Подарок для моей единственной. Евы Браун
- И находятся ! Находятся отдельные, которые не так, чтобы, а мы всецело. Но вот когда, обратно же, понимаешь, то там, натурально, никаких. И встанешь, и думаешь : " Ой, мамо, почему я у тебя такой умный ? " А мамо молчит, токмо рукой эдак - то махает да зенками, кровью налитыми, поводит сверху вниз, сверху вниз, жучит просто глазом - ту, ажно буркотит в животах - ту.
Солдат Иван Чонкин, пробившийся сквозь амбразуру вражеского дота, херякнувший по пути по башке гранатой гауляйтеру Московии Едрос Шайтанычу, сшибивший самолеты с вялотекущими из египтян в ленинградцы пассажирами, а в конце атаки той наливший твердой рукой наркомовские сто грамм, точнее, кубов, закусивший бужениной, принявший из рук тети Вали Матвиенко эстафету, конфету и палочку, бросив ее - палочку - первому попавшемуся предателю в лицо, одухотворенное лицо с пластмассовыми глазами экс - анархасиндикалиста Исаева, толстого и гнусного, так, что тот аж зашатался, но не упал, он твердо стоял ампутированным торсом на плоской поверхности земли, бульдозером приведенной в первобытное состояние плаца с марширующими атыбатовцами, в телогреечках и леонидахбыковых, под всполохи Паши Цветомузыки и далекие грозные зарницы, озаряющие осенившее небо с водруженным простреленным в бою знаменем, стягом, флагом, гигантской каракатицей накрывшем мертвых, так старающихся казаться живыми, что даже ублюдочные дети Галкина бегут, задрав штаны, к горизонту бытия, напевая песню про зайцев и думая о хорошем, длинном, толстом, припал правозащитным упрямым лбом диссидента к красной ковровой дорожке, по которой неспешно прогуливался туда и сюда сам государь Кукуйской слободы, маленький человечек гениальной направленности, окруженный врагами и защитниками прав человека, генералмайористыми рылами улезшими в кальсоны наиталантливейшего руководителя и кормчего.
- Рци, - всемилостивейше повелеть соизволил славянский шкаф, сумрачным телом деревянного изделия вздыбив волосенки. Государь покосился на разговорившийся шкаф, хмыкнул, но по доброте и щедрости парообразной души смолчал, проявил бдительность, не сказал умных слов и не направил страждущих по единственно верному пути. На х...й.
- А ён и грит такой, - послушно забормотал солдат, тыкаясь лбом в подковровое покрытие неустановленной формации, - грит, что не само, а отродясь, изначально, от дедов. Мы, оно конешно, в сумнение пришли : " Оно это как же ? Это что ж такоися ? " А ён и не сказал, помер, секрет с собой в могилу унес.
Государь подозвал опричника Кирибеевича, скромного мужчину в велюровой шапке из натурального каракуля Ильфа, что - то шепнул на ухо почтительно склонившегося перед суровыми словами сермяжной правды кромешника, зашатавшегося от прозрения своей крайней ограниченности, когда эшелоны, застонавшего от лютой злобы, ибо кое - где у нас порой, заскрипевшего зубами в приступе любви к родине, ринувшегося на слом, но уткнувшегося лбом в подол шикарно растопырившегося платья бальной дебютантки, носастой девки монакской дислокации, как и подобает любой патриотке приближенной селекции. Чонкин проводил глазом ускорившегося опричника и продолжил опасный разговор.
- И вот когда все прониклись, то нашлись, нашлись утраченные в боях, выползли и зашипели. Мы аж взвыли и винтовки штыками уткнули, перемотали портянки на иную сторону, но как был х...й на глаз и космодромы, так и нынешний результат абцугу не дал. Не дал ! - Закричал солдат, увидев ласковое, как солнышко, недопонимание ситуации на пресветлом лике государя, ободрился, восстал духом и усилил свое положение. - И сказали тогда мертвые в гробах слово заветное, матерное. " Е...сь оно всё в рот ", - сказали они и перевернулись на бок, как Гоголи.
- Это какие Гоголи ?
Щетинистый кулугур подсознания, товарищ Федот да не тот, яростно сверкнул культурными очками, обращая страховитое, но достойно есть от начала и до академика Сахарова, лицо в сторону уткнувшегося опричника.
- А обычные, - словоохотливо пояснил распоясавшийся солдат, садясь на пол и играя потемневшими от земли пальцами снятым ремнем. - Скорчившиеся от восторга.
- Это правильно, - массивно гукнул герой праздничного дня бескозыристый пулеметчик на одной ноге. - Помнится, в шашнацотом годе в Петербурде оно так же ...
- Глохни, - выкрикнула чуть в сторону попечительница Орнелл Мути, хрупкая дама в саване. - Заладил, шашнацатый да шашнацатый. Не так оно все было. Время умерло и числа утратили доверие, ибо по х...й на них, раз - навсегда.
- Иншалла, - закуривая наркомовскую папиросу соответственно высказался Елдырь. - На то оно и говно, чтоб навсегда. - Независимо покосившись на оплот здравых инсинуаций, скромненько чистящего саван дамы отбеливателем Курта Кобейна, он решил поставить крупную точку с запятой в назревающем конфликте интересных положений, когда народ - раком, экономика - боком, а дела - в гору. - Потому и едим мы блины каждый день и час. Праздник же.
Праздник сгустился и пришел окончательно. Грациозные ножки ядерных грибов вспухли на горизонте и начался коммунизм. Пока не кончился.