Человек из ниоткуда. Глава 27. Побег

               



          Сегодня он опять отказался от прогулки. Тюремный дворик сейчас полон арестантов, Ларри не хотелось не с кем встречаться. Происшедшее с ним казалось бесконечно страшным сном, тем невероятнее была жестокая реальность. Наверное, он уже смирился бы со своим положением без вины виноватого, но последняя его встреча с комиссаром Фарноном вынудила Ларри взглянуть на случившееся по-иному. Человек, которого он любит более всего на свете, в истории с мечом короля Ричарда оказался крайним. Парвати еще как-нибудь выкрутится, ее дядя не разбирается в старине, а копию меча Ларри изготовил мастерски. Помогал ему настоящий мастер кузнечного дела из Леруика. Подумать только, подделка со  вставленными стекляшками пятый месяц лежит в  витрине Исторического музея, а подлинный меч похищен. В этом, наверняка, замешан кто-то из посвященных, тот, кто успел испытать силу волшебного оружия. Не исключено, что комиссар Фарнон говорит неправду. О мече он услышал от Патти. Какие тайные цели преследует эта выдумщица, Ларри мог лишь догадываться. Может, она сама спрятала меч, в связи с ограблением его квартиры, Патти воспользовалась ситуацией и свалила всю вину за происходящее на похитителя. Потери Ларри вполне ощутимы, пропал антиквариат. Запасные ключи от его квартиры имелись у Рокки. Он часто отсутствует дома, в какую-нибудь из его отлучек Парвати могла взять их. Что случилось далее, нетрудно было бы себе представить. Ее ссылки на то, что дядя Томас, в конце концов,  заметит подлог, безосновательны. Если он не сделал этого за пять месяцев, то за будущее можно было не опасаться. Директор музея не часто нисходил до того, чтобы провести ревизию хранящимся реликвиям. Оставалось надеяться, что этим не займутся научные сотрудники. Те, наверное, не пропустят подлога. А если, комиссар сказал правду? Каким образом отпечатки пальцев Бэтти могли оказаться в квартире на Таггет-стрит? Комиссар Фарнон нечестен с ним, одно ясно, что для Бэтти сейчас наступили не лучшие дни, а он прохлаждается в тюрьме. Для работы у него было все необходимое, даже СОПМнаР остался при нем, но никакие новые мысли и идеи не приходили в голову, не до сочинительства было Ларри. А почему он должен сидеть под замком, ведь Огненное Кольцо то же при нем? Ларри в задумчивости уставился на глянцевый ободок металла. Сегодня же ночью он воспользуется им.  Внезапно пришедшая в голову мысль не принесла облегчения, всю оставшуюся жизнь он вынужден будет скрываться. Выбор труден, но он не должен думать о последствиях, когда Бэтти в беде. Коснувшись клавиатуры СОПМнаРа, Ларри  в мыслях взывал к Ириде, она и только она может поддержать его в принятом решении. В этот раз сообщение пришло не сразу. Вслед за изображением миловидного личика со вздернутым, курносым носиком, по монитору побежали строчки:  «Привет, здорово, что ты не забываешь о старых друзьях. Вчера на занятиях нас Исааком разыскивали люди из полиции. Интересовались тобой. Ларри, подожди, не надо пока предпринимать ничего решительного. Ты невиновен, и полиция скоро вынуждена будет признать этот факт. Держись, мы о тебе всегда помним». Вот она и поддержка, и это послание от самой отчаянной девчонки, что же тогда ожидать от остальных? До наступления темноты еще восемь-девять часов, такого длительного бездействия ему не выдержать.  Если он откажется от искового заявления, то пусть считают, что вещи, перечисленные в нем, Ларри продал, а отпечатки чужих пальцев – это нелепая фантазия.
На его звонок явился дежурный охранник. Ларри передал ему написанное на имя комиссара Фарнона заявление, но этого обвиняемому показалось мало, и он стал настаивать на личной встрече с комиссаром.
-  У господина комиссара и без вас хватает дел. Сидите тихо, иначе я порву ваше заявление.
Угроза охранника подействовала. В ожидании  известий от комиссара Ларри рисовал по бумаге, не придавая значения выходящему из-под его руки. Шипы у розы получались слишком большими, цветочные бутоны трансформировались в кувшинки, что в изобилии встречаются на старом пруду в Норидже. Он перечеркнул рисунок и начал заново. Из пересекающихся черточек и плавных линий постепенно возникал образ зверя. Прищуренные глаза, оскаленная пасть – симбиоз человеческого и животного. Голова волка была велика по сравнению со впалой грудью. Ровными штрихами Ларри придал оттенок его шерсти. Изображение получилось натуралистическим, и кого-то сильно напоминала ему. Поверх изображенного Ларри положил еще один лист. Рука застыла в нерешительности, рисовать расхотелось. Почему Патти понадобился меч прямо сейчас? Ответ на этот вопрос надо искать в Инвернессе, именно туда Ларри и отправиться.
Увозили и привозили заключенных, хлопали двери камер, только о нем, казалось, позабыли. Его заявление попало в руки сержанта Ровэрта. Прочитанное вызвало на его скуластом лице хитрую ухмылку, и он постарался, чтобы эта бумага, как можно скорее попала на стол комиссара Фарнона. Если ей дать ход, к обвинениям в адрес Ланкастера добавиться еще одно в лжесвидетельстве. Это было отрадно сознавать, тем более, что обвиняемый даже не подозревал, кто наносит ему удар в спину?  Заклятого врага надо уничтожить, постепенно забирая его силу. Эта неожиданно подвернувшаяся должность офицера полиции в комиссариате для Кидда Ровэрта – настоящая находка. Теперь он расправится с Ланкастером, прикрываясь законом. Шеф доверяет своим подчиненным, и, кажется, доволен им, а сержант Ровэрт не нарадуется на его сына-простофилю. Для того, чтобы залезть в чужую квартиру, нужна решительность. Вопреки ожиданиям Ровэрта, книги Мертвых в квартире на Таггет-стрит не оказалось, но простодушный дурень Эд был счастлив поживе, среди которой находилась искусная подделка.  А он-то надеялся, что выручит за этот меч, украшенный драгоценными каменьями, немало денег. Подлинный меч находился в музее Инвернесса.  Согласно древнему поверью, владеть им может лишь человек с благородными помыслами, только все это – сказки. Пускай Ланкастер похитит меч, а он, Кидд этим воспользуется, не вспоминая о благородных намерениях. Сержант Ровэрт ничуть не сомневался, что обвиняемый отважится на побег, так как есть у Ланкастера еще одна волшебная вещичка, обладать которой Ровэрту очень хотелось, после он обязательно отыщет книгу Мертвых.
-  Сержант Ровэрт, зайдите к комиссару Фарнону.
Хорошо  быть в курсе всех его дел, смекнул Кидд, внимая сказанному мисс Лэтчер, и поспешил выполнить полученное распоряжение.
Комиссар Фарнон встретил его  по-дружески приветливо, - Присаживайтесь, Ровэрт, - предложил он после сержантского рапорта, - Вижу, что вы рветесь работать, но задерживать правонарушителей вам сегодня не потребуется.  У меня для вас припасено более сложное задание. Скажите откровенно, Ровэрт, вы любите трудности?
-  Всегда рад служить, комиссар Фарнон.
-  Тогда вперед, бравый офицер. Сию минуту вы отправляетесь в тюрьму и побеседуете с задержанным мистером Ланкастером. Вам поручено выяснить, что побудило его изменить показания?
Когда Кидд Ровэрт покидал кабинет комиссара Фарнона, услужливость на лице подчиненного сменилась озабоченностью. Не для этого он шесть с лишним лет старался не попадаться на глаза Ланкастеру, чтобы в одночасье обнаружить себя. Надо что-то придумать, не нарушая своих планов, в то же время остаться в лице комиссара Фарнона исполнительным стражем порядка. Вот он и подходящий случай. Навстречу ему, с превышением скорости, мчался роллс-ройс. Кидду осталось лишь рассчитать силу столкновения, и проблема разрешиться. Последнее, что он помнил до удара, как его с силой подбросило вверх, и послушные  руки только вскользь коснулись руля. Джеймс Фарнон видел аварию издалека. Сразу же после ухода сержанта Ровэрта, комиссару позвонил начальник тюрьмы с просьбой срочно приехать. Как не был занят Джеймс Фарнон, он откликнулся на призыв, зная, что господин Седрик Латьер по пустякам беспокоить не станет. 
