Конец июля 1996 года. Стал редко делать записи в дневнике, больше пишу обобщенно, отмечаю только особенные вехи нашей жизни.
Необходимо срочно подать документы в министерство здравоохранения Баварии для получения условий и оснований, на которых я могу подтвердить мой диплом врача. Занятия на курсах начинаются с августа месяца. Через неделю пришел ответ из министерства, в нем приложение, что я должен выполнить. Было предписано: во – первых - отработать в любой клинике восемнадцать месяцев в качестве врача-гостя. Это значит, что я должен работать без права выполнять самостоятельно какие-либо манипуляции, только под присмотром врача-куратора. Никакой оплаты и всего прочего, что связано с жизнеобеспечением, клиника не предоставляет. Это обозначает, что моя жизнь будет зависеть только от социальной службы. Второе условие гласило, что я обязан отработать в трех отделениях клиники, в каждом по шесть месяцев: в отделении детской терапии, общей хирургии и травматологии, а также в отделении общей взрослой терапии. Условия практически невыполнимые. Представляю очередного чиновника, ответственного за кадры и самого главного врача клиники, когда я приду с такой просьбой... Проблема языка оставалась. Отступать было некуда. Понимал, что очередной курс поможет мне более-менее ориентироваться в будущем. Надежда всегда гнала вперед.
Помню, как вернувшийся с усложненного курса языка старший сын постоянно повторял мне, зачем я буду рвать ж... (дословная запись в дневнике). Вряд ли я смогу осилить все эти условия. Еще он говорил, что мне уже 45 лет, надо успокоиться и идти работать на самые простые работы. Горько было это слушать. Один раз я ответил ему, что обязан делать это, пусть есть только маленькая надежда, но это единственный шанс, который я не должен пропустить. А к конвейеру я успею всегда. В душе была злость, понимал, что только я могу вырваться и повести за собой моих сыновей, только я могу своим примером дать им надежду, укрепить уверенность в себе. Мне будет стыдно перед моими домочадцами, знакомыми, друзьями, мамой, которая продолжает волноваться за нашу судьбу, перед тем ангелом, который помогает и надеется на то, что мы обязаны сделать, будет стыдно, если я отступлю. Единственная надежда на тот поплавок, который я получил в Советском ВУЗе, только он может удержать меня и мою семью на плаву в этой новой жизни. После таких разговоров приходилось долго успокаиваться, сохранять самообладание.
Ночи были бессонными.
Сегодня звонил Федор, рассказывал, что произошло в последнее время в хайме-общежитии для переселенцев. Сообщения были малорадостные...
Сосед, который жил в соседней квартире с нами, повесился. Помню, он всегда был депрессивным. Второй год жил в общежитии. Было ему за пятьдесят. Долго искал работу, никуда не брали, возраст. Жалко. Таких там было более половины. Рассказал, что посадили четверых молодых за наркотики. Господи, как хорошо, что мы вырвались из этого места, я и теперь переживаю за своего среднего. Сказал Федору, что нашел себе подходящие курсы для врачей. В голосе его слышал откровенную радость за меня, одновременно было понятно, что у него не все в порядке. Говорил много о прошлом, о своем маленьком городке в Казахстане. Чувствовалось, что он мучим ностальгией. Он говорил, а я слышал в голосе горечь, старался его поддержать. Когда я спросил, а как дела у супруги, наступила короткая пауза. Он явно не желал говорить. Уклончиво сказал, что она работает, нашла место... Работает, убирает в одном частном доме. Стал говорить, что это временно, так как думает съехать из общаги.
Старшего сына призвали служить в Бундесвер. Служить всего девять месяцев. После шести часов он ежедневно дома, возвращается к восьми утра. В казарме живет в комнате с еще одним сослуживцем.
Не перестаю удивляться тому, что есть у солдата. Постоянно свежее, разнообразное белье, различные мелочи для ухода за телом. Получает приличные деньги.
