Столешница

Александр Астафьев
               
                1.


Семья Караваджо ужинала. За большим столом собрались все одиннадцать. Делла, восседая на своем обычном, тронном месте, довольно оглядывал наследников. По правую руку от него сидел Марио, старший сын, за ним его дети: Луиджи, Беата и жена Сара. По левую – Умберто с женой Беллой. Потом сеньорита с кудряшками - Стелла, старшая дочь Деллы. По другую сторону стола – непоседа Виола, его младшая дочь и сеньора Мелина, мать. Женщина  преклонных лет, она видела еще хорошо, но со слухом у нее было неважно.
Брюшко хозяина круглилось на глазах, а тут еще кувшин молодого вина… Благодушно покачиваясь, он держал на коленях внука Дезио, и, путаясь в деталях, рассказывал ему сказку про Пиноккио.
Делла - мужчина крупный, таких на итальянских улицах не часто встретишь. Когда он сажал внука на плечи, до потолка оставалось со спичечный коробок. О том, что бы подбрасывать его вверх, нечего было и думать, такой цирковой трюк они обычно проделывали во дворе.
Делла, ко всему еще и грузный. Своего веса он не знал, но ручался, что весит больше сеньора Антонио, хозяина местного виноградника. Тот же, при каждом удобном случае, назидательно поднимал палец - в нем пятьсот двадцать тысяч венецианских каратов!
Интересовался народ, сколько же это в килограммах… Никто, однако, перевести не мог, мера давно вышла из обращения. Сеньор Антонио при этом только хмыкал, то ли скрывал истину, то ли сам ее не знал. Как бы то ни было, все относились к этому факту с почтением – все-таки – пятьсот двадцать тысяч!
Делла, судя по всему, должен весить - пятьсот пятьдесят!
Он не мог нарадоваться на своих невесток. Взять Беллу, она готовила замечательно. Профессионал, ничего не скажешь! Она служила старшим поваром в престижном городском ресторане, единственном на всю округу. На Сару тоже грех жаловаться, молодая женщина разнообразила семейный стол, как могла, мало того, советовалась с хозяином, что и как приготовить. По правде сказать, он в этот процесс старался не вмешиваться, ему ли в еде привередничать: кусок крольчатины, ломоть сыра, да кувшин, другой вина, вот и вся его дневная трапеза.
Делла грустно глянул в конец стола. Сдает мать, девяносто два года – не шутка, мало кто из ее сверстниц дожил до этих лет, по правде сказать – никто. Сеньора Мария, что на одной улице с ними, два года назад отдала Богу душу. Было ей в ту пору восемьдесят пять, другие еще моложе из жизни уходили.
Переживет ли мать зиму… С головой у нее, еще слава Богу - порядок, другие в ее возрасте как фикус -  поливают и ладно.
Дезио спрыгнул с коленей деда,  захотел "по малому". Делла встрепенулся, у него уже давно слипались глаза, его, хмельного, невыносимо тянуло в сон. Он встал, осоловело оглядел родичей, и, пошатываясь, направился в спальню. Волоча по-старчески ноги, наступил на шнурок ботинка, и, пытаясь удержать равновесие, оперся рукой о край стола. Тот обломился и Делла, падая, потянул за собой скатерть и все, что на ней было. Чертыхаясь и кряхтя, он поднялся, недовольно хмурясь: разбит кувшин, скатерть залита вином, на полу осколки тарелок, надломана столешница.
Женщины бросились наводить порядок. Делла, чтобы не мешать им, отошел к окну, уставился на злополучный обломок, не веря своим глазам — то была обычная  древесно-стружечная плита! А он-то… он думал, что его столу не меньше ста лет, если судить по точеным ножкам из ореха, по меркам мебельщиков -  дорогое и роскошное изделие. А тут...бросовый материал... Сколько лет жил, не знал!
Это все женщины! - сетовал он про себя, - накрыли стол скатертью, пойди, догадайся, что под ней... Вот так сюрприз, вот так пощечина!
Делла своего удивления при всех не показал, спросил у матери, когда они остались в гостиной вдвоем.
- Когда заменили столешницу у стола? – Кто? Что за нужда была? Где его родная?
Синьора Мелина пересела  к окну. Делла не один раз повторил вопрос, прежде чем мать расслышала его.
Таинственно прищурилась.
- Пьян ты был сынок, целую неделю тогда гулял.
- И когда это?
- О! - Тебе было двадцать пять ты только - только познакомился со своей Симоной. Свадьба у твоего дружка Сильвио наметилась, вот вы с ним загуляли. Вырезал ты тогда новую столешницу, и к нему умчался. Только тебя и видели.
- Зачем я это сделал?
А кто тебя знает, - засмеялась старушка. - Наверное, твоя столешница лучше выглядела. Я тебе  тогда не перечила.
- Ты - то ладно, а отец? - Где он был, почему согласился?
- Сынок, столько лет прошло, я уже не вспомню.
- И где она сейчас?
- На чердаке, где же еще ей быть. – Там у нас столько всего… Только вот что… Не спешил бы ты сынок с заменой, погодил бы, глядишь и обошлось.
- Нет, мама, не дело. - Случись, к нам гости заявятся, а у нас - стол щербатый. Завтра же сменю.
- Смотри сынок, тебе жить! - странно закончила мать.
Делла недоуменно пожал плечами. Начало завтрашних дел следовало отметить сегодня, Стелла снова накрыла стол. Когда в кувшине оставалось уже на дне, вошел Марио.
- Па, сосед Тинто просит пилу дисковую. - Что сказать?
Делла и на трезвую голову умом не быстрый, во хмелю вообще туго соображал. Размышлял неспешно... Хорошие у него дети, послушные,  карандаша без спроса не возьмут. И чья в этом заслуга? Конечно его! Жаль только жену, ей бы жить да жить.
О чем он…  Ах, да, Тинто. Пилу? С какой стати? У него нет пилы, и никогда не было. Говорит, что видел ее своими глазами? Поставим вопрос по-другому: пила есть, а диска к ней нет. Сломался, затупился… Ко всему щетки износились, нельзя на ней работать и точка!
Стелла принесла второй кувшин, и хозяин задумался над очередным стаканом. Завтра надо бы навести порядок на чердаке… Последний раз он был там… Тогда они с Марио подняли наверх доски, электрический кабель, старые телевизоры, кухонную мебель... Всего не упомнить!
Жаль что придется сначала спускать все вниз, потом поднимать. Хорошо, если столешница стОит того, не мог столяр точить ножки и собирать основу как следует, а верх - как придется...

