"Каждое утро, когда я просыпаюсь, и творю молитву, я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность…" П. Столыпин
Тяжело раненного Столыпина отвезли в клинику Качковского на Маловладимiрской улице (ныне: улица Олеся Гончара, дом № 33). Мостовая под окнами его палаты была засыпана сеном, дабы цоканье лошадиных копыт не тревожило раненого. К Петру Аркадьевичу были вызваны лучшие врачи России, а императорский доктор Евгений Боткин (1865 – 1918) уверял присутствующих, что премьер выживет. Через два дня во Владимiрском соборе был отслужен молебен о выздоровлении главы правительства. Собор был переполнен, многие плакали. Последующие дни прошли в тревоге, врачи надеялись на выздоровление.
Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна (1847 – 1928) была потрясена случившимся: "Это отвратительно и скандально, никто не может сказать ничего хорошего о полиции, которая в своём выборе натолкнулась на такую свинью, как этот революционер, поручив ему быть информатором и охранять Столыпина. Это переходит все границы и показывает тупость людей наверху».
Дмитрий Богров (1887 – 1911), он же Мордко Гершкович, родился в зажиточной еврейской семье киевского присяжного поверенного. Еврейский писатель Г.И. Богров был его дедом. В 1905 г. Дмитрий с отличием закончил 1-ю Киевскую классическую гимназию и поступил на юридический факультет в Киевский Императорский университет Св. Владимира (ныне – КНУ им. Т. Шевченко). Благодаря щедрой финансовой поддержке отца, Богров проходил учёбу и в Мюнхене, превратился в классического представителя «золотой молодежи». Будучи всегда при деньгах, получил прозвище Митька-буржуй.
Владел четырьмя иностранными языками, был умен и расчетлив. Примкнул сначала к эсерам, потом к эсерам-максималистам, затем к анархо-коммунистам. Во время учебы в Германии, Богров, возможно, был завербован немецкой разведкой, что позволяет предполагать о наличии прусского следа в убийстве Столыпина. С середины 1907 г. являясь членом террористической организации анархистов, Мордко Гершкович стал тайным осведомителем Киевского охранного отделения. Ему была присвоена агентурная кличка Аленский.
Митька-буржуй рано пресытился жизнью. Ему хотелось деятельности на поприще славы, если не наполеоновской, то хотя бы стать еврейским Геростратом:
"В общем же, мне все порядочно надоело, и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное… Нет никакого интереса к жизни! Ничего, кроме бесконечного ряда котлет, которые мне предстоит скушать…»
Находясь за границей в 1908 – 1909 гг., по заданию охранки, Богров установил контакты с активом русских анархистов живших во Франции. Прокучивал родительские деньги и полученные от охранки 100-150 рублей ежемесячных в Мюнхене, Ницце и Монте-Карло, Во время собрания русских анархистов-эмигрантов неожиданно заявил, что готов совершить акт убийства императора или премьер-министра Петра Столыпина. Свой мотив он объяснил смыслом всей жизни.
Чтобы заслужить доверие полиции, сообщил о готовящемся побеге анархистов из Лукьяновской тюрьмы в Киеве. При этом Аленский предложил полиции арестовать и его вместе с организаторами побега, для того чтобы отвести от себя подозрение. Он две недели просидел в Старокиевском участке, причем убитые горем родители позаботились о том, чтобы еду их сыну приносили из ресторана.
По свидетельству начальника Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко, Богров выдал полиции много революционеров, предупредил террористические акты и тем заслужил доверие (так же входил в доверие и известный агент Азеф). Вернувшись из Петербурга в конце августа 1911 года агент Аленский приходит к своим кураторам с сенсационной информацией. Ему якобы стало известно о готовящемся покушении против императора во время его визита в Киев. Боевики – «Николай Яковлевич» и «Нина», почти готовы к акту цареубийства.
