В чужой шкуре. Дневник эмигранта. Продолжение 3

Николай Малых
  В чужой шкуре. Дневник эмигранта. Продолжение 3Заканчиваем курс немецкого языка. Шесть месяцев упорного труда. Шучу, что теперь я владею языком, и могу устроиться работать на почту, наклеивать марки... Горечь от понимания того, что язык является ключом к тому ларцу, который жизненно необходимо отпереть. Но ключ этот пока висит так высоко на дереве познания другого мира, что прыгать еще да прыгать! Чувствую себя дарвинской обезьяной, которая должна взять в руки палку. Взял. Устроились на второй курс языка. Платим сами, выделяем деньги из своих социальных средств. Впервые почувствовали, что значит экономить в Германии. Государство постепенно нас отпускает в большое плавание по волнам настоящего капитализма. С этого момента наступил период жестокой схватки за будущее. Старший сын уехал на север Баварии, учится языку на специальных курсах для молодых. Младший посещает уже пятый месяц детский сад. Детский сад - отдельная история... Частный дом с участком, приспособленным для детей, игровая площадка. Детей приводят к половине восьмого, забирать необходимо в двенадцать. Завтрак ребенку дают с собой. В двенадцать обед дома. В час дня, как исключение для нас, переселенцев, детей наших берут для присмотра до четырех часов. Володя, мой сын, пятилетний детина, осваивает немецкий язык в садике среди местных детей. Странно, но у него идет освоение языка куда быстрее, чем у меня! В понедельник, с середины января, Константин, средний сын, пятнадцатилетний подросток, с большой неохотой, отправился в первый раз в шестой класс. Нам было больно смотреть на покорное лицо мальчика, который закончил восемь классов в России, а теперь отправлялся в шестой. Мы видели его страхи и смятение. Он понимал, что ему, без знания языка, будет трудно. Домой он вернулся подавленный. Половина класса были дети, выходцы из бывшего Союза. Учителя они не понимали, учитель не понимал их... Только мы понимали, что это звено в интеграции подростков совершенно не продумано. Понимали и то, что повлиять или изменить что-то в нашей ситуации невозможно. Вечером долго говорили на эту тему, старались успокоить сына, но знали, что наши разговоры пустые. Решили и остановились на том, что ему нужно будет дополнительно много заниматься. При этом, зная характер сына, чувствовали, что дело это будет провальным. Безвыходность убивала, мы напоминали слепых котят.
Ночь прошла в бессоннице.

Заканчивается май 1995. Успешно с сыном сдали теорию и практику в автошколе. Затраты были минимальными. Мы оба закончили школу в России и водили наш старенький «Москвич», что и помогло нам справиться с экзаменами. По моей просьбе, наш друг из Кёльна, бывший мой коллега - врач, уехавший в Германию ранее, подобрал нам "бэушный", тринадцатилетний автомобиль марки «Ауди» . Выходные дни. Едем с сыном в Кёльн поездом. Это - пятьсот с небольшим километров. Скорость двести км/час. Мы остались живы... Резкий удар, окна второго вагона покрылись красным. Резкое торможение, все пассажиры летят вперед. Чистое поле, позади туннель и горы. Кто может выходят из поезда. Локомотив, серебристая сигара "Интерсити", с помятым и окровавленным "носом", с торчащими изо всех щелей белыми костями, напоминал кровожадного монстра, который только что проглотил такое же чудовище.
