(Альма-матер. лат. alma mater — «кормящая, благодетельная мать» или «мать-кормилица» — старинное неформальное название учебных заведений)
Альма у меня была хорошая. Матер так уж матер, ничего плохого матерного не могу сказать. Студенческие годы вообще самые лучшие, но понимаешь это только лет через «надцать» после получения диплома. Творческий институт, театральная режиссура. Чего только не было творческого и не очень. Многое уже плохо видится в зыбком тумане памяти - по этой волне нелегко плыть, сколько ни слушай пластинку Тухманова. Но как ни убивай мозг работой и алкоголем, кое-что забыть не удастся при любом раскладе. Вот об этом и речь…
Слишком банально начинать рассказ о студенческих временах с учебного процесса. Лучше начнём с наркотиков. Нет, автор не обкурен. А почему он не обкурен, знаете? Нет? Я ведь предупреждал – речь только о том, что забыть трудно. До сих пор помню термины «план», «косяк», «мостыра», «дурь». Никто не говорил «гашиш», «травка», «марихуана». Сокурснички курили напропалую. Не скажу, что половина мужского контингента, но порядка трети точно. А я как-то в стороне держался от этой дури и больше ударял по водочке. Еще в 15 лет после распития первой в юной жизни бутылки водки пацан смутно почувствовал, что вино этому крепкому прозрачному нектару явно проигрывает. По степени желаемого воздействия на кору головного мозга точно. Ну а на всякие глупости типа букета и послевкусия я тогда внимания не обращал, да и сейчас не очень. К слову сказать, послевкусие у советского портяшка, «Агдама» или «Солнцедара» было еще то, нежному сомелье и пригубить опасно. Работа на заводе в дружном рабочем коллективе собутыльников только укрепила во мне эту веру, так что к учебе в институте я подошёл убеждённым сторонником хлебного вина, как называли водку студенты более ранних веков. Дружки, попыхивая косячком, не то чтобы смеялись, но не раз удивлённо и ненавязчиво предлагали курнуть. В конце концов любопытство экспериментатора подвигло меня согласиться. Один раз. И ничего. Выкурил взатяжку – ноль эмоций. Второй раз уже с интересом. Ноль остался неизменным. В третий затянулся уже привычно, дабы показать этим наркоманам, насколько человек разумный водочный чихать хотел на мировую наркотическую зависимость. И тут пробрало. Очевидно, здоровый проспиртованный организм не сразу поддался этой дымной гадости. Только с третьего раза – во имя отца, сына и святаго духа (не примите за святотатство). Мир изменился. В первую очередь пропорции. При взгляде вниз ноги хоббита в сравнении с моими отдыхали. А ведь в то время Толкиена я еще не читал. Мало того, я видел сквозь ботинки шевелящиеся от ужаса пальцы. В зеркало взглянуть было не менее страшно, но я попробовал. Зря. Такое фото на паспорт, и паспортный контроль этому монстру не пройти. К тому же ни одну мысль я не мог ухватить за хвост и выдать нечто вытекающее и логичное. Впервые в жизни. Может, кому-то это в кайф. Меня же охватило паническое желание поскорее от этого эффекта избавиться, о чём я немедленно сообщил сокурщикам, они же сокурсники. И вызвал взрыв гомерического хохота. Рецепты предлагали наперебой. Самый безобидный – добавить еще пару косячков. Не буду мучить вас другими галлюцинациями, могу сказать только одно – это был хороший урок, из которого я извлек полезные и вполне естественные выводы. Дурь – не моё. Возможно, она настолько усиливает дурь естественную, что это становится неприятным, для меня во всяком случае. Ну и как отрезало. С тех пор в институте я с бутылкой, кто-то с косячком. Богу – богово… А я не кесарь. С высоты прожитых лет есть интересный вопрос, учитывая, что с бутылочкой я по-прежнему в необходимые моменты неразлучен. Друзья мои приятели, забиваете ли косячок в директорских кабинетах учреждений культуры или удобных креслах главных режиссеров? Только честно. Тише, тише. Не нужно признаваться на публику, можно просто позвонить и еще раз сообщить, какая я сволочь. А то я не знал…
