Пролог
Однажды, в девяносто первом году,
я и Дима Килимник, мой закадычный друг,
к синагоге подошли в Одессе,
(тогда был один там бейт-кнессет).
Нас не пустили в здание,
что было в аварийном состоянии.
Мы, как чужие, поодаль стояли
и с горечью наблюдали,
как журналисты какой-то фильм снимали.
Мы тогда не знали,
как карты лягут,
Нам жаль было родину-беднягу,
где безбожие считалось за благо,
и в глазах набегала влага.
Я вырос в Одессе на Шестой Фонтана.
Что к чему понимать начал я очень рано.
В драках рваные раны,
разные свары,
граненые стаканы,
облака перегара,
кумар над паром -
все это не даром.
Паром увозил
друга лучшего в Хайфу.
Я один тормозил
- было дома по-кайфу.
Я не каюсь ни в чем,
никого не виню,
знаю я, «че почем»,
и свой город люблю.
И во сне узнаю
все шестнадцать я станций.
Но не мог я остаться
в той ситуации
явной дискриминации
нашей еврейской нации.
Видя, что вокруг творится,
я морем хотел сбежать за границу
(юношеская романтика, как говорится),
но понял, что семью бросать не годится.
В Одессе нас сильно напрягали,
слухи о погромах распространяли,
фактически прогоняли,
часто оскорбляли
словом «жид»;
как можно с этим жить
и не тужить?
Этому нужно положить
конец.
Наш отец,
Провожая родню за границу,
Имел возможность в этом убедиться.
Уезжающих, на пограничной станции Чоп,
уже не знали, развести на че б.
Заросший мужик орал пограничникам:
«Отдайте скрипку, опричники,
это мой хлеб и кров,
не пейте мою кровь».
А они отвечали, не теряя степенности,
«Не увезешь ты культурной ценности».
Хотя скрипка была заурядной
и потрепанной изрядно,
будь она неладна,
но им это непонятно.
Скрипач десять дней жил на станции Чоп.
От него уже пахло мочой,
был небрит он, не мыт,
имел очень жалкий вид
и начинающийся бронхит.
Наконец у начальника лопнуло терпение:
«От него тут начнется эпидемия,
пусть скорее к буржуям уматывает,
и свою балалайку прихватывает.
Было нам тогда всем не до смеха,
не могли мы с семьей не уехать.
Хорошо, что не бьют сапожищем,
лишь кричат, что без нас воздух чище.
Бойцовая рыбка
Звезда Давида в США взошла,
О Дмитрии Салите слава звучит все громче.
Как эта история произошла,
постараюсь я рассказать покороче.
Когда мы с семьей в Одессе обитали,
и брата водили за руку в школу,
многие сверстники его мечтали
посвятить свою жизнь футболу.
И он не хотел от ребят отставать,
тоже стремился с друзьями играть.
И наш с ним отец сказал: «Раз так,
гоняй себе мяч на стадионе «Спартак».
Но, видно, судьба все решила иначе:
им не сопутствовала в этом удача -
то тренер футбольный ушел в запой,
то занятия перенесли на день другой.
«Хочешь, сынок карате заняться,
будет тебе этот спорт по плечу?»,
и Дима не стал думать и мяться,
а просто ответил отцу «Да, хочу».
Хочешь – прекрасно,
все просто и ясно,
записали в тетрадке,
все в полном порядке.
И заниматься он начал, правда, за «бабки».
В Советском Союзе карате запрещалось,
это законом нещадно каралось:
партаппаратчики не выносили
все, что напоминало им о Цусиме.
Но вот – перестройка, страна - на дыбы.
Разные секции росли, как грибы.
Модно стало ребенка отдать
единоборствам обучать.
Недаром принято было говорить:
английский освоил, научился водить,
карате изучил – можно валить.
Но тренер не каждый обучать был готов:
знаний не много – больше понтов,
с методикой сами, порой, не знакомые,
и методы были излишне суровыми.
Шесть дней в неделю, почти как в гестапо,
за месяц до полного растягивали шпагата.
Родителей поэтому в спортзал не пускали,
и связки тянули, едва лишь не рвали.
А дальше что делать – не очень представляли.
При этом, как спецназовцев, ежедневно гоняли
от 3-й Фонтана до пляжа Аркадии,
доводя до изнеможения последней стадии.
Там разминались и рысью обратно.
Как силы хватало у них – непонятно.
В первый забег, на обратном пути
отстав, брат с дистанции отказался сойти.
