Павел Н. Лаптев
Белочка
рассказ
Как говорят, грешно смеяться над больными людьми. А мы смеёмся не над людьми, а над делами ихними, да над пороками. Высмеиваем их, чтобы стыдно было этим людям. Вот с такой загогулины начну рассказ об одном мужике, пьянице беспробудном. По имени называть его не буду, чтобы читатель не узнал его. Сам же он говорил, что у него есть погоняло ещё с тюремных нар — Бобёр. Наверно, что лицом он немного напоминал этого зверька.
При неправедной жизни, был он завсегдатаем наркологического диспансера. Выводили Бобра из запоя, подлечивали месяца на четыре ремиссии.
Как-то одним летним вечером он вышел в больничном полосатом халате на крыльцо больницы покурить. Там уже стоял такой же несчастный, помоложе. Это был Гоша. С таким именем людей много, этот себя не узнает.
Бобёр попросил прикурить от Гошиной сигареты и сразу начал разговор:
— Вот у Пушкина в сказке о царе Салтане сплошные глюки. Например, белочка. Сидит бедная, орехи грызёт для царя. Заметь, не для еды вовсе. Там ядра чистый изумруд. И не может она одновременно грызть орехи и петь.
— Может, это к Пушкину белочка приходила, — засмеялся Гоша.
— Не, Пушкин не бухал, шампанское только пил, — защитил поэта Бобёр. — А вот мать с сыном плыли в бочке с борматухой. А когда вылезли, им привиделись коршун с лебедем. Там вообще одни видения! Богатыри из воды вылазят, Гвидон в комара превращается, летает над морем.
— Да, — вздохнул Гоша. — А дети читают.
— Читают, — согласился Бобёр. — И кормят ребятишек всяким непотребством и хотят, чтобы из них патриоты выросли. Ха! Прикинь, зём, зайчики в трамвайчике, жаба на метле, как там дальше...
— Едут и смеются...
— Пряники жуют!
Мужчины засмеялись, потом синхронно затянулись сигаретным дымом, синхронно его выпустили вверх, на берёзу возле диспансера, на которой сидела ворона. Она недовольно каркнула, но не улетела, заинтересованная разговором. Кто может возразить, что вороны не понимают русского языка? Они живут среди нас, и вполне различают слова, разве что поддержать разговор не могут в силу неразвитого речевого аппарата.
— Я сам любил читать, — продолжил Гоша. — Но, бывает такая несуразица. Жуть. Вот в сказке о рыбаке и рыбке бабка дура, послала своего старика к рыбке корыто просить. Машину стиральную надо было с прямым приводом, потом президентом Америки. И жизнь мёдом бы стала. Или лиса дура в сказке про колобка. Съела это пекарное чудо с пылью, опилками, когда бабка по сусекам, да по амбарам мела. Да ещё колобок на себя насобирал сколько лесной грязи.
— Да, — подтвердил Бобёр. — Можно целую диссертацию на тему сказок написать.
— С психическим уклоном, — подтвердил Гоша.
Тут со скрипом отворилась дверь и вышла толстая медсестра.
— Заходите, давайте, — приказала низким голосом. — На ночь запираю.
Мужчины последний раз затянулись сигаретами, бросили окурки, сплюнули и покорно зашли за женщиной внутрь. Дверь закрылась, щёлкнул замок.
Сидевшая на берёзе ворона с минуту размышляла о разговоре. Думала, что есть в этом рациональное зерно. И ей захотелось стать белочкой, только без орехов, а с сыром. Ворона сглотнула, посмотрела вниз на предмет пробегающей лисы. Потом крикнула во всё воронье горло и полетела на ближайшую помойку.
конец