 Какая досадная оплошность, как же такое могло случиться, сетовал Джеймс Фарнон, в досье Ровэрта было сказано, что он хорошо водит машину. Но в происшедшей аварии виноват именно он. По мнению комиссара Фарнона, водитель роллс-ройса не нарушал правила дорожного движения, он всячески пытался избежать столкновения. Разговор с Ланкастером придется отложить на потом, в данный момент, главное – позаботиться о Ровэрте. Фольксваген комиссара приблизился к месту аварии, где уже начали собираться случайные свидетели происшедшего. Лобовое стекло служебного вольво было испещрено трещинами и забрызгано кровью. Со стороны водительского места на кузове была заметна сильная вмятина.  Не без опасения заглянул Джеймс Фарнон в салон автомобиля. Ровэрт повис на руле. Невольное сострадание шевельнулось в душе комиссара, может быть, напрасно он подозревал сержанта в двуличие? Его беспомощность гасила воинственный пыл Фарнона. Если бы он знал: «как», то непременно оказал пострадавшему помощь. Но, похоже, травма была нешуточная, а в подобном случае, трогать человека не рекомендуется. Когда уехала машина медицинской службы,  комиссар Фарнон поспешил в тюрьму.
Лайенс Седрик Латьер занимал пост начальника тюрьмы около восьми лет, за все это время, ему в голову не приходило мысль о смене места службы. Каждый день, не считая выходных и отпуска, он собирался на работу с таким воодушевлением, с каким, пожалуй, не всякий музыкант спешит на генеральную репетицию. Ради власти над людьми Латьер готов был позабыть о насмешках супруги и перешептывании собственных детей за своей спиной, об отсутствии друзей и невысокой зарплате. В своем обособленном «государстве» он был всем и многое мог себе позволить. Он еще не решил для себя, так уж ему мешает Ларри Ланкастер, чтобы заранее причислить его к стану врагов. Он, Седрик Латьер, привык во всем разбираться самостоятельно, и указания Посланников Тьмы для него не закон.
Выглянув из окна своего рабочего кабинета, он увидел знакомую картину, доставили нового постояльца, именно так Латьер называл заключенных, вне зависимости от тяжести совершенных ими деяний. Некоторые из них не раз побывали в его кабинете, прежде, чем понести наказание за нарушение правил внутреннего распорядка тюрьмы. Были среди них такие, какие боялись начальника тюрьмы, ненавидели его, но ни одного из них его личность не оставляла равнодушным. За разрешение внутренних конфликтов начальник тюрьмы всегда брался самолично, но сегодня был не такой случай.
-  Прошу простить меня, господин Латьер, задержали непредвиденные обстоятельства, - комиссар Фарнон развел руками и попробовал улыбнуться.
-  С кем не бывает, - понимающе ответил начальник тюрьмы. Затем неожиданно, без всяких вступлений он произнес, - Взгляните на послание, что мне доставили сегодня утром, - он передал Джеймсу Фарнону белый конверт.
При слове «послание» комиссар Фарнон вздрогнул, но, заметив, что Седрик Латьер пристально за ним наблюдает, постарался взять себя в руки. Письмо было анонимным. Набранный на компьютере текст гласил: «…Мы обращаемся к Вам в надежде, что равнодушие вам неприсущее. В социальной обстановке современного общества зреет недовольство действующей системой правоохранительных органов.  Озлобление людей достигло предела, среди них имеются и такие, которые считают, что бремя, возложенное на налогоплательщиков и так велико, чтобы взимать еще и средства на содержание заключенных. Тех, кому небезразлична судьба сотен томящихся в застенках граждан, а преступник не теряет подданства, будучи лишенным свободы, мы предупреждаем. В любое время, начиная с 20 апреля, на территории вверенного вам заведения, может быть совершен террористический акт. Будьте бдительны».
Дочитав письмо, комиссар Фарнон взглянул на начальника тюрьмы. Похоже, это первое полученное им анонимное письмо.
-  Что вы об этом думаете, господин комиссар?
-  Я думаю, что вы, как любой здравомыслящий человек не должны предавать значения подобным письмам. Если бы над тюрьмой нависла реальная угроза, радеющий за чужую жизнь благодетель, не стал бы скрывать своего имени. Но мне хотелось бы услышать ваше собственное мнение.
Моложавое лицо Седрика Латьера выглядело озабоченным. Раз уж он начал, придется раскрыть все карты, -  Дело в том, что это -  не первое послание. Почти  два месяца прошло с тех пор, как я регулярно, раз в неделю получаю подобные письма.
-  Это – провокация, но, - комиссар Фарнон взглянул на дату, - надо быть готовым ко всему.
Он и сам так считал, что в жизни надо быть готовым ко всему. Начальник тюрьмы распорядился усилить охрану. Офицеры со специально обученной собакой обошли всю территорию, заглянули во все хозяйственные постройки, обследовали подвалы и не обнаружили ничего подозрительного. Точная дата в анонимных письмах не была указана, но ждать неприятностей можно было, начиная с сегодняшней ночи. Плохие предчувствия не покидали начальника тюрьмы. Вечером, он, пожалуй, останется на службе. Ему в голову пришла ужасная мысль, а что если террористам уже удалось пронести на территорию тюрьмы взрывчатое вещество? Холодный пот прошиб его, сейчас, наверное, он выглядит не лучше осужденного на пожизненное заключение. Решение пришло мгновенно, времени на его исполнение у него еще хватит. Комиссар Фарнон   не предложил ему помощь, пусть, Латьер обойдется собственными силами.
Появление в камерах начальника тюрьмы вызвало удивление у заключенных.  Кто-то на требование «выйти в коридор» угрюмо подчинился, некоторые открыто выражали свое недовольство, но были и такие, которые проявляли неповиновение.
-  Мистер Ланкастер, вы плохо слышите? – начальник тюрьмы еще раз громко повторил приказание.
Ларри не двинулся с места. С  задумчивым видом он продолжал сидеть на лавке, вперив взгляд в одну точку на противоположной стене.  Казалось, он был так сосредоточен созерцанием облупленных стен, что не замечал ничего вокруг.
-  Эй, Ланкастер, проваливай живее в коридор.
Не услышать громкого окрика офицера службы охраны было невозможно. Уже проявили беспокойство заключенные из соседних камер. Офицер сделал несколько шагов по направлению к Ларри, но начальник тюрьмы властным жестом задержал его, - Оставьте нас двоих.
Офицер внимательно посмотрел на худую, слегка сгорбленную фигуру Седрика Латьера. Он не ослышался, начальник тюрьмы хочет остаться наедине с маньяком?
-  Вы не ослышались, капитан Вернон. Подождите меня в коридоре.
Ларри не изменил своего положения, когда дверь за офицером охраны закрылась. Он не обращал внимания на присутствие постороннего. Седрик Латьер присел на край лавки, чуть поодаль от Ларри, и с любопытством взглянул на него. Губы заключенного беззвучно шевелились. Скользя взглядом по лицу, Латьер отметил, что выглядит оно неухоженным, несмотря на то, что все необходимые для этого условия имелись. Небритый, со впалыми щеками, видимо, результат недоедания, с темными кругами под глазами, Ларри выглядел значительно старше своих неполных двадцати пяти лет. Своим упрямством, желанием противопоставить себя остальным он напоминал Седрику Латьеру без вести пропавшего младшего брата. Анонимное письмо с предупреждением оказалось у начальника тюрьмы при себе, он вдруг решился на неслыханный поступок. Протягивая конверт Ларри, Латьер спросил,  - Как вы считаете, можно ли доверять написанному?
Примерно с полминуты Ларри находился, словно в другом измерении, затем, открыто взглянув на начальника тюрьмы, коротко бросил, - Извините. – Быстро пробежав лист глазами, он ответил, - Не похоже на то, чтобы это сочинил сумасшедший. Времена сейчас действительно неспокойные. Лучше отнестись к предупреждениям серьезно, сегодняшней ночью -  особенно.
