Вещий Олег. Глава 26. На новом месте

Ольга Теряева
               
               

     Сколько раз он представлял себе первый день на новом месте работы. Все было чинно и размеренно. Он – в накрахмаленной униформе, обложенный журналами, строчит отчеты, а у дверей его кабинета потихоньку выстраивается очередь из детей с воспитателями. На сегодня намечена вакцинация от пневмококковой инфекции. Ничего страшного, казалось, уколол и на очереди следующий. Ан нет, воспитатели всячески уговаривают напуганных детей. Ведь, стоило одному захныкать, как остальные пускаются в рев. «Это не больно, как комарик уколет», приговаривают взрослые, но это сейчас они такие смелые, а как вспомнят себя в детстве, хочется сбежать без оглядки от процедурного кабинета подальше. Олегу кажется, что он похож на укротителя в клетке, ему тоже страшно, он умело прячет свой испуг под маской самоуспокоения. Но для начала требуется успокоить детишек, погладить по головке, прочитать вместе с ними стишок, а с кем-то он даже сыграет в ладушки. Юркие, холодные ладошки звонко хлопают, а вдогонку слышится смех. Непростая у него жизнь, он, пожалуй, и не вспомнит, когда последний раз смеялся. Когда острые, маленькие зубы вопьются в его запястье, ему будет не до смеха. Кто же из этих непоседливых засранцев испытывает его терпение? Вон тот, с чубчиком или другой, вечно жующий, а может, с мокрыми штанами? Нет, верно тот, что смотрит со злостью, скаля зубы… Тот другой … третий, не все ли равно. Для него они все на одно лицо, потому, что еще не стали людьми, а он пока не обзавелся терпением. Стоит лишь на миг закрыть глаза, и он уже в привычной обстановке, среди любимых книг. Вот, если бы так было всегда…
Совсем он размечтался, а надобно жить реалиями. В детский сад он пришел, потому, что некуда деваться. Жить было негде, деньги кончились, и с Женькой они поругались. Но и лишенный выбора, он не откажется от мечты, а детский сад – это временно, пока мать не поймет, что он совсем не годен к этой работе.
В действительности все случилось почти так, как он себе представлял. Белый халат на пару размеров больше, чем требуется, множество документации, которую, видимо, годами хранили. В ожидании его прихода. Все это – мелочи, к которым постепенно можно привыкнуть, а вот детей он, вряд ли, полюбит.
- Ну, что, сынок, боязно на новом месте? – полюбопытствовала забежавшая на пару минут Тамара Николаевна. – Это ничего, свыкнется. У нас люди хорошие, помогут. Ты главное, людей не сторонись.
Чуть позже заглянула к нему старшая воспитатель и предупредила, - Сейчас к тебе ребят приведут, животами маются. Может, какой порошок им дашь.
Олег готовился к худшему. Запасы лекарственных средств в аптечке почти иссякли, в холодильнике хранятся несколько ампулированных препаратов. Но даже не это открытие подпортило ему настроение. Дети хуже всяких горьких пилюль. Они могут укусить, плюнуть, ударить его, а он должен терпеть и создавать видимость, что он ко всему привычный. До боли сжав ладони в кулаки, Олег нахмурился. Если ему начать действовать их же методами, подчиняя воспитывающую аудиторию?
Вскоре без стука вошла девушка, держа за руки двух мальчишек, готовых вот-вот разреветься. Очутившись в непривычной обстановке, дети настороженно осмотрелись. То же самое делал и Олег, а вот молодая воспитательница исчезла, предоставляя ему возможность действовать самостоятельно. Короткостриженные мальчишеские головы, казалось, забыли о своей маете, стреляя глазами в разные стороны. Олег выудил из недр холодильника бифидумбактерин. Пакетик был слегка надорван. Ничего, сойдет. На столе стоял графин  водой и стакан. Растворив в воде порошок, Олег достал из ящика стола пару шприцов. Краем глаза он покосился на незваных гостей. Как только они увидели в его руках шприцы, тут же бросились к выходу.
- Стойте! – кричал им Олег вдогонку.