«Может, не надо?», - его мы спросили,
но он заявил, что ему все по силе.
Виден характер, ему не сломаться,
Дима решил всерьез заниматься.
Нельзя обойтись без небольшой ремарки:
в их группе самым техничным и ярким
Некий Гарик по праву считался,
он лучше всех в секции спарринговался.
Кто бедокурил или не выполнял задание,
того ставили в спарринг с ним в наказание.
Его все боялись как огня,
но не было и дня,
чтобы Дима не хотел подраться с этим крепышом,
но у него с дисциплиной было все хорошо,
и его не ставили с ним в пару,
а то бы он задал Гарику жару.
Брат в философию карате вникал,
потенциал своего тела раскрывал,
о котором даже не подозревал,
«Технику нунчаку» изучал
Иитиро Масатоши.
Я от радости хлопал в ладоши.
За короткий срок
Дима лидером группы стать смог.
Побеждал всех руками голыми,
получал призы в боях между школами.
В спорте его были все интересы,
когда уезжал с нами он из Одессы.
* * *
Забыть Одессу невозможно.
Покинуть ее сложно -
пройти ОВИР и таможню.
А тому, кто решил с ней проститься,
она до конца будет сниться.
Но в той атмосфере, друзья,
и оставаться было нельзя.
Увозили семьи с собой,
чтоб у них был удел иной;
американская мечта любого манит,
но пока все виделось, как в тумане.
Да, пришлось нам свалить -
детям и старикам,
и Одессу любить
уже издалека.
* * *
Ну, Нью-Йорк, здравствуй,
вихрастый и зубастый,
но классный,
ты в лапы нас заграбастал.
Как мы не склеили ласты:
поначалу часто
приходилось несладко
мы плакали украдкой,
к новой привыкая доле,
к свободе и воле.
Ломка стен
Не просто жизнь начать
с чистого листа.
Снова на старт, -
устал — не устал.
Ты можешь подняться за облака,
или граненый облюбовать стакан,
и стать беспонтовым, как таракан.
Пойти туда, где не ступала нога,
найти врага,
зарядить наган,
победить в драке,
выиграть гонку,
или в страхе
забиться под шконку.
Снизу — ад, сверху — рай:
выбирай.
* * *
Мы всей семьей в JFK прилетели -
ведь этого сами хотели.
Но что это, в самом деле -
где небоскребы, что видели по телеку?
Становится грустно,
такое чувство,
что нас обманули:
я не пойму, блин, -
какой-то Бруклин,
где та Америка, какую обещали,
о которой мечтали
бессонными ночами?
И прикиньте сами:
без знания английского языка,
удача насмехается издалека.
У «высотки» обшарпанные бока,
что делать нам - пока
не знали наверняка.
Что предпринять, ведь так же не годится;
и это называется «мировая столица»,
которая, как говорится,
всюду людям снится,
открыта для успеха и любых амбиций.
Оставалось только молиться,
чтоб долго это не могло продлиться,
и мы смогли хоть чего-то добиться.
Пришлось в крохотной квартире поселиться.
Кому Импайр Стэйт Билдинг, а кому трущобы;
душу рвет будильник -
хоть миг поспать еще бы.
Мне не до учебы -
до рабочей робы,
братику для школы
заработать, чтобы.
Мы с батей в старых домах стены крушили,
кувалдами колотили;
нашим предкам, что в Египте жили,
наверное больше платили.
* * *
Но выбор сделан, хнычь-не хнычь,
в минуты тоски я ходил на Брайтон-Бич.
Там слышалась одесская речь,
знакомый акцент ласкал слух,
веял знакомый дух,
была возможность неожиданных встреч,
об одной и пойдет речь.
Иду я по bordwalk, и вижу: стоит
известный в Одессе антисемит.
«Шолом, dear Мойша», - он мне говорит, -
«Нас время, порою, меняет», -
прищурившись мне объясняет.
Он пейсы слегка отпускает,
и даже немного картавит.
* * *
Мы по-новому жили,
стены крушили
аршин за аршином.
Зарплаты были небольшие,
и дорога не становилась шире.
В бруклинской школе учиться стал брат.
Его совковый гардероб был староват,
вызывал он насмешки у местных ребят.
Один его иглой уколол в спину.
Дима нокаутировал детину.
Это не прошло даром:
он пробил «стену» хорошим ударом -
иногда это в жизни нужно;
вскоре все с ним искали дружбы.
Но побитый пацан -
отъявленный хулиган -
принес в школу наган,
и с ним был его взрослый братан,
по виду наркоман.
