Щебечут жизнерадостно синицы,
Для них везде готов и стол и дом…
И не понять им крика с неба птицы,
Которой выпало родиться журавлём…
I
Серое, смазанное небо… И купола парашютов - неотвратимо, безнадёжно… Слишком близко, слишком много… Она выбегает из дверей и уже знает, что будет потом. Силуэт сразу за углом, дуло в упор, мгновение ужаса и пробуждение с ощущением де-жавю… Откуда такой сон у четырёхлетней девочки?.. Старое кино впечаталось в сознание и всплывает одним и тем же сном?.. Или правда была другая жизнь, где много лет назад неизвестный ребёнок выбежал из дому навстречу автоматной очереди?..
В свои четыре она – довольно странное существо, с клубящимся сознанием, полным туманных образов, вычурных детских гипотез об устройстве мира и вдумчивой, почти холодной наблюдательностью… То со взглядом Бэмби, то с не по годам ироничным прищуром… Уже тогда она чётко знает разницу между фантазией и реальностью. И знает, что если не окружить себя солнечным миром, где она дружит с огромным львом, окружающая серость затопит и уничтожит тот светлый уголок души, который и есть она настоящая… Но другие не понимают. И тогда она с холодным расчётливым артистизмом делает наивное лицо и говорит – вот же он, лев, вы не видите? И внутренне потешается над очередным родственником, который выясняет у матери, точно ли у неё все дома… Но в словах матери нет уверенности… мать тоже не вполне понимает.
Она очень хорошо будет помнить себя в эти 4-5… Как в убогом детсадовском дворе стояла на мартовском снегу, наблюдая за мальчишками, играющими в царя горы. Как было немного завидно, но навязываться, конечно, нельзя… И конечно, был один, всегда сверху, с победным хохотом сбрасывающий остальных.. И когда приятелям надоело приносить ему всё новые лавры и они разбрелись, он подошёл к ней с царственной улыбкой победителя и предложил дружить… А в сентябре он с новой фамилией был переведён в её группу. И они сдвигали кровати, чтобы держаться за руки… И он доставал коробок с жуками – нравятся? Да.. Хочешь подержать? Нет, в другой раз… Ухмыляется… И всю жизнь будет помниться его добродушная ухмылка… И как воспиталки с перекошенными лицами снимали его со шкафов, с деревьев, с забора, с крыши беседки и с многочисленных соперников… Потом он стоял в углу, вечно наказанный… А она – верная, с презрением встречавшая насмешки будущих троечниц с аккуратными косичками, садилась напротив него на маленький стульчик, бросала ему в угол леденцы, если были, и рассказывала ему сказки – услышанные и придуманные… Сказку за сказкой, пока чуть не вся группа не усядется слушать к радости издёрганных воспиталок… За два года он не обидел её ни разу…
И всё детство за неё будут драться сопливые рыцари, и предводитель местной шпаны скажет своей шобле – эту не трогать! Потому что она не фыркала на него, брезгливо отодвигаясь на край парты как другие девчонки, а пыталась подсказывать, уговаривала хотя бы списать и отдавала ему свои яблоки, порезанные на дольки заботливой матерью…
Да, многие из них были рыцарями, пока чистое детское сознание не было погребено под гормональным взрывом. И она могла быть маленькой леди, никогда не произносившей грубых слов, нежной и беззащитной, и в тоже время стойкой и честной… Но это было давно…
Вот она стоит на кухне и делает что-то привычно-монотонное, между делом отвечая что-то своим сыновьям – темноволосым мальчишкам с выразительными лицами… Обычный день, один из тысячи. Проснувшись, она лежит, потрясённая именно этой будничной, обыденной картиной. Именно так выглядят пророчества – это просто будет… точно… Ей 13.
А потом была молодость – скучная и бесцветная, потому что вчерашним рыцарям теперь нужны были попроще… Хотя были и безнадёжно влюблённые, чередой досадных роковых несовпадений…
Неспокойная чёрная осень,
Ненавистный безликий массив.
И улыбка, как странная гостья,
И кругом – каждый штрих – некрасив.
Шаг – и двери срываются в хохот,
И в истерике бьётся подъезд.
На фальшивой, оборванной ноте
Ты с тревогой выходишь на свет…
Она пишет эти стихи, кусая губы, всегда более резкая и пронзительная на бумаге, а в жизни – мягкая, с адвокатским терпением находящая оправдание всем… Чрезмерная впечатлительность и вдумчивость перегружают её и заставляют выплёскиваться на бумагу мерцающую часть её, не находящую себя в бесконечных вариантах сценариев, которые прокручивает разум. И только в снах этот причудноватый мир иногда оживает невыносимо-яркими картинами, которые запомнятся на всю жизнь…
Корабль стоит в небольшом заливе, голубая вода отражает белоснежный корпус и бело-зелёные горы… Они прыгают с высокого борта, разбивая отражение на хрустальные брызги, и плывут к пещере. А там какая-то странная вода, по которой они ходят, а вода качается и прогибается под ними, но держит… И сознание взрывается от ужаса тёмной глубины и ощущения чуда… Она просыпается оглушённая невероятной красотой сна… Ей 18.
И было замужество, когда она сломалась не выдержав одиночества и уговорила себя – вот он, реальный – любит, старается, чего ещё ждать… И было вечное цепляние неудачника, который срубил дерево не по себе и мается от того, что «недотягивает», со смешанным ощущением восхищения и ненависти, желанием похвастаться ею и в то же время, унизить…
И конечно, как все слабые и недалёкие, для которых и придуман «кризис среднего возраста», однажды променял её на ту, что лучше умела льстить. И подруга, всегда поражавшая её трезвостью земного практичного ума, спрашивала – ну вот что ты потеряла? А она мучительно пыталась объяснить, что это как потерять ногу или руку… Может не идеальная, но часть тебя… И у сыновей в сознании рушится та идеальная картина мира, стоящего на доверии и благородстве, которую она так старательно строила… Но потеряв, мёртвое приставлять не стала. Отрезала раз и навсегда, постепенно распрямилась, осознав, под каким гнётом прожила всё это время. А когда через два года стала видеть себя во сне девочкой, поняла, что свободна. Совершенно по-новому посмотрела в зеркало. И впервые в жизни купила себе дорогую одежду и туфли на высоченном каблуке.
Нет, она не чувствовала себя несчастной все эти годы. Она с увлечением растила сыновей, выкладываясь дома и на работе до полного изнеможения так, что вечером порой даже не говорила, а только молча кивала… Но не всё она могла осознать или поменять. Есть то, что словно медленный яд, действует незаметно, и женщина не замечает, как слабый мужчина рядом превращает её из любовницы в сиделку. Она живёт не своими чувствами, а его настроением, старается не расстраивать, не беспокоить, не просить… Она по-своему любит его, жалеет и прощает. Она мать и боевая подруга… Но женщине здесь нет места… Пылкая, эмоциональная женщина уже давно закрыла глаза и заткнула уши. И заснула глубоким сном…
Она танцует под какую-то лёгкую воздушную музыку. Со смехом берёт скрипку и, с лёгкостью подхватывая мелодию, идёт по траве. Кто-то незнакомый начинает подыгрывать ей, и они идут бок о бок, слыша, как сливаются звуки двух скрипок. Она просыпается в счастливом изумлении. Но именно в этот момент, ещё под впечатлением от соприкосновения с чистой, ничем не замутнённой радостью, она холодно и трезво понимает, что одиночество ей не по силам. Что три года в сознании навязчиво всплывает одна и та же мысль – что ты хочешь больше всего? – Заснуть и не проснуться… И что видимо – хватит…
Когда мы оказываемся внутренне готовы к изменениям, жизнь как бы специально подкладывает нам свёрточек под дверь… Какой-то мелкий казус спускает тетиву событий, и они летят по заданной траектории… От партнёра по работе, серьёзной ответственной дамы, приходит ссылка, она раздражённо отвечает на идиотские вопросы для регистрации на сайте… Заходит и в недоумении ищет сообщение. Через пару секунд ей приходит письмо от некоего англичанина… Он одинокий вдовец, он ищет большую и светлую любовь, и кажется, нашёл… И она закатывается хохотом перед монитором, поняв куда привела её ссылка… Отсмеявшись, она принимает это за некий знак, обустраивает своё местечко в этом игрушечном мире и начинает с любопытством исследовать новое причудливое пространство. Ей пишут пылкие нефтяники и одинокие рыбаки, странные дамы и простодушные водители автобусов. Она, никогда ранее не общавшаяся в виртуальном пространстве, оказывается тут совершенным ребёнком. Когда человек прервал разговор на полу-фразе, она на полном серьёзе начинает беспокоиться и выяснять, не случилось ли беды… Но постепенно, разобравшись в правилах игры, она приходит к двум противоречивым выводам. Она слишком тёплая и привязчивая, и если воспринимать всё всерьёз, недолго двинуться рассудком… Но как ни странно, это общение. И если научиться принимать его условность, ты можешь увидеть за пустым трёпом нечто большее…
В какой-то момент она устаёт от этого искусственного мирка. И делает то, что стеснялась сделать до этого. Она просматривает около 1000 фото подряд. Выбирает 3 лица и первой заходит к ним. Одно лицо – не для жизни, в духе Рахманинова… Ей просто интересно. И ещё два. Все трое лайкнули. Она ответила тем же. Тишина. Она выбирает одного и заходит ещё раз. И он ей пишет. Для неё начинается самый яркий, мучительный и прекрасный год её жизни.
Светловолосый, синеглазый, молчаливый… Всю жизнь посвятивший парусам и лошадям. С железкой, зашитой в руку после аварии на мотоцикле, когда он расчётливо принял удар на руку, спасая от падения девчонку сзади... Полная противоположность ей – живущий здесь и сейчас, музыкальный и чувственный, с идеальной точностью движений и звериной чуткостью, позволяющей сливаться в одно целое с конём, и одинаково легко передвигаться на всём что движется. Он живёт телом и решает вопросы коротким точным ударом кулака. Но его руки с нежностью принимают новорождённого жеребёнка. Он говорит и пишет короткими рублеными фразами. И при этом обладает той особой крестьянской деликатностью, которую невозможно объяснить, потому что она от целомудрия матери и впитана с её молоком, с пелёнок и на всю жизнь. С первой встречи ясно, что им не увернуться друг от друга, что это то притяжение, которое начинается с удивлённой усмешки, а оборачивается дрожью в руках… Чем она была для него? Миниатюрная, солнечная, мягкая… Он молча смотрел на неё с удивлённой нежностью, забавлялся ею как диковинной хрупкой игрушкой, ставя крохотную ножку себе на ладонь… Просил её фото, ещё и ещё… А она, не знавшая мужчин, кроме мужа, который сгубил в ней женщину… С телом, заснувшим на 3 года. Она осталась девочкой с робкими движениями, в возрасте когда другие женщины превращаются в тигриц… Она терялась, паниковала, чувствовала себя идиоткой и… тонула в его молчаливой усмешке… Он осторожно и деликатно раскрывал её для себя и для неё же самой… А она с горечью расставалась с ним, потому что он не отвечал ей в скайпе. А потом спустя время смотрела на даты и с ужасом понимала, что вела себя как психопатка, потому что ей мерещились недели, когда он не писал всего двое суток… Если бы она была равнодушнее, расчётливее и опытнее, она не спугнула бы его бурной эмоциональностью в самом начале, и возможно, он был бы её... Но чем сильнее она привязывалась, тем больше он отдалялся… Паузы становились действительно длинными. Она уходила, писала ему письма, которые ему было тяжело читать… Он выжидал, возвращал её… Но так и не решился на настоящую открытую близость… Долгое одиночество создаёт человеку то эгоцентричное удобство, от которого потом трудно отказаться… Год они ходили по кругу, она билась об него как птица об стекло. Уходя в лес с собакой в темноте, чтобы плакать не при детях. Не в силах злиться на него, а только с горьким сожалением признавая, что не смогла пробиться сквозь стены, которые он выстроил вокруг себя, и войти в его жизнь. Отпуская его из своей жизни и прощая безоговорочно, с чувством бесконечной нежности. Пытаясь также простить мужа, и понимая что не может… И в конце концов она ушла, а прагматичная подруга с грустью говорила, что если потерять мужа – это как руку, то этот вынул из тебя кусок сердца… И просила показать его, чтобы сказать – да ничего в нём нет… Но увидела его фото на коне… И сказала – конечно, у него небось баб… Или вообще женатый…
И снова нужно было быть сильной… Она улыбалась и шутила, и все были уверены, что у неё новая любовь и всё отлично…
Она снова погружается в виртуальное пространство, но уже с выжженной душой, поддерживая это иллюзорное состояние только чтобы заполнять вечера и не думать о нём.
В её лице и коротких фразах профиля есть что-то выразительное, что безошибочно считывается мужчинами. Ей не предлагают ****ства и не пишут пошлостей. Пытаются говорить. И наткнувшись на обескураживающую честность и пугающую открытость суждений и чувств либо тихо сваливают, либо мягко прощаются с пожеланием счастья. Но некоторых она притягивает как магнит. Те, у кого мир исполосовал душу, не оставив им даже права плакать, потому что они мужчины. Вдовцы, которые прежде чем похоронить жену, прошли с ней все круги ада с коротким названием «рак». И теперь отчаянно борющиеся с собой, чтобы не спиться… Некрасивые женщины без надежды на счастье. Старые или больные, спрятавшиеся за профили накаченных красавцев. Они становятся её подписчиками. Кто-то заходит на её страницу молча, кто-то – заговаривает… Они вчитываются в её короткие послания, в яркие зарисовки из её первого путешествия по Европе, в смешливые комментарии к причудам окружающей жизни… И однажды некоторые пишут ей правду. И она, обожжённая чужой болью, осторожно выверяя каждое слово, отвечает им… И между ними протягивается нить взаимной поддержки, заставляющая периодически напоминать о себе…
Первым был Фигляр… За беспечным прозвищем и профилем со спрятанным фото, можно было обнаружить симпатичное неглупое лицо и самоиронию в духе ответа на вопрос о животных в доме – я сам домашнее животное… И череду тяжёлых жизненных потерь… Он учился на океанолога, чтобы уходить в удивительные путешествия на научном лайнере. Но так сложилось, что плавание было одно единственное, которое и снится всю жизнь. А теперь он работает, не выходя из одной комнаты… Когда она стала выкладывать небольшие публикации, он стал комментировать их, чувствуя что она делится своим, а не одними и теми же сентенциями, которые ходят в сетях по кругу… Постепенно их разговор перешёл в личку, она узнала его имя, и шаг за шагом они рассказали друг другу всю свою жизнь… Он был человеком севера, а она стремилась к солнечному югу. Он читал её строки об огнях на мачтах яхт и о колокольном звоне в Венеции, а она спрашивала его о северных озёрах и бруснике… Они мягко перешучивались, ненавязчиво держа друг друга в поле зрения… Однажды он исчез, и она так и не узнала, что с ним стало, а мёртвый профиль так и висел в сети, месяц за месяцем…
Потом появился Римлянин. С императорским прозвищем и беспощадной язвительностью «скорпа». Они оставляют друг другу ироничные комменты, ощущая интерес друг к другу двух неглупых людей. Она зовёт его «язвой», но на самом деле они острят, не задевая друг друга всерьёз. И однажды, когда она пишет, как танцуют прекрасные пожилые пары в испанском отеле, он присылает ей ссылку. На школьном конкурсе танцует 16-летний мальчик. Его сын… И он шлёт ей ребус, где его имя, место учёбы и работы… Она, уже засыпая на стуле в два ночи перед компом, пишет – можно я сразу признаюсь, что дура )), он виртуально смеётся и шлёт ответы. И постепенно она узнаёт всё о нём и о сыновьях, и о том, что жена, которую он любил, ушла к любовнику из клуба садо-мазо… Что он после этого отчаянно загулял, но на душе тошно и хочется уже нормальной жизни… Они изредка продолжают писать друг другу, он показывает ей профили новых пассий, а она шлёт ему в день рождения ссылку на очаровательных скрипачек «Бонд»…
Следующим был Гарри. Он живёт на Канарах, у него посреди острова потухший вулкан со склонами, поросшими лесом. Боже – ну какой лес на Канарах? – из сосен и эвкалиптов… Она пытается представить этот волшебный Сен-Тенерифе… С таким же успехом он мог бы написать ей, что живёт в Нарнии… У неё в профиле упомянута музыка. И он шлёт ей на удачу. Le Dzeppeling… Она удивляется, но – да… Постепенно он узнаёт её музыкальные пристрастия, и с каждым разом попадает всё точнее. Она отвечает восклицательными знаками… И начинается бесконечный поток ссылок. Композиция за композицией – Beth Hart и Joe Bonamassa , Imelda May и Sam Brown, утончённая Jeyoka и испанские гитары… Он меломан, коллекционер. А она – чуткий слушатель, восприимчивая и эмоциональная… Он рад делиться с ней, ощущая радость учителя перед талантливым учеником… Забывая о череде жизненных ударов, приведших его к полному одиночеству. А она слушает, некоторые вещи по кругу – ещё и ещё, то обмирая, то танцуя в наушниках, то обливаясь слезами… И то огромное, что никак не отпускает её, всплывая в сознании одними и теми же пронзительными сценами коротких встреч, становится чуть тише, чуть мягче… С музыкой и слезами потихоньку уходит надрывность чувств, и она шлёт Гарри бесконечные спасибо…
И под занавес, финт – Гамбургский бабник. Он что-то лайкает, она что-то вежливо отвечает. Спрашивает про жизнь в Германии. Он предлагает поговорить. Она завешивает лампу, чтобы смягчить слишком резкий свет, и выходит в скайп. Он явно старше, чем на фото. Начинается разговор, и она видит как он подаётся вперёд, как загораются глаза прирождённого охотника… Он начинает терять нить разговора – как ты красива, девочка… Он профессиональный бабник, он умеет вести себя так, что женщины его не стесняются. Ей смешно, она нарочно дразнит его, получая удовольствие от собственной дерзости. А он облизывает пересохшие губы… Это то, что ей нужно. Всю жизнь на неё молча таращатся, боятся заговорить, церемонны и вежливы… И не решившись, уходят к тем, попроще… Но этот, с профессиональным бесстыдством пожирающий её глазами… Перед ним не стыдно, а весело. И она задаёт ему вопросы, которые никогда не задавала ни мужчинам, ни подругам. Провоцирует его, играет с ним и спрашивает… И понимает, сколько в ней на самом деле женской силы, как она могла бы крутить ими всеми, играя и забавляясь… А он отвечает ей с наслаждением, читает эротические рассказы и нашёптывает глупости… Потом ей это надоест, но сейчас она может быть развязной и чувственной… Играть и быть игрушкой… И холодно анализировать всё, чем он спешит поделиться…
День за днём открывая одни и те же страницы, просматривая почту, она ещё один, последний раз вскрикнет, увидев письмо. Она мечтала о нём, без веры и надежды. И вот – да. Те же коротко нарубленные фразы – прости, не забыл, может ещё раз… И ей кажется, что да, теперь уже навсегда, что решился… Что что-то довернулось в его сознании, преодолев привычный эгоизм одиночества... Она прощается в сетях, и незнакомые люди желают ей счастья. Она пишет спасибо каждому из её виртуальных друзей, называя их по именам, которые здесь никто не знает… И каждый, спрятанный под кличкой, закрытый от других, узнаёт в маленьком абзаце себя и получает отдельное ласковое спасибо за дружбу и поддержку. Они торопливо шлют ей номера телефонов и адреса почт… А она удаляет все аккаунты… И обнимает своего молчаливого викинга… Но опять – короткие встречи и длинные паузы… Его жизнь закрыта от неё, как и прежде… Она старается не дёргать его, не выдавать своего нетерпения и разочарования. Но он не появляется слишком подолгу, и она опять пишет ему пронзительные письма, а он просит фотографии… Что-то держит его, они не видятся неделями, переписка постепенно замирает. И она снова не выдерживает. Уходит окончательно, навсегда. И почти месяц пишет, мучительно переставляя фразы и подбирая единственно-верные слова, которые уже не отправит ему... Опустошённая и раздавленная, без сил и почти без чувств…
По-прежнему приходит музыка от Гарри, теперь в почту. Проходит почти полгода… На праздник пишет короткое поздравление Римлянин. Она рассматривает его новое увлечение, с кукольным личиком, за обманчивой беспомощностью которого – расчётливая эгоистичная самка… Ну что же… Они любят называть себя сапиенс-сексуалами, но на деле любят ум только в самих себе, а в женщинах – лишь восхищение этим умом, молодое тело… и бестолковую беспомощность, рядом с которой им так легко ощущать себя героями… и всегда попадаются на лесть.
Она не удаляет свою страничку, восстановленную при входе по его ссылке. Но больше ничего не пишет, вяло, от скуки проглядывает профили и почти никому не отвечает.
В стране тем времени всё яснее проявляется то, что она предчувствовала уже несколько лет назад. Злобное ничтожество, узурпировавшее власть, методично уничтожает всё имеющее на себе печать достоинства, а общество восторженно глядя ему в рот, погружается в дикость. Страна медленно валится, с людьми становится невозможно говорить, их невыносимый мёртвый пафос всё отчётливей приобретает черты и интонации третьего рейха, а они упиваются иллюзорным величием… Она из тех, кто понимает, каким страшным будет падение. И наконец, все её побуждения формируются в одно отчаянное решение – уехать, оборвать большинство связей и начать новую жизнь в тёплой маленькой стране у моря… Почти по Бродскому…
Она собирает всю силу и энергию и учится решать вопросы, о которых с роду не имела представления. Она торопится, боится срыва, но шаг за шагом подводит себя к новому рубежу.
Но по вечерам силы изменяют ей, и она безвольно просматривает череду пустых лиц и сообщений… И тогда появляется Майк. Она рассеянно смотрит на смазанное фото, но дальше у него в ленте – акварели. Она отмечает несколько. Он заговаривает. Он долго избегает актуальных тем, боясь, что и она окажется восторженной идиоткой, извергающей патриотический бред. Она первая выкладывает карты на стол. И оба с облегчением понимают, что совпали. Переходят в скайп. И она сообщает ему, что уезжает… И видит как его руки в каком-то отчаянном жесте взметнулись ко лбу… – Вы уезжаете?!.. Я понимаю, конечно… Правильно… Да… – Не в силах замаскировать огорчения и забыв что они уже неделю на ты… Они понимают друг друга с полу-слова, они наверно были бы идеальной парой… Но она уедет, а он останется со старенькой матерью. Но станет для неё самым близким, самым дорогим… Они будут часами говорить в скайпе, обсуждать его книгу и её фото… Он будет её главной опорой… Но им не придётся обнять друг друга. В реале они решают не встречаться, чтобы не причинять друг другу лишней боли, когда она уедет.
Она только спустя время поймёт, в каком возбуждённом, взвинченном состоянии была. Когда перерывая вещи, обнаружит что забыла множество нужных, которые, казалось, просто не могла не взять. Что она не продумала и не узнала заранее множество важных вещей, и теперь у неё почти не остаётся денег на жизнь... Но всё это уже не важно. Прежняя жизнь отодвигается и подёргивается дымкой. А тёплое море плещется перед ней бирюзовыми волнами…
II
Теперь её жизнь пропитана солнцем, а вещи – морской солью… Первые месяцы она пребывает в возбуждении, которое не вполне осознаёт, только иногда, по косвенным признакам догадываясь, что с ней что-то не совсем так. Она ошеломлена потоком информации и яркостью впечатлений, и переполненная непривычной активностью, проходит по 5- 8 км за день, на жаре, не чувствуя усталости… И каждый день, накинув мокрый шёлковый платок на плечи, она исследует улицу за улицей, упиваясь солнцем, яркостью цветов и запахов, богатством форм и фактур… И все пути приводят её к морю… И каждый день она погружается в его прохладную искрящуюся голубизну, любуется вызывающей красотой местных людей и, упав на горячее полотенце, говорит себе – я в раю… Она решает множество проблем, получает документы и работу… Она катастрофически бедна, ей хватает только на жильё и еду… Но она с упоением учит язык, и получает изысканное удовольствие от этих слов, которые она встречала в старинных преданиях, а здесь ими говорят каждый день… И ей нравятся эти красивые простодушные люди, все огромного роста и с милыми простоватыми физиономиями… Она видит их наивную жуликоватость, порождённую бедностью, понимает, что она как все иностранцы для них – прежде всего источник дохода… Но у неё нет ни малейшего раздражения – их добродушная болтливость и жизнерадостность искупают все недостатки… И да, она им нравится… Она не обладает их адриатической стройностью, но она складненькая. А миниатюрный рост и нежные черты лица вызывают у этих огромных людей какое-то восторженное умиление… И часто, неожиданно выйдя из-за поворота навстречу очередному простодушному великану, она видит как он, застигнутый врасплох, забывает вернуть себе вальяжный вид и стоит, провожая её взглядом… Солнце наполняет этот мир теплом и радостью, проблемы кажутся маленькими, а красота – безмерной… Но она по-прежнему одинока…
Одиночество с одной стороны и чрезмерность впечатлений с другой, истончают и обостряют её чувства, одновременно порождая и страхи и несвойственную ей неосторожность. Она испытывает этот мир собой, пьёт его большими глотками, не боясь обжечься. Она ходит ночью по тёмным склонам, стуча каблучками проходит в сумерках мимо строек, наполненных мужскими голосами… Идёт по пустынному каналу и встаёт на подозрительные камни, чтобы дотянуться до спелого инжира… А потом говорит с Майком… И он видит, что она не совсем в реальности, он бьётся с ней, пытаясь вернуть на землю. Она злится, плачет украдкой от него, и снова улетает, не в силах удержать себя на месте.
И, конечно, ей пишут. Пишут местные кавалеры всех возрастов… Пишут англичане, итальянцы, испанцы и ещё множество людей с экзотическими то ли никами, то ли именами… И каждый вечер она аккуратно отвечает одному за другим, шлёт кому смайлики, кому фото, кому музыку… А потом говорит и говорит с Майком…
Она просыпается и, не открывая глаз, нежится в кольце тёплых объятий. Она знает, что это иллюзия… Просто одеяло так уютно окутало её, что кажется, будто обнимают тёплые мужские руки… Ей не хочется разрушать это чудное ощущение, и она лежит не шевелясь. Но ощущение так натурально, что она не выдерживает и достав одну руку прикасается… И натыкается на большую мужскую руку поверх одеяла. Вздрагивает… и просыпается. И ещё долго в теле чувствуется горько-сладкое послевкусие от этого странного матрёшечного сна во сне. А по щекам всё катятся и катятся слёзы…
Она решается на первую встречу… Отвергнув бойких таксистов, томных красавцев и добродушных весельчаков, которые сразу признаются что женаты, но жена «ништо не хочет», она выбирает, как ей кажется, безопасный вариант. Он моложе её, но некрасивый и кажется, полноват… Ей кажется, что он может быть действительно одинок и хотеть общения. В конце концов, сколько раз она, измученная одиночеством, просила у судьбы весёлого толстого человека… Она уговаривает себя, что некрасивые могут оказаться самыми преданными, что надо как-то начинать общаться, и нет ничего предосудительного в том, чтобы попить кофе… Но она недооценивает свою неопытность. Он грузен и не особо красив, но ему нетрудно даётся обольщение, хотя в глубине она равнодушна… Пары встреч ей хватает, чтобы прекратить этот эксперимент над собой, поняв две простые вещи. Она не умеет любить некрасивых людей. И она не хочет, чтобы на неё опять давили и пытались ей манипулировать… Он вовсе не добродушный весельчак… Он, кажется, был болен, или делал вид, чтобы она беспокоилась о нём, писала и звонила…И он явно периодически озирается и избегает некоторых мест. Она перестаёт писать и вскоре почти забывает. Потом спохватывается, что прошёл уже месяц, и может правда ему плохо… Но не пишет, потому что его подозрительная осторожность наводила на мысль, что может он вообще всё врал, и на деле был женат. Она закрывает эту страницу, и жизнь возвращается в прежнее русло.