Вновь Ларри утратил интерес к окружающему, внимание его завладели какие-то мысли, которыми он спешил поделиться с бумагой. Латьер ушел, и его уход, кажется, остался незамеченным. Он постепенно обошел все этажи, на это был потрачен весь остаток вечера, но начальнику тюрьмы не стало от этого легче. Слова Ланкастера лишили его покоя.  Стучало в висках – верный признак того, что повышенное давление вскоре даст о себе знать. Прогноз погоды был неутешителен, ожидалась перемена погоды. Не успокаивал даже излюбленный чай с бергамотом. Латьер утешал себя, что сделал все возможное для поддержания порядка в вверенном ему заведении. «Это глупо – находится на работе круглосуточно», - заявила ему супруга. – «Подчиненные решат, что у тебя разлад в семье, пойдут пересуды». Энн, может быть, и права, но ей неведома вся серьезность положения. Не может он в такое тревожное время  покинуть свой пост. Сейчас полдесятого вечера, уже стемнело, а в тюрьме, будто бы разгар дня, охрана удвоила свою бдительность. Для того, чтобы не уснуть, Седрик Латьер взял книгу из шкафа. Ему попался «Призрачный замок», роман, который он перечитывал ни один раз. Раскрыв книгу наугад, Латьер погрузился в чтение.
«Замок стоял, окруженный со всех сторон непроходимым лесом. Летом, когда дубы-великаны тянули вверх раскидистые ветви, и толстые стволы вязов были укрыты за зеленеющим великолепием, лес, словно крепость оберегал подступы к нему, так, что в вышине были видны лишь остроконечные шпили его башен. С наступлением осени распутица оберегала замок от неожиданного вторжения. Дожди, неистовые ветры, сбивающие с ног, швыряющие в лицо пожелтевшей листвой, чавкающая грязь делали свое дело. Серое небо над головой, без единого проблеска, указывало на приближение скорой зимы, за которой неизменно наступит долгожданная весна. Замок преображался после зимней спячки. Зашторенные глазницы окон распахивались, наполняя залы и комнаты солнечным светом. Казалось, что оживало все вокруг, в том числе и старый замок. Помолодевшим, скинувшим ни один десяток лет, выглядел он со стороны, после того, как отогревался от зимних стуж в щедрых лучах солнца. Одинокий путник ли, перелетные птицы использовали замок, как ориентир, который с каждой весной становился все желаннее. Нынешняя весна была не похожа на предыдущие. Окружающее безмолвие было обманчивым, в воздухе витал ветер перемен. Зеленые дубравы скрывали очень многое. Неуловимые тени проносились мимо на лихих конях. Изредка тишину безмолвного леса нарушал звон мечей, выпущенные со скоростью пули, летели стрелы. Замок взирал на происходящее безучастно. Он будто бы выжидал, пока грянет первый гром».
Громкие грозовые раскаты сотрясали стекла, заставляя вздрагивать. Начальник тюрьмы насторожился. В раскатах грома ему привиделось еще что-то более зловещее, неуправляемое. Может быть, это сбываются предупреждения? Словно подтверждая его  предположения, за окном загремело вновь. Показалось.  Латьер вздохнул, глядя в окно, туда, где бесновался ветер, качая покрытые молодой зеленой порослью ветки. Грозовые раскаты были слышны то ближе, то дальше, временами пугающую темноту неба пронзали яркие вспышки, на секунду  все замирало, затем новый раскат, еще более яростный напоминал, что гроза не собирается сдавать своих позиций. Перевернув несколько страниц, Седрик Латьер продолжил чтение.
«Марион тревожно всматривалась в даль. Утро только занималось, восходящее над лесом солнце, едва позолотило верхушки деревьев. Воздух был наполнен свежестью, после вчерашнего дождя трава казалась покрытой серебром. Как  хорошо было пробежаться по ней босиком, сбивая на ходу тяжелые капли росы. А еще лучше добраться до верхнего луга, откуда далеко видна дорога на Шеффилд, единственный путь к замку и лесам его окружающим. Шериф Ноттингемский ведет беспощадную борьбу с лесными призраками. Не поздоровится и ей с отцом, «пособникам смутьянов», определение прочно к ним пристало, из-за чего и Севернтайн приобрел прозвище «призрачный замок».
Латьер прислушался, ему не показалось, услышанный звук не был похож на раскаты весеннего грома. Сила звука сотрясала тюремные стены. Больше временить нельзя, он должен все увидеть своими глазами. Пройдя темным коридором,  он не встретил ни одного охранника, это еще более усилило его беспокойство. Второй, третий, четвертый этажи были слабо освещены. Лишь приблизившись к чердаку, Латьер выяснил причину, побудившую дежурных оставить свой пост. Едкий дым пробивался из-под его дверей. Было слышно, как по чердаку кто-то передвигается, раздавались приглушенные голоса, дверь оказалась запертой изнутри.
-  Откройте, - требовательно закричал Латьер.
Реакции на его требования не последовало. Торопливо спускаясь вниз, он представлял, сколько времени понадобиться пожарным для того, чтобы добраться до тюрьмы в такое ненастье. Дождь продолжал хлестать по окнам. Распахнув дверь, Латьер выбежал из здания. Без плаща, с непокрытой головой, он сразу же промок до нитки. Горели прожектора, освещая все пространство за глухой стеной тюрьмы, на смотровых вышках он заметил постовых. Внимательным взглядом Латьер окинул все четырехэтажное здание. Свет в камерах, как и положено после десяти вечера, был потушен. Внешне все выглядело благополучно, но что скрывалось за этим спокойствием? Вот, наконец, один из его подчиненных, торопится с рапортом. Латьер откинул со лба мокрые волосы, смахивая на пол дождевые капли. На его озабоченном лице появилось недоумение. Охранник промчался, словно вихрь, даже не обратив на начальника тюрьмы никакого внимания. Наверное, новенький, плохо знаком с порядками. У себя в кабинете Седрик Латьер переоделся и поспешил наверх. По дороге, между вторым и третьим этажами, он встретил капитана Вернона. Тот вытянулся по струнке, рапортуя Латьеру, - Разрешите обратиться, господин начальник?
-  К черту ваши вопросы, я желаю знать, что случилось?
-  Повреждение электропроводки, вследствие короткого замыкания, из-за плохой погоды, о которой заранее не было известно.
-  Значит, виновные в происшедшем метеорологи, так, по-вашему?
-  Не могу знать, господин Латьер.
-  Ступайте прочь, и в следующий раз придумайте лучшее оправдание.
Болван, негодовал про себя Седрик Латьер. Категория людей, которая в любых бедах склонна была винить кого угодно, вспоминая о себе в последнюю очередь, вызывала у начальника тюрьмы острое чувство неприязни. Пока он проделал оставшийся путь наверх, он немного успокоился. Пострадавших на этот раз не было, если не считать залитый водой пол и выбитые стекла. Распорядившись о приведении помещения в  надлежащий вид, Седрик Латьер вновь обошел все этажи, измеряя их крупными шагами, и только после этого отправился к себе в кабинет. Читать ему расхотелось. Если самое страшное позади, то он  еще легко отделался. Завтра он позабудет о потушенном пожаре, и все пойдет по-прежнему. Предчувствия неприятностей почему-то не оставляло Седрика Латьера. Пожалуй, надо ввести за правило обыскивать камеры ежедневно, но тогда привыкший справляться собственными силами, нередко проявляющий недоверие к подчиненным, Седрик Латьер вскоре позабудет, как выглядят родные стены, и потеряет семью.  Энн не одобрит подобного энтузиазма. Утром начальника тюрьмы беспокоили те же управленческие заботы, к ним добавились и хозяйственные. Кажется, днем ничего не ожидается, можно будет и домой съездить. К тому времени Энн сделает все необходимые покупки, и будет ждать детей из школы. Бедняга, часто он бывает к ней несправедлив, все домашние заботы держаться на ней. С рабочего стола на него смотрела фотография супруги, сделанная еще до их замужества. Многие бы посчитали ее лицо заурядным, в ее позе, стоящей в обнимку со стволом старого  тополя, во всем ее облике не было ничего запоминающегося, а все-таки Лайенс позже признался Энн, что полюбил ее с первого взгляда, за что именно, он, уже и сам не помнил. На фотографии, сделанной словно вчера, тесно переплелись две жизни – старая и юная. Старость, готовая поделиться накопленным опытом, цеплялась за веру и надежду, которой у молодости было хоть отбавляй. В свою очередь, юности необходима была поддержка и любовь, проверенная временем. Порой он сам себе казался вот таким, умудренным жизнью тополем, а девочка со светлыми кудряшками оставалась все такой же юной и неопытной.
