Пораженный ужасом в глазах Люцифера, Пьеро почувствовал, что собственная боль от осознания бессмысленности человеческого существования отошла на второй план. Он ожидал чего-то ужасного, более страшного, чем страдания жалкого смертного. Но увиденное превзошло самые мрачные ожидания. Началось с того, что комната стала меняться. Да, Пьеро побывал в прошлом, очень далеком прошлом, в античной эпохе и даже в компании авантюриста Джона Ло, но это будто случилось в картине, не с ним самим. Или он словно засыпал и жил некоторое время по законам сна. С другой стороны, у него не было абсолютного понимания, где он может находиться на самом деле. Если с «короной» на голове в качестве биоробота, то почему в присутствии Люцифера он четко ощущает свое тело? Когда они путешествовали во времени, Пьеро воспринимал это, как будни сенсиста, словно его снова захватила сильная Иная. Когда же он общался с демоном с глазу на глаз, он ощущал себя реальным, живым. И теперь он вживую ощутил ужас, когда комната задергалась, стены заблестели, пошло немыслимое зловоние, потолок и пол прогнулись, дернулись, теряя жесткие очертания, углы сгладились, и они оказались словно в чреве заглотившего их чудовища. Пьеро услышал шипящее скрежетание, нарастающее подобно приближавшемуся урагану. Этот звук срывался и уходил то в омерзительный визг, то в гул. Не сразу Пьеро сообразил, что это смех. Инстинктивно он бросился к Люциферу, не осознавая, - от желания помочь или ища защиты. Демон метался со своим похожим на шпагу лучом и отчаянно рубил живой мешок. Пьеро не знал, что предпринять. Он стучал кулаками в склизкие стенки, так и не найдя в изменившемся окружении ни одного ранящего предмета. Он задыхался. Умирание, уже пережитое им, теперь казалось глупой блажью, шуткой. Страх обуял все его существо. К тому же ему становилось все больнее из-за нараставшей жары. Люцифер издал истошный вопль, подбежал к Пьеро, схватил в охапку и будто бы принялся раздуваться, что воспринималось терявшим сознание Пьеро, как наплывавшая на него ослепительная ледяная волна. Когда Люцифер увеличился в миллион раз, он вытянул губы и выпустил изо рта субстанцию, извлекшую из него Пьеро и отправившую в свободный полет по космосу в сфере, похожей на мыльный пузырь. К этому моменту Пьеро пришел в сознание и больше не чувствовал физической боли, но мог наблюдать, как раздувшийся Люцифер разорвал на ошметки пленившее их чудовище. Однако куски зловонной плоти обратились густыми смерчами, а после черными фигурами с капюшонами и кружили вокруг белокурого демона, уменьшившегося в размерах и обзаведшегося большими белыми крыльями. Он сражался с ними лучом, но силы очевидно были не равны. "Что если он погибнет?" подумал Пьеро, очень переживая за демона. Но его уносило прочь неким незримым ветром, и ему оставалось только полюбоваться напоследок битвой, похожей на смертельный танец. Ничего сенсист не видел прекраснее, хотя в каждой картине пытался этот танец изобразить. Многие пытались. Но теперь Пьеро видел, кому каждый вольно или невольно подражает или исполняет этот танец законно, потому что носит в себе немного света того, кто создает все имеющее свойство завораживать и пленять возведенной в ранг чистейшей красоты силой.
В картинах Иных на славу исполнивший танец со смертью обязательно побеждал, но сейчас Пьеро не был уверен в исходе битвы. Лицо Люцифера сияло в темноте, глаза метали молнии, но он слабел с каждым новым пропущенным ударом, потому что подступали все новые вихри, а он оставался один. Черный меч рубанул по плечу, кроваво-красный огненный кнут обвил колено. Люцифера закружило в космической пустоте, крылья сложились, и едва не началось падение в нижние ярусы тьмы, которые Пьеро угадывал за тканью звенящего блеклым мерцанием звезд космоса. Сенсист вдруг сообразил, что Люцифер пытается защитить его, жалкого человечка. Он стукнул кулаком по радужной оболочке в отчаянии, но, естественно, это не помогло ему выбраться и еще меньше помогло демону. Сенсиста уносило прочь, в неизвестность, но он успел увидеть как из ран Люцифера брызнули снопы искр и много золотистых призрачных фигур приняли участие в битве, но также Пьеро заметил, что немалая часть их гасла, скорее всего навсегда.
