Дуркин дом. Глава 39

Ольга Теряева
               
               

   

         Мимолетный взгляд на часы послужил ей немым предупреждением. В «Лолите» она с журналистом заседает второй час, а тот пишет, старается. Пусть, а она будет есть за двоих. Покончив с пресным песочным кольцом, Лариса облизнулась. На тарелке еще оставалось безе с кремом. И оно сойдет, несмотря на жирную, с привкусом прогорклой сметаны, прослойку, хотя, если честно, песочные кольца ей больше по душе. И кофе здесь жидковатый, а на прилавках магазинов никакого нет.
- Стало быть, проблемы, стоящие перед приемным отделением вашей больницы, можно обозначить, как дефицит лекарственных средств, нехватка квалифицированного среднего и старшего медицинского персонала, регулярная задержка заработной платы сотрудникам, неполноценное питание больных. Вероятно, аналогичные трудности испытывают и другие отделения Боткинской больницы, - дождавшись, пока собеседница согласно кивнула, говорящий подытожил, - Одних перечислений мало, нужны неопровержимые факты.
 А он ничего, симпатичный, только вот, представительности не хватает, хилый он какой-то, немощный. Вот, если бы к его мозгам да внешний облик Сурика. Второй ее муженек был красавчиком, хоть куда. Скользя взглядом по тонкому профилю, Лариса гадала, что еще, кроме угощения ей по силам вытянуть из болтливого кавалера?
- Может, я непонятно задаю вопрос? Поясните по поводу вашего заявления о нежелании руководства больницы решать стоящие перед лечебным заведением проблемы.  Кто конкретно придерживается выжидательной позиции, то есть, тянет время?
Коротко постриженный, гладко выбритый парень походил на призывника, лишь совсем не военная выправка несколько портила первоначальное впечатление.  Два проницательных глаза в упор уставились на нее. Кажется, он ждет ответа, пожалуй, не стоит испытывать его терпения. – Вы спрашивали о больничных проблемах. Первая и самая острая проблема это – бедность, далеко ходить не надо. Пациентов с острой болью медсестры вынуждены приводить в чувство пустыми уговорами, вроде: «Потерпи, скоро полегчает». В критических случаях сунем больному стрептоцид с обещаниями скорейшего выздоровления. Врачи также не отличаются изобретательностью: с таким усердием ощупывают пациента, что тот враз отвлекается от боли в каком-нибудь конкретном месте, ему начинает вдруг казаться, что болит буквально все. Из-за невозможности провести полное обследование, часто бывает трудно поставить правильный диагноз.
На непроницаемом лице ее благодарного собеседника вырисовывалось определенная просьба, исполнение которой имело далеко не второстепенное значение. Естественно, ему поверят, учитывая складывающуюся ситуацию, когда достаточно одного зафиксированного повода, подхваченного им с энтузиазмом, и сенсация гарантирована. А заявление медицинской сестрички о халатном отношении врачей к своим обязанностям, несомненно, встретит живейший отклик в прессе. Редакцию завалят пачками писем, где будут жалобы, вопросы, пожелания, а также, требования: улучшить медицинское обслуживание, сделать его действенным, результативным. А что станет после?
Мягкий изгиб приподнял и без того, вздернутую верхнюю губу, придав лицу его некое подобие улыбки, в то время, как взгляд его оставался неподвижным. Он будет завален работой, главный редактор, наконец, оценит его значимость и сделает его хотя бы третьим своим заместителем.
Легкое, но вместе с тем, требовательное прикосновение прервало поток его мечтаний. Денис вновь был весь во внимании. – Могли бы вы привести еще несколько конкретных фактов, которым будет обеспечен живейший отклик со стороны наших читателей, как-то случай постановки неверного диагноза, имеющий тяжелые последствия для больного или факты взяточничества со стороны больничного руководства?
Корчагина пребывала на седьмом небе. То, чего она жаждала всей своей женской сущностью, свершилось. Паренек-то, не промах, пожирает ее глазами, словно она какой-нибудь мировой шедевр. И пусть после этого Анькин бывший заявит, что она … тьфу на него. Лариса брезгливо поморщилась. Хватит ей воспоминаний о юном слизняке, когда рядом на нее взирают с явным обожанием. Дай-ка я ему подыграю.
Изобразив на лице скорбное выражение, которое совсем не вязалось с ее истинными намерениями, Лариса начала, - Не хотелось огорчать людей, но в приемном отделении и отделении гастроэнтерологии им, вряд ли, удастся поправить собственное здоровье. Недавно у нас лежал мужчина, тихий, ни на что не жаловался. Знаете, это так непривычно, когда пациент ни на что не жалуется. Наш заведующий, Олег Петрович взялся сам его пользовать, и …, - придумывать продолжение истории пришлось «на ходу». – Без конкретных жалоб больного не могут направить в другое отделение, там, где его будут лечить до полного выздоровления. У нас, в приемном, больные находятся до постановки диагноза, далее расходятся по разным отделениям. У нас больному сделали рентген, анализ крови, и выявлены лишь небольшие отклонения от нормы. Между тем, мужику, то есть, пациенту становилось все хуже. Заведующий, уходя на выходные, перепоручил его нашим заботам. Мы, как могли утешали пациента, пока Олег Петрович размышлял, куда бы его определить? – Лариса сделала паузу, тем самым, подогревая интерес слушателя, который и без того давал о себе знать живейшим огоньком, вспыхнувшем в выразительных глазах журналиста. -  Пребывали другие больные, у нас же в приемном, настоящий конвейер: одни приходят, другие уходят, хорошо, если в соседнее отделение, а то … бывает и похуже, - рассказчица многозначительно умолкла, предоставляя возможность слушателю домыслить недосказанное ею.