Мальчишки были уже в конце коридора, а Олег, зацепившись полой халата за батарею, задержался. Он не закрыл кабинет на ключ, но, может быть, здесь нет воров? Пока он расправлял халат, соображал: куда могли деться маленькие разбойники? Забежали куда-нибудь по дороге и спрятались? Как бы он поступил на их месте? Спасаться от преследования бегством – безнадежное дело, в мобильности они ему точно проиграют. Остается одно – спрятаться. Когда они с Женькой сбегали с уроков ненавистной физкультуры, именно так и поступали, подсмеиваясь над училкой, которая бросалась за ними в погоню.
По дороге Олег заглядывал во все помещения: спортзал, где проходили занятия. Судя по лицам юных физкультурников, им нравилось активное времяпровождение. Дети бодро шагали по залу, играли с мячом, повторяли за тренером различные упражнения. В соседнем помещении музыкальный руководитель проводила свои занятия. Наигрывая на фортепьяно мелодии детских песенок, преподаватель музыки кивала окружившей ее малышне, и те пробовали петь, про елочку, «которую спилили под самый корешок», «взлетающие выше неба качели». – Кто в лес, кто по дрова, - подытожил Олег, и отправился далее. Коридор повернул влево, а вниз вела лестница. Правильнее понадеяться на свою интуицию, а не рассуждать, решил Олег и начал спускаться по лестнице. На первом этаже он, лоб в лоб, столкнулся с толстой женщиной в белом халате и высоком поварском колпаке. Перенося большие картонные коробки, она не смотрела по сторонам. А ведь ей, верно, тяжело, - Вам помочь? – спросил Олег.
Работница кухни одарила его беглым взглядом, и молча отправилась своим путем. Заглянув по пути в пару групп, Олег растерялся. Куда же подевались беглецы? Признаться кому-то из воспитателей, что от него сбежали дети, было стыдно, лишь маму он мог посвятить в собственные неурядицы. Ее кабинет располагался на втором этаже, в соседнем от физкультурного зала
крыле. Тихий стук в дверь, а вот повернуть ручку не удалось. Дверь была закрыта. Повторив свои манипуляции, Олег предположил, что мамы в кабинете нет. Ну и ладно, буду  сидеть у себя, в процедурном. Каково же было его удивление, когда, приблизившись к двери кабинета, он легонько толкнул ее, а она не поддалась. Олег толкнул посильнее, тот же результат. Вот это – настоящий повод для тревоги, тем более, что он не закрывал дверь на ключ, в том Олег был убежден. Что делать, отправиться жаловаться на самого себя? Отвернувшись, он уставился в окно. Мелкий снежок хлопьями падал с неба, но сугробы так и не вырастали, потому, что тому препятствовали старания дворника. Вопреки его усердиям все во дворе детского сада было белым-бело. Может, ему тоже где-нибудь спрятаться на время? Растерянный он, не глядя, побрел по коридору. Везде присутствовали люди, все были заняты, и некому до него не было никакого дела.
- Пойдем, дружок.
Мама, мелькнуло в голове. Но откуда? Предположения его оказались верны. Через минуту они у же сидели за столом у него в процедурном. Олег насуплено смотрел на мать. Лицо ее было непроницаемо, лишь в больших, накрашенных глазах светятся насмешливые огоньки. Ясно. Она находит ситуацию забавной. Шумно отодвинув стул, Олег поднялся. – Я ухожу. Мне не подходит такая работа.
- Сядь и послушай, что я тебе скажу.
Олег нехотя подчинился.
- Прежде, чем принимать скоропалительные решения, подумай, чем для тебя завершится потеря работы.
Нервно теребя полы халата, Олег боялся поднять на мать глаза. Судя по интонациям ее голоса, она осуждала его. Но, прежде, чем винить, требуется растолковать, в чем он не прав?
- Понятно, что ты  с детьми никогда не работал, и не знаешь, какими они могут быть. Надо было обратиться за помощью.
- Но воспитательница привела их и бросила, - в отчаяние оправдывался Олег. 