Все было проще... Лошадь, которая была отпущена хозяином, вышла на железнодорожное полотно и смотрела в туннель. Далее - сирены, налетели скорые помощи, пожарные, полиция, спецслужбы. Нас развезли автобусами. Позднее поняли, что страховые компании заплатят за все, но суд будет беспристрастным... Добрались с большим опозданием, около двенадцати ночи, товарищ нервничал. Он все еще не мог успокоиться от посещения его накануне двумя женщинами из России. Они купили старую "девятку" из "ГДР", уехали... Сколько было переживаний, пока он их выпроводил. Рассказал нам коротко, но этого было достаточно, чтобы понять, какая пропасть между нашими людьми и немцами. Только один эпизод, который поверг в шок моего друга. Рано утром он идет знакомой улицей на работу, все приветливы, здороваются с легким поклоном, идет врач. Вдруг, на оживленном перекрестке он видит своих гостей, двух дам, которые расстелив одеяло на земле, торгуют привезенным ими из России. Здесь были удилища, спиннинги, фотоаппарат и другие предметы. Все косились и проходили мимо. Володя, так зовут нашего друга, остановился, остолбенел, не знал, что делать дальше. Дамы, заметив его, стали махать руками и звать к себе. Подошел, шипящим голосом приказал срочно свернуть одеяло и удалиться с площади. Непонимание в глазах и попытки сопротивляться, заставили его пнуть ногой товар. Подействовало. Вечером был разбор ситуации. Не хватало денег на автомобиль, решили прихватить товар, так как кто-то ранее надоумил, что можно продать, выручить какие-то деньги. Только совсем забыли, что это было во времена ГДР, а не в западной Германии. Друг занял деньги, купили... Обучал езде на пустыре. Уехали... Как они ехали, знает только один Бог. Обе женщины, учителя, никогда не ездили на автомобиле, купили права и только тут они поняли, что купив права, надо было еще «купить» умение ездить! Они доехали до России. А как ехали навстречу на автобане, как объяснялись с полицией и десятки других приключений достойны отдельного описания.
Мы с интересом слушали рассказ друга, а в душе скребли кошки, как нам проехать впервые пятьсот километров по незнакомой стране. Володя нас успокоил и так стало легко на душе! Всего одна фраза воодушевила нас. Он сказал: « Коли эти две дуры до России, до дома доехали, то вы справитесь!». Доехали.
От перенесенного стресса после дороги, не могли долго уснуть.
Продолжаю грызть ту палку науки, которую взял для достижения заветной цели. Начал «подпрыгивать». Цель – ключ - ЯЗЫК! Занятия проходят в заведении, которое здесь называется „Фолькс хох шуле“. Это - народные университеты. Здесь есть все, и таких учебных заведений много. Люди платят деньги и получают курс знаний по интересам, начиная от искусства, заканчивая политикой. Это была школа, которая оказалась судьбоносной для моей семьи.
Заканчиваются занятия, сегодня занимались во вторую смену, время - семь вечера. Из соседней аудитории слышно хоровое пение. Любопытство пересиливает приличие, приоткрываю дверь и наблюдаю. Человек тридцать стройно поют, пение не дает оторваться от приоткрытой двери. Молча переглядываемся с женой. Галина, преподаватель музыки, раньше часто пела в хоре. Срабатывает желание приобретения большего числа контактов с местными, что дает возможность улучшать качества нашего языка в общении с ними. Решение принято тут же. Заканчивается пение, люди начинают выходить из зала. Мы терпеливо ждем. С чего начать? Останавливаем первую попавшуюся нам женщину. Она приветливо улыбается. На очень скромном запасе слов объясняем, что нам очень понравилось пение. Галина, робко, выказывает желание участвовать в хоре. Она может петь с листа...
То ли это божественное провидение, то ли так выстроились звезды, а может, что-то другое, но мы столкнулись с ангелом -хранителем! Ангела звали фрау Шиффманн. Первая встреча поразила нас.
Уснули далеко за полночь.
Дальнейшие события развивались быстро, с огромным участием совсем незнакомых нам людей.
Вспомнилось: « Кто не стучит - тому не открывают». Мы постучались, нам открыли. Знакомство с фрау Шиффман, которая, на наше счастье, была руководителем местного "Красного Креста", дало нам многое. Я благодарен этому человеку за ее благородство, отзывчивость и понимание. Завертелось... Когда она узнала, что врач, детский хирург и учитель музыки живут в общежитии, ее это поразило. Ее западный менталитет не мог допустить, что так может быть. Она не могла взять в толк, что мы живем там на общих основаниях, а мы не могли понять, что так ее удивляет, что тут необычного. Она стала нам объяснять, что не положено по нашему статусу быть в таком положении. Понять нам это было трудно.
Уже на следующий день госпожа Шиффман приехала к нам в общежитие и повезла нас смотреть квартиры, которые подыскала нам. Остановились на роскошной квартире в сто пятьдесят квадратных метров, со всей мебелью и скарбом. Переехали быстро. Галина пела... Я писал на Родину, успокаивал свою старушку маму.
Новый год встретили в новой квартире по-русски.
Не спали до четырех утра.

Жизнь налаживается. Заканчивается второй курс изучения немецкого языка. Наш маленький обгоняет нас в знаниях, шпарит с баварским диалектом. Костя, средний, в состоянии депрессии, в школе все сложно. Помочь не можем.Тупик, который отравляет, становится постоянной головной болью.