- Да, да, - живейше откликнулся журналист, - И что же далее?
Продолжительный вздох предшествовал окончанию повествования, столь умело сочиненному Корчагиной. – Знаете, это так ужасно, так ужасно! – воскликнула Лариса, - Больной скоропостижно скончался, а заведующий обвинил в его смерти нас, медсестер. «Мол, мы виноваты в невнимательном к нему отношении». Это мы то! – сокрушаясь, рассказчица покачала головой, исподтишка наблюдая за слушателем, успевающим не только чиркать в блокноте, но и ласкать ее благодарным взглядом. Ах, ради пламенной страсти она и не такое еще способна.
Они говорили долго, найдя много общих тем для обсуждения. Когда Лариса глянула на часы, она растерялась. На часах почти шесть вечера. Ее могли хватиться в отделении. Что предпримет Стогов, обнаружив отсутствие дежурной медсестры на своем рабочем месте, трудно было вообразить. Ее работой Стогов и ранее был недоволен, предъявляя ей претензии, несправедливые, как считала она сама. Утешением Ларисе служило то обстоятельство, что после увольнения Вальки Бережной, освободившаяся вакансия никем не была занята.
В самом деле, что ей грозит? Строгий выговор в устной форме. На вопрос заведующего отделением о причине ее отсутствия, Лариса сошлется на внезапное недомогание, мол, живот прихватило. С кем не бывает? Лариса не рассчитывала на то, что Наташка ее выгородит как-нибудь, слишком зловредная для этого Краюшкина. Заподозрить ее в краже пары карамелек?! Лариса презрительно поморщилась. Да она выросла на шоколаде, зефире, халве и на других сладких лакомствах, о которых плебеи, вроде Краюшкиной могли лишь мечтать. При одном упоминании о любимых лакомствах, Лариса соблазнительно облизнулась. Она не отказалась бы от дармового угощения и после посещения кафе, устроенного щедрым журналистом. Ей постоянно хотелось есть, чувство голода лишило ее покоя. Вот бы встретить очередную растеряху, обронившую сторублевку, размечталась Лариса. Вместо ожидаемого приятного сюрприза ей на глаза попался Стогов.
- Почему ты самовольно покинула отделение?
Голос начальника был строг, но беспристрастен, что и смутило Ларису. Если бы Стогов кричал, ругался, она с чистой совестью ответила бы ему взаимностью. Лариса почти физически ощущала давление чужого взгляда, подавляющего ее силой своей власти. Он ждет, но терпение Стогова небезгранично. Лариса открыла рот, но к ее удивлению с языка не сорвалось ни единого звука. Корчагина беззвучно хватала ртом воздух, пытаясь произнести хоть что-нибудь в свое оправдание.
Спасло Ларису внезапное обстоятельство. Совершенно неслышно к заведующему приблизилась Жанна Васильевна и доложила, - Олег Петрович, вас главный просит к телефону.
Провожая уходящего начальника встревоженным взглядом, Корчагина словно приросла к месту. Странно, она должна радоваться, тяжкий груз с души свалился, однако Лариса испытывала страх, граничащий с ужасом. Может, что случилось в ее отсутствие?
- Вам нечем заняться, Корчагина? В седьмой палате не выполнены врачебные назначения, во второй не собран анамнез, - развернувшись на тонких каблучках, доктор Капелян моментально утратила к подчиненной интерес.
Чаи пошла гонять, мрачно отметила про себя Корчагина. Лично ей Жанна Васильевна ничего плохого не сделала, но ко внешне лояльной, в меру требовательной Капелян Лариса испытывала необъяснимую неприязнь. Самое верное в настоящий момент, отправиться исполнять свои служебные обязанности, но от осознания неизбежного Ларисе не становилось легче. Регулярные обходы палаты, забота о пациентах, неукоснительное следование врачебным назначениям, но если бы только это … Помимо всего прочего в обязанности медсестры входило ведение множества никчемной, по ее мнению, документации: журнала учета приборов медицинского назначения, книга жалоб и предложений пациентов, тетрадь с подробным планом методических занятий младшего медперсонала, многочисленные рефераты с тщательно выполненными вручную цветными вкладками – все это медсестры, согласно распоряжению заведующего отделением должны были регулярно ему демонстрировать, в качестве подтверждения своей квалификации. Ранее, когда за труды платили, Лариса, хотя и ворчала, но исполняла  все, что положено. Но теперь?! Голодный паек, абсолютно незаслуженный, возмущала Корчагину до глубины души. Почему, ради чего она должна горбатиться? Ей не нужно брошенное вдогонку запоздалое «спасибо» за надлежащий уход и заботу о немощных и не очень. Ларису беспокоило отсутствие благ, положенных ей по праву рождению. Ей - привыкшей к выполнению любой ее прихоти, о которой она без смущения заявляла родителям, не сомневаясь, что те приложат все усилия для того, чтобы их «дорогая, ненаглядная девочка» ни в чем не нуждалась.