- Остановил ее, попросил бы помочь, - Тамара Николаевна не сводила с сына пристального взгляда. Крупная бородавка на ее носу стала пунцовой. – Нельзя быть таким самонадеянным.
- Каким, таким? – передразнивая мать, Олег все больше распалялся, - Ты закрыла дверь на ключ …
- Чтобы тебя не обворовали, - перебила сына Тамара. – Уходя из кабинета, ты должен закрывать его на ключ.
- Но я пустился вдогонку за детьми.
- Надо было позвонить в группу, из которой тебе привели их, и сообщить о бегстве воспитателю. Следить за детьми – не твоя обязанность. Твое дело их лечить.
- Воспитатель сказала, что у них болели животы.
- И ты поверил? Не делай удивленные глаза. Я не о воспитателе сейчас спрашиваю. Детей, перед тем, как производить врачебные манипуляции, требуется осматривать.
- Я собирался им дать средство от болей в животе, а они, увидев шприц, испугались.
- Может быть, в том не было необходимости. Повторяю еще раз: не надо сторониться людей.
- Но мне некогда было. Они убежали, - Олег вновь почувствовал себя неуверенно.
 - Разве дети с болью в животе в состоянии бегать? Как ты считаешь?
Олег пожал плечами. Мать права. Он с ходу столкнулся  с умелыми притворщиками. Похоже, что у них, вообще, ничего не болело. Зачем они морочили ему голову?
Поверх его внушительных размеров кулака легла миниатюрная материнская ручка, - Какой же ты у меня доверчивый.
- Разве это плохо?
- Чего в этом хорошего? Пойми, в сложившейся ситуации именно ты выглядишь смешным… и одновременно виноватым. Не смотри на меня так.
- Как? Я же ничего не успел сделать!
- А уже прославился. Не закрыл дверь на ключ, не обратился за помощью, поверил детям. Да, приходится удивляться. Ты – моим словам, а я – твоей наивности. Сейчас некому нельзя верить, и детям также. Они искусно претворяются, не хуже взрослых, и среди них есть лжецы, подлецы, слетники. Ответственность и любовь противоположны, ты обязан ответственно относится к работе, но вовсе не обязан любить детей. Наоборот, я бы опасалась врача, учителя, который любит своих подопечных. Любовь безрассудна. Представляешь, сколько бед может натворить лишенный рассудительности человек? Детей мы сейчас найдем и накажем, чтобы другим неповадно было. А ты, Олег, прежде, чем что-то сделать, хорошенько обдумай последствия твоего решения.
Оглушенный услышанным, Олег тупо уставился в стену. Уходя, мать надавала ему поручений для выполнения которых, ему и недели не хватит. Это же надо, переписать все медицинские карточки! Это выполняют раз в пять лет, кроме того, необходимо создать соответствующие файлы на компьютере, произвести учет лекарственных средств, сделать новый заказ, проверить медицинские книжки сотрудников – все это ожидает его в ближайшее время. Обложившись документацией, Олег второй час корпел над медицинскими карточками.  На каждой из них была фотография, с таким подспорьем ему ничего не стоило отыскать удравших мальчишек. Карточки были разложены по группам. На фото большинство детей выглядели старше своего фактического возраста. Кто-то откровенно уставился в объектив, состроив рожицу и от этого, пожалуй, выиграл. Перебирать старые медицинские карточки ему быстро наскучило. Вот, если бы ему заняться любимым творчеством …Повесть, которую он сейчас пишет, о месте любви в жизни современного человека. Ее герой Юлиан стоит перед выбором: карьера или личная жизнь? Юлиан – не какой-то там мебельный предприниматель, он – аспирант на кафедре иммунологии. Это место прельщает его уверенностью, что когда-то он станет доктором, профессором, академиком. У него появятся последователи, коллеги, но будут и обычные завистники, они всегда роем крутят около талантливых людей. Изобретения вакцины от онкологических заболеваний станет целью его жизни. Несколько лет назад от рака печени умер его отец, майор милиции, о котором все знающие его люди отзывались  только хорошо. Вспоминали его воинскую доблесть, желание помочь товарищам, его беззаветную преданность