Сегодня едем с группой в старый мужской монастырь. Поездку организовал известный в Германии профессор, который занимается темой интеграции переселенцев из восточного блока. Его интересует менталитет, вопросы психологии наших душ. Мы сидим в просторном старинном помещении, сводчатые, готические потолки, колонны, стрельчатые окна. Несколько столов сдвинуты по кругу. На столах различные напитки, фрукты, сладости. Переводит молодой человек, из бывших наших, который учится уже в университете. Седовласый профессор задает вопросы, предваряя их комментариями. Он смотрит на нас, ждет ответа. Молчание. Люди скованныи эта скованность не дает вырваться словам. Почти все - выходцы из немецких деревень, вопросы им кажутся диковинными, непонятными. Стараюсь, как могу, отвечаю на вопросы. Все поворачиваются в мою сторону, начинается диалог. В какой-то момент происходит очень важное, что явилось, как я понял, величайшей находкой для профессора. Вероятно, он мог бы написать диссертацию по этой теме. Вопрос был совсем безобидный: «Чем я занимался до переезда, кто я по профессии?». Я ответил, что работал в курортном месте детским хирургом. Он изумился тому, что я принял решение переселиться в Германию. Что стало для врача пусковым крючком? По его пониманию выходило так, что я принял совершенно необдуманное решение, обрекая себя на длинный, трудный путь становления. Я молчал, он говорил, как бы рассуждая, сам с собой. Собравшись с мыслями, постарался выстроить мой рассказ в такой последовательности, чтобы было понятно, что привело нас к этому решению. Я говорил о своих жилищных условиях, как жил в подсобных помещениях с семьей в шесть человек. Как от переживаний за нас преждевременно, в шестьдесят два года, умерла от сердечного приступа мать жены, которая ютилась вместе с нами на двадцати квадратных метрах, о том, как мы не могли выкормить новорожденного сына, который не мог брать грудь матери, и потому мы были вынуждены купить корову. Сколько хлопот доставляла корова! Я косил ей сено, убирал навоз...
Я продолжал говорить, рассказывать все наши проблемы. Ученый человек, только что не присвистывал... Он вставал, садился, не перебивал, его внимание было полностью поглощено моим рассказом. Я видел, что его лоб покрылся потом, мой, кстати тоже. Он начал ходить, хватался рукой за бородку, подходил ко мне, заглядывал в глаза, вероятно, пытался понять, а не лукавлю ли я. Мы не замечали других, я рассказывал, он слушал. Вдруг переводчик перестал переводить. Слышалось змеиное шипение... Теперь все смотрели то на переводчика, то на женщину сидящую слева. Она действительно шипела, тихо, но так настойчиво и упорно. Повторяла переводчику: «Не переводи, не переводи...».
Я замер, с непониманием смотрел на бывшую соседку по общежитию. Спросил ее, в чем дело, почему он не должен это переводить? Мы говорили на русском... Переводчик, в замешательстве, не знал что делать. Профессор тормошил его и просил переводить все, о чем мы говорим. Тот молчал, а Катя распалялась, выплескивала очередную порцию злобы в мой адрес. Суть сводилась к тому, что она считала совершенно нормальным, что я доил корову, косил сено, убирал навоз и прочее. Она не могла смириться с тем, что будучи заведующей сельской почтой, тоже держала корову, а я почему - то считаю это зазорным. Наш разговор был переведен профессору. Он округлил глаза, очки сползли на кончик носа. Он получил психологический конфликт, который прорвался вот тут, в этом помещении. Он понимал, что нас воспитывали совсем не так, как его. Теперь он увидел воочию, что такое "совок". Было стыдно перед профессором и прежде всего Катерине, она не могла вынести правды, которую я говорил. Она считала, что сор не стоит выносить из избы... Получалось, если бы я сказал, что приехал так, просто, из любопытства, без учета всех обстоятельств, это было бы красиво, патриотично... Я задал Кате простой вопрос. Просил перевести его для ученого. Просил ответить, кого бы выбрала она, как мать больного ребенка, какого врача, какого детского хирурга, если бы у ее ребенка случился, к примеру, аппендицит. Кому бы она доверила оперировать своего ребенка, если бы у нее был выбор: тому, кто постоянно читает, учится, держит себя в покое и свои руки чистыми или тому, кто не досыпает, чистит сарай, и кому не остается времени читать, тому, который перебивается от зарплаты до зарплаты? Она замолчала, что она могла сказать. Люди стали шумно обсуждать поднятую тему. Говорили все сразу, теперь их не смущали чины и положения. Профессор упрашивал переводить все, он получал неоценимую информацию. Всех прорвало, говорили о наболевшем, только Катя молчала.
