Дуркин дом. Глава 37

               
               

   
              В отделении сосудистой хирургии, куда Галина Леонидовна пришла, нагруженная сумками, царило оживление. У окошка, где принимали передачи для лежачих больных, выстроилась очередь. Люди переговаривались, громко возмущаясь, при этом энергично жестикулировали.
- Это ж, надо! Несколько операций уже отложили, - делилась новостью одна из ожидающих.
- Четыре, мне точно известно, - уточнила другая, - И это лишь за два дня. Что с больными будет?
- Что будет, что будет? Осложнения в лечении, - со злостью ответила толстая женщина с растрепанными волосами.
- Не осложнения, а кое-что похуже. В некоторых случаях без оперативного вмешательства не обойтись, - с убежденностью знатока констатировал женщина, стоявшая ближе других к Галине Леонидовне.
Из окошка прозвучало, - Сегодня передачи принимать не будут, - и, прежде, чем возмущенные возгласы бумерангом аукнулись от глашатая из медперсонала, оно захлопнулось.
- Безобразие! – не сдержалась Галина Леонидовна. – Последнее, можно сказать, от семьи отрываешь, а они: «нет приема», - слегка подкрашенные губы искривились в злобной гримасе.
- Я сейчас жаловаться пойду, - пригрозила впередистоящая. Предупреждение ее прозвучало слишком нерешительно и, потому, не встретило отклика у остальных.
Языком молоть перед себе подобными всякий горазд, сокрушалась Латушкина, а вот отважиться на разбирательство с больничным руководством желающих нет. Что же делать с покупками, задалась вопросом Галина Леонидовна. Домой их нести, смысла нет. После вновь сюда нести придется. А вдруг Миша голоден? Кормят их, небось, тем, что на кухне украсть не успели. Постучав в закрытое окно, Галина Леонидовна с надеждой полюбопытствовала, - Скажите, может, хоть часть передачи примите?
Ее поддержали, - Если некому передать наверх, пустите нас в палаты.
Окно для приема передач напоминало неприступную крепость. На все прозвучавшие предложения отклика не последовало.
- Безобразие! Только начало восьмого, а передачи положено принимать до восьми.
Галина Леонидовна решила не сдаваться. Хоть возмущенные возгласы продолжали раздаваться то тут, то там, однако очередь постепенно рассеивалась. Дежурного, который следил в приемном отделении за порядком, было не видать, ни нянечки, ни медсестер, к кому можно было бы обратиться. Все чаще озабоченный взор Латушкиной задерживался на входе в приемный покой. А что, если …
Ответ подоспел с неожиданной стороны, - Привет, Галюня.
Латушкина отказывалась верить своим глазам. Неужели, Миша, которому прописан постельный режим, нарушил предписания лечащего врача?
- Леонидовна, ты что, разом онемела?
Все еще пребывая в легком ступоре, Галина Леонидовна послушно направилась вслед за мужем. Они свернули в коридор, который согласно представлениям ведомой, вел непосредственно в палаты.
- Это другое отделение. К нам еще по лестнице на четвертый этаж подниматься.
Они ограничились вторым этажом. Помещение, куда Михаил ее привел, имело вид небольшого зала, со стульями вдоль стен и полузасохшими пальмами в больших кадках. Расположились Михаил с супругой у журнального столика, с раскиданными по нему газетами.
- Здесь можно спокойно поговорить. Не волнуйся, нас никто отсюда не прогонит.
Миша говорил убедительно, и Галина ему поверила. Обесцвеченные глаза в сеточке мелких морщин, не отрываясь, смотрели на мужа, по которому супруга очень соскучилась. Держится он молодцом, а вдруг за видимой бодростью скрываются тяжелые, неизлечимые недуги?
- Как же я по вас соскучился, Галка!
-  Миша, а что врач-то говорит? Скоро тебя выпишут?
- Хоть завтра.
Ответ обескуражил Латушкину, и пока супруг знакомился с содержимым сумок, она мучительно размышляла. От нее, по всей видимости, скрывают горькую правду, или врач не удосужился до конца посвятить ее в особенности назначенного курса лечения, либо Михаил что-то недоговаривает. Зачем врач обязал ее достать «редкое, дефицитное лекарство», если Мишу готовы выписать «хоть завтра»? Что-то тут нечисто.
- Ну, Галка, ты даешь! Колбасу притащила. Я уж забыл, как она выглядит. Овсяное печенье, раньше такое только в заказах давали. Признавайся, ты магазин ограбила? – откусывая угощение большими кусками, Латушкин едва пережевывал его. Следом за любительской колбасой и печеньем в его ненасытный рот отправились творог и яблоки.
Глядя на мужа, проголодавшая Галина облизнулась. Кажется, она сегодня не обедала.
- Бери, Галка, угощайся.