Сегодня вечером рассмешил нас тем, что рассказал утреннюю поверку. В шеренге он восьмой по росту. Идет перекличка. Называется сержантом фамилия, солдат отвечает: «Я». Называет фамилию сына, тот отвечает. Пауза, с улыбкой сержант говорит: «Наконец-то первая немецкая фамилия!». Мы долго смеялись... Дело все в том, что наша фамилия перевелась на немецкий, как Малих, что в немецком переводе Маль-их, означает многое... Одно из толкований, как - ЕДИНСТВЕННЫЙ Я! Вот такая фамилия, а до этого были турецкие, русские, румынские, чешские, балканские и каких там только нет. Вспомнился еще один случай, непременно его надо сохранить в дневнике. Тогда мы были в первом пересыльном пункте, нам объяснили, что один раз мы можем сменить фамилию. В то время думали только о будущем детей. Галина от рождения Кригер, вот и решили взять эту истинно немецкую фамилию. Пришли в соответствующий кабинет и заявляем, что хотели бы сменить Малих на Кригер. Пауза, смотрят на нас с удивлением и отвечают, а зачем вам это надо... Почему вы решили одну немецкую фамилию поменять на другую немецкую? Теперь выпучили мы глаза. А хозяева кабинета говорят, что мы можем открыть телефонную книгу, к примеру Берлина, и посмотреть, сколько там проживает Малих. Мы согласились с их доводами, с тех пор живем под моей фамилией. Позднее убедились, и не один раз, что фамилия наша просто уникальная, даже, я бы сказал универсальная. Она, везде, среди разных народов соответствует национальности. К примеру, у евреев - Малик, арабов - Малики, у украинцев - Малых, с ударением на последний слог и сколько еще таких примеров.
Закрыл тетрадь - дневник. Трещат поленья в камине, с шипением вылетело несколько искорок, упали погасшим пеплом к ногам. Поправил кочергой угли. Посыпались новые искры. Усмехнулся. Сгорели еще «другие мгновения жизни»...
Листаю дневник. Продолжаю читать.
Сегодня 31 июля 1996. Вечер. Устроился в общежитии, где предстоит прожить девять месяцев. Пятиэтажное здание, которое принадлежит учебному центру, расположено на окраине города под названием Нойенштадт, на севере Баварии. Здесь собрались люди со всего света, люди, которые имеют высшее образование по специальностям: врач, инженер, архитектор. Это те специальности, которые можно подтвердить и далее работать на территории Европы. Нас собралось здесь не менее пятисот человек. Сосед по комнате из Румынии, мне повезло, так как буду говорить с ним только на немецком.
Первое августа, первый день занятий. Знакомство. Группа врачей восемнадцать человек, основная масса из России. Преподаватель, точнее наш "классный" руководитель, араб по национальности, выходец из Египта. Зовут его господин Насерри, он уже более двадцати лет в Германии.
Занятия, теоретическая часть, проходят в классе, в котором масса всяких наглядных пособий. Уроки по расписанию, по два часа блоки, каждые два часа разные дисциплины, ведут разные врачи. Дают курс медицинского языка на немецком, это еще один язык, который необходимо усвоить. Занимаемся до четырех дня. Уставали, приходилось заниматься дополнительно в комнате, вечерами, не менее двух часов. Сосед, румын, был инженером, поэтому мы старались, каждый в своем углу, не мешать друг другу, проговаривали шепотком, когда что-то заучивали. Это было смешно, казалось, что мы молимся каждый своему Богу.
Практическая часть, примерно раз в неделю, проводится на выездах, посещаем различные клиники в радиусе ста километров. Клиник много, разные профили. Такие поездки давали очень много, знакомились со всем, как говорили, от входной двери и до выхода. Смеюсь. Естественно, что все между входом и выходом, было нам знакомо. Медицинский персонал клиник относился к нам сдержанно, даже с опаской, но корректно. Доктор Насерри, похожий на колобка, старался. Странно, может быть мне так казалось, но он был близок мне. Мы долго беседовали с ним на разные темы. Он рассказывал, как учился в Москве, жалел, что забыл русский язык.
Ходил к телефону автомату, звонил домой. Часто звонить непозволительно, слишком дорого, получалось раз в неделю. Сегодня Галина плакала. Расстроилась, так как больше не может вынести тот "мобинг" в школе. Сказала, что она бросит все и постарается набрать приватных учеников, хочет давать индивидуальные занятия. Доводом было еще и то, что заработок в школе был совсем мизерным, не более социального содержания. Расстраивалась сильно за Константина, т. к. его успехи в школе - самые минимальные. Стал открыто курить...
Расстроенный вернулся в комнату. Долго не мог уснуть.
Сегодня впервые еду домой. Путь не малый, более трехсот километров, еду поездами. Стоимость билета баснословная! Необходимо сделать четыре пересадки, по времени не менее пяти часов. Дорога проходит быстро, стараюсь уловить всякую мелочь, которая проносится мимо окна вагона. На перроне встречает Галина, в глазах слезы. С трудом сдерживаю свои. По дороге рассказываем друг другу наши радости и тягости. Суббота, вечер, все дома. Большой стол на кухне, все несколько возбуждены, говорят одновременно. Роман рассказывает про службу. Рассказал, что благодаря профессии отца, (его спрашивали, кем работает отец), попал служить на авиабазу в качестве санитара. Его обязанности самые простые, постоянно находится в медицинской части. Володя, наш младший, взахлеб рассказывал, как его дела в школе. Показывал свой новый ранец и все, что было в нём. Учеба давалась ему легко, тем более, что задания, которые им давали в первом классе, больше походили на игры. Нам казалось, что их еще и не начинали чему-то учить. Все походило на детский сад в России. Мы часто говорили на эти темы, все это наводило на какие-то печальные мысли. Когда мы спрашивали учителя, успевает ли Володя, она уклончиво отвечала, что он успевает, как все, и добавляла: « Что тут сложного-то»...