В кабинет без стука вбежал молоденький сержант, - Господин начальник, Ланкастера в камере нет, – если бы на то была его воля, сержант точно так же быстро и исчез, как появился, но суровый взгляд Седрика Латьера пригвоздил его к месту.
-  Как это нет? Вчера вечером я лично проверял его камеру. Обещаю, если ваши слова окажутся правдой, виновным в происшедшем не поздоровиться.
В глазах подчиненного Седрик Латьер прочел испуг, будто сержант заранее признавал себя виновным. Он обязательно будет найден, решил про себя Латьер. Припомнились ему слова Ланкастера: «..а сегодняшней ночью особенно…» Вот хитрец, стало быть, он заранее наметил побег, и теперь где-нибудь тихо радуется удаче.
Камера под номером сто пятьдесят шесть действительно была пуста. На двери отсутствовали следы взлома, была цела решетка на окне. Из камеры, вместе с Ланкастером исчезли все его вещи, на опустевшей лавке сиротливо лежал брошенный им лист. Латьер поднял его и прочел: «Господа надзиратели, лишенный возможности наслаждаться вашим обществом, вынужден вас покинуть. В современное время за справедливость еще надо  бороться и лучше это делать самому. В моем таинственном исчезновении прошу никого не винить, наказанием делу не поможешь.
 P.S. Вам, мистер Лайенс Седрик Латьер, мой побег не покажется столь загадочным.»
Далее следовала лаконичная подпись: Ланкастер.
Начальник тюрьмы ощутил на себе пристальные взгляды. Он успел уже два раза прочитать послание, не отрывая от него глаз, усиленно соображая, каким образом стоит его прокомментировать? Наверняка, кое-кто из подчиненных уже с ним ознакомились, до того, как решили бежать за начальником тюрьмы.  Двусмысленная приписка могла вызвать их немалое удивление.
-  Вон отсюда, разгильдяи! И пусть постовой с третьего этажа разыщет мне шутника, оставившего эту бумажку.
Подействовало, четверку из караула, как ветром сдуло. У самого Латьера будет дополнительный повод для раздумий. Побег из тюрьмы – неслыханное дело. Можно было только гадать, что за этим последует? От занимаемой должности его, конечно, не освободят, но доверия высших чинов Латьер лишится. Седрик Латьер был немало удручен, за восемь лет его службы в должности начальника тюрьмы, это – второй случай. Если первый ему еще смогли как-то простить, то второй можно  было расценивать, как удар ниже пояса. Сбежавший вор, грабитель – это одно, а маньяк, испарившийся из-под стражи -  совсем другое.  Сейчас же газеты поднимут шум о  том, что общество не в состоянии защитить своих граждан от произвола преступности.  И Ланкастер вовсе невиновен, он просто воспользовался ситуацией, наверное, при аналогичных обстоятельствах, он, Латьер поступил бы точно так же.  Начальник тюрьмы обернулся, оказывается, он не заметил, что начал разговаривать сам с собой. Он поймал любопытный взгляд капитана Вернона. Прескверно получается, услышанное может быть истолковано превратно.  Что делать? Если бы Энн с фотографии могла бы дать ему совет…Кого обязательно придется поставить в известность, так это комиссара Фарнона. Он ведет следствие, и одним из первых должен узнать об этом чрезвычайном происшествии.  Через полчаса Седрик Латьер был в комиссариате. 
-  Да…дело  весьма деликатное, и вне сомнения, не должно быть предано огласке.
Комиссар Фарнон был задумчив, как никогда. Дважды Ланкастер обводил полицию вокруг пальца. «Испариться, исчезнуть», - это уже какой-то мистикой отдает. В первый раз он исчез из собственной квартиры на глазах у кого-то из инспекторов. По тому, как заходили желваки на шее у комиссара Фарнона, Седрик Латьер догадался, что какими-то соображениями  он с ним сейчас поделится. Чью сторону он примет? Начальник тюрьмы застыл, не сводя напряженного взгляда с Джеймса Фарнона.
Спок, вот кто позволил сбежать Ланкастеру в первый раз, а сейчас это же повторил…-  Мистер Латьер, вам удалось установить имена, виновных в случившемся?
-  Я считаю виновным сержанта Вернона и капитана Крэба, именно они дежурили на третьем этаже. Кроме того, не доглядел внешний караул.
Комиссар Фарнон недоверчиво покачал седой головой, - Не понимаю, они что, просто взяли и открыли перед ним двери? Не представляю, как безоружному человеку удалось оставить в дураках тридцать шесть человек и вас в придачу?
 Седрик Латьер молчал, ему нечего было возразить, он словом не обмолвился об оставленном Ларри письме. Какой ужасный сегодня день, неслучайно у него были дурные предчувствия.
-  Молчите? Что-то вы непохожи на того бравого офицера, которым привыкли представляться.
-  Наверное, в случившемся есть и моя вина.
-  Несомненно, с вас больший спрос. Отвечать придется так же и мне.
Когда начальник тюрьмы ушел,  комиссар Фарнон решил установить за ним негласное наблюдение. Необходимо было выяснить его связи, круг общения, интересы. В том, что у Ланкастера были пособники, Джеймс Фарнон не сомневался. Поскольку, Ларри Ланкастер, отнюдь, не маньяк, ничего порочащего для Седрика Латьера в их знакомстве нет. И тут Джеймс Фарнон потер руки от удовольствия, какой же он сметливый. Широкая рука его потянулась к телефонной трубке.
-  Миссис Хиллсайд, зайдите ко мне, пожалуйста, в комиссариат, как только у вас будет время.
Отправить с личным поручением в тюрьму заинтересованного человека – единственно верное решение. Если Бэтти Хиллсайд правильно поведет разговор, ей удастся узнать гораздо больше комиссара Фарнона, для этого надо всего лишь прикинуться доверчивой простушкой. У нее это получится, ведь она должна быть заинтересована в успехе предпринимаемого более самого комиссара. Возможно то, что скрывает начальник  тюрьмы, известно его подчиненным. Размышления Джеймса Фарнона были прерваны громким стуком в дверь. -  Войдите.
Когда дверь распахнулась во всю ширь, он пожалел, что не сидит в своем удобном кресле за столом, таким напористым было вторжение незнакомого посетителя. Строгое лицо его излучало неприязнь всему, что в данный момент его окружало, черные одежды придавали сходство с палачом. -  Вы комиссар Фарнон?
-  Да, присядьте, пожалуйста, с кем имею честь говорить?
Никакого толку от обходительного отношения не было, грозный посетитель, казалось, сдерживает себя из последних сил, -  Короткая же у вас память, комиссар. Я – профессор Севирус Снегс. Безобразие, учиненное в моей  квартире, я запомню надолго. Объясните мне, как вы допустили подобное?
Значит, вот он какой, этот слишком занятый профессор Снегс, как он сразу же не догадался, второго такого поискать пришлось бы, комиссар Фарнон усмехнулся, - Для начала успокойтесь, мистер Снегс, вы не у себя дома. Во-вторых, можете считать, что я оказал вам любезность, когда занялся расследованием преступления, совершенного в вашей квартире. Теперь отвечаю на ваш вопрос. Случайно или нет, в вашей квартире обнаружена маленькая девочка, и какое отношение она имеет лично к вам?   
-  Я ее не знаю, и знать не желаю. А вот…
-  Подождите, мистер Снегс. Давайте все выяснять по порядку. Вы пригласили к себе мистера Ланкастера и…
-  Никого я не приглашал. Он вероломно проник в мою квартиру, и, воспользовавшись моим отсутствием…
-  ….и воспользовавшись вашим отсутствием, обнаружил в вашей квартире мертвую девочку.