- Ой, Миша, яблоки-то я не успела помыть.
Махнув рукой на такой, казалось бы, пустяк, Михаил Петрович продолжал пиршествовать. Галина про себя пожалела, что нечем запить все это великолепие. Стоило ей лишь подумать: «я от шампанского сейчас не отказалась бы», как муж, словно прочтя, ее тайные желания, изрек, - Обещаю, с первой зарплаты отметим мое возвращение.
Дождавшись, пока любезный супруг насытится, Латушкина вернулась к неоконченному разговору, - Миша, тебя забрали в больницу с острой сердечной недостаточностью, и вдруг я узнаю, что тебя могут выписать в любой момент. Выходит, что никакого лечения в больнице не проводится?
Небритый подбородок Латушкина задрожал, повергая супругу в смятение. Разве она что-то лишнее сказала. – Миша, не молчи. Почему я должна из тебя ответ клещами вытягивать? Мне, в отличие от врача, твое здоровье небезразлично. Я на тебе эксперименты на выживание не ставила, Миша!
Негодование на испытывающего ее терпение мужа сменилось сначала растерянностью, а потом испугом. Михаил беспомощно хватал ртом воздух, а выпученные глаза уставились в одну точку, постепенно расплывающуюся в поле его зрения.
- Доктор! Позовите врача! – изо всех сил заорала Латушкина. Обняв лишившегося сознания супруга, она, как заведенная нервическими движениями гладила его по голове, плечам, шее, пока ее руки случайно не надавили на выступающий бугорок. Почти сразу же раздался надсадный кашель, принесший облегчение жертве собственной жадности. На застиранную водолазку изверглась полупереваренная кашица.
- Миша, разве так можно?!
Сделав несколько отрывистых вздохов, Михаил Петрович не без усилия выдавил из себя, - Что-то я поспешил.
- Что случилось? Кого тут спасать требуется? – уединение четы Латушкиных было нарушено вбежавшим человеком в белом халате.
Галина Леонидовна взяла инициативу на себя, - Муж подавился, доктор. Ему уже легче. Спасибо вам, - и только тут говорящая вперила детальный взгляд в вопрошающего. 
Юное лицо с едва пробивающимися над верхней губой усиками, порывистость в движениях, не по размеру большая форменная одежда, основное – бросающаяся в глаза неубедительность подсказала Галине Леонидовне: перед ней не врач, а студент.
Юный эскулап поинтересовался, - Может, больного осмотреть?
- Не надо. Все нормально уже.
Будущий медик удалился ни с чем. Окончательно пришедший в себя Михаил Петрович добавил к предыдущему комментарию, - И вот таким салагам доверяют наше здоровье.
Латушкина с сомнением отнеслась к словам мужа, - Да разве студенты что-нибудь знают? Они на вас, Миша, практикуются, а лечат больных врачи.
Вместо вздоха сожаления Латушкин откашлялся. Для облегчения дыхания Галина Леонидовна постучала по спине супруга, дождавшись, пока он не сделал соответствующего знака.
- Ты далека от истинного положения вещей, Галка. Зарплату врачам задерживают, потому в отделении остались самые стойкие, или те, кому некуда идти.
- Господи! – всплеснула руками Латушкина, - Неужели и в больницах все так плохо? Кстати, Мишенька, лекарство я тебе завтра принесу. Уже договорилась в аптеке. Обещали помочь.
- Конечно, не безвозмездно?
Пришла очередь вздыхать Галине Леонидовне. – Естественно. Вот время настало: просто так никто, ничего делать не будет. Страшно иногда за детей Миша, ведь им жить при этих волчьих законах.
- Рано ты нас со счетов списываешь. Мы с тобой еще доживем  до тех времен, когда Ларочка редактором станет, - Михаил Петрович мечтательно закатил глаза.
В эти мгновения Латушкина ощутила вдруг, как похожи отец с дочерью. Мечтатели, фантазеры, неисправимые оптимисты, у них и желания часто совпадали. Прозаический вопрос вернул Михаила Петровича к действительности.
- Ты хочешь поговорить с лечащим врачом? Это так же невероятно, Галка, как дождаться полноценного питания. Жрать в больнице совсем нечего. Вчера нам на завтрак дали кусок зачерствевшего хлеба с чаем, сегодня, правда, расщедрились манной кашей, сваренной на воде и без сахара. Можешь представить себе такое удовольствие?
Внимая мужу, Галина Леонидовна промолчала о том, что дома у них ситуация с питанием не лучше, скорее тяжелее, особенно Ларочке трудно приходится, работать на голодный желудок.
Словно читая мысли супруги, Михаил Петрович поинтересовался, - А как там доченька наша?   
Галина Леонидовна моментально сообразила: чего мужу стоит говорить, а что от него нужно утаить. – Работает Ларочка. Начальство ей самые ответственные задания поручает. Ценят ее в редакции.
