Дуркин дом. Глава 43

Ольга Теряева
               




           Найдя в себе силы подняться с постели, она старалась идти медленно, чтобы не шуметь. На тесной кухне явно кто-то копошился, и делал это с осторожностью. Возможно, хотел, чтобы его или ее не обнаружили? Вдруг против нее замышляют нечто недоброе?
Шаги пожилой женщины были тяжелы, каждое движенье отдавало сильной болью, но переживания толкали Марию Сергеевну вперед. После больницы, где она провела долгих десять дней, Мария Сергеевна, вернувшись домой, не узнала свою квартиру. Новая мебель в комнате приглянулась ей своей добротностью и вместительностью. В большую стенку можно убрать не только ее, но и Ларочкину одежду. Журнальный столик, два кресла по обе его стороны хорошо гармонировали с остальным интерьером. Ковер на полу создавал уют, а красивые безделушки на полочках книжного шкафа просились в руки, на короткие мгновения возвращая в детство, где у маленькой Маши было все, что пожелал бы любой ребенок.
Родители, рядовые советские служащие, баловали единственного ребенка в семье, появившегося у них в то время, когда им обоим стукнуло уже под сорок. Детство закончилось в один момент, когда тревожный голос диктора всесоюзного радио произнес: «С рассветом, 22 июня регулярные войска немецкой армии, без объявления войны напали на Советский Союз». Хорошо, что ее ненаглядной Ларочке не пришлось пережить того ужаса военных лет, что выпал на ее с Сеней долю. Годы тяжелых испытаний, лишений, болезней не прошли бесследно. В юности скромная студентка института культуры стремилась поскорее получить образование и стать самостоятельной. Как славно будет реализовывать приобретенные в процессе обучения знания, помогать престарелой матери, которая сильно сдала после получения похоронки на отца. «Ты моя девочка, такая умница. Не знаю, чтобы я делала без тебя», говорила ей мама Люба. Маша любила ее без памяти, но своего жениха она боготворила еще больше, потому, сразу приняла его предложение пожениться. Супруги долго мечтали о детях, но на наследников им не везло. Мария желала, чтобы внучку назвали Любочкой в честь матери, и вот, дождалась подарочка. Любимая доченька ни разу не навестила ее в больнице, а по возвращению объявила матери: «Теперь ты будешь жить  в маленькой комнате, а нам с Денисом хорошо и в зале». Обидно было, что Ларочка с ней даже не посоветовалась. Она ей и так все готова отдать, ей, родненькой, но не ему, прохиндею.
Руководствуясь слабым светом ночника, Мария Сергеевна опасалась всего: что случайно скрипнет половица, или она споткнется или разбудит Ларочку, а более всего – скандала. Застыв на пороге комнаты, она выглянула в крохотный коридорчик. Никого, и на кухонном столе пусто. Кто-то из молодых ходил и забыл погасить свет, молодость, как известно, безалаберна. Но, если Ларочке можно найти оправдание, то аферисту, вскружившему ей голову, нет прощения.
Так и есть. Два пустых стакана на столе и пакет молока рядом. Необдуманно оставили его на столе, не убрав в холодильник. Прокисло уж, верно? Рука потянулась к полочке под мойкой, за чашкой. Вот ее чашечка, с частично стертой позолотой, из такой императрица не отказалась бы выпить, но сердцу не прикажешь. Чем-то Марии Сергеевне эта обновка не приглянулась. А Ларочка посетовала: «Что же ты, мамуля, мой подарочек не бережешь?»
Грустно улыбнувшись, Мария Сергеевна слила остатки молока в свою старую чашку. Молоко, кажется, прокисло, на вкус оно горько-кислое. Нерачительная Лариса хозяйка. Сейчас ей нужно все самое лучшее, надо беречь себя и ребеночка. При мыслях о внуке или внучке, Мария Сергеевна не ведала, радоваться ей либо грустить? Ларочка последнее время часто прикладывалась к спиртному, как это скажется на здоровье малыша?
Эх, молодежь, молодежь, когда вы распрощаетесь с собственной беспечностью? В гостиной, после того, как ее глаза привыкли к ночному мраку, ей показалось, что ни одна она бодрствовала в столь позднее время. На разложенной софе, под одеялом кто-то копошился. Подслеповатые глаза всматривались в постоянно меняющееся свои очертания светлое пятно, тщетно.