службе. Если бы не болезнь, сколько бы он еще сделал … С фотки. Установленной в рамке на столе, на молодого ученого, смотрела девушка. Во взгляде ее, проникающем в самые глубины его души, читалась немая мольба. Да, Лена ни раз просила его оставить аспирантуру и устроиться к ним, в автобусный парк, где она работала контролером на общественном транспорте. Работа, конечно, не такая почетная, но денежная. Они часто спорили о том, какая должна быть работа, что одними идеями сыт не будешь, что люди работают за деньги. В эти минуты Лена горячилась, доказывая собственную правоту. Лицо ее, обычно бледное, розовело, делая Лену еще более привлекательной. Но не только за ее девичьи прелести Юлиан любил Лену, а за смелость и самоотверженность. Ведь именно она, а не водитель поспешила на помощь пассажирам, когда автобус загорелся, и вынесла на своих хрупких плечах пожилую женщину. Теперь, знакомясь с девушками, Юлиан невольно сравнивал их с Леной. Она всегда оставалась в выигрыше. Лена. Лена … разве всех денег заработаешь? Смотря на фотку, Юлиан прикрыл глаза. Никогда ранее ему не приходилось вступать с девушками в близкие отношения, а ведь, как утверждает мама, женщин только этим можно покорить. Если это так, он, пожалуй, откажется от женщин. Он не станет слепо следовать инстинктам, тем более, таким примитивным, как размножение. Человек тем и отличается от всяких букашек, что, в первую очередь, стремится преобразовывать, созидать, думая о будущем, а не наслаждаться настоящим. Кроме того, людей не должно быть много. В массе теряется качество. Зачем плодить нищету? Олег встрепенулся, а ведь это – слова его любимого писателя Золя. Любопытно, а как французский классик оценил бы его труды? Если обратится к нему за советом, Олег непременно спросил бы, что выбрать: неблагодарный писательский труд либо работу по специальности? Вероятно, мэтр его, вообще, за равного не воспримет, а может, будет изъясняться книжными истинами: вроде, «писатель должен знать жизнь». Никто против того не спорит. Вот он с ней постепенно и знакомиться, путем преодоления трудностей, совершения ошибок, непростого выбора между добром и злом, главное, он знакомится с новыми людьми, накапливает опыт, и надеется на лучшее. Лучше он будет оптимистом, слегка приукрашивал жизнь, он встанет вселять читателей надежду на исполнение всех их желаний. «Тогда тебе надо было писать сказки», съязвил Женька. И все равно, чтобы там ни говорили, хороших людей больше, чем плохих. Пока он останется в детском саду и будет продолжать творить. Чем он хуже Антона Павловича, который грозно и упорно сражался с человеческими недугами и создал аж целое собрание сочинений.
Застыв над тетрадью, Олег призадумался. Как бы он поступил на месте своего героя? Ведь он с «дальним прицелом» создал Юлиана исследователем. Они обычно люди беспомощные во всем, что не касается науки, выходит, что без спутницы жизни преданной и терпеливой, им не обойтись. Но Лена – диспетчер из автобусного парка не такая. Она – типичный представитель современного молодого поколения, амбициозная и предприимчивая. Такие, даже, когда любят, прежде, чем решиться на отчаянный шаг, несколько раз подумают. «Где размышления, там нет любви», так говорил рассудительный Женька. Вот он сам себя и разоблачил, а еще считает себя знатоком человеческих душ. А сам-то он когда-нибудь влюблялся? Обычно подсмеивался над «больными» любовью. В девятом классе подбросил случайно оброненную его соседкой по парте Светкой Черепановой любовную записку известному лентяю и прогульщику Костику Ручьеву. Малый настолько уверовал, что по нем «сходят с ума», так исправился и стал демонстрировать невиданные ранее усердие и заинтересованность в учебе. Женька хотел подшутить  над неучем и заодно отомстить Светке за ее пренебрежение к его знакам внимания. Вышло наоборот, вместо вреда, Женька осчастливил всех. Светка с Костиком после школы поженились, а Женька обиделся на весь женский пол.