Улыбка радости разлилась по лицу гордого отца. Казалось, улыбалось все: морщинки около глаз, пульсирующая на висках вена, даже  кустистые, поседевшие брови, как у Леонида Ильича слегка подергивались, будто в знак согласия. Лариса – самая способная и талантливая журналистка, и доверие, которое ей оказывают коллеги, вполне заслужено. – Ларочка премию получила?
И на такой неожиданный вопрос Латушкина нашлась, чего ответить, - Им, вроде аванса небольшого подкинули. Совсем чуть-чуть. Ой, Миш, засиделись мы с тобой, - Галина Леонидовна мельком бросила взгляд на часы. Нашелся благовидный предлог избежать дальнейших расспросов. Расставаясь с мужем, Латушкина постаралась приободрить его, но, то ли у нее плохо получилось, не исключено, что у Михаила Петровича обострилась прозорливость. Так или иначе, при прощании, вместо, традиционного «до свидания» и крепкого поцелуя в щечку, муж многозначительно изрек: «Теперь уж не знаю, когда свидимся». Во взгляде, которым он одарил напоследок супругу, читалась боль и отсутствие всякой надежды.
Много всего передумала по дороге домой Латушкина. Пока Миша лежит в больнице, ему лучше оставаться в неведении относительно жильца. Впрочем, от него надо поскорее избавиться. Уточнить цены на съемное жилье и рассчитать, за какой срок окупятся полученные три тысячи? А чтобы Мишу в ближайшие дни не выпихнули из больницы, нужно переговорить хоть с каким-нибудь врачом, но обязательно обладающим полномочиями.
Поеживаясь от холода в промерзлом троллейбусе, Галина Леонидовна прикидывала все плюсы и минусы домашних «перестановок». Конечно, придется чем-то пожертвовать, особенно это касается свободы перемещения. Придется вернуться на десятилетия назад, когда они с семьей жили в коммунальной квартире. Господи, что же так холодно? Нижней части тела Галина Леонидовна почти не ощущала. Постукивая ногой о ногу, озабоченная пассажирка пыталась согреться. Подышав на стекло, ей удалось увеличить обзор. Но и за окном была все та же безрадостная картина: вместо привычных в разгар зимы снежных сугробов по обочинам дороги, жидкое месиво из грязи и мусора. Оголенные деревья стояли поникшие и, верно, то же тряслись от холода. Нет, то переменчивый ветерок налетал с разных сторон, трепал нещадно их остов, несмотря на непозднее еще время, улицы, которые она проезжала, были пустынными. На детских площадках не видно мамочек с детишками, сами карусели, песочницы выглядели заброшенными. Из дверей магазинов не выходили довольные покупатели, а витрины были пусты, и так на протяжении нескольких улиц. Район словно вымер. Когда же она, наконец, доедет? Продукты-то она все Мише отдала, а магазины, к тому времени, когда она доберется до дома, верно, закроются. Бедная ее девочка останется голодной.
Холодную темень пронзил равнодушный голос, - Граждане пассажиры, троллейбус далее не пойдет. Попрошу освободить салон.
- Почему, не пойдет? – опередила с вопросом Латушкину ее соседка спереди.
- Действительно, почему? Мы домой с работы едем, нам отдыхать нужно, - кричали с разных сторон.
Из кабины к публике вышел виновник беспокойства и пояснил, - Бензин кончился.
Услышанное озадачило Галину Леонидовну. Это что же, она должна домой пешком добираться?! По улице, где они застряли до ее дома ничего, кроме троллейбуса не ходит.
- Не волнуйтесь, граждане. Транспорт бегает по расписанию. Ждите следующего троллейбуса.
- Никакого порядка нет. Что хотят, то и делают, - ворчала нагруженная сумками женщина.
Мысленно Галина сочувствовала ей, но решила промолчать. Своих забот хватает, чтобы еще посторонним сочувствовать, и оказалась права. Дама с сумками после многочисленных причитаний нашла себе добровольных помощников. Через пару минут безрезультатных возмущений Галина Леонидовна очутилась с толпой раздраженных людей на остановке общественного транспорта.
- Безобразие. Высадили на полпути!
- На этих Нижних полях транспорта не дождешься.
В подтверждении слов негодующей девушки мимо проносились лишь одинокие автомобили, подразнивая столпившихся пассажиров светом фар.
- А еще говорят: «живут плохо». На личном транспорте гоняют, а тут до дома не добраться.
- Вот любопытно получается. На собственный автомобиль бензин находится, а общественному транспорту не хватает.
- Денег у правительства нет …
- На нас на народ нет, а на себя любимых найдется.
