Дуркин дом. Глава 47

               
               


 - Виталий Вячеславович, как вы оцениваете перспективы моей кандидатской? Может поработать над аннотацией?
Его спрашивали, желая получить ответ, его мнением интересовались, и не кто-нибудь, а вездесущая аспирантка. Молодая женщина сидела напротив него, за столом. Она успела уже заметить, как регулярно он сегодня клюет носом, как слипаются его глаза, и ничего с этим не поделаешь. Говорила ему мать вчера: «Спать надо вовремя». Легонько ущипнув себя, Виталий пытался мобилизовать собственное внимание, - Перспективы самые радужные. Вы лишнего не напишите. Более, Танечка, меня ни о чем не спрашивайте, - Аносов удрученно развел руками.
Ему бы сейчас вздремнуть часок, другой. Не выйдет. Работа, прежде всего. Неотложного внимания требует задание, полученное от главного. Доклад на заданную тему для выступления на симпозиуме к завтрашнему дню – это не шутка. Тема, которую ему следует раскрыть, настолько сложна и многогранна, что зарождает в душе его сомнение, а справиться ли он с порученным? «Я не жду от вас конкретного, научного открытия. Четкое следование заранее подготовленному плану, выверенная статистика, за которую вы можете поручиться, кстати, вполне, можно обойтись без полета фантазии. Успешно выполненная работа ниспошлет на вашу голову, умнейшую голову, мою признательность».
Проживу и без нее, хотелось возразить в ответ Александру Яковлевичу, но Виталий вовремя сдержался. Резать правду – матку, стало быть, нажить себе врага. Люди науки за правду, но пока она не касается их лично. К тому же, большинство людей, по своей сути, создания амбициозные. Каждый борется за место под солнцем, и ради достижения собственной цели готов на любые жертвы. А вот он сам не таков, цель у него, конечно, есть, но единственное, чем он может поступиться в стремлении к ней, самим собой.
- Виталий Вячеславович …
Обернувшись на отклик, Аносов натолкнулся на сложенные в молитве руки.
- Мне очень неловко обременять вас, но только вы, ваша объективность в состоянии помочь мне, - под давлением пристального взгляда, Татьяна продолжила после небольшой паузы, - Напишите рецензию, вы можете, я узнавала. Работа моя еще не закончена, но послезавтра мне ее сдавать. Осталось поработать над композицией и резюмировать.
- Я не читал вашей работы, у меня нет на это времени. Вам лучше обратиться к другому специалисту…
Татьяна резко перебила, - Но никто лучше вас, меня не знает. Виталий Вячеславович, я второй год прохожу практику в отделении, никогда не отказывала вам в помощи ….
Настала очередь Виталия воззвать к долгу и совести оппонента, - Мы все не отказываемся помочь, призвание обязывает. Не могу ставить свое имя под работой, ознакомиться с которой, лишен времени. К вечеру придет Амалия Потаповна, обратитесь к ней.
Ответ был написан у Приходченко на лице, но к нему ее обиды не имели никакого отношения, и свое решение он также изобразит наглядно. А сейчас надо заняться делом, выпроводив из кабинета всех лишних. Не успел Аносов выудить ключ из кармана, как новый посетитель своим внезапным вторжением поставил его в тупик. Старейшина из выборных заявился, пожалуй, неспроста.
Сдвинув брови к переносице, Виталий облизнул пересохшие губы, только, что кулаком по столу ударить осталось. Не получается у него строгим быть, не выходит. Стало быть, тряпка он, рохля.
- Виталий Вячеславович, мы готовы. Ребята ничего против не имеют. Я им … это… все объяснил, - говорящий заметно волновался и, приглаживая поредевшие на макушке пряди, топтался на месте.
Виталий желал на пару часов избавиться от присутствия сослуживцев и подопечных. Однако, между чаянием и воплощением его в реальность огромная пропасть, преодолеть которую дано не каждому. Очень нелегко заставить себя улыбаться, особенно, когда объект твоего вынужденного внимания, немолодой, малопривлекательный тип, но Виталий, сделав над собой усилие, был предельно вежлив, - Павел Владимирович, дорогой Павел Владимирович, никто не сомневается в ваших организаторских способностях. В данный момент, пока я занят, поручаю вам составить подробный список всей вашей строительной бригады, с указанием рабочих навыков и квалификаций.
Ему только этого и требовалось, чтобы Дежкин, ощущая собственную значимость, оставил его в покое. Выпроваживая уходящего продолжительным взглядом, доктор облегченно вздохнул. Поворот ключа, и он как на необитаемом острове. Ватные тампоны в уши, и для него перестала существовать какофония звуков, царящих в отделении. Несмотря на предпринятые меры, чувство тревоги не оставляло его. Склонившись над листом, Виталий то и дело поглядывал на дверь.  Вынужденное затишье может быть обманчивым, но вводить в заблуждение окружающих, этому мастерству его не надо учить. Стук в дверь на мгновение привлек его внимание, но Виталий тут же переключился на интересную мысль, снизошедшую на него, словно озарение. Александр Яковлевич останется доволен. Но разве это его, Виталия цель? Торжество науки ради блага человечества, прежде всего, если же научные открытия приносят лишь материальную выгоду их выдвиженцам, грош цена тем и другим. Последний год, стоило ему вкусить власти, Виталий все чаще стал задумываться над тем, а зачем он живет, что останется после его ухода? Сложить все вместе воедино, судьбе своей не покоряясь… Где-то он читал эти строки, он бы и сам мог такое написать, если бы … если бы родился лириком. Как привыкшему иметь дело с фактами, ему не досуг заниматься стихоплетством.  За перо он берется, когда появляется время, и становиться невмоготу держать все накипевшее в себе.
Настойчивый стук в дверь напомнил ему о долге. В конце концов, он – врач, а потом уже все остальное. Голос, взволнованный голос за дверью выдал увлеченного человека, - Виталий Вячеславович, я почти закончил. Еще мне нужно кое-что с вами обсудить.
Ясно, придется пойти навстречу пожеланиям строителя коммунизма. Ой, нет. Пусть лучше капитализм обустраивают. Кроме Дежкина за дверью оказалась Татьяна Приходченко, - Виталий Вячеславович, там, в палате настоящая революция. Все куда-то собираются, их невозможно удержать…
На него в упор смотрели две восторженных физиономии. Оба визитера задыхались от воодушевления, что со стороны выглядело несколько странным. Дежкин, еще ладно, поведение его труднообъяснимо с точки зрения здравомыслящего человека, но аспирантка? Внезапный всплеск ее эмоций не поддается анализу. Смятый, чем-то перепачканный листок бумаги, которым Дежкин тряс у него перед глазами, вызвал у Виталия естественное отвращение. Ему стоило немалых трудов сдержаться и не заорать на возмутителя спокойствия, - Павел Владимирович, я ознакомлюсь с вашими планами, но позже. Пока вы можете посвятить в их подробности Татьяну Алексеевну.
- Мы хоть завтра готовы. У нас есть знатоки всех строительных специальностей. У одного каменщика опыта маловато, но со временем он его приобретет. Я ведь, знаете, в молодые годы подрядился дачи строить, и неплохо получалось, желающие даже в очередь на строительство записывались. Я уж подумывал основную работу оставить. 
Виталий Вячеславович перебил, - Дорогой наш, Павел Владимирович, зачем ждать до завтра. У меня на сегодня имеется для вас ответственное задание. В душевой комнатке кафель на честном слове держится. Займитесь, пожалуйста, ее обустройством. Прикиньте с ребятами, как все это будет происходить, что из материалов вам потребуется, ну и так далее. Танечка, покажите строителям поле деятельности.
Затворив за незваными гостями дверь, Аносов рассчитывал, что теперь уж ему никто не будет мешать. Покой ему необходим был для работы, как воздух. От самой работы он еще ни разу не уставал, в отличие от людей, общение с некоторыми из которых сильно напрягало его. От него всегда хотели большего, чем он мог дать. По своей натуре люди – потребители, лишь немногие способны на самоотверженность. Этому чувству люди могут поучиться у животных. Одаривая любовью, они не рассчитывают на взаимность. Надо было ему податься в ветеринары. Но в тридцать шесть лет
не так просто отважиться на перемены. Последнее время работа в отделении стала ему в тягость, самое ужасное заключалось в том, что признаться в  истинном отношении к своему окружению, Виталий не мог некому. Ему бы не поверили. С нелюбовью можно смириться, но только не по отношению врача к своим пациентам, которые у Аносова изредка вызывали непреодолимое отвращение.
Рука застыла над тетрадным листком, как назло, мысли совсем не о том. В  мире, скудном и враждебном, среди убогости и равнодушия, ему вдруг захотелось любви, женской ласки, но ненавязчивой и пылкой, а робкой и нежной, такой, чтобы взять любимую на руки и окружить заботой свое долгожданное счастье на зависть остальным. Мечты бесплотные сомкнули очи, уступив место причудливым фантазиям. Как странно и нелепо, что перешагнув тридцатипятилетний рубеж, почти полжизни позади, не пришлось ему быть любимым и отплатить взаимностью. Среди множества мелькающих пред глазами женских образов чаще остальных являлся ему знакомый с детства силуэт зеленоглазой блондинки, машущей ему платком откуда-то издалека. Неприступный серый утес, одиноко стоящий на берегу океана среди бушующих волн. Их седые гребешки бьются о корму лодки, которую швыряет из стороны в сторону, и кажется, ему никогда не добраться до берега. Но принцесса ждет только его, всем известно, что сказки непременно сбываются, стало быть, впереди его ждут семейные хлопоты с их неизбежными радостями и горестями. Если задуматься, в холостяцком существовании имеются свои односторонние преимущества. Когда его пленит усталость и не хочется никого видеть, можно просто, затворив за собой дверь, отдаться во власть привычного одиночества.
- Виталий Вячеславович, а кафель в душевой на всех стенах менять или можно с одной на другую переложить?
Поистине, беснующийся океан с его неизведанными глубинами не так страшен, как дотошные энтузиасты, бесцельно растрачивающие свой пыл, вопреки здравому смыслу. Бороться с таковыми можно лишь молчаливым упорством.
- Виталий Вячеславович, нам не хватает строительных инструментов. Что нам делать?
Одними советами здесь не обойдешься, похоже, его не скоро оставят в покое, если только … Решение пришло ему в голову мгновенно. Придется пожертвовать малым, ради будущих свершений. Предположения Виталия подтвердились. За дверью его ожидала она, Приходченко, возбужденная в своем нетерпении. Не отвечая ей, Аносов направился к душевой. Коридор, которым он шел, показался ему особенно долгим. По дороге он заглядывал в палаты. Зачем он это делал, Виталий, пожалуй, не смог бы объяснить самому себе. Бросалось в глаза частичное отсутствие людей, а те пациенты, которых он заставал на своих местах, были с трудом узнаваемы. Виталий призадумался, а как они все здесь очутились? Однообразные белые стены, изношенное, перепачканное человеческими нечистотами постельное белье, все это привычное, и в тоже время, отвратительное, отталкивающе действовало на изысканные пристрастия влюбленного мужчины.
- Виталий Вячеславович!
Какой визгливый голос, он бьет по нервам натянутой струной. Еще немного, и он порвет ее.
- Виталий Вячеславович, вы прошли душевую.
Бесконечный лабиринт, из которого он желал выбраться раз и навсегда. На волю, прочь от измененного сознания.
Душевая, маленькая комнатка со спертым, затхлым запахом, была пустой. Сзади он ощутил несильный, но стремительный толчок, а через пару секунд дверь в душевую затворилась. На его пути стояла Приходченко. Нечто в ее взгляде натолкнуло Виталия на мысль, что он в ловушке. – Дайте мне пройти.
Тихий, но уверенный голос Виталия волшебной музыкой отозвался в ее душе. Татьяна не видела ничего, кроме предмета своей любви. Виталий Вячеславович был ее первой и самой крепкой страстью. Робкая тихоня и отличница в учебе, Татьяна считала себя некрасивой. В юности, когда одноклассницы вовсю крутили романы, Приходченко не позволяла себе даже заглядываться на парней. В душе ей хотелось, чтобы у нее был поклонник, она мечтала о простом человеческом счастье. Чем она хуже остальных? Вот он стоит перед ней, ее принц. В книгах и фильмах влюбленные одним лишь взглядом рассказывали друг другу о своих чувствах, которые обязательно были взаимными. А ей есть на что надеяться?
- Виталий Вячеславович, Дежкин с напарниками нас не дождались, он …пытались … они …
Как проникновенно, и в то же время, странно смотрели на него серо-голубые глаза. Они  очень красивые и выразительные, но вот как раз любовью они не делились.  Длинный, слегка раскрутившийся локон, упал ей на глаза. Теперь она стала походить на пирата, но смахнуть мешающие волосы Татьяна не отважилась. Ее руки были заняты. Плечи Виталия оказались гораздо шире, чем она себе представляла, еще было очень нелегко дотянуться до его губ, стремительно избегающих сближения. И все-таки, она изловчилась, и поцеловала любимого. А потом еще и еще раз.
Он больше не отстранялся, не избегал ее ласк, которые стали гораздо спокойнее. Наконец, они замерли в объятиях друг друга. Голова ее покоилась на его мужественном плече. Ей было так хорошо, как никогда ранее. В какой-то момент Татьяне почудилось, что она уснула. Вот бы этот сладостный сон никогда, никогда не заканчивался.
Ага, пора. Пора завершать это лирическое отступление. Уверенно, и вместе с тем без сожаления отстранив покорную, женскую головку, Виталий рванул к себе. Стремительно мелькали двери, моргали пустыми глазницами немытые окна, ему некогда было смотреть себе под ноги. Давно он так быстро не бегал, пришлось вспомнить школьные годы, когда они все дружно: он, Латушкина и Корчагина сбегали с уроков физкультуры от ненавистной Джанетты. Повернув ключ в замке, он почувствовал облегчение. Недурно все получилось. Он не отказался бы от продолжения, главное, чтобы без последствий.
- Виталий Вячеславович, завтра должна прийти новенькая медсестра, а Серебрякова подала заявление об уходе.
- Благодарю вас, Жанна Васильевна, хотя известия об увольнении способны сразить наповал, лучше все узнать заранее, - Аносов постарался улыбнуться, но вместо радости на его лице застыло выражение растерянности. Что ему делать с кадровой неразберихой? – Жанна Васильевна, а Галочка где?
- Жалуется на жизнь подружкам. Может, вы на нее повлияете, Виталий Вячеславович?
По дороге в ординаторскую, Аносов обдумывал аргументы в пользу Серебряковой. Она должна ему поверить. Разве он не умеет уговаривать женщин?
Еще в детстве ему твердили, что подслушивать нехорошо, но ради пользы дела, пожалуй, можно пойти наперекор нравственности. Приложившись ухом к двери, Виталий едва слышал, о чем шла речь.
- Ну, мне тоже многое не нравиться, но так … бесповоротно.
- Я долго терпела, - перебила Томочку Галина. – Но, когда со мной перестали считаться…Представляете, девочки, Амалия Потаповна на моих глазах рылась в моей сумочке.
- Тебе привиделось, - не согласилась с ней Томочка. – Амалия Потаповна немного рассеянна и могла перепутать сумочки.
- Нет! Это было неслучайно, и ее совсем не смутило мое появление. Знаете, как это называется?
- Знаю. У тебя что-нибудь пропало?
Вопрошаемая ответила не сразу. Ах, как ему хотелось увидеть выражение лица Галины, оно бы все ему поведало начистоту, но в нечистоплотность врача Гордеевой он не поверил. Не станет она заниматься воровством. Что же там далее? Но заглянуть в щелку Виталию не удалось. В самый неподходящий момент дверь распахнулась. На него в упор уставились две пары глаз. Ощутив секундную неловкость, доктор Аносов тут же нашел выход из создавшегося положения, - У меня из кармана вывалилась запонка, - подкрепляя свое малоубедительное объяснение улыбкой, Виталий постарался удержать спешащих медсестер, - Девушки, не забывайте, как только у вас появиться свободная минутка, готовьтесь к аттестации. Спрашивать буду очень серьезно…
- Извините, Виталий Вячеславович, меня это уже не касается. Я увольняюсь, подпишите, пожалуйста, мое заявление.
Провожая взглядом удаляющуюся Томочку, доктор Аносов жестом пригласил Серебрякову вернуться в ординаторскую.
- Если вы хотите уговорить меня остаться, напрасно. Я все равно уйду.
Категоричность заявления не обескуражило Виталия, лишь заставила мобилизовать все свои способности ради общего блага, как он считал, - Галина, выбор за вами, но, прежде, чем вы его сделаете, позвольте мне разобраться в причинах вашего, на мой взгляд, опрометчивого решения. Пожалуйста.
Ее просили, причем делал это начальник, соблюдая правила вежливости. Ладно, пускай надеется. Вздохнув, Серебрякова ответила, - Что вы желаете узнать?
- Скажите, разве вы никогда не совершали ошибок?
- Догадываюсь, к чему ведут ваши расспросы. Конечно, совершала и не единожды, однако подлость простить не могу. Поймите, что со стороны Гордеевой это не был ошибкой. Она знала, что сумка чужая, и совсем не смутилась, когда заметила мое присутствие, - чем дальше говорила Галина, тем сильнее росло ее возбуждение, она распалялась на глазах.
Виталий словно завороженный следил за тем, как ярко побелели впившиеся в ладонь длинные ногти Галины, за которые он ни один раз пенял ей. Девушка, казалось, не чувствовала боли. Она говорила, находя все больше оправдания своему решению и, одновременно ругая Амалию Потаповну. Аносова настораживало то обстоятельство, что собеседница почти перестала контролировать себя. В какой-то момент он подумал, что еще чуть-чуть, и она сорвется на крик. Рука его легла на хрупкое девичье плечо, что оказало магическое действие. Подкрепляя слова утешением, Аносов рассчитывал добиться своего, - Галя, вы совершенно правы. Обидно, когда с тобой не считаются. Вот ранее, сколько раз было. Николай Григорьевич поручит мне написать доклад к конференции, а авторство присвоит себе, и попробуй возмутиться. Такого в свой адрес услышишь, что порой захочется плюнуть на все и уйти, куда глаза глядят.
- Извините, Виталий Вячеславович, мне некогда. Подпишите, - протягивая ему заявление, Серебрякова даже не смотрела в его сторону.
- Мне тоже некогда, а я вынужден тратить свое время на уговоры.
- И напрасно, я все равно уйду.
- Ладно, через две недели, когда новенькая пообвыкнет.
- Я не могу, я уже договорилась на новой работе. Подпишите, пожалуйста.
Теперь Аносов был близок к тому, чтобы повысить голос, - Согласно трудовому законодательству, вы обязаны отработать две недели. Мне некем сейчас вас заменить, это вы понимаете?
- А если новенькая сразу привыкнет? Бывают такие люди, которые буквально все на лету схватывают.
- Серебрякова, вы подводите всех своих бывших сослуживцев. Они чем виноваты?