Константин говорил меньше всех. На вопрос, что он думает делать дальше, как выправлять то, что он запустил, отвечал односложно, говорил, что постарается... Нам были понятны его настроения.Что-то предпринять, посоветовать, изменить мы были не в силах и это все жглосердце… Костя советовался с нами, не выбрать ли ему профессию повара. Мы одобрили его выбор. Роман вновь задал мне прежний вопрос: « Зачем я пытаюсь делать непосильное, зачем трачу время и нервы?» Галина посмотрела на него с укором. Мне стало понятно, что ей очень трудно, но она понимает, что нужно выдержать все, пройти этот путь. Я улыбнулся ей, Роман смутился и умолк.
Закрыл тетрадь. Думы одна другой горше накатывались и подступали к горлу. Что можно было бы изменить, как правильно было бы поступить? Прошлое мучило, не отпускало.
Заложенный палец, как закладка, легко открыл страницу, на которой остановился.
Воскресенье. Приглашены на обед к нашим новым друзьям, коллеге Галины по музыкальной школе. Интересная семья. В Германии пять лет. Юрий Смирнов, хозяин дома, саксофонист, работал в филармонии города Риги. Рассказывал за обедом, что бывал с оркестром во многих странах мира, а здесь не может найти работу, которая была бы по душе... Сетовал, что они приехали из Прибалтики, ради дочерей, но столкнулись с такими проблемами... Гражданства нет и в лучшем случае, получить его можно не ранее восьми лет проживания в Германии. Ежегодно требуется просить разрешение на работу, а это унижает, смотрят на тебя, как на человека, который отбирает рабочие места у местных. Он взял свой красивый саксофон и играл нам свою, написанную им, музыку. Музыка была меланхоличной... Людмила пела романсы, сопровождала игрой на пианино. Две их дочери, восемнадцати и шестнадцати лет, подпевали. Галина присоединилась к ним. Это был замечательный концерт. Простились около четырех. Мы спешили, т. к. я должен был уезжать на учебу. В пять отходит поезд.
Проводы, слезы. Вернулся поздно, сосед уже спал. Долго не мог уснуть, я был еще дома, с семьей.
Пролетели первые месяцы учебы. Долго не делал записей. Редкие поездки домой оканчивались тягостными прощаниями. Галина бросила работу в школе. Думает, как набрать частных учеников к следующему учебному году. Постоянное безденежье убивает. Костя скатывается все ниже, становится неуправляемым, иногда задерживается где-то до- поздна. Учебу практически забросил, но ходит в школу регулярно. Сомневаемся, получит ли он аттестат за восемь классов. Мы, как и он понимаем, что корни проблемы в его в слабом знании языка. Вчера звонил домой. Галина устроилась убирать частный дом один раз в неделю. Хозяева добрые, пожилые люди. Относятся с пониманием, дают дельные советы. Часто приглашают к столу, за кофе расспрашивают. Вопросы разные, чаще всего, почему и как попали в Германию. Иногда затрагивали тему войны. Сожалели, что Гитлер обманул народ и довел их до краха. Вспоминали, как было трудно после войны восстанавливать то, что превратилось в руины. Вспоминали еще, как в сорок девятом убежали из восточной зоны... Галя рассказала мне, как она "вывела" голубей, которые обжили балкон пожилых людей. Старики боролись с ними годами, вызывали специальные службы, раскладывали разные средства и уловки, ничего не помогало. Балкон всегда был загажен пометом. Галине приходилось часами оттирать засохшее. Однажды она обратилась к голубям с просьбой, мол, что же это вы обижаете старых людей? И еще многое, что она им сказала. Через неделю Галя приехала к старикам. Встретили ее вопросом, что же она сделала? Вопрос напугал ее до смерти, что же она такое сделала? Она со страхом переспросила: « Что же я сделала? Что-то нарушила, сломала?» - Нет, нет! - в один голос сказали старички. - Что Вы, успокойтесь! Мы хотели узнать, что Вы сделали с нашими голубями? Тут они рассказали ей, что после последнего ее посещения, голуби дружно, разом улетели и больше не возвращались. Галина вышла на балкон, он к ее удивлению, был чист. Голубей не было, они кружили рядом, подлетали ближе, как бы приветствовали ее. Я долго смеялся в трубку. Вспоминал ей те случаи, которые не укладывались в обычное понимание, в ней жили мистические силы и это работало.
Продолжение следует.