Латушкина не стала вступать в полемику. Что толку? Надо соображать, как до дому добраться. Если идти пешком, по пути следования троллейбуса, то километра два с лишним будет. Сумок у нее нет, так, что придется …
- Можно частника поймать, скинутся и недорого получится.
После прозвучавшего из самых недр сгрудившихся людей предложения Галина плотнее прижала к себе опустевшую сумку, на дне которой лежал кошелек, с достаточной, по ее меркам, суммой денег.
Призыв скинуться раздался совсем рядом. – Граждане, товарищи, господа, кто в доле?
Галина Леонидовна оглянулась. В сгустившихся сумерках трудно было разглядеть таких же, как и она жмущихся от ветра бедолаг-пассажиров, не горевших желанием перезнакомиться. Небольшая заминка, и толпа как-то сразу поделилась на две, почти равные части: тех, кто собирался скидываться и других, кто наотрез не желал раскошеливаться. В числе последних оказалась и обладательница полных сумок. К недовольству ожидающих общественного транспорта он так и не появлялся в поле зрения.
- Безобразие! Троллейбус, что нас высадил, все стоит, а мы мерзнем на улице, - посетовала, призывая в свидетели собравшихся, дама с полными закромами.   
Какой-то прыткий юнец, мелькавший в толпе  тот тут, то там, предложил, -  Давайте устроим еще одну революцию. Вперед, на взятие вражеского бастиона! 
К полушутливой реплике почти все отнеслись соответствующе, но нашлись и такие, кто среагировал со злостью, - Вас, юноша, надо забрать в милицию! Вы опасны для общества.
- Не городите ерунды, - неожиданно вступилась за «революционера» дама с сумками. – Мальчик правильно предлагает. Нужно подойти к водителю и попросить его разрешить пассажирам оставаться в салоне троллейбуса, пока не подойдет следующий.
А она говорит дело. Вероятно, так подумала ни одна Латушкина, но и большинство из тех, кто был высажен на холод нелюбезным водителем. Однако грозивший милицией подозрительный пассажир не унимался, - Что-то вы, молодой человек, близко около нас крутитесь. Непонятно, что у вас на уме?
- То же, что и у остальных, - простодушно парировал подозреваемый. – Поскорее добраться до дома, - проявив инициативу, молодой парень направился к троллейбусу.
Особо не надеясь на положительный исход его переговоров, Галина Леонидовна напряженно вглядывалась вдаль, а не покажется ли из-за поворота рейсовый троллейбус?
Покачав головой стоящий рядом пожилой мужчина изрек, - Без толку, не дождетесь их. На Люблинской вечерами жуткие пробки. У меня сын на Текстильщиках работает, и вечерами никогда не прогнозирует, как скоро окажется дома.
- Совсем одурел частник. Требуют по сто рублей с носа. Может, ему еще ключи от квартиры вручить?
Возмущение тех, кто обратился к владельцам «железных коней», было вполне обоснованным. Людям всего-то надо было проехать четыре-пять троллейбусных остановок.
- Безобразие! – не унималась женщина с сумками. – Куда смотрят депутаты Госдумы? Почему допускают водительский произвол?
Галину Леонидовну прорвало, - Ага, а вы им пожалуйтесь. Может, за вами персональную машину вышлют.
Короткие смешки обеспечили ей поддержку и, спустя полминуты Латушкина добавила, - Мы сейчас все с вами возмущаемся. Не нравится, не устраивает нас такое наплевательское отношение властей к проблемам простых смертных. А ведь завтра уже все забудется. Нахлынут каждодневные заботы, и помашем мы нашему возмущению ручкой. До тех пор у нас в стране порядка не будет, пока мы с вами вот так попустительски на несправедливость реагировать не перестанем.
Умолкнув, Галина Леонидовна воззрилась на троллейбус, все еще простаивающий без топлива. Со стороны кабины водителя показался парень, ушедший на переговоры. Приблизившись к остальным, он скорчил рожицу, тем самым обозначив позицию оппонента. О неудаче вскоре было забыто. В поле зрения показался еще один троллейбус. Ожидающие валом побежали навстречу, что едва не затруднило движение. Каждый из толпы пытался занять выгодную позицию, поближе к вожделенному входу. Не обошлось и без жертв. 
- Куда вы прете?! А еще инициативный человек, - сокрушалась пожилая пассажирка. Неизвестно, к кому она обращалась, ведь толкались со всех сторон.
Хуже зверей, отметила про себя Латушкина. Тем, хотя бы можно найти  оправдание, борьба за существование диктовала животным агрессивное поведение по отношению к собратьям. А здесь, на подступах к троллейбусу, речь идет всего лишь о второстепенной потребности, обеспечивающей временный комфорт. Подошедший троллейбус был забит почти до отказа, и попытки новых пассажиров пробиться в салон, оказались тщетными. Крики о том, что «мне нужно домой», «имейте совесть! Вы мне все ноги отдавили», терялись в общем гвалте. Очень быстро Галина Леонидовна осознала, что в троллейбусе ей места не найдется.