А шепот? Опять привиделось? Наконец, вытянутые руки коснулись двери. Не подумала она, к чему нужно было затворять ее? Тревога сжала ее сердце поздно, за миг до этого сознание Марии Сергеевны помутилось, и она медленно осела на пол.
Выждав пару минут, полуобнаженное тело юркнуло под одеяло.
- Почему так долго?
Громкий шепот спровоцировал нервозность ее соседа, - Чего ты орешь? Старуха может очнуться раньше времени.
- Тише, милый, - Лариса вплотную придвинулась к собеседнику, - Не сомневаюсь, что ты все верно рассчитал, Денечек – ты прелесть.
В ответ она не услышала благодарности. Тогда вместо спасибо, пусть он ее поцелует, и заодно, опробует, каково оно ее новое средство для свежести дыхания. Но любимый увернулся от поцелуя, уткнувшись в подушку. – Денис …
Острый локоть утопал в соседней подушке, клюющая носом голова склонилась над соседней. Не такой уж он, и красивый… Просто… - просто я его люблю.
- И я тебя, Лариска, - губы потянулись к губам, но в последний миг увернулись.
- Что, опять изо рта несет гадостью? – обиженно полюбопытствовала Лариса.
Долгий вздох предвосхитил его ответ, на который Денис не сразу отважился, - Понимаешь … как бы тебе это сказать….
- Говори, как есть. Я все стерплю.
- Я до сих пор не могу осознать, что к тебе испытываю.
Было обидно вдвойне. А она так ему верила. Неужели, мама права и она некому более не нужна, кроме нее одной?
- Вот, уже плачешь. Разве от правды плачут? Я думал, что, правда для тебя дороже всего.
- Ты думал… А когда любишь, думаешь в последнюю очередь.
Ее взгляд медленно скользил по комнате. В ней много изменилось в лучшую сторону, но это Ларису не радовало. К чему ей все эти новшества, если нет главного? Одиночество, какое хлесткое слово. Как не хочется, чтобы оно к ней имело прямое отношение. Вот звезды, звездочки на небе, так легко вспыхивают и гаснут, чтобы внезапно вспыхнуть в другой части небосклона. Как бы ей хотелось также мимолетно мелькать среди людей, находя себе поклонников.
- Лариса, мы поженимся, непременно распишемся, как подойдет срок в ЗАГСе.
- Но ты меня не любишь.
- Я не говорил этого. А даже, если и так, мы все равно, будем вместе. Многие пары вступают в брак, не испытывая друг к другу пламенных чувств. Что ты молчишь?
Ее успокаивают, зачем? Сжимая руки в кулаки, Лариса пыталась уснуть. Жаль, что у нее нет, как у ежика на вооружении, колючих иголок, еще лучше острых когтей или клыков. Я бы разорвала его на части.
Вот он лежит перед ней и, кажется, улыбается. Взял ее за руки и гладит по ним, а, после, словно, прочитав ее мысли, целует их.
- Я люблю тебя.
Это она сказала ему главные слова, а хотелось их услышать от него. Положив голову ему на грудь, Лариса блаженствовала.
- Через неделю я выхожу на работу, а ты можешь поехать с мамашей за город. Сориентируемся на месте. Понимаю, трудно без плана конкретных действий, и лучше тебе не проявлять инициативу. Действовать будем вместе, согласованно.
Денис еще что-то говорил ей, Лариса слушала его рассеянно. Совсем рядом билось его сердце. Он заботился о ней, помогал ей советом. Чего ей еще нужно?
Сон незаметно подкрался к ней. Казалось, она лишь прикрыла глаза. Ей вновь снился солнечный Армавир и совсем не солнечное детство. Нянечка из детского дома заставляла ее мыть горшки, а когда однажды Лариса отказалась выполнить требование злобной тетки, та привязала ее проводом к унитазу. Воспитатели, только когда к сиротам приезжали потенциальные усыновители, были ласковы и терпеливы к воспитанникам. Оставаясь наедине с ними, строгие воспитатели жестоко наказывали ослушников за всякую провинность. На протяжении двадцати с лишним лет память хранит день, когда Лариса едва не утонула. Оказывается, тетя воспитатель хотела научить ее плавать и ради этого сняла с девочки надувной круг, помогающий ей держаться на плаву. Трехлетняя малышка, страдающая полиомиелитом, беспомощно била по воде руками, пытаясь нащупать ногами дно, и только ей это удавалось, соленая вода заливала ей рот и уши. Вынырнув в очередной раз, Лариса не увидела рядом с собой никого. Взрослые злые – так она долго думала после пережитых издевательств, и после объявления в детском доме о приезде очередных мамочек и папочек, Лариса спряталась. В тот день приютское учреждение покинул Павлик голубоглазый мальчуган, с которым Лариса иногда играла. На прощание, а ведь им более никогда не встретиться, Ларисе достался радостный смех счастливого ребенка.