Рисуя образ Юлиана, Олег наделял его чертами характера лучшего друга. Тем более, Олегу хотелось, чтобы у Юлиана все было хорошо: сложилась личная жизнь, он добился успехов и признания коллег, но это все будет в финале, а пока … В каждой профессии имеются свои секреты, постепенно постигал свои и Олег. С читателем надо быть откровенным, взывать к его чувствам, в тоже время, соблюдая необходимую его писательскому авторитету дистанцию. Если сравнивать классику и современную литературу, бросается в глаза красочность, порой доходящая до мельчайших подробностей первой и весьма поверхностной, но от этого не менее увлекательной в повествованиях творцов от настоящего. Ошибки люди совершали в любые времена, не удалось избежать их и Олегу.
 В свое время Женька давал ему дельный совет, Подушкин пренебрег им. Теперь он будет предусмотрительнее, выберет себе достойный псевдоним и с оконченной рукописью повести обратится в новое издательство. Сперва придется терпеть недоверие, пусть это будет его жертва грядущему успеху. После, когда он состоится, как личность, можно подумать о долге перед близкими. Когда ему позволит его финансовая независимость, он обзаведется домработницей, и по-прежнему будет жить в одиночестве. Благо это или это жалкий крест, сказать трудно. Одиночество дает простор творчеству, одновременно лишая простых человеческих радостей. Еще один аргумент в пользу одиночного существования. Человеку семейному нужна стабильность, писатель же зависит от прихоти редактора. Читателю, верно, кажется, что писатель берет в руки перо и пишет, пишет. Разве сложно, обложившись брошюрками современных литераторов, создать что-нибудь «свое», несколько преобразив чужое? А ведь этим способом рождается на свет множество дешевых подделок, произведения однодневки. Не у любого хватит усидчивости дочитать их до конца, который легко предсказуем. Видимо, плохие авторы тоже нужны, чтобы хорошие не затерялись на фоне бездарных.
Заметив, что клюет носом, Олег встрепенулся. Не спать! Но как тут сконцентрироваться, если он лег вчера спать во втором часу ночи?  Вчера работалось легко, словно под диктовку, а сейчас напишешь несколько строк, и будто проваливаешься в глубокую пропасть. Сон опутывает его своей паутиной, заставляя забыть, где он находится. Вместо подушки ему служили сложенные друг на друга собственные руки. Они ни раз выручали его, закрывая от нападения. Не привыкшие к тяжелому труду, они были белыми и гладкими, из-за чего Олег частенько ловил на себе укоризненные взгляды учителя по труду. «Не такими должны быть руки у настоящего мужчины». Олег молчал в ответ, старясь более не попадаться на глаза старому ворчуну. Не обходилось и без ехидных Женькиных комментариев: «Вот смотри, друже, что тебя в старости ждет», и тут же следом добавлял: «среди семейных людей ворчунов гораздо меньше». Пропуская мимо ушей Женькино ехидство, Олег пытался представить себя в роли старичка. Сам о себе позаботится он, вряд ли. Не приучен он к ведению хозяйства. Что же, тогда ради благополучия в преклонном возрасте, связывать себя на всю жизнь?! А, может быть, стоит влюбиться? Но у него уже есть одна большая страсть на всю жизнь – литература. Разве этого мало? Через много-много лет он будет также сидеть за письменным столом и создавать шедевры. Судьбы его героев будут выстраданы, за каждого из них он переживает, каждому готов помочь. Они будто дети идут по жизни, тычась, порой вслепую, борясь за место под солнцем и, пусть их маленькие победы, перемежаются с неудачами, но они растут, набираясь опыта, а вместе с ними приобретает опыт и их создатель. Он счастлив уже потому, что проживет ни одну, а несколько жизней, таких непохожих друг на друга, и потому, кажется, что его жизненный путь никогда-никогда не кончится.
Внезапно вошедшая Тамара Николаевна застала сына с блаженной улыбкой на лице. Подушкина оценила по-своему воодушевление Олега, - Вот хорошо, сынок, к новой работе привыкаешь. Как там наши журналы поживают?
Лицо Олега мгновенно стало серьезным, - Ничего я не сделал.
