Г л а в а 3
Я хотел сказать Алику, что понимаю по-польски, но мама предупредила меня взглядом, чтоб не рассекречивался. Она тоже немного понимала, но не всегда, потому перевод ей не мешал. А вообще Алик прекрасно говорил на русском языке, я даже думал, что Юрий Александрович готовит из него дипломата. Как когда-то хотел направить на дипломатическую стезю меня, уговорив маму записать меня в школу под номером 20, где детей серьёзно обучали иностранным языкам. И даже сходил с нами на собеседование в эту школу, как бы демонстрируя, смотрите, какого я вам мальчика привёл. И я успешно прошёл собеседование, но мама, уже летом, пересчитала все дороги, сколько бы мне пришлось переходить, испугалась, и в срочном порядке привела меня в школу, рядом с нашим домом, перед самыми занятиями почти. Хорошо, что ныне покойный Борис Григорьевич меня взял тогда. И взял – перед этим отказав какому-то полковнику с внуком – не устояв перед моей грамотностью, я ему заголовок в газете прочёл трудновыговариваемый. Ну, конечно, и мамино обаяние действовало. А внука полковника отправил в 20-ю школу – вот пусть из него и делают дипломата. А нам как раз в другую сторону.
Но как Юрий Александрович сделает дипломата, из, нелепо выросшего, Альки? Дипломаты – как мне однажды приснилось во сне – в основном шпионят. Я, даже за одним американцем следил, чтоб его выявить. Он прятал информацию в сделанный искусственно камень, чтоб другой, проходя мимо камня, тут же её снял каким-то прибором. И я спешил в милицию, чтоб этих шпионов разоблачить, но просыпался. Сон этот я маме рассказывал – она посмеялась.
Забегая вперёд, скажу, что когда я был уже на втором курсе лётного училища, мама прислала мне письмо, что шпионов, которых я выслеживал, во сне, всё-таки разоблачили, и даже сообщили об этом в информационной программе. Маму поразило, что говорили об их действиях слово в слово, как я ей рассказал. И поздравила меня, что я тоже, как она, вижу вещие сны. Но вернёмся к Альке.
Как Юрию Александровичу сделать из сына дипломата-шпиона, если он уже своим ростом выделяется из толпы? Те шпионы, которых я видел во сне, были совсем незаметными людьми. Даже я бы сказал, серыми мышками. И пока я так вспоминал, мама уже вела гостей по нашим кривым переулкам, тоже не минуя их молча – кое-что говорила, о старых интересных домах, не пропускала и новые, выстроенные как-то тайно.
Они выросли в одно прекрасное время неожиданно – строительства никто не заметил, а дома появились. Это были дома для Правительства и их «замечательных» детей и внуков, которые редко утруждают себя для блага государства.
Этого Белка, разумеется, нашим гостям не докладывала, но я знал, что её раздражает соседство с такими людьми. Они словно шакалы-шпионы – на улицах или в магазинах в очередях их не увидишь, но живут эти народные «слуги» гораздо лучше самого народа. У них есть свои слуги, которым платят за счёт государства хорошие деньги.
«Слуги слуг» тоже не стоят в обычных очередях за всем необходимым. Их на машинах – Володя мне рассказывал – отвозят в потайную секцию ГУМа, где навалом одежды роскошной, и еда продаётся так дёшево, что они со своей зарплаты могут купить автомобиль, «работая» у «слуг народа» за полгода. И тоже не морочась в очереди за авто, как приходится простым работягам. Автомобили, как говорил Володя, легкодоступны только «детям Кремля» и подпольным миллионерам, типа Корейко, которого хорошо описали Ильф и Петров в своих юмористических книгах. Но тот Корейко носился со своими деньгами, не зная, куда их деть, а нынешние пробили себе ходы и тропы благодаря связям, может быть с теми же детьми Кремля. Те вполне могут поспособствовать своим любимцам, жить припеваючи.