-  Что вы такое говорите? Это возмутительно.
-  Представьте себе, что точно так же мог возмущаться мистер Ланкастер, когда узнал, в чем вы его подозреваете.
-  А вы его разве не подозреваете?
-  Подозреваю, но не в смерти девочки, которая была убита более полугода назад. Очень хотелось бы, чтобы вы успокоились и обстоятельно поведали о своих взаимоотношениях с мистером Ланкастером.
Слова комиссара Фарнона не достигли цели, напротив Снегс еще больше насторожился, и с недоверием взирал на навязанного  ему собеседника. Что надо было знать этому полицейскому со свирепым, как у бульдога лицом?  Рассказать ему о мире Магии, о Школе волшебства, в которой Снегс познакомился с Ланкастером, он не имел права, да и к происходящему данные обстоятельства, скорее всего, имели второстепенное отношение. Ланкастера он ненавидел, за что именно, Снегс сформулировать затруднялся, потому, что всякий раз находился новый повод для неприязненных чувств. -  Если вы желаете узнать мое мнение о Ларри Ланкастере, как о человеке, я не стану ничего скрывать от вас. Это – непредсказуемый, коварный, злопамятный человек. Предполагаю, что обо мне он нелицеприятного мнения, до сих пор ненавидит за строгое отношение.  Вместе с тем, могу заметить, что ума ему не занимать, спланировать преступление для него не проблема.
-  Признаюсь, я рассчитывал услышать нечто иное. Верно, говорят, сколько людей, столько и мнений. Последнее, что от вас требуется, мистер Снегс, изложить  услышанное мной на бумаге.
Комиссар Фарнон вышел, он не желал, чтобы Бэтти Хиллсайд встретилась с Севирусом Снегсом. Даже не предполагая, что они могут быть знакомы, Джеймсу Фарнону  казалось, что встреча с мрачным профессором произведет гнетущее впечатление на восприимчивую натуру миссис Хиллсайд. Этот преподаватель чем-то обижен на Ланкастера, наверняка, в его свидетельских показаниях лишь небольшая доля истины. В курительной комнате, что выходила окном на главный вход, никого не было. Джеймс занял выжидательную позицию у окна. Подходил к концу апрель, и погожие деньки заставили позабыть о мартовском ненастье. Весна не только радовала глаз, в воздухе витал аромат юной жизни. Перед полицейским управлением был парк. Приходя и уходя с работы, комиссар Фарнон замечал, как с каждым днем липы и клены все больше покрываются пахучей листвой.  Верба уже успела сменить серые комочки почек на бледно зеленые лоскутки листьев. Как хорошо было весной, и неотвратимо тянуло под сень о чем-то тихо ведущих беседу склоненных ив. Комиссар Фарнон вздохнул полной грудью через открытое окно. Точно так же дышится вдали от городской суматохи. Последние полгода он часто задумывался над сущностью своей работы, отмечая, что иногда ему не хотелось вести борьбу за справедливость, которую каждый человек понимает по-своему. Закон един для всех, эта истина стара, как сам мир, несовершенный и многоликий. И, вообще, что есть справедливость? Борьба идей или единство противоположностей, комиссар Фарнон ни раз размышлял над этим. Бродяга и служащий, принимает ее, всякий,  в силу собственных интересов. Бедняк, укравший на сельской ярмарке кусок окорока, будет осужден с той же узаконенной беспощадностью, что и карточный шулер. Господа судьи часто не принимают  в расчет различия в мотивации этих правонарушений. «Ты не сможешь изменить мир», - вспомнились ему слова Джулии. Джеймс Фарнон вздохнул, он себя-то изменить не в состоянии. Сколько раз давал зарок бросить курить, может быть, и давление скакать перестало бы, но слабости людские оказываются сильнее внутренней убежденности. Взгляд Джеймса Фарнона упал на шедшего к автомобилю сержанта Спока, тот случайно оглянулся и встретился глазами с комиссаром. Сейчас Спок показался ему чужим, скорее всего, из-за настороженного взгляда исподлобья. Непредвиденные обстоятельства мешали комиссару завести разговор с сержантом, а тот будто избегал его. С некоторых пор, Джеймсу Фарнону стало мерещиться, что существует два сержанта Спока, один – исполнительный и дружелюбный, второй – подозрительный и непредсказуемый, как профессор Снегс. Кто бы мог подумать, что его злобные нападки в адрес Ланкастера останутся лишь словами, а на оставленном листе бумаги, Джеймс Фарнон прочтет: «Считайте, что вы, комиссар Фарнон, ничего не слышали. Я не буду свидетельствовать против мистера Ланкастера». Ниже стояла подпись: «пока еще не совсем пропащий человек».  Джеймс Фарнон усмехнулся, да, пожалуй, надежда еще пока есть. Некоторые люди стараются казаться хуже, чем они есть на самом деле, словно заранее оправдывая свои сомнения. Может быть, потому, что Джеймс Фарнон старался быть правильным, ему хотелось, чтобы и остальные были не хуже.
- Комиссар Фарнон, - в кабинет неслышно зашла мисс Лэтчер, - Вы заставляете себя ждать.
-  Да, я совсем позабыл. Через полчаса я занесу его вам.
Дверь кабинета так же тихо закрылась. Он почти забросил написание своей монографии «Прогнозируемость мотиваций преступных деяний в свете изменения социальной структуры общества». Научно-популярный журнал «Юриспруденция в Англии» каждый месяц на протяжении года публиковал выдержки из его работы, а последние два месяца Джеймс Фарнон не написал ни строчки, получается, что сдавать в редакцию ему было нечего. Что он выдавит из себя за полчаса, по всей видимости, немного, но заняться сочинительством ему придется. Социальное расслоение общества может привести к появлению новой группы людей, имеющих наклонность к совершению правонарушений».
 Гм., это и без него известно, стоит, пожалуй, припомнить несколько наиболее характерных случаев, с которыми ему приходилось сталкиваться. Комиссар Фарнон призадумался, статью он назовет «Преступность как судьба». Недавно в Лондоне случилось преступление, долго державшее в страхе обслуживающий персонал и пациентов городских клиник. Некто Роберт Спек совершил убийство восьми медсестер. Несмотря на отягчающие обстоятельства, убийце вынесли менее строгий приговор, только благодаря тому, что адвокат защиты настоял на проведении генетической экспертизы, которая обнаружила лишнюю У-хромосому. Оказывается, близкий родственник осужденного имел аналогичную генетическую патологию, что позволило племяннику избежать сурового наказания. Родилась идея о «хромосоме убийцы». Комиссар Фарнон внимательно следил за ходом судебного процесса. Ему самому ранее пришлось вести следствие по факту совершения убийства. Вывод, который он для себя тогда сделал, сводился к следующему. Лица, с измененным генотипом представляют постоянную угрозу, поскольку в любой момент они могут столкнуться с ситуацией, в которой не смогут управлять своим поведением. Юристы и генетики ломают голову над тем, можно ограничивать свободу лиц с лишней У-хромосомой? Еще слишком мало фактов было на этот счет. Комиссар Фарнон не случайно вспомнил об этом, чудовищном по своей жестокости преступлении. Ларри Ланкастеру, так же была проведена генетическая экспертиза и ее результаты оказались для Джеймса Фарнона неожиданными: у обвиняемого была обнаружена лишняя мужская хромосома. Но поможет ли этот дополнительный аргумент не только самому Ланкастеру, но и Седрику Латьеру, который потворствовал его побегу? Так ли это, еще предстоит выяснить. Бэтти Хиллсайд ничуть не удивилась просьбе комиссара, а теперь остается лишь ждать, а он ненавидел ожидания.  Вот сейчас, Джеймсу Фарнону приходится слоняться без дела ради того, чтобы узнать, как себя чувствует сержант Кидд Ровэрт.
-  К нам не поступал такой, господин комиссар, - ответила на заданный вопрос медсестра, - быть может, вас интересует, мистер Дик Трэвор? Он переведен в интенсивную терапию.
-  Возможно, я перепутал. Могу ли я увидеть его?
-  Только краешком глаза, он еще не оправился после аварии.