Вернулись поздно вечером.
Долго ворочались, не могли уснуть.

Новый, 1996, встретили в маленьком кругу друзей, которыми со временем стали обрастать. Говорили о будущем, а оно было туманным, неопределенным и даже пугающим. Кто-то утешал себя, что можно жить и на пособие. Совершенно не смущало людей, что за это пособие они должны будут отрабатывать на самых "бросовых" рабочих местах три месяца. Такие разговоры, как правило, быстро сходили на нет. Все умолкали, каждый думал о своем.
Закончилось обучение на втором курсе немецкого языка. Учитель, который вел курс, местная немка, жила недалеко от нас. Молодая женщина, в сущности, одинокая, жила со своим бойфрендом, который был много старше ее, приезжал редко. Иногда она ездила к нему в соседний городок. Она тянулась к нам, беседы с нами как-то скрашивали ее одиночество. Конечно, она потом делилась своими впечатлениями о нас, этих переселенцах, с людьми из своего круга. Госпожу Финстерер удивляло многое, она откровенно делала для себя открытия, как в нашей кулинарии, так и в культуре поведения в разных ситуациях. Она живо интересовалась бытом простых людей, проживающих в России. Вместе с тем, она давала нам негласные уроки простой мудрости, как быть нам в определенных обстоятельствах, за что я был ей очень благодарен.
И вот мы стоим на пороге выбора. Что делать дальше? Языка катастрофически мало. Очередной шаг - либо, либо... Остаться на этом уровне, получать социальную помощь? Чувствовать свою зависимость, "никчёмность", остаток лет понимать свое унизительное положение?  Чувства стыда, обреченности, неспособности конкурировать за более достойное место под солнцем смешивались с тревогой, ответственностью за детей, жену. Мучительные ночи, бессонница, развитие депрессии, головные боли. Все усугубляется неважным положением дел у среднего сына. Ему уже семнадцатый год. Разговорный язык удовлетворительный, но грамотности нет. Как следствие - неуспеваемость по всем предметам. Рядом, такие же собратья сбиваются в "стаи", совсем близко ходит призрак криминала.
Вчера впервые столкнулись с полицией. Беседа была короткой, получили предупреждение по поводу поведения среднего сына, который был замечен в распитии пива...
Скандал, досада, горечь, усиление головной боли.
Жена плачет, долго не могли уснуть.

Третий месяц обиваю пороги различных организаций, пытаюсь найти подготовительные курсы для врачей. Наслышан, что есть такие, но точной информации никто не дает. Те, кто по своим профессиональным обязанностям, должен направлять нас, мыкающихся, молчат... Постараюсь объяснить суть, до которой пришлось доходить самому, набивая шишки на горьком пути опыта. Напротив меня чиновник, все очень официально… Спрашиваю, есть ли для врачей то, что могло бы помочь в профессиональном становлении. После долгого задумчивого мычания, покручивания головой, ломаньем пальцев до хруста, раздается тихий и уклончивый ответ, что вроде бы, нет, нет такого. Ухожу с досадой, на пороге, в "сердцах", почти кричу: « Что же мне делать? Мне надо подтверждать свой диплом врача. Куда мне идти, подскажите!». Молчание, очень дружеская дежурная улыбка: « Ищите!». Встает, подходит ко мне, сует руку и желает мне большого успеха в поиске. Мучительно тянется время. Наш ангел, госпожа Шиффман, только утешает нас. Она может предложить нам совсем несложную, временную работу на складах "Красного Креста". Чувствуется, очень откровенно переживает за нас, поддерживает, как может. Знакомит нас с другими людьми. Подает нам надежду, не дает опустить крылья. Галине, моей жене, вдруг приходит предложение с биржи труда. Она счастлива, ей повезло. Галина зачислена на курсы, которые называются "Новое начало". Учить будут всему, будут платить при этом деньги. Полный рабочий день она на занятиях. Новые люди, новый круг знакомств. Учителя - люди разные, в основном пенсионеры, выполняют работу бескорыстно, работают себе в удовольствие. Есть и другие, которые получают деньги, те относятся к работе иначе... Через месяц пришло письмо - документ, в котором было указано, что ее диплом признан, и она имеет право работать на территории Федеративной Республики Германии в качестве преподавателя музыки. Эта весть быстро разлетелась в кругу наших знакомых, дошла она и до нашего ангела... Усилия ангела и старушки преподавателя, подруги госпожи Шиффманн, увенчались успехом. Новоиспеченный преподаватель, умудренный стажем работы в России, с хорошими рекомендациями, устраивается на работу в музыкальную школу. Это уже победа!