                            2.

Раннее утро. Итальянский городок, рассыпанный на склонах пологих холмов, покрытых жухлой травой, осветился ноябрьским солнцем. Геометрически правильная сетка виноградников южных  склонов утратила свою пышность - урожай собран! Синьор Антонио, хозяин этих лоз, должен быть доволен, такого съема в этих местах давно не видели.
Две сотни домов еще вчера утопали в зелени. Глубокая осень делала свое дело, расцветив листья деревьев и винограда, желтым, оранжевым, синим. Трава в окрестностях городка росла густая и сочная, овцами не потравленная. Не позволяли их здесь держать,  рядом были очистные сооружения. Санитарная зона! Специальная служба следила за содержанием парнокопытных: регулярно обходились дворы, у нарушителей изымали скот.
 У подножия одного из холмов — подворье сеньора Деллы Караваджо,  дом основательный, старой архитектуры, без излишеств. Фамилия эта знаменитая, был такой итальянский художник... Что до хозяина дома, то он никогда не держал в руках другой кисти, кроме малярной, и ту не сказать, чтобы часто. Последний раз он пять лет назад красил свою усадьбу светло-голубым, жизнерадостным цветом.
Дом ему достался от отца, тому – от деда… До последнего времени Делла трудился в хлебопекарне сеньора Катанелли, ездил на стареньком, с «яйцом» переднего колеса, велосипеде за восемь километров. Два года назад, потеряв жену, он ездить перестал. Сейчас на пенсии. Живет, что называется, на "подножном корму", как и его кролики. Все дети, кроме малолетней Виолы – устроены и работают.
Делла подбоченился, оглядывая чердачное окно и лестницу. Начинать дело на трезвую голову у него не принято. На самодельном столике в тени дерева лежит кусок сыра и традиционный кувшин вина. В нем уже на два стакана меньше, и хозяина начинала распирать деловитость. Сейчас…
Рассчитывать он мог только на Умберто. Тот хоть и гость, а отцу поможет без ропота. Сын затемно ушел на рыбалку, к обеду должен появиться.
Когда мужчины забросили на чердак все, что перед этим спустили, с Деллы пот лился градом. Не сказать, что ему пришлось тяжело, большая часть работы выпала сыну.  Большеглазый, улыбчивый в мать, он сновал по лестнице взад-вперед, не уставая. Делла откровенно любовался им, радуясь своему счастливому отцовству. Девочки - девочками, а сын - это сын! 
И вот, большая круглая столешница спущена вниз. Покрытая пылью и паутиной, она выглядела массивно и добротно. Делла попросил Стеллу принести оливкового масла, любовно протер лакированную поверхность, все следовало делать обстоятельно и аккуратно. Если бы не эта его черта характера, в доме не было и десятой доли того, чем он богат.
Промасленная плоскость отсвечивала на солнце разноцветными пластинами, набранными из плашек разных пород, точно пригнанных друг к другу. Портила впечатление вставка из прессованных опилок, то ли пластины повреждены и выброшены, то ли выпали и потерялись. Делла, все больше проникался уважением к исполнителю, его искусной работе.
Он не мог вспомнить, много лет прошло - что заставило его заменить столешницу? Надо быть последним глупцом, чтобы пойти на такую глупость!
Появилась мать, Стелла держала ее в курсе происходящего. Прошлась пальцами по полированной поверхности.
- Сообразил? – хитро глянула на сына.
- Что такое? - не понял тот.
- Дело тебе предстоит непростое. – Ты думал, здесь работы на десять минут?
- Какое дело? - Заменю и на этом поставлю точку.
 - Нет, сынок, ты же у меня умница, и все доводишь до конца, - мать пригнула голову сыну, поцеловала в лоб. Не огорчай меня...
- Вот ты о чем! - догадался  Делла. - Понятное дело, вставку из опилок со временем выброшу, наберу мозаику того же размера.