Кто-то коснулся ее руки, одновременно прозвучало, - Тут машина ждет, я договорилась. Не желаете?
Она уже была готова отказаться, но сказанное следом почти убедило Латушкину принять предложение. В самом деле, пятьдесят рублей -  сумма не такая уж и большая, если учесть, что она будет дома минут через десять. Сидя в салоне стареньких Жигулей, Латушкина пожалела, что так скоро поддалась на уговоры. Можно было взять еще одного пассажира в долю, и проезд обошелся бы дешевле рубелей на пятнадцать-двадцать. Первым напротив двенадцатиэтажного дома вышел пожилой мужчина, чей сын работал на Текстильщиках. Наконец, подошла очередь Галины Леонидовны. Она прикидывала про себя, что эти транспортные неурядицы дадут ей пищу для недовольства надолго, но, очутившись в родных стенах, она и думать позабыла о былых проблемах.
Жилец быстро освоился на чужой жилплощади, и теперь Галина Леонидовна чувствовала некую неловкость, сталкиваясь с Петром то на кухне, то в ванной, то в прихожей, где словно в витрине магазина модной одежды, покачивалась на оленьих рогах его дубленка.
- Галина Леонидовна, прошу откушать. Ужин на сковородке, - доложился новый сосед.
- А Лариса где?
- Ее на работу вызвали. Обещала скоро быть, - уже от себя придумал Петр.
На столе стояла тарелка, вилка и нож окружали ее с двух сторон, рядом лежал бутерброд, глядя на который у Галины Леонидовны потекли слюнки. А уж чего она более всего не ждала увидеть, так это портвейн.
- Откуда такие деликатесы? – предвкушая грядущее удовольствие, Латушкина уселась за стол. – А вы, Петр? Может, вдвоем поужинаем?
Предложение было сделано из чистой любезности. Отказ от него совсем не огорчил бы хозяйку, на это своевременно смекнул Петр. – Мы с Ларисой успели поужинать.
Вскоре на тарелке, перед Латушкиной, источая аппетитный аромат, лежали котлеты с картофелем, приправленные специями. – Петя, не уходите. Нам  с вами найдется, о чем поговорить.
За рюмкой вина быстро нашлась общая тема для беседы. После традиционного обмена впечатлениями о погодных коллизиях и наступлении инфляции, собеседники перешли к более актуальным темам.
- Ничего не могу с Ларочкой поделать. Морочат ей голову в этой редакции, а она, простодушная, верит. Ей нужно подобрать работу, где платят.
Гость согласился. Ответ его заинтересовал Галину Леонидовну. Если бы это только оказалось правдой …
- Мой хороший знакомый, как раз ищет себе личного помощника, способного вести от его имени переписку, организовывать его рабочее время и исполнять прочие секретарские обязанности. Вероятно, после знакомства с ним, Лариса Михайловна заинтересуется этой высокооплачиваемой работой.
- А кем трудится ваш знакомый?
- Он Депутат Госдумы, весьма надежный и положительный человек.
Уверенность, с которой говорил Петр, почти убедила любящую мать, если бы услышанное не казалось слишком безоблачно гладким. Жизнь приучила Галину Леонидовну, что хорошего много не бывает, а белая полоса всегда соседствует с черной. За все хорошее обычно приходится дорого платить. – На эту работу, небось, желающих целая очередь выстроилась. Знакомый-то твой молодой, старый?
- Галина Леонидовна, вы, как будто недавно на свет народились. Это только в песне поется: «молодым везде у нас дорога», в действительности политических высот добиваются люди преклонного возраста. Управлять – это целое искусство, чаще всего, недоступное для молодых.
Объяснение не успокоило Латушкину, - Так он старый ловелас? Может, ему любовница нужна, а не личный помощник? – с содроганием в голосе поинтересовалась собеседница.
На холеном лице новоявленного предпринимателя Седельникова появилась обиженная мина, - За кого вы меня принимаете? Что я любимую девушку пристрою за корыстный интерес?
- Нет, что вы, Петя, я так сболтнула, не думая, - поспешила убедить его Галина Леонидовна. – Очень хочется, чтобы Ларочке повезло. Она, как никто этого заслуживает. Только … Петя, если я вас правильно поняла, у вас виды на Ларису, - говорящая многозначительно умолкла, предоставляя слушателю закончить  фразу по своему усмотрению, чем он и воспользовался.
Прозвучавшее после имело эффект взорвавшейся бомбы. – Мы с Ларой объяснились в ваше отсутствие, и узнали, что любим друг друга. После я сделал предложение Ларисе, и она с радостью согласилась.