Сегодня, когда в роли волшебников выступать было некому, ей оставалось только мечтать и надеяться, что скоро станет лучше. На фоне постоянно ухудшающихся условий жизни Ларисе не было никакого дела до страданий таких же, как и она простых смертных. Хотелось многого: модной одежды, дорогих подарков, главное, любви и обожания поклонников. Своими вожделенными фантазиями она ни с кем не делилась, и не потому, что опасалась выглядеть распущенной, развратной, вовсе нет. Скорее, подобная скрытность вытекала из опасения быть непонятной. «Юная девушка должна задумываться о собственном предназначении в жизни. Прежде всего, она – труженица, а уж после все остальное», так напутствовали Ларису и других выпускниц в медучилище. Ну, уж, нет. Ломовой скотиной ей не быть. Если бы у нее имелись деньги, много денег, никакая, даже самая интересная работа ей была не нужна. Любовь, ласки, красивые ухаживания…. Прикрыв глаза, Лариса предавалась фантазиям. Ее последний знакомый даже очень ничего. Вот, если бы ей удалось завлечь Дениса. Его быстрые, слегка нервозные движения свидетельствовали о взрывном темпераменте, столь благодарно ею воспринимаемом. Такие, как Денис Кожевников, способны на пламенную страсть, надо лишь немного подзадорить его. Как это сделать, Ларисе было прекрасно известно. Поглаживания, пощипывания – полдела, а вот облизывание языком самых сокровенных мест, мало кого оставит равнодушным.
- Ларка, ты совсем охренела? Чего Новицкому вместо аспирина апрессин сунула?
Лариса лениво взглянула на Краюшкину. Чего та постоянно лезет, куда ее не просят? Наташка отловила ее в коридоре, а то бы Краюшкиной досталось по полной программе. Направляясь в палату, где она, якобы, перепутала таблетки, Корчагина не испытывала и тени волнения. Она не могла совершить ошибку, это исключено. Больной, о котором говорила ей Краюшкина, выглядел вполне нормально. Пожалуй, его не отличишь от остальных спящих. Эх, последовать бы сейчас их примеру, Лариса обвела лежащих завистливым взглядом. Отдохнуть удастся лишь после ухода Стогова.
- Ты куда?
Опять вездесущая Наташка. На лице Корчагиной отобразилась целая гамма противоречивых чувств, от недоверия до неприязни. Сморщенный кончик ее длинного носа производил на окружающих отталкивающее впечатление, но не это обстоятельство возмутило закрывающую проход между больничными койками Ларисе к выходу из палаты. Краюшкина сверлила ее свирепым взглядом, - Набедокурила, давай соображай, что делать будешь?
- Тебе, что, больше всех надо?! – Корчагина сорвалась на крик, разбудивший дремавших. Ничего не подозревающие люди робко выглядывали из-под одеял.
- Мне надо, чтобы начальство ко мне не придиралось. Вот, когда будешь работать одна в смену, делай, что хочешь. Ну-ка, полюбуйся на дело рук своих.
Обе медсестры стояли рядом с койкой, на которой извивался в судорогах мужчина средних лет. Тело его останавливалось лишь на секунды, затем хаотичные мышечные сокращения лишали мужчину положенного покоя. Безразличие Корчагиной нелегко ей давалось. Если недоразумение дойдет до сведения заведующего отделением, ей не поздоровится. Руки ее, с хватающими воздух  пальцами, потянулись к жертве ее рассеянности.
- Сдурела что ли?! Даже, если мы все на него накинемся, не удержим. Сколько ты ему таблеток давала?
- Две или три … кажется.
- Если так, то на передозировку непохоже, – на круглом лице Натальи застыли недоумение и некая озабоченность, привлекшая к ней внимание всех обитателей палаты. Казалось, что и сам Новицкий, если бы это было в его возможностях, заинтересовался планами  инициативной медсестры. И вдруг Корчагину осенило, то, что она собиралась осуществить, она видела в каком-то заграничном фильме. Стоило Ларисе нажать на горло Новицкому, как тот захрипел, но ожидаемого эффекта не последовало, а вот ей самой пришлось нелегко. Сопротивляться грубым потугам Краюшкиной у Ларисы не было сил и желания. К удивлению обеих, судороги у Новицкого прекратились. Изможденное тело пациента получило временную передышку. 
- Измерь ему пульс, а я посмотрю, что делает начальство.
Поступившее от Краюшкиной распоряжение в обычной обстановке вызвало бы у Корчагиной, нетерпящей указаний ни от кого, неприятие. В настоящий момент спорить было некогда, к тому же, поступившее предположение не было лишено здравого смысла. Пульс у пациента оказался учащенным, а по одеревеневшим, скрюченным пальцам Лариса догадалась, не исключено, что судороги повторятся. Пристальный взгляд ее серых глаз был нацелен на лицо Новицкого, походящего на маску, если бы только не подрагивающие веки с редким частоколом обесцвеченных ресниц. – Ну, где же Краюшкина?