И опять дни, наполненные пустой перепиской, комплиментами таксистов, пристальными взглядами и приглашениями попить кофе. Приходит осень, поток туристов стремительно иссякает, и теперь дня не проходит, чтобы кто-то не попытался пригласить её. Сезон окончен, впереди дожди, и всем хочется провести зиму, обнимая живую тёплую женщину.
Каждый день она выходит под ярким солнцем из дому и идёт по одной и той же улице. Ей не лень тратить полчаса на дорогу до работы и столько же обратно… Она идёт по краю дороги и, не сдерживая улыбки, смотрит на залитые солнцем горы. И замечает, как водители встречного потока держат равнение на неё… За стеклом машины люди кажутся себе отгороженными от остального мира, они забывают следить за собой, и она видит череду приоткрытых ртов и по детски распахнутых глаз, остановивших взгляды на её лице… Каждый раз непосредственность реакций этих немудрящих людей забавляет и окрыляет, добавляет её улыбке лукавства и счастливой уверенности, что всё будет хорошо…
Бывает, коротким гудком обратив на себя её недоуменный взгляд, они доезжают до ближайшего разворота, обогнав её, паркуются на каком-нибудь пятачке и с широченной улыбкой выходят ей навстречу – знакомиться. И теперь её очередь таращить глаза в полном изумлении от непосредственности этих больших детей…
Конец октября, но этот удивительный кусочек Земли продолжает купаться в солнечном тепле. Она всё также ходит пешком, и однажды, посторонившись чтобы пропустить велосипедиста, натыкается на его счастливую физиономию. Он уже спешился, и хочет поболтать. У неё хорошее настроение, и она не прочь. Она позволяет себя уговорить сначала на кофе, а потом на короткую экскурсию в маленький уютный монастырь рядом с городом. И он как мальчишка, достаёт ей с деревьев хурму и запоздалый инжир, набирает орехи и гранаты… А она буквально падает на колени с фотоаппаратом перед дикими цикламенами, пытаясь передать трепетную нежность здешней осени… Нет, она не влюбится… Он чуть старше и чуть проще, чем она в состоянии воспринять… И к тому же она знает, что через полтора месяца он уедет… Но он хороший человек, и она согласится быть с ним, спасаясь от одиночества. Они скажут друг другу – живём одним днём, пусть будет полтора месяца радости. Почему нет?.. Она будет весёлой и нежной, с непринуждённостью равнодушия становясь всё более естественной и привлекательной. И он пропал… Он будет заботиться и помнить обо всех её желаниях и нуждах. И когда придёт пора его проводить, она будет прощаться со смешанным чувством горячей благодарности, лёгкого сожаления и… облегчения от возвращённой свободы. А он будет просить ждать его… Она не обещает, но он звонит каждое воскресение и считает дни… Господи, ну почему она не может полюбить просто хорошего человека?.. Но, как и в молодости – не совпадает…
Она продолжает жить, балансируя между беспечным упоением этим солнечным миром и глухой тоской одинокими ночами. Она по-прежнему неосторожна. Здесь не страшно сесть в машину к малознакомому человеку. В этих людях страстность сочетается с остатками патриархального целомудрия. Они не могут держать дистанцию, они всё время как бы играючи стараются коснуться руки или волос… Если она встретилась с кем-то дважды, он с восторгом называет её своей любовью, а вечером съезжает с дороги в горы, чтобы начать целоваться и заняться любовью немедленно…. Но встретив твёрдое «нет», они не смеют продолжать и с несчастным лицом везут её домой, а завтра, как ни в чём не бывало, начинают всё сначала с ещё большим рвением, становясь всё более почтительными и предупредительными.
В один из дней, когда наступающая зима слегка припугнула побережье ветром и холодом, она идёт на работу, зябко ёжась за воротником курточки. И видит прямо на мостовой замёрзшую пичугу. Молодая синица не двигаясь сидит на асфальте, рискуя оказаться под колёсами. Тёплая женская рука осторожно накрывает птицу и поднимает с дороги. И прохожие с удивлением смотрят на маленькую женщину с синицей в ладонях. А она охвачена нежностью к трепещущему тёплому тельцу и суеверным ощущением прикосновения смерти… Когда погиб один из братьев, она тоже подняла синицу с дороги… И сердце мечется – чья это душа прощается с ней? Кто?! Только не близкие, только не Майк, пожалуйста! И почему-то вспоминается одно лицо… Он так хотел быть с ней, с таким восторгом смотрел на неё… но она не решилась, видя что он в каком-то неадекватном возбуждении. И уходя видела, что в его глазах стоят слёзы… И сама разрыдалась по дороге… Синичка отогрелась и теперь трепещет в руках, требуя свободы… осторожно вспархивает с раскрытых ладоней на ограду, смотрит ещё секунду и скрывается в зелени…
Однажды на экране телефона всплывает почти забытое имя… Тот, досадное недоразумение. Она рада, что он жив и здоров, но отношения ей не нужны. Он ноет и давит. Как же она могла забыть его? Он был в больнице, он ждал… Она говорит, что не любит, не хочет, не зачем… Сообщение застигает её врасплох. Она не готова к разговору и в итоге соглашается ещё раз встретиться и объясниться. Как часто она клянёт себя за эту потребность расставить точки над и. Он ждёт её в кафе – такой же грузный и непривлекательный. Он пытается быть ласковым и вернуть её себе… Она всё категоричнее отказывается и говорит, что у неё другой… Он в ярости, он просит, давит и наконец, угрожает – с ним так нельзя, она не может просто бросить его, он отомстит, у него есть фото на телефоне, он разошлёт всем… Она лихорадочно соображает… Мог ли он тайно заснять её? Выхватить телефон и бросить под колёса проезжающих машин? Не выйдет… И, скорее всего, блефует… И она вкладывает в слова всю силу своего страха и презрения – жалкий шантажист, ничтожество… Имеешь что выложить – ну выложи… И что? Нет, не боюсь… нет, не встречусь … И уходит не оборачиваясь, прямая и стремительная… Ужас и отчаяние колотятся в груди, губы шепчут слова молитвы, но ум сохраняет холодность и ясность. Она из тех, кто не поддаётся панике, и чем опаснее ситуация, тем быстрее и решительнее её действия, а рассудок работает как часы… Она боится, что он может выследить её, и пользуясь тем, что ему нужно время завести машину и оплатить парковку, сворачивает за угол и входит в ближайший магазин. Она ходит между рядами, покупает какую-то ерунду, а потом не спеша идёт домой… И большую часть ночи лихорадочно просчитывает ходы, прокручивает в голове эпизод за эпизодом и с сожалением отмечает, что взбудораженность первых месяцев сделала своё дело, и интуиция подвела её. Хотя она очень редко ошибается в людях… Потом она думает о нём, и страх уступает место жалости. Скорее всего – от обиды и унижения говорил в запале… Возможно, остынет и успокоится… Но всю неделю она настороже, еле справляясь с нервным ожиданием удара… Однако, ничего не происходит… Но она немного обуздывает себя и старается быть критичнее и осторожнее.
А засыпая, она всё чаще вспоминает сны, которые одно время захватили её. Был период в юности, когда ей часто снились животные – собаки, лошади, лисы, медведи… И все с человечьим пронзительным взглядом. И сейчас так хочется, чтобы во сне подошёл пёс и положил огромную мохнатую башку на колени…
Жизнь катится дальше. Всё настойчивее зовут её в свою жизнь самые разные люди, всё больше в их глазах серьёзности и тоски. Они привыкают к тому, как она на свой лад произносит их имена, и эти полу-имена, полу-прозвища вызывают у них растроганную улыбку. Они покупают ей сладости и желают увидеть во сне Белого Ангела… Скоро Новый год и Рождество, и она понимает, что пора бы уже выбрать… Но за всё время она встретила лишь одного человека, который слушал ту же музыку, что и она, и читал книги… Но он не имеет ни нормального жилья, ни постоянной работы, и не смеет предложить ей никаких отношений, кроме дружбы в фейсбуке… Они лайкают друг другу публикации, чаще картины и замысловатые скульптуры. Изредка пишут или делятся хорошими блюзами… И постепенно её встрепенувшаяся было душа опять сворачивается клубком, маленькое горячее тело погружается в спячку, и она всерьёз думает, что может ей никто и не нужен… Только верный Майк в скайпе, новые главы его книги и – заснуть… Заснуть и не проснуться…
III
На стене колеблется тень от мощного силуэта, пальцы накаченных татуированных рук неуклюже клацают по клавиатуре. В маленькой комнате есть всё необходимое, но владелец то угрюмо меряет её шагами, то поворачивается и поводит мощными плечами, как будто собирается раздвинуть тесные стены. Всё дело в том, что помимо всего необходимого комната содержит и нечто избыточное – пару соседей и решётку на окне… И ему предстоит провести в ней ещё довольно много времени… Гуманное общество благополучной страны смогло предусмотреть чуть не все его потребности, но никто и ничто не может изгладить из памяти мрачную череду роковых шагов, приведших его сюда… Он листает ресурс за ресурсом – тяжело вглядываясь в картинки. Буквы его уж точно занимают меньше. Но когда время бесконечно, и качки с блестящими телами, и сверкающие тачки, и соблазнительные цыпочки рано или поздно наскучат… И если котики и птички вас тоже не слишком занимают, вы будете мрачно мерять шагами комнату, то сжимая кулаки, то поводя плечами… И возможно тогда вам бросится в глаза лицо…
Он заметил её, и ухмылка поползла по лицу… Малышка… Ишь… Хорошенькая… Аккуратненькая такая, небось училась… Стоит где-то в горах… На виндсерфинге учится… Жаль, в купальничке не снялась – постыдилась видимо… Он всё ещё ухмыляется и шлёт ей привет. Не ответит конечно… Хотя он прицепил на свой профиль фото какого-то доктора – доктору может и ответит, он тоже такой … учился… И она отвечает. Надо что-то писать… Но он-то не доктор… И поржать с соседями, сочиняя страстное письмо, сейчас не хочется… Что ж ей писать-то?.. И он мучительно строит фразу за фразой. Что он доктор, лечит детишек… Потому что любит детишек. И вообще, добрый он… Что у него лодка с парусом, на которой он плавает ко всяким островам… А жена умерла, да… Он и не врёт почти… Если отреклась и дочку не приводит никогда – как умерла… Нет, правильно… Зачем дитю малому такой отец… Какой из него папаша… Но вот снится дочка-то, запах её детский… И на лодку он почти скопил тогда, если бы только… И опять ходит, сжимая кулаки… А потом снова долго думает и пишет… Спрашивает, что она любит кушать… И любит ли плавать на лодке…
И ледяной ком в душе потихоньку тает, его отпускает, и вечерами грезится – ничего не было, он просто парень, сильной рукой направляющий лодку к островам на горизонте. А рядом с ним – малышка с добрым личиком, маленькой нежной ручкой вцепившаяся в его куртку. Только глазки смотрят не грустно, а весело. И запах от неё такой тёплый, уютный… Как от ребёнка…
Маленький, некрасивый человек каких-то сложных смешанных кровей сидит перед монитором. Его крохотное жилище – сплошной хай-тек и минимализм. Всё умно, рационально и отблёскивает металлом. Но в глубине души ему очень давно хочется, чтобы изящная женская ручка внесла сюда хаос, капризно раскидав невыносимо-яркие ткани и вторгаясь в каждый угол с какими-нибудь дурацкими женскими безделушками. Так было у всех его знакомых, и все они жаловались на то, что женщины невыносимы, что они заполоняют собой всё, и бедному мужику нет от них спасения, кроме как на работе… Но вечером они спешат домой, к этим своевольницам, и явно рады, что их там ждут… А он приходит один в своё идеальное жилище, которое само зажигает свет и включает кофеварку… Он слишком некрасив, слишком робок и совершенно не знает, как говорить с женщинами. Он хочет их мучительно, но он смешон и нелеп, и постоянно чувствует, как они хихикают у него за спиной.