- Почему я должна терпеть в этом аду еще две недели? Распинаться перед дурацкими рожами, изображая милосердие. Иначе, как издевательством работу здесь не назовешь. Лучшие мои годы проходят, еще немного, и я никогда не встречу того единственного и желанного, да что я с вами откровенничаю, разве вы поймете?! – в сердцах воскликнула Галина.
В глазах девушки стояли слезы, проявление чувств было настолько искренним, что Виталий почти уступил, если бы не роковая оплошность, допущенная просительницей. - Так хочется быть счастливой, любимому понравиться. Девчонки при этом начинают расхвалить собственные способности, но я же не девчонка. Как человек надежный, я предпочитаю рассказывать о работе, - одобрительный кивок головой воодушевил рассказчицу. Ее слушают, с ней соглашаются, - Обычно я немного привирала, говорила, что работаю в обычной больнице, у нас ведь почти обычная больница. Но как-то в компании, когда мною заинтересовался симпатичный парень, кто-то из моих друзей, возьми и шепни: «В психушке она работает» После этих слов от меня отвернулись почти все, а те, кто продолжали обращать на меня внимание, делали это лишь для того, чтобы забросать меня ехидными репликами, восхваляющие мой «благородный» труд. Обиднее была жалость. А меня не за что жалеть, я здравомыслящий человек, и способна контролировать собственные поступки. А вот стыд мне пришлось испытать, срам за то, где мне приходится работать. Знаете, как в народе зовут психушку? «Дуркин дом». Психов никто не считает за людей, и, несмотря на то, что большая часть населения пытается уклониться от обсуждения их адекватности, это не от жалости к ненормальным, а от сочувствия к несчастным, которым приходится иметь с ними дело, и еще от презрения к тем, кто не таков, как все.
После того, как она умолкла, Аносов поразился, как точно совпадают его представления о работе в отделении со словами, только, что прозвучавшими. Что же делать? Серебрякова права, но уступать он ей не может, -  Галя …
- Виталий Вячеславович, не надо меня уговаривать, я решила. Я буду работать гувернанткой, помогать занятым родителям с воспитанием и образованием маленькой девочки. Мне она полюбилась с первого взгляда. Леночка – инвалид, у нее травма позвоночника, и я очень, очень ей нужна.
Бесполезно было напоминать, что в отделении тоже пребывают инвалиды, нуждающиеся в ежедневном уходе, а главное, любви, хотя любить «не таких, как все» трудно. Вероятно, ему еще придется пожалеть об этом, но Виталий поступил так, как подсказывала ему совесть. Он мог проигнорировать презрение, исходящее от незнакомых людей, но представить себе, что его не считают за равного те, кто ему дорог, надолго бы испортило ему настроение. Только близкие ему его любили или, хотя бы испытывали к нему чувство сильной симпатии … Ему не нужна была никакая даже самая замечательная работа. Очутившись перед выбором, он отказался от нее и посвятил свою жизнь всецело только счастью тех, кто ему дорог.
- Виталий Вячеславович, и вы объявляете мне об этом накануне. Вы отдаете себе отчет в том, что подвели не только меня, вы подставили под сомнение репутацию всей больницы?!
Александр Ярославович Полуэктов требовал от  него обещанного. Аносов не считал себя виноватым. Да, он не успел подготовить доклад к симпозиуму, но выполнил наброски, они, вне сомнения, помогут главному врачу закончить начатое. – Александр Ярославович, тому есть причины …
- Не ищите себе оправдание, вы сильно подвели меня. Не уверен, сможете ли вы когда-нибудь реабилитироваться в моих глазах.
Подумаешь, напугал. Больниц в Москве много, в любой найдется подходящее место для опытного специалиста. Дома он поделился с мамой своими соображениями. – Сегодня главный намекнул мне о том, что нет незаменимых.
Ольга Сергеевна, привыкшая к перепадам настроения у сына, что она объясняла огромными нагрузками, посочувствовала, - Ты очень устаешь, Виталик. Может, тебе взять отпуск.