Еще немного о курении. Обычном, никотинном. Все помнят, как Михаил Сергеевич боролся со спиртным, потерпев сокрушительное фиаско на этом поприще. Но еще раньше советские идеологи запускали очередную кампанию по борьбе с курением. Странно, что никто никогда не начинал кампанию по борьбе с идиотизмом. Учитывая две вечные российские беды, было бы актуально - уже пятидесятипроцентный охват глобальных проблем. Хотя трудно бороться с самим собой. Каждый раз вспоминаю об этом, когда начинается новый виток борьбы с коррупцией. Пчёлы против мёда. Однако вернёмся к курению. Ну, запретили насмерть курить в аудиториях, даже в окошко. И что особенно ужасно, в сортире – веками освящённом месте перекура. И даже на площади перед входом в учебный храм культуры и искусства. А вы пробовали после трехчасовой репетиции не соблазниться курнуть хотя бы в форточку? А тут и податься некуда. Институт стал напоминать старшие группы детского сада или младшие классы средней школы – старшеклассники в школе особо и не скрывались. До сих пор помню, как мне было плохо от никотина в третьем классе, когда только начинал. Но справился пытливый мальчик с нормальной реакцией растущего организма, к четвертому классу смолил уже полпачки в день. Помню и свою первую пачку сигарет «Лайка». И фотку собачкину на ней тоже помню. Симпатичная псина. Кто не знает – эта дворняга была первым космонавтом, запущенным на земную орбиту. Герой космоса. Конструкцией корабля возвращение героического животного обратно на Землю было не предусмотрено, погибла Лайка во славу покорения космического пространства. Когда об этом узнала западная общественность, почта СССР была завалена письмами возмущённых защитников животных. Самые радикальные предлагали следующей ракетой запустить без права возвращения Н.С. Хрущева. Генсек не отреагировал, хотя полететь бы смог легко – цикл жизнедеятельности на борту был автоматизирован, вплоть до открывания кормушки в строго определённое время. Спецстоловая Кремля позавидует таким космическим технологиям, на обед в ЦК никто бы не опаздывал. Получается, что я был запущен пачкой «Лайки» на никотинную орбиту, с которой сошел только спустя сорок лет. Спасибо, что живой. М-да. Все же есть в жизни знаменательные вехи - первая двойка, первая сигарета, первая рюмка и первая женщина никогда не забываются. Святое. Но вернемся к сути повествования. Пошла кампания, курить нельзя. Нигде и никак. Пойманных на месте преступления курильщиков вносят в особые списки и карают революционным антиникотиновым мечом, вплоть до лишения стипендии. Драконовы меры. Самым ревностным исполнителем воли партии и народа по искоренению табачной зависимости был наш вахтёр по прозвищу «хфашист». Кличка была дана за характерное кхеканье: «Хто? Хде? Хкак?». Ну и на классического фашиста уж очень был похож, повязку со свастикой, форменный кепарик и шмайсер – можно без грима на киносъёмку. Время от времени этот каратель покидал, как сейчас бы сказали, ресепшн и отправлялся на поиски курящих партизан. Сидели себе мирно двое моих сокурсников после репетиции в одиннадцатой аудитории, пускали дым в рукав, бездымный выдох в форточку. Резкий натренированный пинок в дверь ногой, и рука хфашистской нечисти уже занесена над раскрытым блокнотом. «Хто? Хкурс? Хруппа? Хфамилия?». Отличный кадр, с первого дубля можно было накладывать озвучку: «Хальт! Хенде хох! Русиш швайн!».
- Хфамилия! Имя! Хбыстро! (Шнель!)
Поперхнувшиеся дымом партизаны не растерялись.
- Станиславский. Константин Сергеевич.
- Хкакой хты Сергеич, мал еще, хмолоко не обсохло. Хтак, Костя, значить… А хты? Второй хпошёл, - продолжал измываться фашистский вертухай.
Оно, конечно, по логике надо бы сообщать, что Немирович-Данченко. Но второй хпартизан логично предположил, что эта двойная фамилия будет слишком сложным ребусом для первобытного разума. Ну и припомнил одного из ближайших соратников Константина Сергеевича:
- Качалов. Василий Иванович. То есть Вася…
Торжествующий хфашист погрозил пальцем и расстрелом и умчался доносить в комендатуру. А теперь представьте себе заседание кафедры режиссуры. Обсуждение курсовых спектаклей, актерских и режиссерских работ и прочие высокие театральные материи... Тот же отработанный пинок в дверь, и суровый взгляд профессионального палача пригвоздил к месту эту мгновенно затихшую интеллигентскую шушеру. И в наступившей тишине, как трескучая автоматная очередь расстрельной команды, прозвучало:
- Вот вы хздесь хзаседаете, а у хвас в одиннадцатой аудитории Костик Станиславский с Васькой Качаловым хкурят!
Немая сцена, и кафедра режиссуры в полном составе в конвульсиях сползла на пол. Кстати, ребятам ничего не было. Чувство юмора присуще не только студентам. Этот случай мгновенно разнёсся по всему городу, и не только в среде творческой интеллигенции. Антиникотиновую кампанию в институте быстро и незаметно свернули. Так ведь неизвестно до кого докопаться можно. Ладно если в кабинете марксизма-ленинизма Надька Крупская с Розкой Люксембург папироски прикурят, а вдруг под бородатыми портретами сами классики марксизма оживут? Не дай бог, еще с косячком…