Тут мне пришлось Диму защищать
(я пришел его встречать) -
пригодились мои навыки самбо,
хотя Дима, может, справился и сам бы.
Письма из Одессы (1992-93 гг.)
Как там милая Одесса,
Молдаванка и Пересыпь?
Нам все было интересно,
когда рассказывали честно.
Хорошо - дядя Миша
нам нет-нет, да напишет.
На листках из тетрадки
сообщает по-порядку,
что «живется им несладко:
новые порядки
кладут на лопатки
большинство простых людей,
на евреев усилились нападки
сволочей
всех мастей,
под маской демократических идей
выходит туча фашистских газет -
узды на них нет,
с ними только в туалет.
На Америку тоже ведется атака,
мол, она - Израиля цепная собака;
у нас за это возле Дюка
чуть не случилась драка
с одним таким писакой.
А цены астрономические,
растут в прогрессии геометрической.
В общем, ситуация почти трагическая,
а настроение пессимистическое -
хочется послать все в баню
и валить следом за вами
в Соединенные Штаты,
но на билет не хватит никакой зарплаты:
я по цене их грабительской
могу взять лишь семь палок «любительской».
Тут до смеха ли?
А наши почти все уехали».
В одном из писем он нам рассказал
о Лене, что в Одессе обитал.
На Большом Фонтане его каждый знал.
Он день-деньской на трамвае разъезжал,
но билета не брал -
концерты за мелочь давал,
арии из опер распевал.
Его голос раздавался повсюду -
«Смейся, паяц, над разбитой посудой» -
его репертуар неизменный,
и «Сердце красавицы из третьей смены».
У него белья не было смены.
Рассказывал он, как его избивали,
и даже трусы, негодяи, украли.
Все двери пред ним закрывали.
Когда-то он был нормальным,
не грыз черствые корки,
спать не ходил на задворки,
а теперь — у Судьбы на галерке»...
Жить ему бы, бедняге, в Нью-Йорке.
Шахматные задачи ринга
Возвращаясь от бабушки Раи,
мы по Бедфорд гуляли,
и вдруг вывеску увидали:
в юношеский кикбоксинг набирали.
Мы по-английски еще плохо читали,
скорее, просто смысл угадали.
Мы брата отца - дядю Юру позвали,
через него объяснились,
и о тренировках раз в неделю договорились.
Конечно, это очень мало,
но на большее бабла не хватало.
Хозяин клуба Пол Мормандо
подобрал неплохую команду,
он был улыбчив и широкоплеч,
носил черные кудри до плеч,
разработал свой собственный стиль чаки-до –
синтез кикбоксинга, карате и домино.
(вкратце скажу, что за стиль такой:
как в домино, били правой рукой,
а левую боец на расстоянии держал,
ей фехтовал
и противника отвлекал).
Тренером Пол был с работоспособностью изрядной,
требовательностью отличался незаурядной.
Но во всем, что касалось оплаты,
он не терзал того, кто небогатый,
шел на отсрочки, разбивки на платежи -
тренируйся и не тужи.
Пол удивлялся Диминой подготовке,
и предложил ему чаще проводить тренировки -
однажды Мормандо отозвал его в сторонку
и сказал потихоньку:
«Давай чаще тренироваться,
а за деньги можешь не волноваться».
Незаметно пролетел год,
и вот,
когда Пол по делам отлучался,
за тренера в 13 лет Дима оставался.
Брат спортивной литературой увлекался,
и в одном журнале
мы с ним прочитали,
что есть один крутой young man,
Алекс Гарджулио - по кикбоксингу спортсмен,
среди юношей чемпион
по штату Нью-Джерси был он.
Дерзкий план в голове у Димы родился,
а он, если решил, – считайте - добился.
Решил он на ринге с ним встретиться
и силой помериться.
Дима позвонил ему домой
и сказал: «Хочу биться с тобой,
вызываю тебя на бой».
Перед схваткой я Б-га за брата молил,
сигареты — одну за другой смолил
и решил:
если Дима сумеет в бою победить,
то брошу курить.
Брат на ринге уверенно атаковал
и пояс у Алекса отобрал.
Дима оказался сильнее физически
и лучше подготовленным технически.
В этом заслуга Пола большая,
например, он учил атаковать, отступая,
и многое другое,
полезное для боя.
Он сказал: "В кикбоксинге далеко не пройти,
тебе надо в бокс перейти -
и сможешь на Джуниор Олимпикс выступать,
а я буду тебя тренировать"
(на соревнованиях по боксу до 15 лет,
престижнее их в Америке нет,
там формируется самый цвет
и спортивная краса).