- Мам, ты меня, словно не слышишь. Говорю тебе, главный намекал, что не заплачет, если я уволюсь. Самое обидно, что я в этой больнице работаю дольше, чем он, почти тринадцать лет, это мое первое и пока единственное место работы.
До старшей Аносовой, наконец, дошел смысл упомянутого сыном. Но почему ее сыном, ответственным и знающим человеком, совсем не дорожат?  - Виталик, а что главный тебе вот так запросто и предложил уволиться?
- Вроде, нет. Но, видишь ли, мам, он поручил мне написать за него доклад и дал мне недостаточный срок для этого, я не успел.
- Любой на твоем месте мог не справиться, в следующий раз напишешь.
- Не уверен, будет ли этот, следующий раз, - Аносов многозначительно умолк.
Ольге Сергеевне не потребовалось много времени на раздумья, - Слушай, сыночка, а может ему, как это говориться, на лапу дать?
- Не стоит пробуждать в нем низменные чувства. Но проучить его, пожалуй, стоит, - после короткой паузы, Виталий прибавил, - Есть у меня на этот счет кое-какие соображения.
Какие именно, Виталий не обмолвился и словом, и дело тут не в сильной усталости, как думала Ольга Сергеевна. Против откровения возражала скрытная по натуре душа Виталия. Мать не помнила, а сын всю жизнь не мог забыть, как вероломно предали его в детстве люди, которым он полностью доверял. До сих пор, при воспоминании о случившемся на глазах у него наворачивались слезы.
Пытаясь привлечь к себе внимание милой Наташеньки, Виталий иногда подбрасывал ей открытки, разные недорогие сувениры. Ему хотелось, чтобы произошедшее расценивалось, как сюрприз, и потому Виталий попросил помочь ему старшего товарища, которого сам не единожды выручал. Очередная подарочная открытка попала в руки ненавистной Джанетты Семеновны. «Физручка» сделала из его тайны посмешище. Хуже всего было то, что его принцесса, сказочная златовласка смеялась вместе со всеми. Разве над любовью смеются? И тогда Виталий возненавидел всех тех, кто тыкал в него пальцами. Переживая, он взял себя в руки. Это было нелегко, но обиженному припомнились слова любимого героя из кинофильма: « ради того, чтобы добиться успеха, умей играть на чужих слабостях». Когда человек смеется, он часто беззащитен, это уже не везунчик из кино сказал, а сам Виталий додумался. С того времени его редко видели широко улыбающимся, все свои эмоции молодой Аносов постепенно научился прятать от окружающих. Людям надо верить, но не каждому. Наравне с добром в жизни хватает зла.
Как не хотелось завтра идти на работу. Ворочаясь с боку на бок, Виталий искал повод для того, чтобы его пожелание исполнилось, перебирая в уме всевозможные варианты. Можно взять больничный, недугов для этого у него достаточно отыщется. А если взять, и сменить род деятельности? У него хватит опыта для работы преподавателем, готовить новую плеяду врачевателей.
Перед мысленным взором стояла одна и та же картина. «Сова» читает при всем классе его сочинение, а ученики смеются. Тогда Виталику было смешно вместе со всеми, он хохотал над написанной глупостью, о том, как он с папой, которого у него никогда не было, ехали в театр. Описав в подробностях все их дорожные мытарства, юный автор уделил лишь несколько восторженных слов самому театральному действу. Кроме названия спектакля «золушка», и описания «внушительного здания», где показывали сказку, Виталий более ничего не поведал, умолчал он и о том, что ему очень понравился спектакль. Еще засмеют, ведь он уже не маленький, в седьмом классе учится. Ребята смеялись, потому, что того желала «сова». Почему она так не любила его, разве он когда-нибудь давал ей повод для неприязни? А болтушка Лена Павленко, которую «сова» несколько раз показательно ставила в угол? Она думала, что над наказанной станут потешаться, а ее жалели. Как часто в жизни случается не так, как мечтаешь заранее. Нужно не загадывать, а жить, как живется, принимая, как должное все, что посылает тебе судьба.