Глава 22. Признание жены

Георгий Кончаков
          Жизненный опыт и наблюдения знакомых семейств привели Аркадия Львовича к не очень утешительному выводу, счастливые семейные пары не так уж часто случаются. Даже в прочных, успешных на первый взгляд семьях, постоянно возникают конфликты, ранящие душу обоих супругов ссоры. В таких семьях неурядицы во взаимоотношениях, нанесенные и пережитые обиды не ведут к распаду семьи, но и полноценного счастья не дают.


          Аркадий Львович радовался и в душе гордился, что ему в жизни, как он часто любил повторять, здорово повезло. Он счастлив в семейной жизни. Да и вообще счастливый человек. Уже взрослому мать ни раз говорила, что в рубашке родился. А ему и впрямь не на что было сетовать, на работе пользуется уважением и признанием, сам чувствует, что достиг мастерства в преподавании, мастер своего дела.


          Аркадий Львович никогда не понимал стремление некоторых учителей выделиться, выглядеть на ступеньку выше своих коллег. Ежегодно по требованию администрации заполнял бланк соцобязательств. Но участие в соцсоревновании работников интеллектуальной сферы считал неприемлемой глупостью. Правомерно соревнование в производительном труде. В спорте. Представить себе не мог, как бы соревновались Пушкин и Лермонтов в поэзии. Хотя постоянно читал сообщения о присуждении литературных премий за удачные, выдающиеся произведения.


          С коллегами никогда не соревновался, мысли не допускал стать победителем на педагогическом поприще. Искренне радовался успехам и достижениям сослуживцев. Целью и вершиной, к которым может и должен стремиться учитель, признавал мастерство. Достиг уровня мастера, радуйся. А дальше пользуйся полученным достоянием, совершенствуй достигнутое, пока способен выполнять нелегкий труд педагога. В сельских школах и городских доводилась встречать талантливых учителей. Радовался их существованию, гордился, что был знаком с ними, но никогда им не завидовал, никогда не пытался стать вровень с ними. Понимал, талант великий дар природы, ни каждому дан. За собой талантов не наблюдал, но признавал довольно высокие способности, что и позволило стать мастером.


          Повезло Аркадию Львовичу не только в работе, в профессиональной деятельности, он был счастлив в личной семейной жизни. И даже пережитая тяжелая утрата — гибель сына — не могла опустить в беспробудный пессимизм, лишить ощущения, что жизнь удалась, что он счастливый человек.


          Но и у счастливых людей бывают невзгоды. Жизнь счастливых людей полна драматизма, а порой ведёт к неизбежной трагедии. Так случилось и с Аркадием Львовичем.
Светлане было шестьдесят семь, возраст уже старческий, в этом возрасте человек невольно задумывается, что всему есть конец, вечной жизни не существует, когда врачи обнаружили рак пищевода. Раковые больные вообще страдальцы, обречены на болезненную мучительную смерть. Рак пищевода самая ужасная. Больной медленно и долго, испытывая нечеловеческие страдания и боли, умирает.


Оставаясь в сознании, понимая неизбежность конца, и при этом бессильный противостоять непрекращающейся пытке болью. Обезболивающие средства мало помогают, не надолго впадает в забытьё, чтобы вновь подвергаться физическому истязанию. И это ни день, ни два, ни недели, месяцами продолжается. Больной уже жить не хочет, сам взывает к смерти, а организм сопротивляется, не позволяет умереть раньше срока. Не подчиняясь сознанию и воле человека, организм продолжает бороться за жизнь, цепляется за последнюю возможность

.
          И происходит это на глазах родных и близких, которые всё свободное время проводят возле постели больного, бессильные облегчить страдания и хоть чем-нибудь помочь.
          Так что Аркадий Львович полной мерой испытал боль и страдания умирающей жены. Её боль чувствовал как свою собственную.
          В один из недолгих моментов просветления, когда боль отступила, притупилась, Светлана обратилась к мужу:


Я знаю, что ты никогда не изменял мне. Ты не просто был предан. Ты не испытывал влечения к другим женщинам. Работая в женских коллективах, ты не замечал вокруг себя женщин. Для тебя они бы ли коллегами по работе. Да и женщины, видя твою привязанность к семье, не пытались кокетничать, привлечь к себе внимание.