Когда Дима дома об этом сказал,
я один из всех был «за».
Родители говорили, что это идиотизм -
боксу жизнь посвятить,
«Там такой травматизм,
лучше в шахматы пойти:
еврею это не претит,
там не деформируется личность и лицо», -
говорили мать с отцом,
«Послушай нас, будь молодцом».
В семье у нас долгая шла борьба,
пока не стало ясно: бокс – Димина Судьба.
С утра до вечера, с ночи до утра
у нас продолжалась эта кутерьма.
«Бокс, как и шахматы — тоже игра,
такой же квадрат,
бой — как шахматная партия», -
поддерживал брата я,
«в ней много комбинаций видится;
и пешка может в короли выбиться»!
Starrett City Boxing Club
Дима стал справки в Нью-Йорке наводить,
в какой boxing-сlub ему лучше ходить,
чтоб времени меньше в пути изводить,
и слишком дорого не платить.
Возникла диллема:
Gleassons Jim, или Starrett City – такая схема.
Оба клуба крутых – мы уже стали разбираться,
но до Starrett City быстрей добираться.
Новостройкой был этот район:
для выходцев из Союза возведен.
По образцу Загорска был сделан он.
В квартирах были кухня и балкон,
добавили гаражи -
живи и не тужи.
Как часто бывает, утилитарные соображения
лежат в основе правильного решения.
Этот клуб был простой, без понтов совковых,
смешных и бестолковых:
полутемный гараж без плакатной мазни,
потолочной лепнины и прочей фигни.
Формировался характер так юных боксеров,
из них лепили спортсменов, а не дешевых позеров.
Перегородками зал разделялся,
а в центре учебный ринг размещался.
Здесь были спортсмены, а не мажоры,
весь инвентарь – гантели и тренажеры
для ног, рук и пресса,
наращивания силы и сброса лишнего веса.
И много афиш, фонарями подсвеченных,
соревнований прошедших и только намеченных.
Клуб входил в Полицейскую атлетическую лигу,
он в кармане держал неплохой бюджет, а не фигу,
его поддерживали спонсоры и коллеги и
имел он кое-какие привилегии:
неимущих в каких-то трущобах селили,
но главное - мы ничего не платили.
У босса Джимми О'Ферроу была своя команда:
Тейт, Боб и Норман – такая вот банда.
С прищуром лукавым и мудрым одновременно,
Джимми ходил в серой кепочке непременно.
Но еще более неразлучным
был он с Тейтом – своим подручным,
бандитским видом приметным:
в юности Тейт был гангстером конкретным.
Он этого особо и не скрывал,
но лишнего все ж никогда не болтал.
В каждой бочке был он затычкой
и расстаться не мог со старой привычкой:
ножик всегда носил старичок
и до фильтра докуривал свой он бычок,
считался у Джимми правой рукой
и в клубе следил за дисциплиной крутой.
Летом там жуткая была духота,
он следил, чтоб была питьевая вода,
перчатки воспитанникам выдавал,
если кто дома свои забывал,
в пять вечера скрипучую дверь отпирал,
а в десять на ночь ее затворял.
К нему приводили трудных подростков.
Он общий язык находил с ними просто,
строил по росту,
пятки вместе, врозь носки,
и вправлял мозги.
Джимми с Тейтом иногда возле ринга,
насвистывая, играли по-дружески в бинго.
Одиночества оба не выносили
и всюду вдвоем они колесили.
Мистер Боб одиноко держался – не в связке,
передвигаясь в инвалидной коляске.
После травмы в дзюдо остался без ног;
Джимми щедро платил ему, сколько мог.
Как тиски была у него рука,
и с ним здоровались издалека.
Норман не "местным» был, как вся ватага,
индус родился на Тринидаде и Тобаго.
От США на олимпиаду не смог пробиться,
тогда решил на родину удалиться.
Там до тех пор оставался,
пока на олимпийские игры не прорвался.
Он был лидер и интеллектуал
и Джимми, порой, замещал.
Еще был Андреа такой,
по прозвищу «Портной».
Когда только все успевал -
не только тренировал,
но еще выпускал
спортивную форму «Хавок»
(она стоила изрядных «бабок»).
Нас сразу к Джимми в кабинет пригласили,
он хорошо относился
к выходцам из России.
В Starrett City не один наш земляк тренировался,
а у входа российский триколор развевался.
