораблях Ушакова. Когда этого молодца еще на свете не было. К счастью недолго пришлось на судне рулить да пинать. Команда невзлюбила такого капитана и с радостью рассталась с ним. Уехал на Севера за «длинным» рублем, да и не вернулся.
И потекли для штурвала опять ответственные рейсы по всем рекам России. Очень штурвал любил, когда к нему прикасались детские ручонки! Не часто, но бывало и такое. Маленькие трепетные дрожащие теплые ладошки. Как они уважительно с большим почтением его крутили. И штурвал, млея от удовольствия, помогал им держать верный курс. Он надеялся, он очень надеялся, что когда они подрастут и станут бравыми капитанами, возьмут его старичка в свои крепкие молодые руки. И поведут в неизведанные края, прокладывая новые фарватеры в дальние страны за неведомый горизонт!
Потом неожиданно разом все кончилось. У людей началась какая-то непонятная "перестройка", приведшая к развалу когда-то могучего речного государства. Уныло ржавея, немым укором, стоял теплоход в разгар навигации у причала со своими собратьями без работы, ожидая своей незавидной участи. Медленно покрываясь толстым слом пыли в опустевшей рубке, а между его никелированных ручек обосновались прожорливые пауки, в ожидании своей добычи.
И вот уже новые "пауки- хозяева", в поисках легких долларов да евро приползли за чужой «своей» добычей. Ухватили на буксир еще не старый теплоход и поволокли на СЛИП резать на металлолом, а осиротевший одинокий штурвал бросили под ноги на землю (какой из него металл) ждать своей незавидной участи. Так и оказался он в этом сыром неуютном темном чулане, продуваемый зимними колючими снегами и ветрами, где даже стойкому дубу не выжить.
Но, подобно сказке, которые обязательно должны оканчиваться очень хорошо, бывают чудеса на белом свете, даже и для нашего штурвала. Однажды его старичка, уже ничего хорошего не ожидавшего от людей, извлекли затерявшегося из старых гнилых досок. Почистили, отлакировали, приведя в сносный божеский вид и отправили в музей. Здесь среди средневековой музейной тишины штурвал уже никто не вертит (отработал свое) ожил и помолодел наш старичок на новом светлом месте. Особенно когда в гости приходят неугомонные школьники и гладят его ручки любовно благодарными руками. И поверьте, наш штурвал этого заслужил, всю жизнь неутомимо работая для людей на речных просторах!
Если и вам когда-нибудь придется побывать в краеведческом музее, и вы увидите там наш старый знакомый штурвал, не поленитесь, подойдите и прикоснитесь к нему. Многое повидавший, Многое переживший, он обязательно принесет вам удачу. И подумайте не спеша: "А моя жизнь так же была полезна людям, как жизнь этого старого штурвала"?