Что верно, то верно. И, видимо, здесь дело ни в морали, ни в нравственных принципах. Нравственные запреты не способны противостоять природному влечению мужчины к женщине и наоборот. Супружеские измены случаются тогда, когда партнеры не в состоянии дать то и столько, сколько испытывает, сколько требует организм другого. В нашем случае мы идеально подошли друг другу. Это и предотвратило нас от искушений.


Ты прав. У меня тоже никогда не возникало желания изменить тебе, даже просто пофлиртовать с другими мужчинами. Но однажды со мной случилось непредвиденное. Перед смертью хочу признаться тебе. Исповедаться. Не хочу брать грех на душу, нести грех с собой в другой мир, в котором окажусь в ближайшее время. Я не исповедовала религии. Такое воспитание дали в советское время. Не сожалею об этом. Меня не страшит, что умираю неверующей. Но меня на протяжении всей жизни занимала мысль, есть ли тот свет. И вот когда мой час пришел, хочу преодолеть свой стыд, свой случайный, непреднамеренный позор и признаться тебе в своем грехе.
До замужества я успела познать нескольких мужчин. Некоторые разочаровали. С некоторыми было просто чудесно. Мне казалось, что это всего лишь игра. Я не была влюблена. Я была студентка, о браке не помышляла. И приятное восторженное соитие с мужчинами ни к чему не обязывало.

          И вот что случилось уже в Ленинграде. Я замужем, но молода и по молодости безрассудна. Я не обращала внимания, когда работающие со мной мужчины проявляли знаки внимания, пытались поухаживать за мной. Знали, что замужем. Но молодость, привлекательность фигуры с манящими женскими прелестями, лицо, выражающее жизнерадостность и лукавую таинственность, завораживали мужчин. Во время ночных дежурств предпринимались попытки некоторых мужчин вкусить запретного плода. Безуспешно. Казалось, всё на этом и должно было кончиться. Но однажды дежурный врач подошел ко мне вплотную и прочно обнял, прижимаясь разгоряченным возбужденным телом. Не знаю, что со мной произошло, не понимаю, как я не устояла.

Свершилось то, что мучило меня всю последующую жизнь. Вышло даже хуже, чем я предполагала. Мы с тобой продолжали супружескую жизнь, полную любовных утех, и я не удивилась, когда поняла, что у нас будет ещё один ребенок. Родилась Наташа. Мы оба радовались новорожденной. И лишь много спустя выяснилось, что беременность была не от тебя. Все эти годы я терзалась открывшейся мне тайной. Признаться не могла. Не столько боялась, что ты не простишь меня. Мне не хотелось рушить идиллию, которая установилась в твоем отношении к дочери. Ты боготворил ее, и когда она была малышкой, и когда выросла, расцвела, превратившись в аленький цветок.

Несколько лет назад, когда Наташа была уже замужем, у нее родились дети, в пылу взаимной откровенности с дочерью я рассказала, что ты не родной отец.  Я не знала, я не предвидела, что это сообщение так обескуражит её. Она вся переменилась. Меня не осуждала, но относиться к тебе, как прежде, не смогла. Черная кошка пробежала между вами. Я была в отчаянии, проклинала свою опрометчивость, безумно страдала. Но ничего уже изменить было нельзя, исправить невозможно. Так в невозможности примирить совесть прошли эти последние годы моей жизни. Ты не заметил перемены во мне, ты всегда был невнимателен, рассеян к душевному состоянию близких. Для тебя, может быть, было бы лучше, если я сейчас не сделала этого признания.

Но меня мучила мысль, что в какой-то момент, уже после моей смерти, Наташа раскроет мою тайну. Не знаю, зачем это сделает. Скорее тут только мои предположения. Она умная девочка, не захочет травмировать тебя, не захочет повредить памяти обо мне. Но эта боязнь постоянно преследовала меня, не давала покоя. Я устала. Дочери не говори о моём признании. Иначе ей труднее будет с тобой общаться. Ведь ты ее вырастил. Тебя воспринимала как родного отца. Не усложняй ей жизнь.