Наверное, надо было еще что-то добавить в свое оправдание, но он молчал. Безмолвствовала и Подушкина. Исход длительной паузы был неожиданным для обоих. Дверь в процедурный кабинет тихо приоткрылась,  сквозь узкую щелку в нее заглянули пропавшие ребятишки.
- Дяденька, а ты не будешь нам уколы делать? – голова с темно-русыми спутанными волосами робко протиснулась вперед. Вращая ею из стороны в сторону, мальчуган увидел взрослую тетю, которая смотрела прямо перед собой.
Переведя настороженный взгляд с матери на вихрастого мальчугана, Олег произнес, - Нет, я вам лекарство через шприц хотел влить, - заметив испуг в глазах детей, Олег добавил, - Я могу и с ложки дать. Договорились?
Разговорчивый мальчик вошел в кабинет, а другой, что стоял за его спиной, так и остался за дверью. Олег приготовил порошок из пакетика к потреблению, но его опередили. – А у меня уже ничего не болит.
Тамара Николаевна с торжествующим видом заявила, - Ну что я тебе говорила! Они с пеленок привыкают выкручиваться, - приоткрыв дверь, Подушкина ввела в кабинет упирающегося мальчугана, - Ну а ты, тоже все выдумал?
Мальчик притих, и со страхом, наполовину смешанным с любопытством, озирался по сторонам. С не меньшей настороженностью поглядывая на него, Олег застыл со столовой ложкой в руках. Немую сцену отважился прервать первый мальчишка, - Нас Полина Геннадьевна искать будет. Мы пойдем в группу?
- Кто это «мы»? – строго спросила Тамара Николаевна.
Мальчики молчали, и одновременно пятились к двери. Путь к отступлению перегородила Подушкина, - Кто это мы? – повернувшись к Олегу, она добавила с досадой, - Да убери ты эту ложку. Не нужна она.
Олег остался стоять на месте, ложку из его рук забрала заведующая и бросила в раковину.
- Мы в группу пойдем. Пустите, - попросили ребята.
- Ладно. Отведу вас я.
Когда за матерью и мальчишками затворилась дверь, Олег почувствовал себя свободнее. Исчезло требовательное начальство, и не было более «камней преткновения» или досадных помех. Надолго ли? Обстоятельства снова и снова будут испытывать его на
твердость характера. Первый бой им проигран, и вряд ли, стоит рассчитывать на реабилитацию.
Выглянув во двор детского сада, Олег увидел гуляющую детвору. Катание на санках, игра в снежки, лепка снеговиков – возможностей для того, чтобы не скучать было предостаточно. Но веселее всего было в тех группах, где к забавам малышей присоединились воспитатели. От внимания Олега не укрылось, что некоторые из них безучастно наблюдают за играми детей, напоминая о собственном присутствии лишь тогда, когда что-то случалось. Вероятно, он сам оказался бы таким неприметным воспитателем. Идти работать с детьми надо тогда, когда к ним лежит сердце, а он .. он даже не пытался их полюбить. Выходит, надо уходить, так и не начав работу. А куда он пойдет, в библиотеку? В конце концов, свет клином на их районной не сошелся. На мгновение представив себе умиротворенную обстановку, царившую в книжном царстве, Олег с сожалением отверг ее. Нет, ему требуется работа с неполным рабочим днем, для того, чтобы большую часть суток он тратил на литературу. Из всех известных, доступных занятий этим требованиям отвечала работа дворника. Как хорошо, устроится в своем же дворе. Начинаешь трудовой день ни свет,  ни заря, а завершаться, когда другие еще обедать не начинали. Восемнадцати тысяч ему, скорее всего, не видать. Но ради творчества он готов пойти на жертвы. С лопатой в руках он был бы более честен, чем здесь, в белом халате, с натянутой улыбкой на губах.
Вошедшей Тамаре Николаевне Олег с порога заявил, - Я ухожу, мама.
- Что так, сынок? Испугался первой неудачи?
- Тебе хорошо известно, что я не люблю детей, а претворяться я не желаю.
