Дорогая матушка!
Мне кажется, что я заболел. Доктор совершенно точно заявил, что у меня жар и с тем ушел. Господин Фланд мной недоволен. Сказал мне, мол: молодой человек, я вынужден буду вас отправить обратно к вашей матушке, если вы так будете заниматься. Долго ходил из стороны в сторону с очень строгим видом и затем также ушел. Госпожа Фланд сидела со мной весь день. Она - единственная в этом доме, кто добр и ласков ко мне. Но, к великой печали, она чересчур кротка и пуглива и всякий раз прячет свою золотовласую головку в плечи и дрожит, закрываясь ротондой.
Несколько дней тому назад, зашед в комнату господина Фланда, я увидел большой портрет, снятый со стены. На нем была молодая женщина в причудливо-игривой позе, одетая в белый муслин, как было принято лет тридцать пять-сорок назад, и волосы её были так же убраны под античность. Но она была совсем не по-античному бледна и очертания тела у нее были весьма плавны и круглы. Она мило улыбалась, и на щеках у ней был густой румянец. Но стоило посмотреть милой женщине в глаза, как вся эта её маска будто бы снималась, румянец и улыбка казались ненастоящими, зачем-то пририсованными поверх церемонности и холодности...
Я спросил у господина Фланда, кто эта женщина. Он вздрогнул и что-то пролепетал таким голосом, какого я никогда от него не слыхал. Он казался мне расстроен, больно уколот.
-Госпожа Пленнзоммер...я знал её когда-то...скверная, впрочем, была. Иди, занимайся, вздорный ты мальчишка, не то получишь хорошей порки! К чему тебе мои личные вещи?!
Я решил попытать счастья, спросив у жены господина Фланда. Услышав это имя, она цыкнула на меня и тихо произнесла, отходя к углу:
-Не произноси при не этого имени, Францек! О, Господь покарал её изрядно за все многие грехи... Теперь мы только сожалеть и можем о том, какова была её судьба...Не сужу я её вовсе, не наше дело судить...
Не знаю теперь даже, у кого и о ней спросить. Госпожа Фланд запретила мне писать, но я ослушался и написал эти строки; не прошу ничего, кроме искренних ваших чувств, которые, как я знаю, вы испытываете ко мне, как к сыну.
Жду хоть слова о вашей жизни,
Ваш Францек.
18 февраля 1845 г.