          Не трудно догадаться, какое смятение испытал в этот момент Аркадий Львович. При этом у него и мысли не возникло осудить, рассердиться на жену. И не потому, что была при смерти. Он не стал бы ее осуждать, случись это признание много раньше. Он не почувствовал себя униженным, оскорбленным. Он переживал за жену. Каково ей, на какие душевные муки обрекла себя, поддавшись случайному соблазну да ещё с такими последствиями, рождением ребенка от постороннего мужчины? Вот только дочери в этом признаваться не следовало. Чтобы облегчить душу, достаточно признания мужу. Зачем обрекать на страдания дочь. Он — мужчина. Он это вынесет и переживет. Он не станет любить жену меньше и после смерти. Он верен своей любви. Жену не предаст. А дочь? Растил и лелеял всю жизнь. Детей любил больше самого себя. Не лишен эгоизма. Но в меру. Любовь к себе не могла перевесить любовь к жене, детям. Уважительно относился к родственникам, близким людям, коллегам.


          Страдальческое признание жены не повлияло на его чувства к дочери. И тут же дал себе клятву, никогда, ни при каких обстоятельствах ни словом, ни намеком не выдать дочери, что знает тайну её рождения.


          Светлана умерла ночью во сне. Тихо безропотно уснула и не проснулась. Обнаружили утром. Вызвали «скорую», засвидетельствовать смерь. Знали, ждали, понимали неизбежность смерти. И все равно это был удар, тяжкий удар неумолимой судьбы. Аркадий Львович плакал. Слёзы безудержно текли по искаженному горем лицу. Не всхлипы, не причитания, а горловое рычание раненого хищника исторгало тело человека, ставшее безжизненным.


          Знал, был готов к тому, что одному из них предстоит хоронить другого. Знал, что оба стоят в преддверии мира иного. Понимали неизбежность. Оба готовы были принять смерть. Но только умерший сохраняет спокойствие, только умерший безмятежен. Оставшиеся живые повержены горем.


         После смерти Светланы Аркадий Львович приобрел рубашки черного цвета и несколько лет не снимал траурный костюм. Однажды в начале учебного года, 8-го сентября, в день начала блокады Ленинграда, старшеклассники на уроке обратились с вопросом:
Аркадий Львович, надели траур в память о трагедии сорок первого года?
Нет, - ответил учитель. - Вот уже два года я не снимаю траур в память об ушедшей из жизни жены.
- Извините нас. Мы не знали о Вашем горе. Мы искренне сочувствуем Вам.


          Похоронив жену, Аркадий Львович недолго оставался в опустевшей квартире. Дочь предложила переехать к ней. В благоустроенной квартире мужа — инженера-строителя нашлась для состарившегося отца отдельная комната. Наташа организовала продажу квартиры родителей за хорошую цену и у Аркадия Львовича появился личный счет в банке. В миллионеры не вышел, но стал обладателем крупной суммы денег, о которой никогда не помышлял. Жизнь прожил, если и не в бедности, то и достатка большого с женой не имели.

Жена была рачительным экономом, полновластной хозяйкой всех доходов семьи. В эту сторону семейной жизни Аркадий Львович никогда не вмешивался, довольствовался тем, что  получал от расчетливой супруги на книги. В столовую не ходил во время школьных занятий. На работе всегда была банка растворимого кофе, из дома приносил заботливо приготовленные любящей женушкой бутерброды, либо пирожки, которые с большой охотой та стряпала, получая от этого неслыханное удовольствие.


          Переезд к дочери избавил старика от докучливого одиночества. Хотя какой уж там старик! И в семьдесят продолжал быть бодрым, подвижным, задористым. Так что обузой для молодой семейной пары не был. К тому же оба целый день на работе. А вечерами исчезали по молодости лет допоздна. Так что дед оказался кстати. Было с кем оставить для присмотра детей. И накормит в отсутствие родителей, и спать вовремя уложит. Уход за детьми усложнял жизнь состарившегося учителя, нянчиться с малолетками не входило в его планы. В то же время понимал, хоть и отрывают его от каждодневных продуктивных занятий научными изысканиями, без внуков, без общения с ними на какое беспробудное одиночество был бы обречен. 