Но стоит ему включить монитор, как всё меняется. Чёрно-белое фото, сделанное с нужного ракурса дорогим фото-художником, скрывает все недостатки и делает его профиль изысканно-оригинальным. Он заходит на странички красоток, и они отвечают ему. Но он никогда не решится на встречу… И он пишет, что работает инженером на нефтяной платформе, что ещё полгода он будет здесь, в море… Что здесь так скучно, и так не хватает Её… Однажды он натыкается на фото хорошенькой женщины с мягкой улыбкой. Он пишет ей дежурные комплименты, говорит о серьёзных планах, а она отвечает полу-серьёзно, с какой-то самобытной ласковой вежливостью. Он рисует ей картины прекрасного совместного будущего, а она с весёлым любопытством расспрашивает о его жизни и о том, что видно из его окна… И часто ли бывает шторм… И видит ли он дельфинов и китов… И постепенно он привыкает к ней. Он не хочет её спугнуть и не просит откровенных фото – у него достаточно фантазии, чтобы представить её тело в своих руках и приоткрытые губы на запрокинутом лице… Он пишет ей и смотрит на фото, и паузы удлиняются, его взгляд тяжелеет от горячей волны, разливающейся по телу… и она как будто уже живёт в его комнате, ходит неслышными шагами, и расставляет какие-то изысканные статуэтки и флаконы перед зеркалом…
Тонкая иссохшая рука медленно-медленно двигается над клавиатурой. Медленно опускается на клавишу. Медленно поднимается и движется к следующей букве. С каждым месяцем рука всё тоньше, а движения всё медленнее. Он выбирает фото – немолодой бритый мужик с харизматичной усмешкой. Типа Брюса Уиллиса… Да, такому будут отвечать, это надёжно. И он открывает профиль за профилем и пишет. Коротко шутит и шлёт фото с цветами… Но красавицы отвечают косноязычно, и всё больше намекают на четвёртый размер и на слишком широкую постель… Нет, это нам не подходит… Приходится убираться и начинать сначала… Наконец, ему повезло. Одна миловидная шатеночка изящно отшутилась в ответ, вежливо, но без экзальтации поблагодарив за розы… Он задаёт вопросы, и получает ответы. То сдержанно-поэтичные, то мягко-ироничные, то серьёзные… И фото - то яркие и солнечные, то лаконичные, то забавные… И музыку – изысканно-разнообразную… Попал!.. Каждый вечер он, как гурман перед столом, уставленным блюдами, садится перед монитором… Он будет смаковать каждую строчку, каждую мелодию или фотографию… Смотреть её глазами на диковинные цветы Испании, на то как песок золотистой пылью искрится в волнах лазурного берега, на яхты, заходящие в голубые лагуны с белыми скалами… И грезить… Под прекрасную музыку и пение диковинных птиц…
И ещё многие угрюмые лица осветит улыбка, когда в сети всплывёт её имя. И пользуясь драгоценными минутами, пока она здесь, они пишут, вглядываются, вчитываются… Чтобы вслед за её солнечным сознанием выйти из темниц, где заперты их тела и души. Ненадолго замереть глядя в ласковые глаза… И грезить, грезить на яву…
IV
А она уже почти переживёт короткую зиму, с благодарностью отмечая, что ей повезло, и её первая зима здесь на редкость тёплая и солнечная. Конечно, иногда чёрные тучи садятся на горы, клубясь по склонам. И тогда всё темнеет, три дня не перестаёт дождь… а потом поднимается ветер, и море тяжело обрушивается на прибрежные камни. Тогда она летит к стенам старого города, чтобы увидеть настоящий шторм, и час за часом смотрит как хрустально-голубые валы вздымаются из тёмной глубины и рассыпаются белой пеной об старинную каменную кладку и выщербленные скалы… Но потом – снова солнце, умытый город блестит, а воздух напоен свежестью. И даже в январе она будет просыпаться под крики чаек и щебет зарянок… И спелые лимоны выкатываются к её порогу. И вот уже набухают почки, и зацветает мимоза…
Она возвращается с работы. Уже сумерки, и хотя календарь уверяет, что зима ещё не кончилась, в воздухе пахнет весной. Она вглядывается в придорожные растения, с любопытством наблюдая за их ежедневным весенним обновлением. Многое диковинно для неё, она дотрагивается до веток, вдыхает будоражащие запахи и пытается разглядеть птиц, поющих в глубине крон. Поэтому не сразу замечает силуэт, появившийся из-за припаркованной машины. А когда замечает и узнаёт, вздрагивает, холодея и понимая что уже поздно… С грацией тяжёлого зверя её настигает грузный человек… Садись в машину, милая… Нет, самое главное теперь, не сесть в машину… Она изворачивается, отступает, но всё время немного не успевает. Ей не хватает скорости реакций, и каждое её действие запаздывает на те пару мгновений, которых ему достаточно, чтобы пресечь их. Она слишком маленькая, корпус его авто заслоняет её от встречных машин, и никто не видит, что происходит.
Он всё время говорит – с вкрадчивой злобой – хотела уйти от меня, думала, со мной так можно? Нет, милая, со мной так не выйдет… Да, пытался её заснять, он всегда так делает, потому что все они одинаковые… Но она слишком вертлявая, ничего не вышло как следует… Но ничего, теперь у них будет много времени…
Под мостом трое рабочих допивают пиво, прежде чем разойтись по домам. Крики наверху нарушают их благодушную расслабленность. Слишком медленно до их вялого сознания доходит смысл происходящего. Пока любопытство уступило место пониманию, пока они начали подниматься с мест, чтобы рассмотреть людей на мосту, женщина каким-то скользящим, крутящимся движением вывернулась из рук толстяка, но оказавшись между ним и открытой дверью машины, метнулась не вперёд, а через ограду на неровные камни. Но ей опять не хватает тех нескольких мгновений, которые всегда бывают в кино… И толстяк, видя что добыча ускользает, наносит удар. Три человека летят наперерез, пытаясь подставить руки… Нет, они не успеют… И увидят как маленькое тело опрокидывается навзничь, не успев найти никакой опоры, летит на острые камни со страшной неотвратимостью, и катится вниз, пропитывая кровью пряди мягких волос… Но вся ярость несостоявшегося суперменства, отчаяния от того как загублено то, что могло быть вожделенным, была вложена в последние крупные движения. И через мгновение страшные тяжёлые удары настигли свою цель… Два огромных человека скрутили убийцу и пригвоздили к земле… А третий, самый худой и жилистый с обезьяньей ловкостью спустился за неестественно распростёртым маленьким телом…
И была полиция, пытающаяся вникнуть в показания - косноязычный рассказ простодушных героев со слезами на глазах - она говорила, а он говорил… И была скорая… И были звонки на её чудом уцелевший телефон от коллег, с трудом осознающих страшные ответы… Бледные лица враз одряхлевших родителей и скупые слёзы сыновей… Бестолковая суета многих людей, не знающих чем можно помочь… И бедный Майк, день за днём не находящий её в скайпе, с мрачным предчувствием перебирающий список её друзей, решая кому из них задать неудобный вопрос…
И был холодный мёртвый свет белой палаты и многочисленные блестящие приспособления, призванные соединить то, что было так грубо изломано злобной волей и твёрдым камнем…