- Доброе утро.
Ей достался ни к чему не обязывающий поцелуй в щечку. Прежде, чем она поднялась с постели, за Денисом уже затворилась дверь. Куда он? Удивленная Лариса осматривала вешалку. Может быть, вещи что-нибудь подскажут ей?
Куртка цвета «металлик», ее он одевал редко, оказалась с пустыми карманами. Денис ушел и оставил ее одну. Самое страшное наказание в детском доме – затворничество в пустом, темном чулане. С тех пор Лариса ненавидела одиночество. А мама? Почему она не готовит ей завтрак, как обычно?
- Мама, что ты заспалась? – Лариса теребила Марию Сергеевну за плечо.
Сонная женщина открыла глаза и долго смотрела на дочь, прежде, чем ответить, - А сколько сейчас?
- Почти девять, вставай. Ты забыла о делах. Я могу подождать, а заботы – нет.
Пока мать копалась на кухне, изображая нечто немудреное, Лариса находилась в поиске. Куда поставить медикаменты? Раньше все было размещено в ее комнатке, кроме материнских, сердечных средств, а сейчас …
- Мам, куда подевались лекарства? – пришлось повторить вопрос дважды, только после этого прозвучал ответ.
- Не знаю, Лариса. В последнее время я стала слишком рассеянной. Ларочка, может тебе в аптеку сходить?
- Никогда, никуда не ходила и не буду. Позвоню Наташке или Валюшке у них спрошу.
Да, пожалуй, допросишься у них медицинского спирта, когда они сами не прочь выпить. Капельку хотя бы, рюмочку. Случайно взгляд Ларисы скользнул, разглядывая в зеркальном отображении собственные недостатки. Уж не из-за них ли Денис ее не любит?
В кого у нее этот длинный, широкий нос, из-за которого само лицо кажется немного вытянутым? И глаза у нее ранее были более выразительными. Выцвели со временем.
Боже, кожа сухая, как у старухи, и, кажется, немного морщинистая.
Не ухаживает она за собой, Нет, лучше так сказать. Уж если она за собой не ухаживает, как можно ждать, чтобы кто-то за тобой ухаживал?
- Ларочка, я кашку тебе сварила манную, ее гурьевской называют.
- Мать! Ты издеваешься?! Тебе хорошо известно, что я не ем манной каши.
На лице ее старой матери возникло недоумение, - Когда ты была маленькой, ты очень ее любила. Ларочка, поешь, родная. Куда я ее дену?
Медленно переводя взор с бесформенной фигуры матери в потертом, поношенном халатике на приближающуюся к ней тарелку с манной размазней, Лариса решила, что не станет себя заставлять. – Не хочу эту гадость.
Внезапно дал знать о себе желудок. Рвотные позывы терзали ее невыносимо, не было сил добежать, куда следует.
- Бедненькая, у беременных такое часто бывает, токсикозом называют. Тебе полежать сейчас нужно, Ларочка.
Лариса не помнит, как очутилась на кровати. Над ней хлопотала мама, что-то поправляла, как в далеком детстве, а потом все разом пропало. Она открыла глаза и увидела всю ту же картину. Ее старая мать утешала ее, шепча над ее подушкой ласковые словечки, гладила по голове.
- Мам, где твоя манная каша. Неси.
- Зачем?
- Есть хочется.
- А я … а я ее выкинула. Ларочка, ты же сказала, что не любишь ее.
- Я пошутила. Могу ее съесть, хоть сейчас.
- Я тогда сварю еще. Будешь?
Мать убежала на кухню готовить еду, а Лариса легла отдыхать далее. Вот только от чего отдыхать, ведь она не устала. Денис ее похвалит, она все сделала, как он просил, а мать поверила. Эта глупая курица верит каждому ее слову. Так безрассудно верят лишь маленькие дети и … сумасшедшие. Может, ее мать чокнутая?