По соседству с вопрошающей хрипловато прозвучало, - Скажите, а что с ним такое было?
Любопытствующий парень вполне мог помочь ей, но для этого ей сперва нужно было заручиться доверием добровольного помощника. – Побочный эффект. Такое бывает, когда действующее вещество надолго задерживается в организме, - Ларисе оставалось лишь наблюдать за беспокойным пациентом, с напряжением ожидая наступления развязки. Засосало под ложечкой, и Ларисе вдруг припомнилось, а ведь она сегодня так и не перекусила.
- У него уже так было … ночью. Пошла пена изо рта, и, если бы я не схватил его вовремя, Витя свалился бы с кровати.
Услышанное обескуражило Корчагину, в голову которой закралось неясное пока еще предположение.
- Как он? – в палату ураганом влетела Краюшкина.
Лариса пожала плечами, - Так, пока без изменений.
Неопределенность ее ответа лишь подзадорила Наташу к дальнейшим расспросам, - Не знаешь, у нас в аптечке есть какие-нибудь миорелаксанты?
И опять конкретного ответа Лариса не дала. Переведя задумчивый взгляд на Краюшкину, Корчагина собиралась, в свою очередь, поинтересоваться, - Что именно Наташа имеет в виду? Размашистый шлепок по плечу отвлек Ларису.
- Гляди-ка, а Новицкий пришел в себя.
Реплика Краюшкиной никого не оставила безучастным. Не прилагая к тому никаких усилий, нарушитель спокойствия моментально оказался в центре всеобщего внимания. Приоткрыв рот, он пытался произнести хотя бы слово, но с посиневших губ его не сорвалось ни звука. Беспомощно хватая ртом воздух, Новицкий переводил рассеянный взор с одного на другое, видимо, собираясь что-то сообщить. Тщетно. Все его потуги заканчивались неопределенностью.
- Может, позвать врача? – нерешительно предложила Корчагина.
- Заодно не забудь сообщить, что выполняя врачебные назначения, ты перепутала лекарственные препараты.
На слова Краюшкиной Ларисе было абсолютно наплевать, как, впрочем, и на самочувствие пострадавшего. Покинув палату, она перешла в комнату отдыха.
Ее блуждающий взор скользил со шкафа на старенький столик, используемый в различных целях. Здесь дежурные писали письма, пили чай, готовили пищу. Приоткрыв дверцы шкафчика, Лариса увидела пустые полки, сверху, в хлебнице лежал пустой, скомканный пакет. Все подавляющее чувство голода сильнее терзало Ларису, пока в воображении ее на сковороде, под крышкой шкварчало, наполняя комнату пряными ароматами, куриное филе, рядом, в кастрюле доходило до готовности рассыпчатая гречневая кашка, сваренная на курином бульоне. В холодильнике, кроме коробок с лекарствами ее дожидался любимый торт «Птичье молоко».
- Ну, Лариска, тебе повезло. Стогов уже отошел, жаль, что не в мир иной, а Жанну Васильевну при всех моих сыскных способностях, обнаружить не удалось, - довольная сложившимися обстоятельствами Краюшкина развалилась на стуле, с любопытством следя за Корчагиной. Шутливо-говорливое настроение, с  которым Наталья явилась на глаза Ларисы, вызвало ее недовольство. Чему радоваться? Материальные неудачи лишали ее планов не только на благополучное будущее, Ларисе приходилось отказывать себе во многом необходимом, в том числе, и в желании устроить собственную личную жизнь. А так хотелось быть счастливой. 
- Чего жуешь?   
Завистливый взгляд не смутил жадно заглатывающую дармовое угощение Краюшкину. – На кухне раздобыла. Излишки производства.
На ее глазах эти самые излишки исчезали с молниеносной быстротой. Ларисе оставалось лишь облизываться. Наконец, она не сдержалась, - Может, со мной поделишься?   
Аппетитный мясной кусочек исчез в необъятном рту ненасытной Краюшкиной. Оторвавшись от содержимого маленькой кастрюльки, Наталья с сожалением обратила свое внимание на вопрошающую, - Угостила бы, да не чем.
Громкий вздох в ответ, отнюдь не вызвал ее сочувствия. В жизни каждый за себя, таков закон выживания. У Краюшкиной не было желания посвящать напарницу в секреты своей находчивости. Однако, взятой с поличным Наталье пришлось идти на попятный. – Понимаешь, Ларка, на кухне всякий божий день имеется, чем поживиться. Завтра, по уточненным сведениям, ожидается мясной рулет с картофелем и овощами.
- Завтра я выходная, а потом, до завтра еще нужно дожить, - Лариса жалобно взглянула на Наташу, - А если я сегодня к ним схожу?
- Нет, нельзя.
Мощная струя воды смывала былое великолепие со стенок кастрюльки, а ведь зайди она пораньше, хватило бы и ей. Лариса еще раз заглянула в холодильник. Но ничего нового на его полках не появилось, - У тебя есть, чем перекусить?