По растерянному виду Галины Леонидовны Петр заключил, что в ее лице ему союзник не гарантирован, так может, расположение потенциальной тещи ему удастся заслужить? – Вкусно было, Галина Леонидовна? – получив утвердительный ответ, Петр добавил, - А давайте, я посуду помою?
Она словно сквозь пелену смотрела на то, как Петр ловко управляется с грязной посудой. Владение губкой, с помощью которой он привел в чистый, сухой вид раковину, продемонстрировало свидетельнице происходящего, что Петр не бросает слов на ветер. Оставалась малость – превратить человека сомневающегося в союзника. Однако, чаще легче задумать, чем воплотить. Когда с грязной посудой было покончено, Петр предложил вернуться к обсуждению вопроса о его правах и обязанностях, как жильца. – Надеюсь, что после регистрации наших отношений с Ларисой, я буду пребывать здесь не в качестве постояльца, а как равноправный член семьи, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
- Не понимаю, какие последствия может иметь Ларочкино согласие? Современные девушки ветрены, не стоит принимать их слова всерьез.
- Но деньги я вам предоставил по-настоящему. Вы пользуетесь по своему усмотрению …
- Пользоваться дочерью я вам не позволю, ни за какие деньги!
Петр поторопился разуверить собеседницу в непорядочности собственных намерений относительно Ларисы. – Мы поженимся с ней, как можно скорее и …
- Пусть Лариса подтвердит свое согласие, а дальше …
Петр отплатил Латушкиной той же монетой, - Мы с Ларисой сами решим, что будем делать далее.
Галина Леонидовна не стала возражать, но про себя заключила, что решающее слово останется за Ларисой. Ее внезапный уход в выходной день вызывал у обеспокоенной матери определенные опасения. Вероятно, он не случаен?  Не причастен ли новоявленный жених к нему?
Решительно направившись в бывшую супружескую спальню, отданную жильцу, Латушкина еще не ведала, какой предлог подберет в оправданье внезапному вторжению. В дверях она столкнулась с Петром.
- Вообще-то, я к вам. Почему ушла Лариса? У вас с ней какой-то разговор был?
 Дотошная тетка, вежливостью ее не пронять, попробуем сразить принципиальностью. – Галина Леонидовна, будем разговаривать официально. Вы сдали мне жилую площадь?
- Чего? – обеспокоенность Латушкиной сменилась удивлением. – Разве мы ранее с вами не договорились?
- Одновременно, с врученными мною денежными средствами вы наделили меня определенными правами пользования данной жилой площадью. Надеюсь, что вы не станете отрицать сей факт?
Небольшая заминка, в течение которой Галина Леонидовна гадала, какие последствия может иметь это официальное обращение, она досконально, с пристрастием опытного сыщика изучала обстановку в комнате. – Любопытно, к чему клонит принципиальный гражданин Седельников?
В серых глазах великого интригана мелькнуло сомнение. А не обманулся ли он сам на этот раз? – Галина Леонидовна, как расценивать ваше молчание?
- Да вы не волнуйтесь, Петр, - оглядев еще недавно принадлежавший ей чертог, Латушкина отметила к своему удовольствию, что жилец ничего здесь не изменил. Все вещи находились на отведенных для них местах. – Конечно, у вас есть определенные права. Вот постельное бельишко я вам сейчас сменю, кое-какие вещи из шкафа перевешу в залу. Вы свой гардероб скоро к нам перевезете?
- Вам своих вещей не хватает? Я много времени пропадаю на работе, и вам особенно надоедать не стану. У меня свой бизнес, часто буду ездить в Липецк, - уловив в глазах собеседницы тревогу, Петр тут же успокоил ее, - Денежки супруге буду отдавать регулярно, так, что жизнь ваша с моим появлением в этом доме изменится в лучшую сторону.
Дай-то бог, если это окажется правдой, вздохнула Латушкина. Ей еще предстоит уговорить мужа не противиться проживанию Петра в их квартире. Вот только, как представить его: в качестве будущего зятя или все-таки обычного жильца, неизвестно. Завтра еще отнесу передачку Гришеньке, благо денежек хоть немного имеется. В интернате для несовершеннолетних правонарушителей живется впроголодь.
- У вас неприятности, Галина Леонидовна?
Смахнув украдкой слезинку, Латушкина ответила, - Нет, так … по мелочам, как в каждой семье, все гладко в жизни не бывает. Но на то человеку и даются испытания, чтобы разобраться, что он из себя представляет, - говоря, Галина, в первую очередь, успокаивала себя, с каждым последующим словом обретая все большую уверенность, что в жизни ее наступила светлая полоса. С чего возникла эта уверенность, Галина Леонидовна не задумывалась, до того ли ей было?
В десять вечера она начала метаться с кухни в дочкину комнату и обратно, где же ее Ларочка? Что это за работа в ночное время? – Петя, а Лариса говорила вам, куда именно она направляется?