Стогов, незадолго до ее увольнения, как-то рассуждал, беря медсестер в свидетели, что сумасшедшими становятся люди, проводящие время в обществе одних и тех же лиц. «Человек – существо общественное, посему ограниченный круг общения пагубно влияет на способность адекватно воспринимать действительность». Ранее научные издания, всякие передачи по радио внушали, что от алкоголя сходят с ума, Стогов вывел иную зависимость. Выпить Олег Петрович и сам был не прочь, хотя тщательно скрывал пагубное пристрастие. А вот медсестрам не прощал, если обнаруживал их в ординаторской за распитием спиртного. Девчонки тогда придумали, где от него скрыться. Так он и тут не оплошал, не стесняясь и в женский туалет заглянуть.
В больнице было неплохо, даже, если  клиентов, так девчата называли пациентов, прибавлялось. Хлопоты, связанные с их появлением, научились перекладывать на плечи самих же клиентов. Естественно, кольнуть кое-куда медсестры могли без чьей-либо помощи, а вот наводить частоту в помещениях – это по части клиентов. Стогов ворчал, заставая недовольных больных за мытьем полов. Но заведующему ничего не оставалось, как терпеть, ведь выговором подчиненных не напугаешь, а уволить их … так кто же останется?
Как-то у Олега Петровича вырвалось: «Мы все – врачи, медсестры, стажеры и я – настоящая семья. Нас сплачивает общая цель». Вот только, что это за стремление, Стогов промолчал.
Пересохло в горле. Пить хочется, утолить бы жажду только  чем-нибудь покрепче.
- Вот, Ларочка, сварила, как ты хотела.
К ней медленно приближалась все та же тарелка. Стоит угоститься, прежде, чем … Лариса долго распробовала на вкус принесенное кушанье. Его вкус показался Ларисе странным, горько-кисло-сладким.- Мам, что это за непонятная каша?
- С сахарком и изюмом, как ты любишь.
- А почему она кислая?
Небольшая заминка перед ответом была воспринята, как рассеянность, -  Понимаешь, Ларочка, молочко простояло на кухонном столе пару или три часа, ну и прокисло, вот я и добавила сахарку, но, видно, мало.
У Ларисы на несколько секунд пропал дар речи. Что же это получается, что мать сварила ей кашу с того молока?!
Рвотные позывы в туалете ничего не дали. Две ложки она проглотила, ладно. Переживу, успокаивала она сама себя. Удовлетворение Лариса испытала, когда увидела доедающую на ее глазах кашу мать. Денис все верно рассчитал. Мамаша ее проглотила кашу и не подавилась. Чем же еще таким вкусненьким ее угостить? Потом придумаю. Как ей не хватает Дениса, всю ее скуку, как рукой сняло бы.
- Ларочка, ты спишь?
Ой, как же ей надоели мамашины обращения. Ранее, благодаря работе в больнице Лариса этого не замечала, но теперь …
- Что случилось?
- Мне нехорошо, Ларочка. Голова кружится, и сердце покалывает. Можно, я с тобой посижу?
- Сиди.
От долгого смотрения в потолок устали глаза, но спать не хотелось. Рассеянный взгляд лениво скользнул по своим рукам. Ей всего двадцать пять, а по рукам того не скажешь. – Мам, у нас есть лак для ногтей?
Тишина. Мамаша задремала. А она нашла для себя занятие. Разыскать маникюрный набор после переезда в большую комнату было нелегко. Обыскав ящики кухонного стола, Ларисе пришлось лишь удивляться самой себе. Зачем она тут ищет? Искать надо в стенке, здесь, рядом с полочками, где стоит чайный сервис и бокалы, располагались папки с документами Дениса. В них Лариса никогда не заглядывала. По соседству с важными бумагами, вряд ли, будут находиться карманные ножницы, пилочки для ногтей, здесь ничего интересного не найти. Бросив мимолетный взгляд на прикорнувшую в кресле мать, Лариса продолжала исследовать содержимое стенки. Что еще любопытного можно в ней обнаружить? Вот, если бы найти припрятанные денежки, размечталась Лариса. У Дениса, скорее всего, имеется тайник, и ни один. Денечек запасливый, как Плюшкин, нет, неудачное сравнение, как Граф Монте-Кристо. В любимом или в Денечке, как Лариса предпочитала его называть, было что-то от аристократа. Эта его привычка к обеспеченной жизни, когда нет необходимости выбирать между красивым и очень красивым, не отказывать себе в пристрастии к дорогим вещам, хорошей, качественной еде заслуживала уважения.
