Пока не поздно

Евгения Евтушенко 2
"Самый большой грех по отношению к ближнему –
не ненависть, а равнодушие:
вот истинно вершина бесчеловечности".
Бернард ШОУ

Ивана Степановича охватила какая-то  тревога  и внутреннее томление. Еще с вечера, когда приехал с работы,  навалилась резкая усталость. Даже не хватило сил поставить машину в гараж, бросил ее у дома.
 
А потом ощутил странную душевную пустоту.  Необычное бесчувствие. Из него враз ушло все, что все последние годы держало на плаву.  С удивлением отметил - даже Нина, его жена, не раздражала. Исчезни она сейчас, пусть даже навсегда, ничто бы в душе не дрогнуло.

И ничто не радовало. Ни его гордость - недавно отстроенный великолепный коттедж. Ни так любимый  европейский ландшафт перед домом. Ни заключенная сегодня удачная сделка. Так, тупое безразличие в душе. Ко всему.
Перестала  тяготить даже тоска, что уже давно подобралась к нему и привычно скреблась в душе.  Как-то свыкся с ней.

Медленно, как тяжелый, неповоротливый  куль, грузно осел в кресло  у камина.
Сидел долго, молча смотрел перед собой, пока жена не  зажгла камин. Он всегда любил смотреть на живое пламя. Но сейчас тупо воспринимал сполохи огня и потрескивание поленьев.

Есть не хотелось.  Кофе, что принесла жена,  показался безвкусным. Обычно после него он засыпал. И сейчас закрыл глаза, пытаясь заснуть и  расслабиться. Но не смог. Обрывки разорванных мыслей, мыслей ни о чем,  непрошено вползали в голову, и ворочались,  как  тяжелые жернова.   Вздремнуть не получалось.

Поднялся в спальню. Стянув с себя одежду, бросил ее в угол  и упал ничком на  кровать. И, неожиданно для себя, отключился.

*  *  *
 В спальню заглянула жена. «Перебрал, что ли?». Полное волосатое тело, развалившееся на кровати, вызывало у нее глухое раздражение, с трудом сдерживаемое и ставшее уже привычным.  Она никогда его не любила, а сейчас испытывала отвращение и брезгливость.

Натянула на него одеяло, привычно открыла окно - спал он всегда при открытом окне. Спустилась вниз, в гостиную. Села в кресло, у камина.
Задумалась.

Давно уж поняла, что брак с  Иваном Степановичем - ошибка всей ее жизни. Двенадцать лет замужем. Она тогда поддалась настояниям отца,  главы процветающей фирмы. Теперь его уже нет – сердце… Иван, который тогда был его заместителем, теперь принял бразды правления. 

С виду малозаметный, худощавый,  белобрысый,  всегда веселый - Иван отличался сметливостью, энергией и находчивостью. Но интереса к нему не было. «Стерпится – слюбится», – говорил ей отец.

Впрочем, Нину привлекала перспектива стать женой руководителя  успешного отцовского бизнеса. Считала, что и в семье  у нее все получится.
Но  - не получилось.

Поначалу был внимателен, брал  ее с собой на корпоративные тусовки. Там всегда  было  интересно. Ей нравилось общаться с людьми, наблюдать за ними. Хотелось делиться своими впечатлениями с Иваном. Но он уходил от такого обсуждения. Все, что касалось коллектива – решал сам, без ее участия.

Оставалось сосредоточиться на том, в  каких  нарядах пришли его служащие. Ревниво следила -  нет ли соперниц. Но повода для ревности не возникало.

 Но и женского счастья Иван ей не дал. В близости гармонии и удовлетворения не было. Отталкивала нетерпеливость и  грубая примитивность его ласк. Вскорости Иван вообще остыл к ней,  и оба потеряли интерес к постельным  играм. Секс бывал изредка, разве что по пьянке. Она не терпела запах перегара, отказывалась, но он брал ее силой, что-то бормотал о наследнике.  Не получив наслаждения, плакала от унижения, маясь в бессоннице.

