Лужи с грязной водой разлетались под колёсами мчащихся машин, обдавая радостными брызгами зазевавшихся прохожих. Те матерились, отскакивая, отряхивали испорченную одежду, грозили вслед железным коробкам кулаком и сыпали на голову водителей проклятиями.
-Опаздываю, - думала она, поглядывая каждые тридцать секунд на часы, - проклятые трамваи, где же вы? Ау! Сколько можно ждать?
Зима была в самом разгаре, но погодой не радовала. То испытывала на прочность двадцатиградусными морозами, снежными сугробами и метелицами, то спохватывалась и выдавала плюс пять. Снег таял, с крыш текло, а прохожие вздыхая, месили грязь парадной обувью. Вот и сейчас опять тепло.
На краю дороги ещё лежал снег. Но вид он имел жалкий и несчастный. Нарядная белизна исчезла. Даже не верилось, что ещё позавчера мело, в танце кружились хороводы снежинок, десятиградусный мороз бодро щипал за все части неприкрытой кожи, лез за шиворот. Ветер бросал в одиноких прохожих колючий снег. А вечерние огни уставшего города манили уютными огоньками тёплых кухонь, в гостиных мигали голубые экраны телевизоров.
Всю ночь продолжался снегопад, а утром начала хозяйничать весна. И к следующему вечеру от снега остались кое- где грязные сугробы да лужи.
Сегодня опять грело по – весеннему солнышко, радостно чирикали воробьи. Облезлые коты разлеглись на сухом асфальте греть, помятые в дворовых драках, бока.
Трамвая всё не было. Толпа, желающих воспользоваться общественным транспортом ширилась и росла, как на дрожжах. Нарастало отчаянье, и вдруг… запели тормоза, и возле остановки затормозил бомбист.
Он ещё издали заметил тоненькую девушку в красно – пожарном плащике, стоящую особняком. Она, цокая каблучками, подбежала к машине. Сердце его радостно подпрыгнуло от предстоящего удовольствия.
Скрипя и упираясь, опустилось стекло, и в окошке появилась розовощекая физиономия с маленькими глазками, почти исчезнувшими в складках жира. И пухлые губёнки растянулись до ушей.
-Куда?
-До Университетской подбросите?
-Пятьдесят.
-Ладно.
Она села на переднее сидение.
Сейчас довезу, и в кафешку заскочу, есть хочется, аж колесики цветные перед глазами летают, а желудок ворчит сердитым зверем. А денег – ни копеечки и бензина осталась капля. Повезло, нарвался на дурёху, тут ехать то каких - то десять минут. Могла поторговаться, я бы и за десятку согласился, всё равно по дороге. И радостно зажмурился, вдыхая запахи своей новенькой «Нивы». Даже муха ещё не сидела ни разу. Коняшке месяц исполнился. Хоть именины отмечай.
Какой всё – таки папка молодец! Не забыл сынка после десятилетнего развода и пятилетнего проживания в благословенном Израиле с молодой и красивой евреечкой. Приехал на двадцатипятилетие отпрыска и купил в подарок машину.
-Как же. Доходы позволяют, - скрипела мамаша,- имеет свою фабрику, мебельную.
Он даже бывшей супруге привёз целую шкатулку золотых украшений. Мама сразу встала в позу. Ничего вашего нам не нужно, но потом всё – таки взяла. И носила то колечко, то цепочку, то серёжки.
Молодец папка! Она о таких цацках всю жизнь мечтала, а купить было не на что. А теперь носит и радуется, всё в зеркало поглядывает. Расцвела майской розой, помолодела, в глазах появился задорный блеск, и даже нашёлся один военный в отставке, дядя Женя. Жениться хочет.
-Ох, прокачу, - заурчал железный коняшка, набирая скорость.
-Ух, пообедаю, - потянулась она, и медленно облизнула губы.
Он, насвистывая крутил баранку, и внимательно смотрел на дорогу.
Сейчас пойдёт куча перекрёстков, нужно быть наготове. Пешеходы последнее время обнаглели – бросаются под колёса. Некогда им бедненьким ждать «зелёного», дела у них срочные. А то, что из – за них может куча народа пострадать - кого это волнует.
Вон божий одуванчик, прётся прямо на красный свет. Небось, жить надоело. Шла бы и утопилась в пруду или снотворного наглоталась. Так нет. Надо свой уход на тот свет обставить с шиком: чтобы гудели машины, скрипели тормоза и орали сердитые прохожие. А может это у них такое развлечение – экстрим для неимущих.