Он несся прочь, все глубже в темноту, иногда освещавшуюся красивыми разноцветными спиралями или похожими на цветы сияющими узорами. Физически он чувствовал себя удивительно хорошо для покойника, но его терзали душевные муки, тем более невыносимые, что он окончательно запутался из-за чего страдает. Он то плакал, то нервно смеялся. В итоге спустя много времени одиночества он отключился и так и плыл в пузырьке света куда-то, пока не услышал сквозь забытье звон. Он открыл глаза. Сияющий купол над его головой ни о чем ему не говорил, а звон продолжался. Или шорох? Он повернул голову и… Вскочил на постели, больше похожей на мягкое облако. Рядом с ним спала, блаженно раскинувшись, Эйнви. Со звенящим шуршанием к нему подплыл душик. «Я спал? Попал в картину Иной? Она поиграла со мной и отпустила», - решил Пьеро. Он осмотрелся. Да, комната Эйнви. Гардеробные вешалки с блестящими, полупрозрачными тряпками, туфельки, крылышки на смену, светильник, нежными рожками сказочного оленя освещающий комнату. «Мне надо больше проводить времени на свежем воздухе. Мало ли, куда меня затянут еще. В конечном счете, я имею право принадлежать себе!» Он мысленно возмущался, не желая анализировать пережитое приключение, которое, он чувствовал, игрой Иной не было и быть не могло, а душик звенел. Наконец он решился ответить.
- Да? Говорите. Вам Эйнви? – негромко спросил Пьеро, почему-то с ужасом представив, что его девушка проснется.
- Пьеро! Господи! – прокричал в трубку звонкий голос, от звука которого и без того кружащаяся голова сенсиста поплыла совершенно. - Кто такая Эйнви? Я звоню тебе, по твоему номеру.
- Виктория?!
- Кто такая Эйнви?! – повторила та, которую он теперь узнал наверняка – по легко-насмешливым ноткам.
- Это никто. Это просто… То есть… Вита, где ты? Я бегу к тебе!
Эйнви проснулась. При словах «это никто, это просто» она сузила сверкнувшие смертельной ненавистью глаза и, наверное, ударила бы Пьеро, если бы тот, не на шутку испугавшийся разгневанной работницы фабрики по воображению поварешек, не соскочил с кровати, одеваясь на ходу.
Город еще дремал, тихий и прохладный в предрассветные часы. Картины погасли, огни и подсветка тоже. И только подобно планетам в нереальном желтовато-лиловом, ласковом свете зависли дома.
- Ты!
Он побежал к ней, схватил в объятья и, так и держа ее в своих руках, заглянул в большие лучистые глаза. Сердце бешено колотилось. Он боялся, что она исчезнет, что она ему кажется, но она была на самом деле. Делая ей больно, но не понимая этого, он едва не ломал ей кости. Она только улыбалась.
- Ты, - с улыбкой сказала Виктория.
Они обнялись, замерев в коконе нежности, где исчезал даже мир на самом деле, а оставалась только энергия, из которой состоит и небо, и звезды, и парочка влюбленных. Все, что было между ними, всколыхнулось в их головах, от первого дня – когда они встретились глазами, до последнего – когда потеряли друг друга из вида.
- Где ты была? Там, у фонтана… Я не нашел тебя. Прошло тысячу лет, как я ищу тебя!
- Не преувеличивай. Лет пять.
- Тебя выслали за сферу?
- Нет.
- Но где ты была? Я искал тебя в картинах. Но ни одна из них не могла принадлежать тебе.
- Почему ты так уверен? Может, ты все время был в моих картинах? Может, ты сейчас в одной из них?