          В семьдесят лет вышел на пенсию. Надобность работать для заработка отпала. Преподавание в этом возрасте стало обременительным. С годами усталость возрастала. Каждодневные обязанности, вставать чуть свет, в переполненном транспорте тащиться на работу, выслушивать нравоучения начальства, бесконечные жалостливые нарекания коллег на неустроенность и несправедливость современной жизни, упорное сопротивление учащихся к овладению знаниями, так нужными взрослым и совсем никчемными в школьном возрасте, - всё это упорно склоняло, что настала пора оставить работу.


          Пришло время пожить для себя. Нет, не страдать и мучиться от безделия. На это Аркадий Львович не способен. Отдаться любимым занятиям, на которые всю жизнь не хватало времени. Состарившийся учитель был далек от привычного времяпрепровождения за домино или картами. Не состоялся он как охотник или рыболов. В детстве пытался ловить рыбу на удочку. Но оказался неудачлив. Потому не пристрастился к довольно распространенному увлечению многих мужчин. А вот читать вволю, размышлять в безмятежном спокойствии, заниматься доступными исследованиями в полюбившейся науке, копаться в прошлом в поисках истины, на это всегда не хватало времени.


Теперь все двадцать четыре часа были в его распоряжении. Спи, сколько хочешь, вставай, когда хочешь, никуда не надо торопиться, потому что никуда не опаздываешь. Ведь это форменное безобразие за десятилетия профессиональной деятельности перечитать море книг, собрать дома целую библиотеку, а прочитать «Братьев Карамазовых» смог только в шестьдесят лет, во время летних каникул.


          С художественной литературой явно не повезло. Прочитал, и то не всё, что предусмотрено школьной программой. В последующие годы было не до художественной литературы. Не успевал прочитать все доступное по специальности. На каникулы специально планировал, что необходимо прочитать из художественной литературы. Необходимо! Во как! Почитать просто для души, для отдохновения, на это не рассчитывал. Где возьмёшь время?


          Работоспособность оставалась высокой, по 10-12 часов, с короткими перерывами перекусить, мог проводить за компьютером. Интернет открыл доступ к ранее недоступной научной и художественной литературе. Профессиональные историки устремились в архивы. У Аркадия Львовича не было в этом необходимости. Чтобы понять, осмыслить происходящее в науке и жизни современного мирового сообщества достаточно информации в интернете. Только поспевай прочитывать.


          Аркадий Львович был доволен, как сложилась жизнь в старости. Здоровье нормальное. Старческие болезни и недуги не донимали. Нет-нет да в разговоре со знакомыми или близкими ввернёт полюбившуюся фразу, что он из тех, кто здоровеньким помрёт. Ну, а что касается пережитых горестей и страданий, они с годами притупляются, боль не так остро ощущается, как вначале. Человек привыкает, смиряется с тем, что пришлось пережить.


          Новое поколение жило своей, неведомой старшим жизнью. Аркадий Львович с удивлением и даже восторгом наблюдал, как изменилась жизнь. Как легко и просто вошли мобильные телефоны. Поначалу вздрагивал, с недоумением смотрел на человека в трамвае, когда тот громко начинал разговаривать сам с собой. Оказывалось, это он в трубку давал указания жене или своим подчиненным на работе.


         Кто бы мог подумать, что компьютеры появятся в каждой обеспеченной семье. Сначала станут доступны студентам вузов и техникумов, потом обоснуются в обычных общеобразовательных школах. Пенсионеры всех мастей и специальностей устремятся на литературные порталы, чтобы поведать массовому читателю о своей драгоценной жизни, поделиться великодушно своим уникальным жизненным опытом, поучать молодое поколение, как надо правильно жить.