- Нет, - зевая, Краюшкина продемонстрировала великолепный зубной ряд, позавидовать которому не отказалась бы и столичная знаменитость. Своими отточенными годами многочисленных тренировок зубами Краюшкина дробила бесчисленные карамельки, будто семечки щелкала. Самое удивительное, Любительница сладкого никогда не жаловалась на зубную боль, от которой частенько страдали коллеги Натальи. Поймав на себе пристальный взгляд, Краюшкина добавила, - Сильно жрать хочешь? Ладно, научу тебя, как не протянуть ноги. Пошли.
По дороге к обещанном угощению, Лариса шепотом полюбопытствовала, - Наташ, а откуда на кухне излишки производства?
Резко остановившись, Краюшкина подбоченившись, спросила, - Ты жрать хочешь, или в Пинкертона играешь? Меньше знаешь, лучше спишь. Ну, вот, мы почти у цели.
Несколько минут спустя Лариса сделала еще одно открытие. В отделении некому не возбранялось  промышлять тем же самым способом, который практиковался в компании ее дворовой приятельницы Анюты. Пока больные спали, напичканные седативными снадобьями, медицинский персонал мог забирать себе все самое лучшее, из того, что приносили пациентам сердобольные родственники. На этот раз добыча оказалась более, чем скромной: наполовину опустошенный пакет сухарей и пары слегка сморщенных яблок. Вернувшись в комнату отдыха, Наталья поделилась с Корчагиной яблоком и меньшей половиной сухарей. Лариса расценила дележ несправедливым, ведь Наталья и так неплохо закусила, но высказывать собственное несогласие вслух не торопилась. Вдруг Краюшкина все заберет себе?
- Ты из какой палаты брала? – без задних мыслей спросила Корчагина, но реакция на ее вопрос оказалась совсем не той, на которую рассчитывала вопрошаемая.
- Тебе чего за дело? Самая жалостливая? Можно подумать, ты этим не занимаешься?! – голос Краюшкиной взвился до самых высоких тонов. Рассерженная девушка потрясла наполовину опустошенным пакетом сухарей перед физиономией напарницы, - Отнести?
Остатки совести отступили на второй план, при одной мысли лишиться доступного и вполне заслуженного, пусть и скромного угощения, - Наташ, дай мне поесть.
Швырнув пакет с сухарями на стол, Краюшкина удалилась. С жадностью завладев пакетом, Корчагина накинулась на его содержимое. Сухари показались Ларисе замечательными, в меру поджаренными и соблазнительно хрустящими на зубах. Даже резкая боль, поразившая зуб, недавно лишившийся пломбы, не помешала насыщению. Редкие вкрапления изюма Лариса поначалу не замечала, однако, утолив первое чувство голода, она получила возможность смаковать каждый кусочек. Надо же, она ранее и не догадывалась, что обычные сухарики могут быть такими вкусными, к изумлению Ларисы она так увлеклась, что пакет моментально опустел. Еще бы чайку горячего напиться, размечталась Корчагина, а  после соснуть, хотя бы часа два-три.
- Нажралась? Теперь пора делом заняться.
Внезапное появление Краюшкиной помешало осуществление радужных планов. – Чего ты командуешь? Ты мне не начальница.
- Вот ты как заговорила. Может, тебя кормить не нужно было?
Ехидство напарницы задело Ларису за живое, - Без твоей помощи обошлась бы. А яблоками ты не собираешь со мной поделиться?
Не без труда она поймала своими неловкими руками брошенное, словно подачку угощение. На глазах у ухмыляющейся Краюшкиной Лариса откусила большой кусок от яблока и начала не спеша пережевывать его, мысленно успокаивая себя. Плевать я хотела на эту распоясавшуюся нахалку. Пускай не рассчитывает, что я  подавлюсь.
Вкус яблока соответствовал его неказистому внешнему виду, потому Лариса не доела его, отправив остатки в корзину для мусора. 
- Чего яблоками бросаешься? Больше не получишь.
Ехидство на физиономии Краюшкиной уступило место злости, которую Лариса встретила с улыбкой на губах. Пускай злорадствует. А я послушаю, чего интересного Наташка еще скажет. Лариса решила отмалчиваться. Обе медсестры буравили друг друга неприязненными взглядами. Никто из обеих не намеривался уступать. Чем кончиться это противостояние, нетрудно было догадаться. К соглашению им не прийти, и, стало быть, придирок от начальства не избежать.
Чего мне с ней делить? Наташка, в сущности, сама пострадавшая. Зарплату нам задерживают, а работать заставляют, как прежде, не делая никаких поблажек. Последствия безденежья самые непредсказуемые, и побаловать себя хочется, особенно, когда другие себя не ограничивают. – Наташ, подумай, к чему нам ссориться?
Пожав сутулыми плечами, Краюшкина согласилась, - Да, вроде, делить нам нечего, - беззаботно зевая во весь рот, она добавила, - Спать ужасно хочется.
Лариса не могла с ней не согласиться. Перекусив, она ощутила небывалую усталость, клонившую ее в сон. Ради того, чтобы как-то сдержаться, Лариса покусывала себе губы. Недавно Анюта обмолвилась, что у Ника из соседнего дома, грядет день рождения. Надо у нее выяснить, где ребята собираются его отмечать? В кафе дорого, если у кого-нибудь собраться, надо заранее скинуться, закупить съестное и спиртное. Господи, вот размечталась. В магазинах пустые прилавки.