Имея деньги, Денис не жадничал, щедро угощал ее. Иметь такого мужа – мечта любой девушки. О чем грезил ее избранник? Узнать об этом не сложно. Руки сами собой потянулись к строгим папкам. Повернувшись таким образом, чтобы очутиться спиной к креслу с матерью, Лариса углубилась в изучения содержимого папок. Исписанные ровным почерком листы были похожи на отчеты, это, вероятно, по его журналистским делам. В другой папке находилась опись, об этом Лариса догадалась по цифрам. Пробежав глазами по листу, она занялась другой папкой. Вероятно, Денис, прежде чем отдать в печать каждую свою статью, переписывает ее старательно. Надо же, какой трудолюбивый , восхищалась Лариса. Я на такое не способна, ленивая слишком. А Денечек каждую букву выписывает, у него аккуратный почерк, как у заядлого секретаря. Поддавшись сиюминутному желанию узнать побольше о своем любимом, Лариса погрузилась в чтение. «Ложка, за ложкой в этом деле нужна особая точность. Не доложишь, придется все начинать сначала, перестараешься – пожалеешь. Моя деятельность сродни труду ювелира, уж очень мизерные единицы измерения»…
Лариса прислушалась. Еле слышимый стон звучал с противоположной стороны комнаты.
- Мам, тебе что-то страшное приснилось, - Лариса осторожно потрясла Марию Сергеевну за плечо. Не получив ответа, девушка повторила свою попытку привести мать в чувство.
Старшая Корчагина приоткрыла глаза, полные слез. Ясно, мать страдает.
- Скорую вызвать?
Ответ, она, скорее, прочитала по губам, чем услышала едва различимое «Да». Время возле больной матери пролетело, как один миг. Не сводя тревожного взгляда со стонущей матери, Лариса гладила ее по спине, голове, рукам, только бы ей полегчало.
- Мама, сейчас приедут врачи. Они тебе помогут. А когда ты поправишься, мы поедем за город, и будем вместе отдыхать.
Непонятно, слышит ли она меня, но я все равно, буду утешать ее.
Денис советовал, чтобы я была с мамашей нежной утешительницей, хорошо, что любить ее он меня не заставляет. Любить до самопожертвования я могу только одного, самого лучшего человека на земле. Когда-нибудь нам никто и ничто более не будут мешать.
Приезд бригады скорой помощи немного облегчил состояние больной. Однако приговор врачей не был утешительным. Острая сердечная недостаточность и прединфарктное состояние резко снижало планы матери на выздоровление. «За больной нужен постоянный уход. В больницах не хватает медсестер. Вашей матери будет лучше дома». В ответ Лариса наговорила целителям много грубостей, но спор, ни к чему не привел. После традиционного измерения давления и инъекций сердечных препаратов врачи уехали.  И тут Лариса впервые задумалась, неужели представители самой гуманной профессии настолько циничны, что внимают лишь доводам рассудка и полученным инструкциям, забирать в лечебные учреждения лишь «перспективных» больных?
- Скажи мне, дорогой, разве это гуманно, выбирать между удобным случаем и  не имеющим решения вариантом? – интересовалась вечером Лариса у своего избранника.
Рыбные котлеты исчезали в его рту с завидной быстротой. Денис глотал их, почти не пережевывая, гипнотизируя их суровым взглядом.
- Денис, не торопись, я их жарила для тебя, и только для тебя.
Наскоро отправив в рот последний кусок, Денис сделал над собой усилие и отправил его в желудок, - Я думал, что их соорудила твоя мамаша. Редкостная гадость, подумать только, как я с ними справился.
С натянутой улыбкой Лариса промолвила, - Мамаша сегодня не в рабочем состоянии. С утра меня кашей пыталась отравить, а потом …
Денис перебил говорящую без всяких извинений, - Может, старая курица догадалась?
Настала очередь насторожиться Ларисе, - Догадаться о чем?
- Известно о чем. У тебя провалы в памяти. Ясно, о чем.
Лариса не обратила внимания на излишнюю резкость ответчика, - Денис, я тебя не понимаю. О чем ты говоришь?
Театрально закатив глаза, вопрошаемый надменно выдохнул воздух, - Мы говорили о наших планах, а до тебя все доходит, как до …
- Попрошу без оскорблений! Я тебя никогда не унижала ни словом, ни делом, а не … ты обзываешь ее то курицей, то гадостью, - Лариса была готова расплакаться от обиды.
- Твоя мамаша здесь ни при чем, я о котлетках говорил «гадость», которыми и в общественных столовых могут отравить.