- Я в этом не сомневаюсь! - кивнула мать. - Только не сведи работу мастера на "нет". Человек старался, свою душу вкладывал, теперь ты продолжишь. Ничего не пропусти, и главное - не спеши.
И ушла. Свое непонимание, Делла отнес за счет хмельной расслабленности.
С верхом столешницы ему было все ясно, но что там на другой стороне… Переворачивать пластину ему пришлось с сыном, для одного она была тяжела. 
Вот, оказывается, что имела в виду мать! Снизу, основание столешницы было расчерчено квадратами, повторяющими набор «паркета», и на каждом - надпись резьбой по дереву. «Дуб – Италия». «Самшит – Италия». «Карагач – Россия». «Эвкалипт – Австралия». «Орех – Франция». «Акация – Алжир»…
- Вот это да! - опешил Делла.
Оказывается, столешница набрана из пластин, собранных по всему свету! Без повторов. Как не поклониться мастеру за такое!
Прошли месяцы, если не годы, прежде чем стол обрел свои сегодняшние формы. Кроме того… до этого надо было сначала додуматься, и только потом начать собирать. Вставка… Что это? Случайность, или жизни не хватило?
Марио, занес в тетрадь сетку с надписями, расчеты  показали: вставка из прессованных опилок, заменяла два десятка паркетин. Требовалось двадцать четыре пластины, чтобы довести до конца начатое кем-то дело...
Сейчас следовало готовиться к ужину уже на новом (старом) столе. Не прошло и часа, как они с Марио установили огромную круглую столешницу на свое место, шипы сели в пазы с первой попытки. 
Что делать со старой, вопроса не стояло, Делла давно собирался соорудить домики для крольчих с потомством. Где-то у него эскизы с размерами…
 Он стал размечать и резать  лист дисковой пилой. Уже заканчивая, нечаянно глянул в сторону соседского дома. Долговязый Тинто, положив подбородок на ограду, неласково смотрел в его сторону.
Делла приятельски кивнул ему, но сосед  на это приветствие  не ответил.
Этого следовало ждать, ему отказано в пиле... Делла даже доводы свои приводил… А на поверку… Надо было сделать вид, что не заметил…
Ужинали на новом столе, он смотрелся лучше прежнего, овального.  Делла не позволил застилать его скатертью, обошлись одними салфетками. Заглядение! По этому случаю, впрочем, не только по этому, у хозяина поднялось настроение, он шутил и смеялся больше обычного..
Одна сеньора Мелина почему – то грустила, не разделяя восторгов домашних.
- Не больна ли? - обеспокоилась Виола.
- Нет, это обычное мое состояние, - отмахнулась та, и  еще до конца ужина ушла к себе.
Не прошло и пяти минут, из-за стола выскочила Стелла, пришла ее школьная подружка. После шумной перепалки в прихожей, девушка вернулась, явно чем-то огорченная.
- Что там у вас? - на правах отца поинтересовался Делла.
- Камилла на вечеринку идет.
- И что?
- Платье у меня просит. - То, розовое, с "фонариками".
- Дала?
- Еще чего! – Мое платье сразу пойдет по рукам… Сегодня  Камилла, завтра Алина… Когда придет моя очередь, на него никто и смотреть не станет.. А если заносит, пятно посадит… Нет, не дала!
Делла одобрительно кивнул. Верно рассуждает девчонка! Доброта пусть по дому ходит, на улице ей не место. 

                3.

Подошло время, отправился домой Умберто с семьей, у него закончился отпуск, дом Караваджо опустел на три человека. Хозяйство требовало ухода, и Делла растворился в домашних делах.
Время от времени, его взгляд останавливался на столешнице, всплывала мысль – когда же он им займется… И сам же отвечал - потом… Нет у него сейчас времени разъезжать по всей Италии, разыскивая редкие породы деревьев. Для начала он проконсультируется с нужными людьми, накопит деревянных плашек, тогда и закажет набор специалисту. Самому такое не осилить!
Сеньора Мелина, как-то позвала Деллу к себе в комнату.
- