Жизнь брала своё. Владимир Иванович погрузился в работу. Конечно, не было дня, чтобы он не вспомнил о Наташе, но это было уже не так остро. Дома о ней напоминала фотография на письменном столе. Других вещей, связанных с ней, в доме не было, так как Наташа никогда у него не была. Она не хотела, а он не настаивал.
Оля больше не звонила. Под Новый год он хотел позвонить ей – поздравить, но раздумал. Нельзя было поздравлять ее с Новым годом, в котором не будет мамы. Она тоже не позвонила.
За зиму он два раза съездил на кладбище: разгребал снег вокруг могилы. Было заметно, что Оля тоже бывала здесь, но они ни разу не встретились.
Звонок раздался в марте, накануне годовщины Наташиной смерти.
– Да, Оля, слушаю.
– Владимир Иванович, Вы не собираетесь завтра на кладбище?
– Собираюсь.
– Если Вы не против, может быть, мы вместе пойдем?... – И добавила: – А то мне как-то тяжело одной.
– Ты когда собираешься?
– Днем где-нибудь. Я отпросилась с работы.
– Хорошо. Сейчас я тоже договорюсь и тебе перезвоню.
Через пять минут он, действительно, перезвонил. Договорились встретиться в два часа у ворот кладбища, там, где продают цветы.
– Только там сейчас, наверное, много воды. Надень резиновые сапоги.
– Да. Я там была неделю назад – уже под снегом была вода.
– Ну, хорошо. До завтра!
– До свидания!
Следующий день выдался яркий, настоящий мартовский. Вдоль тротуаров бежали ручьи. Владимир Иванович шел навстречу солнцу и ощущал лицом его горячие лучи. Мокрый асфальт слепил глаза.
К воротам кладбища он подошел без пяти два, и ещё издали увидел Олю. Она стояла спиной к нему, подставив лицо солнцу.
– Загораешь?
– Ой, здравствуйте! Такое хорошее солнце.
Они подошли к небольшому цветочному базару. Цветы на солнце были не по-кладбищенски ярки.
– Давай купим вместе один букет.
– Давайте, но только я тоже заплачу.
– Хорошо, хорошо! Заплатишь.
Букет был большой, и они даже не стали проверять – четное ли в нем число цветков.
Главная дорожка, давно расчищенная, уже обсохла, но на узких тропках между участками еще лежал мокрый снег, и под ним хлюпала вода.
Они разгребли остатки снега вокруг могилы. Очистили цветник и табличку, положили цветы.
Скамейка была уже сухая, и они сели, молча глядя на могилу.
– Ой, смотрите! – Оля показала на одну из соседних могил. Там из-под снега проклюнулся сиреневый крокус. – Надо будет тоже посадить.
– Посадим. И надо будет летом памятник поставить.
– Я думала… Я смотрела – они очень дорогие.
– Во-первых, нужна простая строгая плита, ничего вычурного не надо. Это не так дорого. Во-вторых, позволь мне в этом участвовать. У меня никого, кроме твоей мамы, не было. Что мы не были женаты… ну, так уж получилось.
– Я знаю. Мне мама говорила… Она не хотела, чтобы у меня был отчим.
– Да.
– Если честно, я и вправду иногда ревновала маму к Вам, не хотела, чтобы Вы приходили… А сейчас… сейчас я рада, что Вы есть. Правда. С Вами – как будто немного мамы…
– Спасибо, Оленька!.. Даже ничего и сказать не могу.
Они посидели молча, глядя на могилу.
Наконец, встали, поклонились и двинулись к выходу.
Мокрый снег местами уже превратился в жидкую кашу.
– Хорошо, что сапоги надели.
– Да.
На центральной дорожке было оживленно.
Перед ними шел мужчина с девочкой лет пяти. Та с любопытством разглядывала памятники, мимо которых они проходили.
– Пап, а это что? – Мужчина, наклонившись, тихо ей объяснял.
– Пап, а это?..
Владимир Иванович заметил, что Оля прислушивается к их разговору.
Она обернулась к нему:
– Я никогда никого не называла папой…
– В этом мы с тобой похожи – меня тоже никогда никто не называл папой.
– А Вы не были женаты?... Ой! Простите! Опять я …
– Да, нет, Оля, – естественный вопрос. Не был. Кроме твоей мамы, у меня никого не было.
Они молча дошли до ворот кладбища.
Вдруг Оля спохватилась:
– Владимир Иванович! Как же я?!... Я же с самого начала хотела позвать Вас к нам. И забыла. А сейчас шла в полной уверенности, что уже позвала Вас. И вдруг не смогла вспомнить, что Вы мне ответили.
– Будем считать, что ты уже позвала и что я, конечно, согласился.
– Спасибо!
– Это тебе спасибо – за приглашение. Если совсем честно, то я думал, что ты пригласишь, и даже запасся вином.
На этот раз было видно, что Оля заранее приготовилась к приему гостя. Приборы (конечно, три) уже стояли на столе. Владимир Иванович достал из сумки бутылку французского вина. Пока он мыл руки, на столе появился салат и разные нарезки.
На этот раз они не чокались. Посмотрели друг на друга, на Наташину рюмку и молча выпили.
Застолье так и прошло почти в полном молчании. Но молчание не было тяжелым. Оно, скорее, было торжественным.
В прихожей, когда Владимир Иванович уже одевался, Оля сказала нерешительно:
– А если бы Вы стали моим отчимом, ведь я могла бы называть Вас папой?
– Возможно. Если бы захотела. Но я сомневаюсь – ты же не хотела, чтобы я приходил.
– Это – тогда… А сейчас… Можно иногда я буду называть Вас папой?... А?... Мне так нравится выговаривать это слово… па-па… Это смешно, да? Почти тридцатилетняя дура…
– Иногда – папой, а иногда – Владимиром Ивановичем?… А если – папа, то тогда уж на «ты»… Смотри… Я не против.
– Про «ты» я не подумала…
– Ну, подумай. – Владимир Иванович улыбнулся. – Я согласен на любой вариант.
Оля задумчиво протянула ему руку. Они попрощались, и он ушел.
Владимир Иванович едва успел войти в свою квартиру, как раздался звонок. Пока он прихлопнул дверь, пока доставал телефон из внутреннего кармана куртки, тот упорно звонил. Конечно, это была Оля.
– Да, Оленька, что-нибудь случилось?
– Нет… папа. Ничего не случилось.
– Милая, это хорошо, что ничего не случилось. И ты уже подумала? – он засмеялся.
Оля молчала, послышались какие-то странные звуки.
– Оленька, ты где?
– Я здесь, пап. – Она откровенно всхлипнула.
– Что с тобой?
– Ничего… Просто меня никто не называл милой.
– А Алексей?... Прости, конечно.
– Ни-ког-да!
– Ну, что ж… Тогда привыкай, милая. Только, конечно, если не будешь при этом плакать.
Оля, все еще всхлипывая, засмеялась:
– Не буду… А назовите… назови еще!
– Милая Оленька!
– Спасибо, пап! Я ведь почему позвонила… Я подумала, что если сразу сейчас не назову тебя папой, то потом уже не смогу. И позвонила… только очень боялась…
– Чего?
– Что не смогу назвать.
– Ну и как, теперь – не страшно?
– Нет. Спокойной ночи, пап!
– Спокойной ночи, милая!
Всю повесть - см.:
http://www.proza.ru/2016/03/26/1854