Он знает их в лицо, ему необходимо быть в киевском городском театре, чтобы охрана взяла террористов с поличным. Богров получил от Кулябко свой билет "в один конец". Он знал на что шёл и давно смирился с неизбежностью своего решения не только совершить громкое убийство. но и дискредитировать царскую охранку.
Конечно, Д.Богров не "за деньги" работал на царскую охранку. Его отец боялся революционных убеждений сына и не пожалел бы любых денег, чтобы удержать его за границей и вне революционной жизни. А Богрову было слишком мелко совершить терракт, как заурядный революционер. Это только бы усилило рвение полиции по искоренению террористов. Ему необходимо было именно как агенту охранки дискредитировать и развалить всю охранную систему, налаженную Столыпиным. В этом была главная фишка его покушения на жизнь премьера.
На суде вместо длинной изобличающей правительство революционной речи, к которым так привыкли военные судьи того времени, и которые не принесла бы пользы ни ему, ни другим, ограничился вымышленным признанием своего сотрудничества в охранном отделении, которое вызвало в обществе бурю негодования, направленного против охранной системы.
Кроме того, именно в это время в том же Киеве проходило следствие по обвинению еврея-хасида Менделя Бейлиса в убийстве Андрюши Ющинского. После всех попыток евреев пустить следователей на ложные пути 22 июля 1911 г., наконец, Н.Н. Кулябко задержал Бейлиса, а 3 августа задержание было оформлено как арест. С этого момента еврейская печать подняла гевалт, обвиняя царское правительство в "сфабрикованной антисемитской провокации" для "подготовки погрома".
А убийство главы правительства евреем, несомненно, еще больше возбуждало антиеврейские настроения в Киеве: опасались реальных погромов, которые полиция с трудом предотвратила. С учетом мирового масштаба дела Бейлиса именно погромы были для иудаизма в тот момент очень даже желательны для оправдания антирусской политики Запада (доказано, что многие погромы накануне т.н. "первой русской революции" были спровоцированы иудеями именно с этой целью). Возможно, именно этой связью с делом Бейлиса лучше объясняются цели Богрова?http://rusidea.org/?a=25091407
Из тогдашней американской печати: "Пылающий страстью Герман Леб, директор Департамента Продовольствия, обратился... с речью к присутствовавшим трем тысячам евреев, описывая мрачное угнетение, царящее в России, призвал к оружию и настаивал, чтобы на русское преследование был дан ответ огнем и мечом....лучше... освободиться навсегда от имперского деспотизма"...
"Давайте собирать деньги, чтобы послать в Россию сотню наемников-боевиков. Пусть они натренируют нашу молодежь и обучат ее пристреливать угнетателей, как собак"... Подобно тому, как трусливая Россия вынуждена была уступить маленьким японцам, она должна будет уступить Богоизбранному народу... Деньги могут это сделать» (Philadelphia Press. 1912. 19.II).
Газета "Нью-Йорк Сан" резюмировала: «Евреи всего мiра объявили войну России. Подобно Римско-католической Церкви, еврейство есть религиозно-племенное братство, которое, не обладая политическими органами, может выполнять важные политические функции. И это Государство теперь предало отлучению русское Царство. Для великого северного племени нет больше ни денег от евреев, ни симпатии с их стороны.., а вместо этого безпощадное противодействие. И Россия постепенно начинает понимать, что означает такая война» (New York Sun. 1912. 31.III).
Богров в числе прочих причин в беседе в Петербурге в 1910 году с известным социалистом-революционером Е. Лазаревым указывал и еврейский вопрос: "Я еврей и позвольте вам напомнить, что мы до сих пор живем под господством черносотенных вождей. Евреи никогда не забудут Крушевана, Дубровина, Пуришкевича и тому подобных злодеев"...» (http://www.jjew.ru/index.php?c...
**************
На следующее утро после покушения раненый премьер велел подать зеркало, посмотрел язык и улыбнулся:
"Ну, кажется, на этот раз выскочу"...
(Продолжение следует)