Постепенно, суетливые действия приобретают методичность и будничность тяжёлой работы по спасению жизни. Причитающих и всхлипывающих мягко удаляют. Деньги, собранные диаспорой, тратят на недостающие медикаменты, которых нет в этой бедной стране…
И невесёлая новость кругами расходится от человека к человеку, как и все вести в этом тесном сообществе. И один за другим самые разные люди чувствуют внезапный холод, ощутив как страшно и нелепо опустело место, которое принадлежало в этом мире маленькой солнечной женщине… Три простодушных человека получают награды за задержание преступника. И в который раз рассказывают любопытным одно и то же – он говорил, а она говорила… А вечером молча пьют крепкую ракию, чтобы затуманить воспоминания и больше не видеть снова и снова падение маленького женского тела…
Но однажды в палате у её постели появляется человек. И теперь всё время за матовым стеклом виден сгорбленный силуэт, застывший в одной и той же позе. И всегда сдержанные, немного суровые местные медсёстры смахивают слёзы, раз за разом видя как крупная мужская рука дрожит, бессчётное количество раз поправляя один и тот же локон у помертвевшего лица… И уже почти все они не по одному разу прочли молитву, прося вернуть жизнь и сознание маленькой женщине, которая так нужна этому бедному человеку… Они не в силах требовать чтобы он ушёл, и он выходит только на время процедур. А потом возвращается на своё место. Потому что он твёрдо решил дождаться, когда наконец прервётся страшный болезненный сон, и эта женщина проснётся…
Нет, она давно уже не спит, рывком вырванная из сна ощущением ужаса тела, не нашедшего опоры и падающего навзничь с обрыва… и захлёбываясь слезами, мысленно дописывает сценарий своей невесёлой жизни, запущенный страшным сном. Когда мозг уже знает, что ничего не случилось, что не было страшной встречи и рокового падения, а сердце ещё верит пережитому ужасу… Сознание привычно раздвоилось на одно, бьющееся в слезах, с колотящимся сердцем одинокой девочки, и другое, подбирающее слова, точно описывающие сюжет… придумывающее этих рабочих и медсестёр… Это трудно объяснить людям иного склада – странную потребность найти слова, беспрестанно повторяя одни и те же фразы, бесконечно пытаясь сформулировать одни и те же навязчивые мысли, как больная, в бесконечном мысленном разговоре … И только когда все слова найдены, сценарий дописан, жалость к себе, высказанная и выплаканная, стихает, а сознание подёргивается дымкой чуткого тревожного сна. Всё утро она будет рассеяно прокручивать в голове один и тот же сюжет, подавленная собственной фантазией и мыслью, что на самом деле нет того человека, который пришёл бы к её постели.. И видимо не будет… Она так и обречена быть для всех журавлём в небе, пока жизнь не сбросит её с изломанными крыльями кому-то в руки…
Ещё неделю ей трудно справиться с невесёлыми картинами, созданными собственным сознанием. Она удручённо отмечает, как глубоко в ней засел и не отпускает страх перед тем человеком…
Пройдёт немного времени, и она встретит его с двумя дочками на детском празднике, увидит тревожно метнувшийся виновато-испуганный взгляд… И страх уйдёт навсегда.
Но сейчас она опять разбита и вынуждена искать в себе силы жить, идя по жизни смеясь и не выдавая себя перед людьми… Она опять прекращает общение в сетях, обрывая многочисленные ниточки переписок, на которые больше нет сил. А по всему свету множество людей вечер за вечером смотрят в экраны, ожидая когда появится в сети знакомое имя. Но оно не появляется ни сегодня, ни завтра, ни через неделю… Не приходят ответы на сообщения и не появляются новые фото… И огромный силуэт мечется из угла в угол в тесной камере… И множество глаз разного цвета и разреза раз за разом скользят по экранам, и обида уступает место тревоге, а потом тревога уступает место тоске… Тёплый огонёк, который грел и озарял их жизни, померк, и они постепенно погружаются в прежнюю беспросветную серость… А мёртвый профиль висит и висит в сети…
V
Я испытывал время собой –
Время стёрлось и стало другим…
Наутилус
Произойдёт ещё несколько встреч, нелепых и неуместных в её жизни, как будто она пытается примерить чужую одежду и, глядя в зеркало, видит вместо себя пронзительно-несчастную клоунессу…
Но в этом болезненном испытывании себя она как-бы сдирает старую кожу, смывает слой за слоем нервозно-неуверенную боязнь себя настоящей. Истончаются чувства и интуиция, меняется взгляд, преображается походка и осанка… На её лице сложной игрой света и тени сменяются настроения и всё чаще на нём останавливаются взгляды прохожих. И весёлые ухари, уже готовые было к игривому знакомству, вдруг замирают с распахнутым взглядом, и вместо шутливо-нахального заигрывания она слышит застенчивое «чао»…
Она переезжает в маленький домик вблизи монастыря, и каждое её утро начинается с перезвона колоколов. Старик-хозяин, завидя её, старается выглядеть браво и не показать усталости, когда смеясь и болтая они с ним сажают овощи и цветы. У неё появляются приятельницы среди местных женщин, с виду суровых и строгих рядом со своими жизнерадостными мужьями, а на деле сердечных и гостеприимных. Её знают местные собаки, и каждый день её встречает и провожает маленькая кошка… Каждое утро со ставней в окно заглядывает любопытный воробей, а на озарённую солнцем стену откуда-то из-за шкафа выбегает маленький геккон . Она выносит из огорода черепах и здоровается там с блавором, большим безногим ящером, неспешно скрывающим в зарослях своё змеиное тело…
Один за другим сворачиваются суетливые знакомства и несостоявшиеся романы… и остаются только соседи-приятели с их безобидным флиртом. Один за другим пытаются напомнить о себе все, кто пытался быть с ней, как будто специально давая ей возможность проверить свои чувства и удостовериться в том, что ничего бывшего ей не нужно… Всё больше людей здороваются с ней на улице, всё чаще она останавливается на тротуаре, чтобы перекинуться парой фраз с соседями. Уходят суета и спешка, в движениях появляется южная лень, а в уголках губ – затаённое блаженство… она как кошка на солнце наслаждается теплом и негой данной минуты, не загадывая на завтра…
И однажды с ней заговаривает человек… Как давно я Вас не видел!.. Она смотрит в незнакомое лицо, в глаза, оглядывающие её с искренней радостью, и обескураженно пытается понять, какую забытую встречу она должна сейчас восстановить в памяти. И кусочками растерянной мозаики замелькали прошлогодние картинки…
Вот пошутил на бегу приятный человек, но она тоже спешит на работу, и они с коротким смехом разбегаются в противоположных направлениях… Вот тихое «чао» на том же тротуаре, но у неё заплаканные глаза, и она не отвечает… Вот под проливным дождём прохожий с другой стороны улицы салютует ей зонтиком… Но между ними почти река, несущая между машинами сорванные ветром ветки и листья… И каждый раз она не успевает как-следует разглядеть и запомнить лицо…
А она и вправду переехала и теперь действительно редко ходит по этому району… Но сегодня так тепло и солнечно, и почему-то захотелось пойти именно здесь… И очень захотелось купить чего-нибудь к чаю в почти забытом магазинчике… И сегодня она никуда не спешит…
3.01 – 23.11. 2016