          И уж совсем изумительным предстанет повсеместная возможность не только получать зарплату в банкомате, но и рассчитываться за покупки банковской картой. А ещё находятся историки, титулованные научными степенями и званиями, что понятие «прогресс» устарело, ошибочно введено учеными романтиками. Никакого прогресса нет. Скорее деградация. Человечество приближает свою кончину технологическими и техническими достижениями и революциями. А уж сострадальцев по всеобщему упадку нравов и нравственности встретишь повсеместно не только в ученом мире, их ещё больше среди обывателей.


          Ну, а что дочь? Поначалу в себя прийти не могла от ошеломляющей новости матери. Была в растерянности. Не знала, как вести себя с отцом. В это время и заметил Аркадий Львович перемену в дочери. Но такое состояние длилось недолго. Рассудительность одержала верх. Как можно не любить человека, которому была обязана всем хорошим в жизни. В малолетстве опекал, скрывал от матери её проделки, за которые могло нагореть. Покровительствовал, был надежным, преданным. Она его всю жизнь по-настоящему любила. Оказалась мудрой женщиной, способной продолжать любить человека, которого считала отцом. Он для нее отцом и остался.


          Наташа с мужем принадлежали к тому новому молодому поколению, которое в отличие от родителей работало, чтобы жить, а не как их предки: жить, чтобы работать. Они умели работать, были профессионалы в своем деле, трудолюбивы, в этом им не откажешь. Но ещё понимали и знали толк в жизни. Старшие поколения любили повторять, что не хлебом единым жив человек. Но так, для красного словца, чтобы выглядеть в глазах окружающих людьми просвещенными, духовно богатыми. На самом деле вся жизнь их прошла в труде ради хлеба насущного, чтобы прокормить себя, обеспечить прокорм детям, вырастить их для работы, которая им и их детям даст не голодную жизнь.


          Заблуждаются те, кто считает, что сытая жизнь ведет к праздности и бездуховности, порождает лень, жажду к роскоши. Духовно воспитанному человеку материальное благополучие, материальная независимость позволяют лучше реализовать свои духовные возможности и духовные потребности.


          Вот и Наташа с Сергеем жили полноценной жизнью в рамках своего времени и реальных возможностей. Работали споро и успешно. Одевались в новое и по моде. Косметика импортная. Но и отечественные производители даром времени не теряют. Учатся, чтобы ни в чем не уступать зарубежью.


          Оба на работу ездят на иномарках. У каждого своя. Не самых дорогих, как у олигархов. Но вполне приличных. В СССР автопром был в  глубоком загоне. Но и здесь наметились перемены к лучшему. Если по самолетам и танкам мы не уступаем лучшим зарубежным образцам, а в некоторых случаях и превосходим, то уж по автомобилям точно догоним и перегоним. Просто на сегодняшний день это не первоочередная задача.


          Много чего хорошего в арсенале молодой четы. Блага цивилизации, недоступные простому советскому человеку, вошли в обиход, стали само собой разумеющимися. Стиральные машины, холодильники, даже телевизоры, были на протяжении десятилетий дефицитом. Заполучить можно было, выжидая нескончаемые очереди по списку, либо по блату за взятку.


          На личные автомобили поначалу был вообще запрет. Советский человек должен безупречно с комфортом обслуживаться общественным транспортом. Потом в верхах поняли, что личный транспорт стоит разрешить. Но число желающих многократно превысило возможности производителей. Строительство автозавода по выпуску «Жигулей» проблему дефицита не решило.


          А вспомните, как убого выглядели магазины. В окнах витрин вылепленные из глины срезы колбасы, сыры, сосиски, а на прилавке рыбные консервы. Экономили на всем. На всё не хватало денег. Реклама торговым заведениям не требовалась.


          Но есть одно «но». «Но» важное и существенное. Значительная многомиллионная часть населения сегодня на черте и за чертой бедности. Мы до сих пор не достигли уровня жизни, который имеют развитые страны Запада. Есть с чем сравнивать. Есть чему огорчаться. Есть над чем работать всем властным структурам. На них возлагают надежды рядовые граждане, не умеющие и не имеющие возможности своими силами, своими способностями обеспечить безбедную жизнь.


                http://proza.ru/2018/04/23/1894