Догадался. Какой прозорливый. О том, что она эти злосчастные котлеты изъяла из больничной кухни, и, добавив в них хлебного мякиша, замесила заново, Лариса некому не говорила. А что ей оставалось делать, если дома денег ни копейки, а из продуктов – манная и пшенная крупа. – Я еще пока учусь готовить, а вот когда я научусь …
- Боюсь, что мне не дотянуть до этих времен, - сказал Денис с усмешкой. – Ты уж лучше на мамаше испытания проводила. Сходи, посмотри, как она?
Хоть бы окочурилась, мысленно взмолился Денис. Домой приходить не хочется из-за ее нравоучений.
Лариса вышла, но быстро вернулась, - Вроде спит.
- Ты хорошо смотрела?
- Что значит: «хорошо смотрела?» Наклонилась над ней и послушала: дышит или нет?
- Ясно.
Застыв над пустой тарелкой, Денис погрузился в размышления. Глаза его смотрели в неизвестность, сам он, Лариса по опыту знала это, был сейчас где-то далеко. Лариса последовала его примеру, укрывшись в большой комнате. Если вдруг Денис не вымоет грязной тарелки, придется ей самой наводить чистоту. Ранее всеми хозяйственными делами занималась мамаша, но теперь … как бы им не потонуть в грязи. Была все-таки от мамаши польза, без прислуги обходились. Пока мать не помрет, Дениса здесь не прописать, а без прописки их не зарегистрируют. А женой быть приятнее, чем сожительницей. В голове крутились слова «содержанка», Нет, это не о ней. Я – порядочная девушка, мужчины со мной обходятся не всегда соответствующе, как я того заслуживаю.
- Лариса, пойди сюда.
Неужели, для мытья посуды, ужаснулась Корчагина, но на зов любимого откликнулась.
- Ты говорила, что твоя тетка имеет отдельную квартиру и лишена наследников.
На вопрошающий взгляд она согласно кивнула головой. – Имеется, только она еще более подозрительная, чем моя мать.
Теперь Кожевников сокрушенно покачал головой, - Не везет нам на родственников, Ларочка. Сходи, проведай маму.
Пока подруга выполняла его поручение, Денис заглянул в холодильник. Две нижние полки были пусты, на верхней виднелась наполовину опустевшая банка консервов из сайры и две сосиски в полиэтиленовом пакете. Сколько Денис ни шарил по полкам, и даже заглянул в морозилку, ничего. Непонятно, как так можно жить. В кухонном шкафу, на полках, в пакетах немного крупы и начатая пачка макарон.
- Денечек, ты опять есть захотел?
- Нет, я исследую, чего ты мне на завтрак приготовишь?
- Сосиски с макаронами, вот только масла у нас никакого нет.
- А почему ты мне не предложила сосиски с макаронами на ужин?
Лариса пожала плечами, - А что бы ты тогда ел на завтрак?
- Объясни мне, куда уходят деньги, которые я отдаю вам на питание? – в раздражении полюбопытствовал Кожевников.
- Ни вам, - поправила Лариса, - а матери. Мне она ничего не передает, даже на сигареты. Денечек, не злись, пожалуйста, ты даешь ни на питание, а платишь за съемную комнату.
От возмущения Денис ударил кулаком по столу так, что чашка с недопитым чаем покатилась по столу и едва не упала. – Я плачу за отдельную комнату, а живу вместе с тобой.
Уперев руки в бока, гордо вскинув голову, Лариса четко произнесла, - Выходит, я лишняя в нашей комнате. Может, ты и меня к мамаше в каморку отправишь?
- Раньше жила в ней, и каморкой она тебе не казалась.
Разглядывая отвернувшуюся к окну Ларису, Денису ничего не оставалось, как отругать себя за необоснованные нападки. Какой бы она недалекой не была, но это, все-таки, ее квартира.
- Ларочка, я не хотел тебя обидеть. Меня удивляет, как ты долго терпела самоуправство старой курицы. А на завтрак я могу и кашу поесть.
Ни улыбки, ни хождения вокруг обиженной Ларисы не сумели вернуть ее расположение. Непонятно, на что она обижалась: «на старую курицу» или на каморку? Тогда буду действовать старым, проверенным способом. Обняв и притянув к себе Ларису, Денис поцеловал ее. Однако, и эта ласка не возымела должного действия.
- Ларочка, о чем задумалась?
Ответила Лариса не сразу, словно испытывала чужое терпение, - Думаю, что мама была права.