- Лариска, чего бормочешь?
Увлеклась она, сама с собой стала разговаривать. Ладно, такое с каждым может быть. Потяжелевшие веки плавно сомкнулись, но уснуть Ларисе помешал очередной вопрос.
- Ларис, журналы будем заполнять? – голос вопрошаемой звучал невнятно.
- Неохота. Я уже сплю, - один глаз Корчагиной приоткрылся, одновременно ее осенило, - Может, посадить за писанину кого-нибудь из …
- Завтра, все будет завтра.
Наступившее следом безмолвие принесло желанное облегчение. Короткий сон избавил девушек от проблем и забот, им не мешал даже яркий свет и приглушенный шум, доносившийся из коридора.
Длинный, темный тоннель, по которому она летела, пугал ее неизвестностью. Напоминающий холодное подземелье, он петлял из стороны в сторону. Навстречу ей приближались неясные белые очертания, постепенно обретающие знакомый облик. К ней тянулись руки, кажется, они хотели ее обнять. Лариса не отрывала от дрожащих конечностей немигающего взгляда. В озаренном огненным светом лице она узнала маму. Неведомая сила толкала ее вперед, удаляя от любящего человека. Всякий раз, когда Лариса всматривалась в мелькающее перед ней лицо, радуясь и одновременно переживая разочарование, она ждала новых встреч и верила, что впереди непременно будет Он. Неважно, как его зовут: Денис, Иван, Петр или Костя. Любовь и всестороннее прощение она получит именно от своей второй половины. Шестое чувство подсказывало ей, что их союз получит продолжение и, Лариса, наконец, ощутит себя истинной женщиной.
Внезапное пробуждение вызвало ее недоумение. Лариса сидела на полу, прислонившись к ножке стола.
- Очнулась уже, - то ли спрашивая, то ли констатируя действительность, промолвила Краюшкина.
Протянутая к ней рука так разнилась с тем, что недавно пережила Лариса. Медленно приподнимаясь, она болезненно поморщилась. У нее все болело внутри, тело ее имело многочисленные ушибы и ссадины.
- Ты от кого-то защищалась, даже дралась с кем-то невидимым, - пояснила Наташа.
Ларисе нечего было ответить, все происходящее с ней казалось таким невероятным, что все это хотелось поскорее забыть. Подходящий выход избавиться от неприятных воспоминаний – завести разговор на отвлеченную тему. – Наташ, поделись секретом, как тебе удается выживать при отсутствии денег?  Спрашиваю тебя не из праздного любопытства, хочу последовать твоему примеру.
Сказано это было вполне искренне, что располагало ответчицу к взаимности. Краюшкина проявила излишнюю подозрительность, - Не пойму никак: ты – дурочка, или прикидываешься? Ты, чего новичок в больнице? Как будто ты …
Ответ напарницы возмутил Ларису, ради того, чтобы приглушить душевную боль хотелось кричать. - Я тебя, как знающую спрашивала, а ты … Ты только оскорблять умеешь. На будущее: не смей указывать, чем мне заниматься. Ты мне не начальница! – хлопнув дверью, Лариса прихрамывая, покинула комнату отдыха. 
Приглушенный свет в коридоре слегка остудил воинственный пыл Корчагиной. Привычная обстановка: разбитый плинтус, стертый до дыр линолеум, накренившиеся косяки больничных палат со скудной обстановкой производили унылое впечатление. В былые времена, когда материальное положение больницы не было столь плачевным, работа здесь приносила удовлетворение,  а регулярно выдаваемая заработная плата расценивалась в качестве достойного вознаграждения. Вспоминая шумное застолье: празднование дней рождений, именин и просто дружеских посиделок без всякого повода, Ларисе оставалось лишь вздыхать. Кажется, что это было так давно, как и ее устройство медсестрой в больничное отделение. Когда-то юной выпускнице профильного учебного заведения больничное руководство обещало все блага. С тех пор прошло пять лет. Особых привилегий Лариса не увидела, кроме, как положенного ей по трудовому законодательству льготному режиму работы. Больших денег она не заработала, ей едва-едва хватало на жизнь. «В неудачное время пришли вы к нам, бесперспективное», посочувствовала выпускницам медучилища старшая медсестра Светлана Петровна. Оно для всех неудачное, мысленно согласилась Лариса в ответ. Перестройка лишь звучала заманчиво, внушая людям много надежд на безбедное будущее. В действительности изменения в общественно-политической жизни страны коснулись лишь тех, кому было, что терять. Малоимущие, которых среди населения страны большинство, как были не с чем, так и остались с носом. Лариса с ностальгией вспоминала свое детство, когда еще был жив ее отец, генерал-майор. Как ей сегодня не хватает его любви и подарков, их «любимая доченька» всегда ждала с нетерпением. Сегодня ей самой приходиться делать себе подарки. Горек вкус дармового угощения, запивать разбавленный медицинский спирт было нечем. Как бы ей пришлось кстати недоеденное, пусть и безвкусное яблоко. Выход нашелся быстро. В кармане висевшего в шкафу халата старшей медсестры отыскалась закуска. Без вины виноватая Светлана Петровна расплачивалась за собственное пристрастие к сладкому. Запихивая в рот карамельки, Лариса едва не подавилась, обнаружив, что за ней ведется наблюдение. Два прищуренных глаза сверлили ее жадным взглядом.