В ответ молчание. Почему ее обращение игнорируют? А еще гадкий, в родственники набивается. Нет, это невыносимо. Сидеть в ожидании у телевизора, пока Ларисы нет дома. Прежде, чем погрузиться в чужие тайны, Галина Леонидовна на минутку призадумалась. Лариса некому не поверяла своих сокровенных секретов. Поначалу мама обижалась на дочь, как можно не доверять самым близким? Михаил встал на ее защиту: «Лариса – со всех сторон положительный человек и самостоятельная, своим контролем ты еще больше отдалишь ее». Галина Леонидовна хоть и не сразу, но согласилась. И вот теперь она расплачивается за последствия собственной уступчивости. В комнате дочери царил привычный беспорядок, хотя сама Лариса считала иначе. На письменном столе разбросаны листы бумаги, ручки, карандаши, блокнот. Где-то должны были быть телефоны сотрудников редакции. Господи, ну где же они? Беспокойный взгляд Галины Леонидовны рыскал по книжным полкам, может записная книжка в шкафу?
Хлопнула входная дверь. На пороге Ларисиной комнаты Галина Леонидовна столкнулась с дочерью.
- Мама, что ты ищешь в моей комнате?
Ничто не могло затмить радость Галины Леонидовны, даже недовольство дочери. – Ларочка, девочка моя, я так испугалась. Уже одиннадцатый час, а тебя не было дома.   
- Я была на работе. Разве я тебя не предупреждала? – Ларисе с трудом удавалось сдерживать себя. С первого взгляда она догадалась, что мать учинила обыск в ее сокровенных тайниках.
- Ларочка, когда у тебя будут собственные дети, ты поймешь, что одна угроза их лишения … ужасно … как все это ужасно, - не удержавшись, Галина Леонидовна затряслась в беззвучных рыданиях.
- Мамочка, что с тобой? – Лариса обняла маму, ласково поглаживая ее по плечам. Ей хотелось заглянуть матери в самые глаза, чтобы вобрать в себя всю боль, что выпала на материнские плечи.
Молчаливое сочувствие принесло облегчение ее истерзанной душе, - Ларочка, я очень люблю тебя и очень хочу, чтобы у тебя в жизни все складывалось хорошо.
Вместо того, чтобы уверить маму во взаимности, Лариса жестом попросила ее вернуться в комнату и плотно затворила за Галиной Леонидовной дверь. – Об этом, я думаю, нам стоит поговорить отдельно, - усевшись на диване и дождавшись, пока мама сделает тоже самое, Лариса продолжала, - Трудности у меня начались с того времени, как нам перестали платить зарплату. Но, мамочка, это временно. Подожди, я еще не все сказала, - ее холодная ладонь легла на материнское плечо, - Пожалуйста, дай мне закончить. Петр предложил выйти за него замуж, но  … но я не люблю его.
- Никто не вынуждает тебя приносить подобные жертвы. Папу скоро выпишут, и …
- Но на лекарство для папы нужны деньги, и нам, чтобы не умереть с голода, - Лариса умолкла, не спуская вопрошающего взгляда с мамы.
Повисшая на некоторое время пауза озадачила обоих. Между матерью и дочерью чувствовались недомолвки, пролить свет на которые возможно лишь при взаимном доверии. Мама что-то скрывает от меня. Ждать, пока та созреет для объяснений, не хотелось, это понятно, мама целыми днями дома. Ей некуда спешить, а у меня все время расписано по минутам. – Мама, и все-таки, мне пришлось согласиться на союз без любви, иначе …
- Ларочка, я сейчас пойду и верну ему деньги, правда, я потратила четыреста рублей, но … можно что-нибудь продать, что-нибудь из вещей.
- А что будет после, ты подумала?
- Но когда-нибудь тебе заплатят. Петр говорил о знакомом депутате…
Лариса была категоричной, - Я ему не верю.
Однозначность в ответе дочери зародило в душе Галины Леонидовны сомнения. А права ли она, что поверила первому встречному? – Давай поговорим с ним вместе.
Лариса согласилась. Постучав в дверь бывшей супружеской спальни, Латушкина старшая обратилась к жильцу, - Петр, нам нужно обсудить с вами кое-какие детали.
После минутного ожидания Галина Леонидовна повторила свою просьбу, и на этот раз ответом ей послужило безмолвие.
- Наверное, он спит, - предположила Лариса. 
Не скрывая своей озабоченности, мама Ларисы констатировала, - Придется отложить разговор до утра.
Лариса предупредила, - Тогда уже без меня. Я рано утром ухожу.
Старшая Латушкина всплеснула руками, - Как же без тебя, если разговор касается ваших с ним отношений?
- Мама, я устала и хочу спать.