- Не понимаю.
- Это потому, что ты не хочешь понимать. Скажи, дорогой, а если бы тебе стало известно, что в этой квартире, кроме меня и матери оказались прописанными еще родственники, как бы ты поступил?
- Не знаю. Скорее всего, сначала познакомился бы с ними, расспросил: какие у родственников планы относительно жилплощади.
- А если претендентов на нее оказалось несколько? – не унималась Лариса.
- Не знаю, - честно признался Денис.
На тесной кухоньке повисла тишина. Двое людей, плечи которых почти касались друг друга, были разделены стеной непонимания. Каждый из них считал себя правым, а вина за неудачи была целиком на чужой стороне. Лариса, дуясь, искоса поглядывала на приятеля. Почему он не бросается к ее ногам, не умоляет простить его за двуличие, не вымаливает для себя пощады?
Без дураков, конечно, скучно, но, когда они берут инициативу в свои руки, остальным на поле брани делать нечего. Надо быть самому недалеким, чтобы не догадаться, чего она еще замышляет.
- Лариса, - тихо позвал Денис.
- Чего?
- Сходи, посмотри, как мамаша.
- Зачем?
- Затем, что, может, скорую надо вызвать.
Глаза Ларисы еще больше округлились. – Неужели, в тебе проснулись родственные связи?
- Ты – дура или только претворяешься?
- Сейчас мне ясно: кто я для тебя, - громко хлопнув дверью, Лариса заперлась в ванной комнате. Взглянув ей вслед, Денис победно улыбнулся. Если бы перед ним открылись все возможности …
А за окошком потихоньку зеленели листочки, обещая месяца через два превратиться в пышную крону, достойное украшение для любого дерева. Апрель в этом году ранний, теплый, и более ветреный, чем обычно. И этим тоже можно воспользоваться.
Шаги Дениса в опустевшей квартире, несмотря на осторожность, раздавались гулко. Строгая особенность была подмечена зорким глазом настырного исследователя. В квартире, скромной двушке эпохи застоя, вроде, стало свободнее. Скоро у него будут собственные шикарные апартаменты, о которых он мечтал всю жизнь.
Лишь слегка приоткрыв дверь маленькой комнатки, Денис ощутил неясную тревогу. Старуха сидела, уставившись в пол. Денис наблюдал за бабкой в течение непродолжительного времени. Никакого звука, никакого движения, она явно не страдает бессонницей. Довольный ситуацией, а еще больше собой, Денис отправился мириться.
- Ларочка…. Ларочка, давай поговорим, спокойно обсудим ситуацию.  Мы же с тобой друзья.
Приложив ухо к двери, Денис услышал шум льющейся воды. Зная Ларису, трудно предположить, что она решила помыться. Скорее, ванна соблаговолила предложить Ларисе свои услуги, усмехнулся Денис. Прохаживаясь по квартире, он приценивался, чем бы еще здесь разжиться? Все вокруг и так мое. А что, если …
Ноги сами понесли его в нужном направлении. Все произошло само собой. Он склонился над сидящей в неподвижности старшей Корчагиной. Не ведая: как привычнее ей дышать: ртом или носом, нелегко оценить ее состояние.
Позади послышалось тихое покашливание, - Как мама?
Выйдя и затворив за собой дверь, Денис прошептал, - Не пойму. Она сидит, как изваяние.
- А… может … она уже того? – с опаской полюбопытствовала Лариса.
- А вы как в больнице такое определяли?
- Врача звали. Может, нам скорую вызвать?
- И что мы им скажем? Ты подумала?
Денис прав. Как они объяснят врачам собственное бездействие. – Денечек, я очень, очень тебя люблю. Миленький, хорошенький, послушай мамулю, а?
Она с ним явно заигрывала. Подмаргивания, кивки головой, немые слова, произносимые одними губами. До соблазнения, конечно, далеко, но Лариса явно чего-то от него желает. – Чего тебе?
- Денечек, послушай мамулю.
- А ты? У тебя должна эта самая как ее … запамятовал … аппаратура быть.
- Медсестрам не положено. Нет у меня ничего, - протянула Лариса, весьма двусмысленно.
- А может, причина в другом?
- Может быть, - едва слышно вторила Лара.
Все с тобой ясно, усмехнулся вопрошающий. Трупов боишься. Ну, от этой напасти нетрудно избавиться. – Лариса, давай с тобой сыграем в санитаров морга. Сначала я буду санитаром, а ты кем?