- Что ты здесь делаешь? – наконец, выдавила из себя Корчагина.
Мужчине, к которому она так по-простецки обращалась, было под пятьдесят. Наблюдательный пункт, выбранный им со шпионскими целями, занимал выгодное стратегическое положение. Если бы не излишняя настырность Городова, Лариса не скоро заметила бы его. За столиком, на котором готовили для  медицинских процедур инструмент, прислонившись к стене, сидел Павел Валерьянович. Шторы он использовал, как ширму. Неизвестно, как долго он пребывал в укрытии, но вернуть его в палату желательно было, как можно раньше. На ее вопрос больной не ответил, в таком случае нечего было разводить с ним беседы. – Вставай, давай! – резко бросила Лариса.
Однако ее решительное требование не подвигло нарушителя ретироваться. Не найдя ничего лучшего, как щелкнуть выключателем, Корчагина быстро, насколько позволяли ей ее физические возможности, выскользнула из процедурной, заняв сторожевой пост по другую сторону двери. Сидеть в темноте по доброй воле найдется мало желающих. Городов, видимо, оказался из таковых. Стоять в ожидании, пока он соизволить выйти, быстро наскучило. Лариса строила предположения: позвать кого-нибудь на помощь или оставить все, как есть? На часах начало двенадцатого ночи, спать пора. При всем желании помощи ей ждать неоткуда. Стало быть, придется воспользоваться хитростью. Заглянув в процедурную, где она собиралась провести время ночного отдыха, Лариса равнодушно бросила в темноту, - Эй, слышишь? Тебя по телефону спрашивают.
Вопреки ее расчетам, ответной реакции не последовало. Из ряда вон выходящая ситуация не оставляла ей выбора. В сон Корчагину клонило давно, и если бы не спор с Краюшкиной: кто из них прав, кто виноват, обе могли спокойно почивать. А теперь Наташка расположилась в комнате отдыха со всеми удобствами, а ей чуть ли не в палатах, среди мужиков придется ночевать.
Приглушенный свет снижал до минимума зону видимости, но и того, что ей удалось лицезреть было достаточно. В каждой из трех палат отделения, где имелась свободная койка, жизнь после  десяти вечера била ключом. Чтение книг с фонариком, игры в карты, шахматы – излюбленный досуг некоторой категории пациентов приемного отделения. Как-то было дело, Ларисе надо было устроить с комфортом названного троюродного брата, скромного, неприметного технолога химического производства. Пока он, наконец, обрел статус пациента, чем остался и доволен, Сергей сменил две палаты. Следовать его примеру в планы Ларисы не входило. Нашлось, где голову примкнуть, рыскающий взгляд ее сосредоточился на комнате отдыха. Почему бы не пойти по пути наименьшего сопротивления?
В процедурной за время отсутствия Ларисы произошли изменения. На единственной в наличии койке сном младенца спал Городов, не исключено, что он притворялся таковым. Ну ладно, а она вколет ему реально, решила Лариса. Ради осуществления задуманного она щелкнула выключателем, и тут застыла от неожиданности. Вот это да! Не иголка в стоге сена пропала, целая койка. Растерянная Лариса стояла, гадая, а что же ей теперь делать? Может, обратиться в соседнее отделение? Усталая рука бессильно повисла, не найдя себе применения. Корчагина буквально застыла на ходу.
В комнате отдыха царил покой, который ради полноценного ночного отдыха следовало сохранить. Вот та кушетка у окна, обдуваемая ночным ветерком, вполне подходящее место для ночлега.
- Гаси свет сейчас же! Спать хочется.
Лариса с завистью взглянула на Краюшкину. Вот, если бы диван, на котором та почивать изволит, да разложить ….
- Да выключи ты свет, окаянная! – в сердцах воскликнула Наталья.
Пришлось удовольствовать кушеткой. Теперь у нее и подушка и одеяло и другие постельные принадлежности имеются, сон пропал. Ворочается Лариса с боку на бок, и глаза крепко зажмуривает, это, чтобы темнее было. А то, когда глаза к темноте привыкают, уже ночь – не ночь, и спать не хочется. А Наташка спит, и никакая яркая луна ей нипочем. Мне только вздыхать остается, и ждать конца длинной смены. Был бы у нее любимый мужчина, не о работе она задумывалась. Ей всегда хотелось сражать наповал, так, чтобы импозантный мужчина лишь только взглянет на нее, и готов. Главное, чтобы Наташка и остальные недоброжелатели видели ее победу. Мать ее стара и немощна, к сожалению, вот и будет ей на смену мужичонка.
Эх, почему, как только она закрывает глаза, ей видятся кустистые брови, сдвинутые к переносице и обиженно выпяченная нижняя губа? А еще пара пронзительных глазок, сверлящих ее в разных направлениях. За ней установлена шпионская слежка. Может, это инопланетяне, те, что с летающей тарелки? О своем необыкновенном открытии Лариса на этот раз некому не расскажет, а то отыщутся недруги, которые рассмеются ей прямо в лицо.