Потом подошел русский тренер Яша,
спросил, как жизнь наша,
а когда понял, что у брата неплохая подготовка,
обрадовался, и началась тренировка.
Но полгода пришлось помучиться –
после кикбоксинга переучиваться.
Диме повезло: в клубе среди ребят
было много, у кого был боксерский талант.
С ними в спорте он рос быстрее,
особенно с племянниками Андреа.
Сильного Кертиса старался обломать,
и хитрого Энтони переиграть.
Все время шли спарринги - настоящие войны,
все были победы достойны,
и все члены клуба – почти сорок душ -
следили за ними, отвлекшись от «груш».
Дима сказал мне: «Чуть-чуть бы подождать,
и я начну всех побеждать».
Поединок стилей
С Димой стал заниматься Яша,
он имел опыт работы с нашими,
русскими боксерами –
юными новичками и матерыми.
Он с ними говорил на одном языке,
держал их в узде,
на коротком поводке,
и успех был уже невдалеке.
Успех настоящий, а не мнимый.
У него тогда тренировался
Аминов
Рассел,
которого раньше пытался
обучать сам Джимми,
но потом уступил
своему помощнику и не сглупил,
правильно поступил,
и никто не обижался.
Рассел боксер был весьма толковый,
в нем была физическая крепкость
и выносливость на редкость,
и удар – как подковой
пудовой,
это был не бой-скаут,
умел посылать противника в нокаут.
Он подавал большие надежды,
как и прежде,
хотя проиграл Golden Gloves’а финал,
куда без труда попал.
Говорят, победу у него отобрал
незаслуженно кто-то,
И вся насмарку работа –
то-то.
(Дима решил тогда еще
на ринге отомстить за товарища,
и впоследствии выиграет так впечатляюще,
что каждый бы мог увидать -
победу нельзя не дать).
В Starret Сity Рассел был фигурой яркой,
но его ахиллесовой пяткой
оказывались постоянные прогулы
и неуемные загулы.
Рассел был большой забияка
и участвовал в уличных драках.
Бабы к нему липли и липли –
перед чемпионом кто устоит ли?
Поначалу Яша переживал из-за этого,
«Опять», - кричал, – «на тренировке нет его!»
Но кто-то рукою махнуть посоветовал,
и он совету последовал.
Яша был тренером опытным.
Его ученики слушались безропотно,
К тому же обучение было игровое.
Пацанам нравилось такое,
оно требовало быстрых решений,
было много обманных движений:
обманул – дернул, ушел – попал,
глядишь, а противник уже упал.
Скорость учил он развивать
и левой активно фехтовать.
Объяснял все подробно, со смаком,
большое внимание уделял контратакам,
на отходах, как римский центурион:
отступая, внезапно удар наносит он.
А еще был прием
«подставка» - в прыжке
противника бьют в корпус, или по башке.
Но все его приколы
зиждились на догмах советской школы.
Так и «оттяжка» - весь подался назад,
словно от водолаза электрический скат;
можешь до одури руками махать,
но его тебе никак не достать.
Яша был полезен нашему клубу,
напоминал задиристую Кубу,
отличался оригинальными речами,
гневно посверкивал очами.
Но работал с боксерами, порой, и ночами.
Он вырос в Ташкенте и - можете удивляться -
учился там боксу у американца.
Угораздило Джека Джексона туда забраться!
Нетрудно догадаться,
что его там вынудили остаться,
ведь в Советском Союзе в тридцатые годы
запаха даже не осталось свободы.
И бедному янки пришлось выбирать:
либо в лагерь, либо детишек тренировать,
а он не спешил погибать.
Джексону в Средней Азии удалось создать
боксерскую школу, американской под стать.
«Спасибо товарищу Сталину»,
что родиной стал
Туркестан ему.
Но Яша, хоть сам в ней учился,
умудрился
противником американского стиля оказаться.
В Союзе ему, братцы,
в чемпионы страны удалось прорваться,
и учеников там имел, человек двадцать,
но все же решился на эмиграцию,
не захотел остаться.
Я тоже пытался
тренироваться,
младшего брата ожидая,
тоску по Одессе от себя прогоняя.
Starretе City помог мне улучшить английский:
я слушал там разные клевые диски,
Особенно нравились Notorious, Mase, Tu Pak, Puff Daddy.
И рад был я воле Димы к победе.
P.S. Книгу можно заказать в библиотеках через Interlibrary Loan, - это бесплатная услуга, которая позволяет библиотекам по всему миру обмениваться книгами.