Ответ Ларисы не был похож на жалобу, а только напоминал о пределе человеческих возможностей. Провожая дочь взглядом, Галина Леонидовна решила, что не ляжет спать, пока не прояснит ситуации. Повернув ручку двери, она тихо вошла в спальню. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что Петра в ней нет.
Метнувшись в комнату Ларисы, Галина Леонидовна, взбудораженная открытием, поведала дочери о нем, - Жилец исчез. В спальне его нет. Не пойму, когда он успел уйти? – недоумение матери сменилось возмущением. Дочь лежала, свернувшись калачиком на половинке дивана, укрытая пледом. – Лариса, почему опять не расстилаешь постели?
С трудом оторвав усталую голову от подушки, Лариса попыталась оправдаться, повторив ранее сказанное, - Мне рано вставать. Прошу тебя, дай мне отдохнуть спокойно.
- У нормальных людей принято расстилать постель и спать в ночной рубашке, а ты совсем опустилась, дальше некуда.
Смахнув упавшие на лоб спутанные пряди, Лариса направилась к родительской спальне. Она ушла бы куда угодно, только бы не слышать материнских воплей. Как это несправедливо, предъявлять к уставшему человеку повышенные требования, выполнение которых совершенно бесполезно. Мама забыла, что сама когда-то была молодой, а молодому поколению можно сделать скидку.
За порогом спальни Лариса погрузилась в непроницаемую тьму. Ночник не горел, окна были зашторены, а вот постель, в отличии от ее собственной, была разобрана. Лариса подошла к кровати. Среди белизны подушек она приметила голову, по всей видимости, спящего человека. Исчезнувший Петр выглядел вполне довольным жизнью.
- Лариса! – ночную тишину разорвал громогласный призыв ее матери. Лариса не успела остановить ее. Через пару секунд в спальне вспыхнул яркий свет.
Приложив указательный палец к губам, Лариса сделала матери предупреждающий знак, но все было бесполезно.
Сбавив громкость, та удивленно произнесла, - Откуда он взялся?
Спящая голова не шевельнулась, размеренное дыхание лежащего убедило Ларису в том, что его не так-то просто разбудить. – Мам, выйдем, - позвала Лариса. За дверью, в проходной гостиной, она добавила, - Не буди человека. Деньги он тебе дал? Дал, вот и распоряжайся ими по собственному усмотрению. Кстати, мамулечка, а мне ты денежек не подкинешь?
Лариса, когда того требовали обстоятельства, умела преображаться в послушную, ласковую девочку, чем вызывала у близких ответное желание помочь ей.
- Конечно, Ларочка. Знаешь, чего я придумала? – интригующий голос говорящей заинтересовал слушательницу. Еще большее любопытство возникло у Ларисы после того, как мать увлекла ее на кухню и прикрыла за собою дверь. Оглянувшись, проверив, не слышит ли ее кто-либо лишний, Галина Леонидовна изрекла, - Завтра мы этого выселим, а денег ему возвращать не станем.   
До Ларисы не сразу дошло задуманное матерью, уж очень оно смахивало на незаконное действие. Скорее всего, мама шутит.
- Лариса, ни тебе, ни мне не нужен этот проходимец.
- Давай решим все завтра, а сейчас, прошу тебя, будем ложиться спать.
Просьба дочери отвечала желаниям Галины Леонидовны. Еще больше она хотела избавиться от незваного гостя, обещания которого казались ей все более ненадежными. На чем основывались ее подозрения, Латушкина сформулировать не могла. Внутренний голос, все более походящий на мужнины нравоучения, вещал ей «о множестве проходимцев, легкой жертвой которых она может стать». В том, что Михаил станет возражать против пребывания Петра в их квартире, Латушкина была уверена. Страшно было признаться Михаилу в том, что брала у жильца деньги. Однако, если вовремя избавиться от него, мужу можно ничего не говорить. Но без привлечения в союзники Ларочки осуществить задуманное будет    
трудно. Дочь попросит у проходимца помочь ей что-нибудь довезти, а по дороге возьмет и исчезнет, как бы случайно. Если Петр сунется к ним домой, придется прибегнуть к содействию правоохранительных органов. Правильно, похвалила себя Галина Леонидовна. Как хорошо она все придумала.
Совсем иного мнения была Лариса. Прежде, чем уснуть, она долго ворочалась, размышляя над предложенным матерью. Кто такой Петр и при каких обстоятельствах им ранее выпадало встречаться, Лариса постепенно вспоминала. Но бросить ему в лицо обвинения в воровстве, ей казалось преждевременным. В самом деле, пропажа монет и марок, маминых драгоценностей была обнаружена не сразу, стало быть, факт кражи бездоказателен, и базируется лишь на ее аргументах в пользу того, что Петр – мошенник. Если выгнать его, не вернув денег, которые мама взяла у него в долг, то чем они будут отличаться от него?