Комиссар Фарнон шел следом за молоденькой сестрой, едва поспевая за ней. Он не предполагал, что больничные коридоры столь длинны. Поворачивая то направо, то налево, они подошли к стеклянной двери, но не стали заходить вовнутрь. Кивнув головой, медсестра показала комиссару на забинтованного, будто мумия человека. Но заинтересовал Джеймса Фарнона не он, а стеклянные двери. Не успел он спросить об этом, как последовал ответ, - Пациенты у нас лежачие, через стеклянные двери они могут видеть все, что творится по другую сторону палаты, и мы, соответственно, знаем о пациентах все.   
Когда она ушла, комиссар Фарнон пытался рассмотреть человека, на которого ему было указано, но, сколько он не всматривался, Джеймс никак не мог признать в лежащем интересующее его лицо. Странная медсестра, странная больница, странный человек, именем которого прикрывался сержант Ровэрт. Кто из них двойник: Ровэрт или Трэвор?  А если это один и тот же человек, ведущий двойную игру? От предположений, противоречащих и многообещающих, Джеймсу Фарнону стало жарко. В пору свихнуться -  два Спока, два Ровэрта, две миссис Хиллсайд, может, еще одного Ланкастера ему удастся обнаружить?
Домой он добирался сегодня в два раза дольше. Разболелась голова, и вместо того, чтобы свернуть на Кессингтон-стрит, а там, минуя Уотерстейк-холл, выехать на Сохо-сквер, он проехал мимо, накручивая мили по набережной. Перед глазами вертелись темные переулки, с летающими призраками и девочкой, которая бросилась под колеса его фольксвагена. Только сейчас это уже была не девочка, а Эд, собственной  персоной.
-  Папа, что с тобой? Ты за кем-то гонишься?
Джеймс Фарнон вышел из автомобиля и только сейчас заметил, что всего несколько минут назад уже успел проехать здесь. – Что случилось, Эд?
-  Я сбежал, папа. Мама улетела в Европу одна. Мне нужно с тобой поговорить, очень, папа.
-  Лучше это сделать дома.
За десять минут они дошли до Артхаус-авеню. Пока шли, Джеймс Фарнон немного успокоился, надо взять себя в руки, чтобы Эд не заметил взвинченного состояния, в котором пребывает его отец. Глаза Джеймса Фарнона потеплели при взгляде на сына, он – точная его копия. В молодости Джеймс был стройным и привлекательным, они с Джулией были очень красивой парой, отлично, что детям удалось унаследовать их достоинства. Это ничего, что парень немного запутался, ему нужна твердая мужская рука. Джулия не смогла уследить за ним, потому, что не умеет быть строгой. Джеймс Фарнон прекрасно знает, что необходимо его сыну. На лестнице они столкнулись с миссис Рэндалл.
-  Здравствуйте, мистер Фарнон, - Эду она просто кивнула головой, не удостоив приветствия, - Вижу, к вам сынок вернулся, какая радость, а то я вечерами слышу, как вы разговариваете с котом. Оно, конечно, лучше, чем…
-  Как поживает ваше домашнее привидение? – перебил Джеймс Фарнон соседку.
Последнее, что увидел он, прежде, чем захлопнуть дверь своей квартиры, вопросительное выражение на пухлом лице миссис Рэндалл. Она так и не нашлась, что ему ответить.
-  А дома без мамы беспорядок, - заключил Эд, после того, как неторопливо обошел квартиру.   
Джеймс Фарнон промолчал, хотя в душе был не согласен с сыном.  Замечание задело его за живое, он скучал по тем временам, когда они жили единой семьей.
-  Папа, мама говорила тебе, из-за чего мы должны были покинуть Йоркшир?
-  Очень коротко, Эд. Она лишь сказала, что тебе необходимо было отправиться на лечение куда-то там, в Испанию или Грецию.
Эд улыбнулся. Даже не глядя на отца, он догадался, что тот говорит неправду. Отец все еще считает его хорошим мальчиком, тем сложнее ему будет поверить в слова Эда. -  Папа, твой сын – вор. Я украл папа, залез в чужую квартиру и унес оттуда все, что мне приглянулось, - Эд наблюдал за Джеймсом, в предчувствии, что тот сейчас закричит на него, может быть, даже ударит, Эд был готов к любым его решительным действиям, но комиссар Фарнон молчал, опустив голову.
Джеймсу Фарнону было стыдно. Всю свою жизнь он ловил преступников, для того, чтобы впоследствии они понесли заслуженное наказание, и не заметил, как в его собственной семье вырос непорядочный человек. Сын комиссара полиции – вор, об этом, может быть, даже в газетах напишут. Позорное клеймо останется на нем на всю жизнь.
-  Папа, не плачь, пожалуйста, я один виноват, и отвечать придется лишь мне одному.
-  Это песчинка в глаз попала, Эд, - ответил комиссар Фарнон глухим, незнакомым голосом, - Обожди чуть-чуть. – Когда он вернулся в комнату через две минуты, от былых переживаний не осталось и следа. Открытое, мужественное лицо, ясный взгляд, немного тонкие губы, которые его портили, были слишком яркими, - А теперь, Эд, расскажи мне все по порядку.
Эд начал свой невеселый рассказ, - Мне было легко в жизни, вы с мамой мне ни в
чем не отказывали, вот я и торопился все испробовать, особенно из того, о чем я, мальчик из благополучной семьи ранее и представления не имел.  Учеба меня не привлекала, ведь будущую специальность для меня выбирали на ваше усмотрение. Я не был одинок, таких, как я, отсиживающих лекции было еще несколько человек на курсе. Как-то, сама собой возникла компания, и начались развлечения. Кино, дискотеки быстро надоели, хотелось чего-то нового, неизведанного. Мы начали собираться на квартире у одного парня, ты его не знаешь, поэтому лучше обойтись без имен. -  Джеймс Фарнон молчал, хотя его так и подмывало спросить, а не Дик Трэвор тот, о ком Эд ведет речь? – Парень этот был сущий пройдоха, позже я стал подозревать, что и квартира эта не его, очень уж странными казались наши уходы и приходы. Тогда я мало задумывался над этим, мне, как и остальным было весело, я делал все, что желал -  пил, курил, после чего меня посещали самые невероятные фантазии. Представляешь, однажды я вообразил себе, что я  - король, против которого плетется заговор. Повсюду меня окружали враги, из охраны все были перебиты, а противник приближался.  Видения были настолько явственны, и вооруженное войско и зеленеющий позади лес, и боевой конь подо мной, а главное, что предавало мне уверенности в себе – меч, настоящий серебряный меч. Он спас меня тогда. Видения закончились так же внезапно, как и начались, и я вновь пребывал среди попивающих пиво и курящих приятелей. Наш гостеприимный хозяин не только снабжал всех собирающихся выпивкой и травкой, он пристрастил нас к игре. Из всех нас он был самым опытным игроком. Мы играли в бридж и преферанс, но мне они быстро наскучили, хотелось чего-нибудь попроще. Играли в подкидного, а в этой игре схитрить гораздо легче, вот он и лукавил, особенно, когда мы играли с ним один на один. Я  много проигрывал, вскоре стал его должником, впрочем, не только я, таких, невезучих было достаточно. Никто и не догадывался, что парень нас обманывает. Это бестолковое времяпровождение продолжалось полгода, может чуть более. После он начал требовать возвращения долга. Мне не чего было отдавать ему, тех денег, что вы мне давали на карманные расходы, обычно заканчивались за два – три дня. Я жил этими видениями, и только после понял, что сигареты, которыми он нас снабжал, содержат наркотики. В фантазиях я всегда представлял себя победителем, с неизменным мечом в руках. Я представлял его явственно, точно так же, как вижу тебя. Рукоять его была украшена рубинами, при ярком свете они смотрелись, словно капли крови. Завладеть мечом стало моей заветной мечтой, которой я имел несчастье поделиться со своим благодетелем. Тогда он предложил мне сделку, я принесу ему антиквариат, которого хватит не только на то, чтобы вернуть долг, но и на будущие дозы, а взамен стану обладателем старинного оружия. Предложенное лишило меня покоя, меч снился мне каждую ночь, а парень все торопил с возвращением долга. Он дал мне адрес квартиры, в которой наверняка можно было поживиться, и для того, чтобы я не передумал, вызвался пойти вместе со мной, - на лице Эда мелькнуло отчаяние. Рассказ давался ему нелегко, и в то же время, было заметно, что он желает выплеснуть из себя выстраданное раскаяние, - Тогда я не думал о том, что иду на преступление, мне было безразлично, как к этому отнесутся близкие люди. Квартира, где мы оказались, была ничем неприметна, так нагромождение полок, до отказа набитых книгами, книжные шкафы и везде книги, книги, книги, ощущение было, будто я нахожусь в библиотеке. В самой большой комнате, похоже, гостиной, я увидел то, за чем меня отправлял кредитор: несколько кубков, бронзового льва, подсвечники, какие мне встречались в исторических кинофильмах, еще в деревянной резной шкатулке я обнаружил старинные монеты.  Все это я покидал в спортивную сумку, которую заметил тут же. Напарник мне не мешал, он стоял на страже около подъезда, что-то удерживало меня в квартире. Я быстро обошел все оставшиеся комнаты, побывал на кухне, но не мог избавиться от ощущения, что позабыл что-то важное. Второпях я выронил ключи от нашей квартиры, и не мог сразу же вспомнить, где это случилось.