И получается, что одни живут, торты жуют, другим, как моей Белке надо носиться по магазинам, стоять в жутких очередях, чтоб купить самое необходимое для жизни. Признаться, не нравились мне в переулках наших эти дома и их обитатели, хотя с некоторыми детьми из этих башен встречался в школе. Вроде люди, как люди – особенно дети космонавтов – их я не причислял к тунеядцам. Но остальные – разнаряженные, наглые - вызывали неприязнь, россказнями, что у них уже всё схвачено. Престижные институты, дальнейшая высокооплачиваемая работа, доступ в потаённую секцию ГУМа и возможность покупать там всё дёшево, поездки «за бугор», где «шмотки», по их словам, и так дешёвые – не надо блат иметь. Вот такие «детки» раздражали. А также их отцы и деды-революционеры, которые боролись вроде за блага для народа, а сделали эти блага лишь себе и потомкам. И пока я так раздумывал, мама привела в нашу хибару двух тоже небедных поляков.
Их отец, работая в Союзе, получал в пятнадцать раз больше, чем моя Белка, обслуживающая капризных его детей и детей других политиков. Это только в рублях Юрий Александрович получал больше. А в Варшаве у них тоже «капали» их злотые. Также тётя Аня сопровождала в интересные города экскурсии приехавших поляков – тоже получала не меньше мужа, а больше, как она говорила. И уезжая, на несколько дней, могла оставить заболевшего Альку с температурой. Алька капризничал и звал мою Белку, чтоб пришла и рассказала русскую сказку. И моя мама шла к этим богачам, имеющим служанку, потому что очень любила своих маленьких детей, с которыми работала в детском саду. И конечно за это дядя Юра и влюбился в маму. Вообще-то, думаю, он влюбился раньше, чем стал приглашать Белку в театры, в поездки по Подмосковью, куда брали и нас, детей. А капризы Альки по поводу сказок начались тогда, когда в семье поляков прошёл слух (чему немало способствовали сплетницы в детском саду), что «папа любит Калерию Олеговну» - так сказанул однажды Алька.
Юрий Александрович любил мою Белку, она любила детей и театры, поездки по Москве и Подмосковью. И так, наша бедность на то время сплелась с богатым и влюблённым Юрием Александровичем, и этот симбиоз пошёл всем на пользу. Без мамы взрослые поляки не узнали бы так хорошо Москву и Золотое Кольцо. Это мама вычитывала всё в книгах из библиотеки, и когда мы ехали в какой-то город, знала о нём больше, чем местные экскурсоводы. И пока я так вспоминал всю нашу прежнюю жизнь, четверо людей – двое из которых поляки дошли до не менее интересного дома, постройки 1914 года, возведённого как раз перед революцией.
Строили доходный дом для бедняков, очевидно. Может и богатые здесь жили – то скрыто тайной. Но после революции большие комнаты и залы перекрыли перегородками и сделали коммуналки. И с тех пор, наверное, никогда не производили капитальный ремонт в нашем доме. Вестибюль в нём и так был богатый – весь выложен белой плиткой, так же полы, но коричневой и жёлтой с довольно интересным рисунком. А дальше шла небольшая лестница на первый этаж, по которой мы и вошли в длинный, полутёмный коридор, где мама сразу включила свет. Не знаю, понравился ли приехавшим этот длинный коридор, но когда вошли в наш, личный, можно сказать, маленький, мама предложила полякам:
- Вот холодильник. Если привезли скоропортящиеся продукты, то места в нём хватит. Можете ставить. – И ушла в ванную, чтоб помыть руки и ополоснуть лицо, прежде того, как отправится на кухню, чтоб разогреть обед для приезжих и нам с ней.
И, разумеется, Белка, по приходу сразу, выделила им полку в шкафу для одежды. – «А вот тут будете спать», - указала на мою большую кровать. – «А где будет спать Олег?» - Тут же догадался длинный Александр. Я говорю «длинный», потому что четырнадцатилетний Алька был выше меня сантиметров на восемь. В нём, как сказал он мне по дороге – 191 сантиметр роста. Он интенсивно рос, после того, как попал под машину в Варшаве, и лежал в больнице без сознания много дней. А как проснулся - его слова - и выписали его из больницы, сначала перерос старшего брата, потом Кристину, потом папу, и маму. Я видел, что Белка сморит на Альку с жалостью.
дальше - http://www.proza.ru/2016/12/26/935