 Детей у них так и не случилось.   Обследовались. Врачи уверяли, что оба здоровы.
Как-то спросила мужа, не усыновить ли ребенка?
 -  Подождем еще. Надо все просчитать. Вот освобожусь,  поедем на Лазурный берег, отдохнем. И тогда  поработаем над этим. Глядишь, забеременеешь.
Но она чувствовала, что матерью стать не придется.

Где-то читала – у  птицы счастья два крыла любви. А у них - ни одного.  Не было ни счастья, ни  любви, ни детей.  Один его успешный бизнес.

С переездом в новый коттедж они уже не спали вместе,  каждый имел свою спальню.
Если он приезжал домой не слишком поздно, вместе «толстели» за телевизором.  Молчали, говорить было не о чем. Он быстро засыпал, начинал храпеть. Нина его будила, и он, ссылаясь на усталость,  выматывающие его дела на фирме, не поцеловав, поднимался в свою спальню. 

Своей жизни у Нины не было.
Из дома выбиралась редко. От подруг ее отучил еще отец – боялся зависти к их благополучию.  Домработница все делала по хозяйству,  садовник, он же и шофер, занимался приусадебным участком, Нине делать было нечего, читала детективы и любовные романы.

Полная брюнетка,  с васильковыми глазами и смуглой кожей, она еще останавливала на себе взгляды мужчин. Но  чувствовалась в ней какая-то надломленность, нерешительность и неуверенность в себе, что  вызывало только жалость. 
Обращалась к психологу.
-  Выход есть всегда, - говорил он ей. Отыскать щелку можно в любом заборе, даже глухом. А у вас столько возможностей.  Найдите дело по душе, откройте  себя, запишитесь в клуб по интересам, заведите свою страничку в социальных сетях. Появятся знакомые.

Нина все это знала. Но не верила в перемены. Любви уже не ждала. Ни к чему не было интереса. К мужу равнодушна. И вообще считала, что свое прожила и впереди маячит только медленное и тихое угасание. Сумерки жизни.

«Вот, папа, что ты наделал», - говорила себе Нина сквозь слезы.  «Бизнес, как ты хотел,  у зятя цветет, а  дочь чахнет. Толстеет,  опускается. Ни детей, ни любви. А впереди – черная пустота».

 *  *  * 
Ивана разбудил звон льдинок на качающихся от ветра стылых ветках. Ощутил свежесть легкого морозца.  Но грудь обручем стягивала духота.  Вот–вот задохнется! Охватила жуткая тревога.

С ним творилось что-то невообразимое. Стены спальни  скалились усмешкой и надвигались на него. В страхе вскочил. Захотелось одного – куда-то бежать, подальше от этой спальни, от этого коттеджа. Бежать скорее, на свободу.
Он наскоро оделся. По лестнице – быстрее-быстрее вниз. Натянул первую попавшуюся  куртку, и наконец-то выбежал через усадьбу, в прилегающий к ней парк.
Удалось вздохнуть. Страх  задохнуться исчез.  Он огляделся,  ощутил холод морозного утра,  застегнул куртку на молнию. Возвращаться домой не хотелось. Медленно  пошел по подмороженным  дорожкам парка. 

Стоял октябрь. Было еще темно, сыро и промозгло. С неба срывался то ли дождь, то  ли  мелкий снег.  Дубы тянули к нему свои темные узловатые ветки. Качались березы и клены.  Резкий порывистый ветер срывал с них последние листочки.  «И с каждым слетающим листком безвозвратно уходят мгновения жизни…», - подумалось ему.
Примятая сухая трава покрылась изморозью. Лужи, успевшие за ночь заледенеть, хрустели под ногами.  В сереющем небе показалась стайка птиц, запоздавших улететь в теплые края. Приближалась зима.