Комиссар Фарнон внимательно слушал сына, в его памяти возникал этот эпизод с  потерянными ключами. Ему удалось обнаружить их среди кучи бумаг, на письменном столе, но злополучные ключи мог первым заметить Лесли Спок, заметить и промолчать.
-  Когда я нагнулся, то под диваном в гостиной увидел его, именно таким, каким я его себе представлял. Конечно, обо всем остальном я и думать перестал, в том числе и об осторожности. Меч был огромным и в сумке целиком не поместился. Пришлось прикрыть торчащую рукоять найденным тут же, в гостиной чехлом от одежды. До того, как покинуть квартиру, я стер все отпечатки пальцев, так поступали грабители в детективных фильмах, не исключено, что какие-нибудь я не уничтожил. При выходе из подъезда я попрощался с консьержем, может быть, поэтому он ничего худого не заподозрил, да и вещи я нес в хозяйской сумке. Кредитор же мой, напротив,
вел себя так, чтобы на нас обратили внимание, даже окликнул меня настоящим именем. Тут меня злость взяла, швырнул я ему золотые монеты и убежал. Дома я попытался спрятать кубки, подсвечники, статуэтку, впоследствии их обнаружила мама. С мечом я никогда не расставался, если выходил из дома, то брал его с собой, предварительно упрятав в чехол от оружия. Конечно, это было рискованно, в Лондоне полицейские встречаются на каждом шагу, но тогда я не думал об этом. Меч был моей рукой, и сейчас мне его здорово не хватает, - судорожный вздох, и Эд вновь продолжал, - В университет я ходить перестал, потерял всякий интерес к учебе. Приятели не звонили мне, теперь, когда у меня был меч, мне никто не нужен был. Наверное, это – сумасшествие, я даже в постель его с собой клал. Я перестал за собой следить, а в последние вечера, вообще перестал выходить на улицу. Грейс давно обращала внимание на то, что со мной что-то творится, но любя, жалела меня и молчала. Не ведаю, что со мной случилось бы далее, если бы не мама. Она обо всем догадалась, и, кажется, не расстроилась, когда я рассказал ей об оброненных ключах. Неделю назад мы переехали в Йоркшир, и маме пришла в голову мысль спрятать похищенные вещи. Она не заставляла меня помогать ей, я вызвался сам, с единственной целью -  вернуть себе меч.  Теперь ты знаешь все, папа. Прошу помоги мне вернуть его, - Эд, наконец, умолк, надеясь, что запоздалое раскаяние поможет ему заручиться поддержкой отца.   
Джеймс Фарнон не торопился с ответом. Эд выглядел возбужденным, бесцветные глаза его бесцельно уставились в одну точку, на воротник рубашки отца. Взглянуть ему в глаза, Эд не смел. Тонкие пальцы мелко дрожали, для того, чтобы унять слабость, юноша переминал между ними потрепанную джинсовую ткань, - Папа, что скажешь?
-  Ты не назвал имени негодяя, что посадил тебя на наркотики.
-  Я думал, что это неважно, ведь ты его все равно не знаешь. Это - Дик Трэвор.
Именно это имя комиссар Фарнон и ожидал услышать. Теперь он действительно знал почти все, лишь будущее сына оставалось для него неясным. Еще не время принимать какие-либо решения, но успокоить Эда надо было обязательно, - Ты должен пойти к врачу, это позволит тебе избавиться от наркотической зависимости. А в отношении награбленного….вообщем, считай, что ничего не было.
-  Но меч, папа, он снится мне каждую ночь. Он необходим мне, как ….воздух, как свет…
-  Эд, ты серьезно болен. Если удастся перебороть твою зависимость, то следом ты избавишься от навязчивых идей.
-  Ты не желаешь мне помогать?
-  Нет, Эд, ты неправильно понял меня.
-  Все я правильно понял, прощай, - прежде, чем Джеймс Фарнон успел что-либо
возразить, Эд выбежал из квартиры.
Комиссар кинулся за ним следом, но когда он выбежал из подъезда, Эда не было видно. Особо не надеясь, Джеймс Фарнон обошел вокруг дома, все напрасно. Расстроенный, он вернулся обратно. Не хватало ему проблем, еще одна добавилась. О давлении и головной боли можно позабыть, вот только они о нем забывать не собирались. Не помогла таблетка аспирина и полотенце, смоченное в холодной воде. В голову лезли самые невероятные мысли. Эд мог натворить еще более ужасные глупости, чем те, которые он совершил ранее. Надо помочь ему. Затем он и приходил, от кого, как не от отца, сын дождется помощи? Имелось место, куда Эд будет стремиться. Джеймс Фарнон позвонил на вокзал. Разузнав по справочной расписание движения поездов, он решил, что поедет ночным. Утром он будет в Йоркшире. По телефонному справочнику он узнает адрес тетушки Дороти.
Короткий телефонный звонок, без всякой надежды, но ему повезло. Он застал мисс Лэтчер на месте, - Меня не будет два дня. Прошу в мое отсутствие некому не выдавать материалы следствия. 
Можно было быть спокойным, исполнительная Саманта Лэтчер в точности будет следовать его указаниям. Времени на сборы у него почти не оставалось, поезд до Йорка отправлялся через  два часа. Не было времени, чтобы пожалеть старину Бэнджа, трехдневная порция сухого кошачьего корма улучшит ему настроение и поможет перенести длительную разлуку с хозяином.
-  Уезжаете, мистер Фарнон? - на лестнице ему встретилась миссис Рэндалл, но разговаривать с ней комиссару Фарнону было некогда. – Я хотела вам сказать.., -  голос соседки звучал  все тише и тише. Хлопнула входная дверь, и Джеймс Фарнон так и не узнал, что ему хотела сообщить миссис Рэндалл.
Вот и его поезд. Отыскав свой вагон, комиссар Фарнон позволил себе немного расслабиться.  Сегодня он успел немало хорошего и плохого. Жаль, что время невозможно повернуть вспять, и допущенные ошибки уже не исправить. Надо жить будущим, вот, как этот поезд, пронзающий темноту, спешащий с севера на юг. Как знать, может он сейчас едет с Эдом одним поездом? Мысли комиссара вновь возвращались к разговору с сыном. Он не должен был принимать за него решение. Они оба неправы, и он и Джулия, слишком сильно любили его, слишком преданно опекали, вот он и бежал от действительности, где ни отцу, ни матери нет места, в нереальный мир, где самых близких людей ему заменяет отчеканенный кусок металла. Убаюканный дорогой, Джеймс Фарнон задремал.
Вновь бежать, куда, зачем? Перед ним расстилалась равнина, поросшая мелким редколесьем. Ветви черемухи колыхались, послушные дуновениям ветра, а Джереми Уоррику казалось, что это простолюдины тычут в него пальцами. Он  не проиграл, а лишь поменял местами события, утешал он сам себя. Все эти герцоги, принцы, бароны будут двигаться, словно фигуры на шахматной доске, послушные его велениям.