- Трупом, что ли? – спросила Лариса с содроганием. Провожая выходящего из комнаты Дениса, Лариса жалела об одном. Ну, зачем, зачем она так быстро догадалась? Тянула бы время, дурочкой прикидывалась. А сейчас …
Мельком взглянув на диван, Лариса остановила на нем свой выбор.
Изобразит она ему, изобразит ходячий труп. Проверить можно прямо сейчас же. Лариса словно подкошенная упала на диванные подушки и замерла.
Прошло минуты две, прежде, чем в дверях показался Денис. Вживаться в роль ведущего ему было нетрудно. Ему и делать-то ничего не нужно, просто ходи и определяй.
Кажется, она уже лежит здесь целую вечность, а толку никакого. Куда Денис делся, гадала Лариса.
- Нет, Ларка, так не годиться. Ты – на бревно не допиленное похожа, а не на то, что тебе поручено, - голос говорящего был требователен. Он звучал над самым ее ухом, побуждая к действию. Не получилось, в следующий раз получиться.
Звонок в дверь внес коррективы в общий план действий, - Иди, открой. А я лягу, - предложил Денис.
Хромая к двери, Лариса торопилась. А вдруг это врачи со скорой. Денечек вызывал их, и забыл об этом. Нельзя заставлять медиков ждать. Себе хуже сделаешь.
- Привет, подруга, - в дверях стояла Анька, - Что так надолго пропадаешь?
Лариса в первый момент встречи не знала: радоваться ей или горевать, и что ей ждать от этого неожиданного визита.
- В отпуск отправляюсь. А у тебя какие планы на будущее?
- Пока никаких. Надо с женихом посоветоваться. А ты куда направляешься?
- Хотела тебе предложить. Я еду на Дальний Восток. Хочешь, присоединяйся, у меня родственница выходит замуж.
Поехала бы, если были бы лишние деньги. Мне подобное объяснение давать рискованно. Как раз вовремя в большой комнате появился Денис, - С таким компаньоном, как я, куда, хочешь можно отправиться.
- Согласен, - рапортовал Денис. Вот только с деньгами у меня трудности. В долг дашь?
Две пары пристальных глаз уставились на нее в упор. Она еще и не такие испытания выносила. Анька не сразу поняла, что за знак подает ей Лариса. Когда та добавила беззвучных слов, Анька молча согласилась.
- Ты куда своего отправила?
- На кухню. Пусть делом займется. А мы пока к мамаше заглянем, - отрапортовала Лариса.
В комнате Марии Сергеевны все было без изменений. Посматривая на Ларису, Аня сделала несколько шагов к креслу. – Твоя мама спит?
- Давай посмотрим внимательно.
Аня не спешила выполнять просьбу подруги. Брезгливость легко обнаружилась на лице симпатичной гостьи.
- Все с тобой ясно.
- Обиделась?
- Нет, я радоваться должна, - с вызовом бросила Аня.
- Но ты же моя подруга!
- Для начала она – твоя мать. Она родила тебя не для того, чтобы ты перекладывала заботу о ее здоровье на соседские плечи. Ладно, давай возьмемся за руки и поглядим, - уже более миролюбиво промолвила Анна.
Полминуты пролетели, как одно мгновение. Взгляд задремавшей был устремлен на стену. – Мама раньше смотрела на пол.
- Живая. Мертвые взгляда не переводят.
 Ларисе очень хотелось поверить в услышанное, но наблюдательность твердила иное. Очень мамуля надолго успокоилась. – Надо потрясти ее за плечо.
Предлагать легче, чем осуществлять. Две узкие ладошки накрыли друг друга.
- Мама! – громко обратилась Лариса.
Обращение повторила Анна, - Ларка, она, кажется, не дышит.
Прикрыв лицо руками, Лариса затряслась в рыданиях. Гостья не успокаивала ее.
- Что это за потоп?
Вопрос Дениса оставили без внимания. Разве мама могла оставить ее одну? Мы прожили с ней вместе более двадцати лет. На кого она ее бросила?
- На меня.
Его ответа никто не слышал, кроме той, кому он предназначался.
- Правильно. Надо успокоиться, мы же сами с тобой к тому стремились.
Мысленно соглашаясь с любимым, Лариса сама стала походить на труп, лишь глаза ее до сих пор не желали расстаться с земной жизнью. «Прощай, мамуля! Не сварить тебе больше мне кашки….бедненькая».