От невесёлых мыслей румянец расползся по всему лицу и медленно спелым яблочком «макинтош» перекатился по шее.
Такой аппетитной шейке, слегка пыльной, не мытой, судя по запаху дня три. Но это ничего. Когда я голодна мне и такой вариант по зубам, - усмехнулась она собственному каламбуру и примерилась к наиболее вкусному месту, возле пульсирующей жилки, полной солененькой, тёплой крови.
Он, от неожиданной боли чуть не выронил руль.
Мамочка! Дорогая, всезнающая родительница. Говорила же, предупреждала – не подвози кого попало. Вот и попало, то есть попал.
Острые зубки прокусили толстую кожу, как спелый фрукт. С хрустом и причмокиванием. Ещё чуть и хрустнут позвонки. И он умрёт. Так глупо и бесславно. И денег не заработает. Пятьдесят розовеньких гривен, хрустящих, и пахнущих свежей краской. Или старых, затасканных, прорванных на сгибе. Да какая разница. Он по инерции вёл машину, по инерции тормозил на светофорах. С восемнадцати лет водил машину, в армии, потом на гражданке. Устроился к соседу в фирму. Зама его возил. А сейчас зам на Багамах или на Мальдивах, или ещё чёрт знает, где за границей. В общем, отдыхает, и водителю сделал царский подарок – отпуск.
-Сорок пять
Она сильнее сдавила челюсти.
- Сорок.
Всё так же ненасытно сосёт.
-Двадцать, - в глазах начинает темнеть.
-Бесплатно.
Челюсти разжимаются, она потягивается, хрустит пальцами, и улыбается так радостно и беззащитно, кружевным платочком вытирает ненасытные губы.
-Уговорил.
Машина плавно тормозит возле хлебного ларька.
-Пока, красавчик. Появится лишняя кровь – обращайся.
В её глазах загорается и гаснет дьявольский огонь.
Всё. Кончаю с извозом. Это стало очень опасно. Даже хрупких барышень приходится опасаться.
Сейчас поем и домой, к мамочке.
Вот гадюка, она же не заплатила! А в кармане пусто. Даже мелочь пришлось выскрести на заправке. Ёлы – палы, лес густой. Хоть милостыню проси, перед глазами - курочка – гриль. Слюнки текут, а желудок предательски сжимается. Как хочется есть! И дома ни крошки. Мама занимается лечебным голоданием и поэтому ничего не готовит. И его пыталась приобщить, но не получилось. Теперь приходится есть в кафешках, да пирожки у метро покупать. Может жениться? Взять деревенскую девку. Они все работящие и готовят вкусно. Вон Гарик на такой женился. Теперь разжирел, животик отрастил, а раньше был тонкий, звонкий и прозрачный.
К машине подбежала девушка – миниатюрная брюнеточка. Какая милашка. Такая, небось, и вермишель не умет варить. Вон какие когти. На каждый можно смело нанизать по картофелине.
Накрашенный ноготок требовательно стучит в стекло.
-До Южного вокзала подбросите? Пятьдесят.
Он отрицательно мотает головой. Хватит, доподбрасывался.
-Семьдесят, пожалуйста, - умоляет красотка.
Алчность побеждает здравый рассудок, и он соглашается.
Брюнеточка усаживается на переднее сидение, вместо, предложенного для безопасности, заднего.
-Меня укачивает сзади, - глазки преданно смотрят на водителя.
Мгновение и машина мчится в сторону вокзала.
-Эх, прокачу, - радостно шуршат колеса.
-Наконец – то заработаю и отправлюсь в ресторан, - думает он.
-Это ещё мы посмотрим, - думает она.
Стройные ножки обтянуты чёрными колготками с жёлтыми розами, короткое пальтишко распахнуто, выставляя на показ крошечное лимонное платьице. Чёрный рюкзачок с плеча перескакивает на колени, тонкие красивые пальчики барабанят по сумке.
Ещё сто метров и вокзал. Девушка достаёт из сумки пистолет и приставляет к самому дорогому, что есть у мужчины.
-Ой, - вот попал так попал, а с виду такая дружелюбная, хрупкая. Сволочь.
-Ну, так, сколько с меня, - улыбается террористка.
-За счёт фирмы, - хрипит он.
Машина тормозит, девушка медленно выходит.
Он срывается с места, косясь в зеркало заднего вида.
Девушка, зажав в зубах сигарету, подкуривает от зажигалки очень похожей на пистолет.