Алел закат, и огненный шар солнца уже наполовину скрылся за линией горизонта, а до Меридора пока было не близко. Его там примут, в этом граф Уоррик не сомневался. Пропуском в обитель Ланкастеров ему будет меч, потерянный принцем Джоном. Почему серебряный меч, принадлежавший королю Ричарду, оказался в руках Солсбери, графу было без разницы. Главное, оружие сменило хозяина. Старуха Бенгальда из Ипсовича шептала, что меч этот волшебный и придает воину, владеющему им особую силу и уверенность в себе. Выдумки сумасшедшей старухи, силу Уоррику придавала уверенность в своей правоте,  а уверенность… были бы полны сундуки золотых монет, вера сама вызовется быть ему провожатой. Тонкие губы растянулись в язвительной усмешке, но в глазах затаилась тревога.  А что, если герцог Марч в последний момент откажется от возложенной на него миссии, поддавшись минутной слабости? Ставка в игре была велика, одно дело – потерять мечту, на смену ей придет новая. Совсем другое – расстаться с жизнью. Но не он ли, Джереми Уоррик продал душу дьяволу? Все те, которых он отправил на верную смерть, теперь приходят ему во сне. Стоит лишь набить карманы золотыми и заглянуть в первое попавшееся на пути аббатство, и с муками совести будет покончено.
Конь, пущенный галопом, начал уставать. Надо было думать о том, где остановиться на ночь. Здесь, на равнине, среди редколесья, он будет, досягаем для посторонних взглядов.  А если…взгляд Джереми Уоррика  устремился вперед, на чернеющий в сгущающихся сумерках лес, он легко может стать добычей стаи кровожадных зверей. Вороной, почувствовав, что всадник отпустил поводья, выбрал обходной путь. Здесь вокруг немало сочной травы, так, что голодным он не останется. Нет, только не бездействие, лес, в конце концов, вновь перейдет в редколесье, приближающее путника к Меридору. Конь всхрапнул и покосился лиловым глазом, не передумает ли всадник, но тот уверенно набрал поводья и дал шпор. Лес приближался, а граф Уоррик смотрел в оба. Хорошо было бы разглядеть тропинку. На небе стали появляться первые звезды, а в душе путника – запоздалые сомнения. Кажется, позади хрустнула ветка, граф Уоррик натянул поводья и оглянулся. Никого, но вороной чего-то боится. Интуиция у животных, не обремененных рассудком, развита более, чем у людей, коня неслучайно била нервная дрожь. Как назло, найти тропинку в темноте было делом безнадежным. Джереми Уоррик ориентировался наугад, изредка поглядывая на звезды. Впереди обозначилась поляна. По едва заметному холмику, возвышающемуся под сенью могучего дуба, всадник догадался, что он на верном пути. В прошлый раз здесь нашел последнее  пристанище Родриго Мендес, испанский идальго, которого граф Уоррик сопровождал до Меридора. Несчастного погубила коварная стрела. Многие из его окружения догадывались, чьих это рук дело, утешением для них служили дары, которые доблестный идальго вез для герцога Соммерсета.  Ничего неподозревающий хозяин так и не дождался своего гостя, впрочем, он недолго расстраивался из-за его отсутствия. Близилась помолвка дочери герцога прекрасной Сильвандир с принцем Джоном, узы грядущего брака служили счастливому отцу хорошим предзнаменованием. Джереми погрузился в воспоминания и отвлекся, вороной, не чувствующий твердую руку хозяина, споткнулся на ровном месте, и в то же мгновение, едва не поплатился жизнью. Под ноги ему бросился волк. Вот она, реальная опасность, всадник был взят в окружение волчьей стаей. Меч был, немедленно вынут из ножен. С его помощью граф Уоррик, если ему повезет, успеет убить двоих-троих разбойников, тогда, как остальные в два счета расправятся с ним. Мелькнула тень, вороной, предчувствуя гибель, захрипел. Джереми Уоррик чудом успел спрыгнуть на землю, нанося удары наотмашь. Участь верного друга была решена. Опьяненные удачной охотой, звери не остановились, одновременно пять пар глаз уставились на графа Уоррика. Дьявол, неужели это - конец? Глупые твари, они не ведают, что он – посвященный, и не может умереть. Взяв его в кольцо, хищники приближались. Острая боль пронзила запястье Джереми Уоррика, он ответил ударом, что задержало следующий выпад всего лишь на несколько секунд. Они нападали яростно, рассчитывая каждый свой бросок, видимо, решив взять его измором, нанося неглубокие раны. Джереми держался из последних сил, звери почувствовали это и удвоили свою хитрость, вынуждая жертву выйти на открытое пространство, где с ним будет легче справиться. Проклятый меч не помогал, а он так на него надеялся. Чувствуя, что близится конец, граф Уоррик закричал.
Спросонья Джеймс  Фарнон открыл глаза.  Какой ужасный сон ему приснился.
-  Мистер, вы так громко кричали. С вами все в порядке? – участливый голос
вернул его к действительности.
-  Да, извините, я лишь немного вздремнул, - комиссар Фарнон взглянул в окно, но там кроме темнеющих очертаний чего-то огромного ничего невозможно было разглядеть, -  Скажите, а Йорк скоро?
-  Да, осталось не более восьмидесяти миль, - сосед по купе, наверняка, хотел спросить у него еще что-нибудь, но из вежливости промолчал.
Джеймс Фарнон был ему благодарен, излишняя откровенность не для него. Случайные попутчики тем и хороши, что, однажды поделившись с ними сокровенным, вы ничем не рискуете, все ваши мечты, чаяния, мнения нисколько не обяжут вас, в худшем случае останутся в прошлом, уступив мест новым. Он больше не мог заснуть и бесцельно смотрел в окно. Постепенно начинал заниматься рассвет. Джеймс Фарнон любил это время, когда казалось, что все у тебя впереди, и за эти долгие девятнадцать часов он успеет сделать многое, а если даже что-то и не успеет, то завтра вновь будет рассвет и новые ожидания. Несчетное количество мгновений кануло в вечность, прежде, чем за окном показались Йоркширские холмы. Прекрасный вид открывался взору комиссара Фарнона. Первые солнечные лучи скользили по только еще начинающей зеленеть бескрайней равнине. Щедро одаривая своим теплом, солнце пробуждало к жизни новые всходы. Земля, так же, как и человек радовалась долгожданному теплу. Небо начинало голубеть, нигде, на всем своем протяжении не было заметно ни малейшего белого пятнышка, зарождающийся день обещал быть погожим.
-  Через четверть часа Йорк, мистер.
Джеймс Фарнон вздохнул полной грудью, прогоняя невеселые воспоминания. Сейчас неплохо было бы умыться, чтобы окончательно расстаться с дремой. Холодная вода показалась ему колючей, а зеркало преувеличивало количество морщин. Нет, не удастся ему обмануть время, и задержать наступление старости. Вот и на пальцах появились уже возрастные суставные наросты, начали редеть рыжеватые волосы, покрывающие запястье. Джеймс Фарнон болезненно поморщился, пальцы коснулись открытых ран.  Присмотревшись внимательно, он увидел небольшие, размером не больше четверть дюйма порезы, которые уже не кровоточили. Откуда они взялись? Странно, он всю ночь проспал, и руки его выглядят так, будто он сражался с диким, злобным котом.
Йорк отвлек его от размышлений. Теперь, скорее, к тетке Джулии. Джеймсу Фарнону не терпелось увидеть сына, но после полутора часовых блужданий, вначале на автомобиле, а затем пешком, ему суждено было найти только опечаленную Грейс. Она ничего не знала о бегстве брата и расстроилась не меньше своего отца. Старая Дороти была уже в таком возрасте, когда малейшие потрясения были опасны для здоровья, поэтому оба, и внучка и зять не стали посвящать ее в семейные неурядицы. Комиссар Фарнон мог вернуться в Лондон ближайшим поездом, но тогда тайна старинного меча так и не будет раскрыта и беспокойство Патти Мал,Истфайе по поводу его утраты так не разрешится, а значит, будут обмануты ожидания Бэтти Хиллсайд. Нет, этому не бывать, подумал Джеймс Фарнон и решил остаться.