В одной далекой-далекой галактике на очень правильной планете жило-было семейство Грамотеев, и все было у них идеально выверено. Без кляксы и помарки учили они уму-разуму да чистописанию обитателей вселенной.
Но как-то раз, ближе к концу очередного года, когда уже приближалась пора наряжать общегалактическую новогоднюю ель, случилось самое настоящее чудо.
«А теперь закрой глаза и попытайся представить себе всю прелесть окружающей природы, вообрази, как роскошна радуга и постарайся вспомнить, как выглядит наш стройный буквенный ряд», - проговорила Азбука, строго глядя на свою младшую дочь Буквицу.
«Но это же невозможно, - воскликнула Буквица. – как я могу видеть, если мои глаза закрыты?»
«Опять ты со своими философскими нравоучениями детей донимаешь, - проворчал дядюшка Перо, входя в комнату Буквицы. – ты бы лучше подумала, как нам сохранится на бумаге, а не перекачиваться во всемирную паутину».
«Какую еще паутину», - недоуменно спросила Буквица.
«Не обращай на него внимания, дочь моя, - отвечала Азбука. – твой дядя как всегда малость преувеличивает. Никто нас с бумаги не сотрет, а до появления интернета у землян еще почти полтора столетия».
«Ну и что ты этим хочешь сказать?» - поднял брови Перо.
«А то, - возмущенно ответствовала Азбука. – что несколько десятков миллионов землян до сих пор не умеют ни читать, ни писать».
«Проблема наличия или отсутствия грамотности – это личное дело каждого жителя нашей вселенной, а не забота семьи Грамотеев», - не унимался Перо.
«Видимо, и взаправду люди говорят: век живи – век учись, - грустно промолвила Азбука. – я сейчас хотела сказать о тех людях, кто частично или полностью лишен зрения, и они, кстати, тоже имеют право получать качественное образование».
«Но чем мы можем помочь, - проговорила Буквица, печально повесив голову. – не можем же мы стать твердыми, как камень или вылезти прямо из бумажного листа?»
«Я же всегда говорила, - воскликнула Азбука. – что моя младшая – самая сообразительная. превратиться в камень мы, понятное дело, не можем, а на счет вылезти из бумаги… Кажется у меня есть решение».
Азбука поспешно куда-то вышла из комнаты.
«Ну и дела, - изумилась Буквица. – разве я что-то придумала?»
«Еще как придумала! – провозгласила вернувшаяся Азбука. – помните, как когда-то я рассказывала за вечерним чаем о молодом человеке без зрения, который смог написать удивительные книги?»
«Ой, я, кажется, вспомнила, - оживилась Буквица. – по-моему, его звали Гомер».
«Верно говоришь, дочь моя, - согласно кивнула Азбука. – а юношу, о котором пойдет речь сегодня, я смогу представить вам лично. Знакомьтесь: Луи Брайль».
В комнату вошел юноша, одетый в черный блестящий костюм, идеально сочетающийся с такой же черной изысканной шляпой.
В правой руке юноша держал здоровенную книгу, а в левой - белую трость.
Приглядевшись повнимательней, Буквица изумленно воскликнула: «А где же буквы? Здесь только чистые белые листы.»
Юноша, сняв шляпу, поклонился, и проговорил: «Буквы в моей книге выдавлены при помощи специальной ручки – грифеля на особой железной доске – приборе для письма рельефно-точечным шрифтом».
Молчавший все это время Перо неодобрительно покосился на странный предмет в руках нежданного гостя, больше всего напоминающий сердечко с острым наконечником, и задал вопрос: «А как же вы, молодой человек, обходитесь без чернил?»
Но встретив укоряющий взгляд Азбуки, умолк.
Луи лишь загадочно улыбнулся.
«Позвольте, я расскажу вам совсем короткую, но познавательную историю». Присутствующие, которых собралось уже порядком, согласно кивнули.
«Я - Луи Брайль, возможно, первый незрячий человек, кто смог не только научиться читать, но и писать вслепую».
«А как же Гомер?» - перебила Буквица.
«Великий Гомер, - отвечал Луи. – пользовался помощью посторонних и помимо всего прочего обладал поистине феноменальной памятью. А я же, будучи пятилетним ребенком, трудясь в мастерской своего отца сапожника, получил травму и лишился зрения.
Признаюсь честно, долгое время я не знал, как дальше жить, но однажды мне приснился удивительный сон. Будто сижу я в огромной аудитории, в моих руках железная доска с отверстиями, через которые с помощью своеобразного железного шила можно не писать, а накалывать буквы. Проснувшись, я точно знал, что мне дальше делать: шило нашлось в мастерской моего отца да и железные пластины, ставшие первым прибором для письма слепого человека, нашлись довольно быстро.
А дальше я стал думать, как сделать так, чтобы буквы стали такими же выпуклыми, а главное, различимыми, как в моем сне.
Не знаю, как я догадался, но вскоре в моем мозгу родилась мысль, что необходимое количество выпуклых точек для написания букв ровняется шести.
Я стал экспериментировать с различными комбинациями, и вот что у меня получилось».
С этими словами Луи Брайль стал показывать всем присутствующим, как можно читать при помощи обыкновенных пальцев и писать бес помощи чернил.
Уже ближе к вечеру, когда ажиотаж в семействе Грамотеев немного поутих, Луи Брайль смог спокойно вытянутся на заранее приготовленном диване в свободной от постороннего присутствия гостевой комнате.
В двери осторожно постучали.
«Войдите», - сказал Луи, слегка приподнимаясь на подушках.
«Я должен попросить у вас прощения, - проговорил Перо. – ведь я отнесся к вашему изобретению, как к очередному вселенскому шарлатанству.
«А теперь?» - поинтересовался Луи.
«А теперь я смело могу сказать, что вы самый настоящий Гений и ваше письмо будет жить многие столетия после того, как вы покинете планету земля.
Ваша азбука будет называться Брайлевской, книги, написанные точечными буквами будут доступны каждому слепому, а вас станут называть Великим изобретателем во всем мире».\
«Да будет так», - сказала вошедшая Азбука.
«Да будет так», - проговорили дружно Грамотеи.