Странно, ее глаза так быстро привыкли к темноте, что она на темень не обращает никакого внимания. Вот, форточку Наташка забыла закрыть, холод напустила, непорядок. Накрывшись одеялом, так, что наружу торчал лишь один ее длинный нос, Лариса стала считать до ста. Дошла до шестидесяти с лишним, бросила это бесполезное занятие. Эффект, на который Лариса рассчитывала, так и не наступил. Может, пол вымыть, он весь в пятнах, и грязь еще какая-то необыкновенная, удивлялась Лариса. Пятна движутся, кому рассказать, не поверят. И не бывшего Ваньки брюки, носки по комнате летали, то бывало, когда Краснов напивался. Вот бы одним глазком увидеть своего школьного Ромео, хотя имя Виталий ему больше к лицу. Такого послушного мальчика, как Аносов, можно водить без поводка. Виталик прекрасно выдрессирован, без всяких на то усилий с ее стороны, другие постарались. И на том спасибо. Неудачной оказалась ее недавняя попытка, не беда, она готова предпринять еще одну. 
Все-таки пятно очень быстро движется. А если, запустить в него тапкой?
- Ты, что сдурела?!
Крик Краюшкиной переполошил всех, кто находился поблизости. Лариса попыталась ее успокоить. – Представляешь, мне на глаза попалась ходячая грязь. Ты когда-нибудь с подобным сталкивалась?
- В час ночи – самое подходящее время для того, чтобы делить собственными впечатлениями. Корчагина, ты думаешь, когда делаешь? Ни черта ты не думаешь! Я тебя прошу, помолчи до утра, хотя бы.
Придется, раз просят. Непроизвольный вздох дал понять вразумляющей, что ее пожелание будет исполнено. Ночью надо спать, но как это сделать, если расхотелось? Прикрыв глаза, Лариса погрузилась в сладкие грезы. Воображение рисовало ей любимые черты: высокий лоб, на который игриво упала непослушная челка, красиво очерченные брови, сведенные к переносице, карие глаза, обладающие каким-то магнетическим взглядом. Стоило только вспомнить, как Лариса вновь ощутила себя юной девочкой в центре чужого внимания. Ей завидовали, глядя на привилегии, которыми она пользовалась, но отказаться от них было выше ее сил.
Но оказывается, лишение материального благополучия – еще не самое страшное. Где сейчас ее милый друг, кого ласкает взгляд его бархатных глаз, оставалось лишь гадать. В медицинском училище его, небось, взяла в оборот какая-нибудь пронырливая курица. Робкий тихоня, вроде Виталика будет послушным, но это вовсе не означает, что ему без разницы, кого любить. Истинная любовь отличается неосознанностью и не подчиняется никаким расчетам. Решено, им с Виталиком обязательно нужно встретиться. Любящие друг друга люди поймут все без слов. И еще как убедить Виталия, что только его она и ждала. После пышного, непременно торжественного бракосочетания. Они поселяться в их маленькой, но уютной квартире.
Несильный, но чувствительный толчок в бок прервал ее мечтания. Лариса открыла глаза.
- Ты чего хотела? – на нее в упор смотрели Наташкины глаза.
Лариса не сразу сообразила, что отвечать. Кажется, ей снился кто-то из больных, но в связи с чем, Лариса вспомнить не могла. В окно заглядывало морозное утро, и хотя до полного рассвета было далеко, шумные вороны уже начали покрикивать.
- Наташ, меня вчера спрашивал школьный друг, Виталиком зовут. Он хотел рассказать о своей работе, медбрат он …
Краюшкина ее не дослушала, вышла, сообщив, что ждет Ларису в комнате отдыха для выполнения цветных вкладок в рефератах. Очень нужны ей какие-то картинки, когда, можно сказать, решается ее судьба. Вслед ушедшей Лариса скривила физиономию, и тут же черты ее личика разгладились в нежной улыбке. «Витапий Аносов» - как замечательно звучит, Лариса Аносова – немного непривычно. Все сомнения пройдут, стоит только поцеловаться, всему придется учить этого скромника. Но страсти не обучишь, она или есть или нет.
- Ларис, ты зачем больных пускаешь в процедурную?
И на этот вопрос Натальи ей нечего было ответить. Перекладывая бумаги, разложенные на столе предусмотрительной Краюшкиной, Лариса клевала носом, и потому немало путала при их заполнении. Краюшкина тоже путает, упоминая о каком-то нахале, расположившемся на кушетке. Быть такого не могло, ведь она до полуночи болтала с Виталиком. Наташку не позвали, вот она и обиделась. Завидует, и пусть. Когда она увидит, как сильно меня Виталик любит, порадуется за нас.
А снег за окном будет падать и падать, как вихрастая челка на лоб Виталика при робких поцелуях, постепенно переходящих в страстные. Раз, два, три, четыре … восемь, десять… Собьешься со счета, Лариска. Холодные ли это снежинки либо обжигающие поцелуи? В ответ косая усмешка и горсточка растаявших снежинок на мокрой от слезинок ладони. Любит, не любит?