Второй переезд дался легко.Все тот же ангел не оставлял нас. В школе встретили Галину по - разному. Были доброжелатели, но были и явные недруги. Кто-то помогал, а кто-то точил камень… Капали капли на горячий камень... Появлялись трещины, упреки. Настраивали против нее родителей. Виной всему было невладение языком в полной мере. Ученики понимали, но родители платили деньги... Сколько было слез и бессонных ночей! Как можно было измерить все это, нет такого прибора, который мог бы замерить величину тех переживаний, количество слез, объем головной боли и горечи в душе.
Вместе переживали, коротали бессонные ночи.

Начало июня 1996 года. Давно уже записи в дневнике делаю реже. Обобщаю, выделяю самое главное, запоминающееся.
Вернулся старший сын, закончил усложненные курсы изучения немецкого языка. Подает мне проспект, приговаривая: « Пап, а пап, это кажется для тебя. Посмотри».
Листаю проспект, удивлению нет конца! В руках у меня приглашение на курсы для врачей - переселенцев. Курс называется "Подготовительные мероприятия для врачей, прибывших в Германию". У меня затряслись руки, сердце готово выскочить из грудной клетки. Как долго я это искал! Вот оно, долгожданное! В рекомендациях написан путь, который я должен пройти для того, чтобы стать участником данных курсов. Читаю… Черным по - белому написано, что я должен обратиться на биржу труда, а там чиновникам все известно, они все объяснят, оплатят за учебный курс и направят меня далее. Потом идут разъяснения, кто может претендовать на этот курс, какие сроки, какие обязательства должны будут взяты обучаемым и масса всяких обстоятельств. Я подходил по параметрам данных требований. Рано утром я уже на бирже труда. Сижу напротив известного мне лица, которое меня уже знает в деталях, знает, что я желаю получить от него. Он уже готов, дать мне очередной ответ, что нет ничего для меня. Я молча протягиваю проспект... Он с удивлением крутит его в руке, лицо корежится, маски меняются одна за другой. Без стеснения спрашивает меня: « Что это такое, что это значит?». Я стараюсь сдержать свою накопившуюся злость. Медленно отвечаю, что это то, что так давно у него спрашивал. Он продолжает вертеть проспект, косит глазом на рядом стоящий столик. Я замечаю, что там лежат точно такие же проспекты! Мое лицо горело, сердце ныло, злость готова была взорвать меня. От негодования не мог говорить, что-то нечленораздельное, вперемешку с русскими словами вылетало из меня. Он все понял. Мой короткий вопрос, в данной ситуации, был понятен и без слов: « Почему он не предложил мне это ранее, когда я спрашивал его о таких курсах?». Ответа не было, он молчал, отводил глаза. Он просто делал свою работу, экономил государственные деньги. Деньги были немалые. Далее, совершенно спокойно продолжал гнуть свою линию: « Вам необходимо ехать туда, и там, на месте, договариваться, возьмут ли они вас... И только потом мы будем говорить об условиях».
Еду немедленно. Ответ положительный. Люди удивлены, зачем меня сюда прислали, когда все написано в проспекте. Довольно было всего одного телефонного звонка чиновника, если ему было что-то непонятно. Никакой бумаги мне не дали... Замыкался круг. Стою вновь перед чиновником, объясняю, что нет никаких проблем. Он молча заполняет бумаги. Подает прочитать мне условия. Значится, что курс стоит более 250000 дойч марок и по окончанию я обязуюсь поступить на работу в качестве врача, в противном случае обязан буду вернуть деньги, потраченные на мое обучение.
Выбора у меня нет. Соглашаюсь.
Вечером возбужденно обсуждали поворот событий.
Не мог уснуть.

        Продолжение следует.