Удивился: как не заметил неожиданно наступившей зимы! Перестал замечать течение времени в череде однообразных будней. И как он стал далек от красоты окружающего! А ведь раньше любил  и лес, и рыбалку.

Как капли крови, бросались в глаза гроздья рябины. Он сорвал несколько ягод. Их  терпкий, кисловатый вкус напомнил ему детство.

В парке безлюдно. Вокруг - никого. Давно  ему не было так хорошо. Дышалось легко и свободно. Он жадно глотал свежий морозный воздух.  Обруч, сжимавший грудь, исчез.

Иван засмеялся всей грудью - громко, весело. Взлетели испуганные вороны. Галки, оставшиеся на траве,  смотрели на него с любопытством.

Неожиданно Иван услышал чьи-то голоса и звонкий женский смех. Навстречу ему шла обнявшаяся пара. Они самозабвенно  целовались. Их счастливые лица напомнили ему что-то очень далекое, давно утраченное. Да, это было и у него. Но не в этой, в какой-то другой жизни.

Перед глазами всплыла  Наденька, его институтская подруга, его девушка. Стройная,  тонкая, похожа на белоствольную березку. Вспомнил ее  смех, звенящий веселыми колокольчиками. Как она радовалась ему, как тянулась  к нему всем свои гибким телом. С каким трепетом ощущал ее упругую грудь. Так хотелось вобрать всю ее в себя, всю, без остатка.

Эти полузабытые воспоминания взбудоражили его.  Почти физически ощутил,  как ожила, забурлила кровь,  ударила в сердце. Охватило чувство  уже забытого блаженства.

Как хорошо ему было с ней! Вспомнились ее глаза, смех, нежность, запах ее тела. В его руках было настоящее счастье, но он упустил его. Упустил сам. Не захотел усложнять свою жизнь. Где она сейчас? Ведь он тогда предал ее,  женившись на Нине. Без любви, только потому, что она - дочь его босса.

А теперь что – расплата?    Где-то в закоулках разума возникла мысль о  бессмысленности своего нынешнего существования.   Все спешит, гонится за богатством. Но в нем ли его счастье? Разве это его жизнь? Об этом он мечтал?  Ради кого он живет и расширяет бизнес? Детей нет. Любви нет. Жена  -  только название, жизнь с ней -  одна мука. Приходится ловить на стороне мимолетные праздники.

Бизнес, правда, процветает. Но сколько забирает сил! Мир его жесткий и жестокий. Когда-то с энтузиазмом жил в нем, боролся и побеждал. Это увлекало. Но нет теперь задора и оптимизма молодых лет. А здоровье уходит.
Есть ли выход?

Неожиданно серая пелена неба расступилась,  показалась голубизна, луч солнца осветил багряные верхушки  деревьев с еще не облетевшей листвой.

Вгляделся.
И появилась надежда.  Он найдет свою любовь, найдет Наденьку, найдет свой путь. Разделит бизнес - и отпустит   жену в свободное плавание. 
Пошел быстро, не замечая ни дороги, ни деревьев. Почти бежал. Словно догонял кого-то.

Сердце билось ровно, уверенно,  дышалось на удивление легко и свободно. В голове нарастала, ширилась победная музыка марша.
Он принял решение. И оно изменит его жизнь.

 *  *  *
А что жена?
Рано утром Нина зашла в комнату Ивана и обнаружила, что дома его уже нет. Вещи разбросаны. Куда-то ушел. Ничего не сказал, не попрощался.  Совсем чужой.

Впервые пришла в голову мысль -  нужен ли он ей  такой? Чужой  и сегодня, и вчера. И таким будет завтра.

Ветер жизни иногда свиреп.
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда черный хлеб,
Страшно, когда черная душа…

Подумала: Омар Хайям прав. Ведь жизнь и вправду может быть хороша. И есть еще время изменить ее.
Пока не поздно.