Решительный тон, которым это было сказано, исключал возможность иного поворота событий, но хорошо знающая своего сына Подушкина, истолковала услышанное по-иному, - Не руби сгоряча. Ты подумал, куда ты пойдешь?
Сказать или нет, вопрошали глаза Олега.
- Ты как будто сомневаешься. Дружок? Пойми, никто не ждет от тебя достижений Макаренко. Главное, веди отчетную документацию.
- Мама, мне некогда будет заниматься творчеством, - пытался увещевать родительницу Олег.
- Почему некогда? Заполнишь журналы и занимайся.
- Здесь слишком беспокойная работа, - аргументировал Олег.
- А где она спокойная?   
Его серые в крапинку глаза уткнулись в бородавку на носу матери. Небольшое уплотненное новообразование стало пурпурным, и выглядело будто кто-то капнул красными чернилами. Волнуется, ну и пусть. Чем дальше тянулась пауза в их диалоге, тем более были заметны изменения в лице матери. Ее недовольство уступало место другим чувствам. Казалось еще чуть-чуть, и мать бросится ему на шею. Поведя глазами в разные стороны, Олег соображал, что ему предпринять?
- Олежек, есть еще один выход из создавшегося положения, - выждав несколько секунд, чтобы подогреть интерес, Тамара Николаевна пояснила, - Тебе надо жениться на Насте Зарубиной. Она девушка скромная, вполне обеспеченная и любит тебя. Да, не смотри на меня так, словно я предлагаю тебе стать предателем…
Олег перебил ее, - Но я не люблю Настю.
- Не важно. Ты уважай ее, считайся с ее интересами, и вместе вы преодолеете все трудности.
- Мам, ты не понимаешь. Я не люблю ее.
Аргументы Подушкиной предвосхитили глубокий вздох, - Большинство семейных пар не питают нежных чувств друг к другу, однако живут. А весной тебя вновь побеспокоит призывная комиссия.
- Мам, я понял. Это Настя тебя направила ко мне?
- Ничегошеньки ты в женщинах не понимаешь. Она тихо вздыхает, бросает на тебя нежные взгляды. Тебе надо-то всего быть с девушкой поласковей.
Олег оторопел. Мать, что, строит ему глазки? А, может, заранее знакомит его с тем, что его ожидает? – Как это – поласковее? У нее родители есть?
- Родители, - Тамара Николаевна покачала головой. – Родители не сделают ей ребенка, а ты можешь постараться. 
Наверное, если бы он видел себя со стороны, рассмеялся бы. Светло-русые кудри Олега встали дыбом, - Мама, ты меня за двадцать тысяч продаешь?!
- Я забочусь о твоем будущем. Если бы у тебя был настоящий отец, он объяснил тебе доходчиво: что, к чему? У тебя разве никогда не было интимных отношений?
- Что, это теперь спрашивают в анкетах, при устройстве на работу? Понял, ты меня в альфонсы готовишь.
- Спасибо, вырастила сыночка. Я хочу, чтобы у тебя жизнь устроилась. Настя родит от тебя ребенка, и будет любить его, как твое продолжение, а ты будешь писать свои романы.
- Но я не желаю обманывать сестру лучшего друга.
- Никто тебя не просит обманывать. Переспи с ней, далее все сделает Природа.
Сейчас Олег смеялся по-настоящему, - Мне кажется, кто-то из нас двоих сумасшедший. Можешь просчитывать свои варианты, а я собираюсь домой.
- Тамара Николаевна встала в дверях, - Учти, ты сам делаешь выбор.
- Уже учел, - накинув на себя наспех куртку, Олег ушел, и даже материнские угрозы не удержали его. Лишь за порогом он вспомнил, что денег у него совсем немного. Может, вернутся, дождаться, пока мать выйдет из своего кабинета, тогда…  Приоткрыв форточку, Подушкин вдохнул морозный воздух. Природа удивительно тонко угадывала его настроение. Небо затянуло облаками, сквозь густую паутину которых изредка проскальзывал лучик солнца. Вот так и он, лишенный надежды, станет бороться с невзгодами, преодолевая стену непонимания и отчуждения. Но разве ему обещали, что в жизни будет легко?