Он осмотрелся. Серый город. Сферы жилищ, трубы передвижения. Ветер. Настоящий, вибрирующий от радиации. Мертвый город с полупокойными людьми, нежащимися в выдуманных постелях поутру.
- Путь так. Тогда сделай свою картину такой, чтобы мы снова были вместе. И сюжет… - он поморщился, - сюжет менее приключенческий.
- Если бы только я могла…
Она потянула его за руку. Они бродили по постепенно оживавшим улочкам, шарахались от картин, предпочитая немногочисленные парки. Он целовал ее пальцы, она вырывала руки, чтобы гладить его по скулам, касаться ушей, волос.
- Пойдем ко мне. Мама будет рада видеть тебя, если она дома.
Она кивнула.
Мамы не оказалось дома, но они не стали переживать по этому поводу, очутившись в постели, словно это и было самым надежным местом. Здесь когда-то был их первый раз. Тогда Виктория изнемогала от интереса к мужским телам. Она всерьез переживала, что мужчина не позволит ласкать себя, как ей бы хотелось. В начале текущей жизни она плохо знала мужской пол, а знания из прошлых воплощений стираются даже у ведьм. Пьеро разрешил расстегнуть на себе рубашку, уступив ее желанию. Дрожа от нежности, она целовала его, чтобы полюбить, когда он позволил собой обладать.
Они будто выплыли из тумана, в котором, слившись в одно существо, обменивались причудливо переплетавшимися в каждом энергиями Инь и Ян. Их потревожил шум открывающейся двери.
- Это мама, - пробормотал Пьеро, накидывая на обоих простынь.
Но в дверях стояла другая дама. Высокая, с мощной фигурой, облаченная в платье из эпохи раннего средневековья. Ее лицо отличалось властной, лишенной изыска красотой, будто творец побрезговал тратиться на декоративные элементы, когда создавал воплощенное, вовеки непревзойденное совершенство. Даже краску сочла лишней вылепившая эту женщину рука. Дама обладала длинными густыми волосами, изогнутыми безупречными дугами бровями и пышными длинными ресницами, но они не были даже золотистыми, а прозрачно белесыми, абсолютно бесцветными. Зато серо-зеленые глаза на этом лице выделялись особенно ярко и в данный момент горели гневом.
-Ах мерзавка! Вот ты где прохлаждаешься! – вскричала Лилит, обращаясь к Виктории.
Из-за спины матери вышел Меркурий. Он имел брезгливо надменный вид, разрядился в обтягивающий костюм с блестками, украсил красивую голову серебристыми рожками.
- Это он вытащил меня сюда! – возмутилась Виктория, пытаясь найти глазами одежду.
- А ты и рада бездельничать! Одевайся!
Пьеро словно онемел. Закутавшись в простыню, он наблюдал происходящее, пока мысли молниями пролетали в голове. Единственное в чем он не сомневался во время сборов возлюбленной, так это в том, что последние события сном не были. Просить Викторию не покидать его в присутствии Лилит и еще одного космического ублюдка он не стал, зная, что это бесполезно, он не собирался унижаться перед демонами. Он найдет способ потребовать объяснений у Хэлла, раз уж он теперь на короткой ноге с Люцифером, а выхода из картины не предусмотрено. Однако оставшись один, он дал волю слезам и даже имел неудовольствие слушать какой-то душераздирающий вой, который замутненное горем сознание в конечном счете идентифицировало, как собственный.
Когда он скорчился, шипя проклятия демонам, играющимся с людьми, его плеча коснулась рука.
- Послушай, - произнес знакомый голос, необыкновенно для этого голоса печально, - у нас много дел. Нет времени размазывать сопли.
Пьеро поднял голову. Перед ним на смятых простынях сидел Люцифер, исхудавший и хорошо потрепанный. Кровоподтеков у демона не было, но черные тени под глазами, воспаленные красные глаза, тусклые пряди посеревших волос и зеленовато-свинцовый цвет кожи говорили о том, что он потерпел урон в последней битве.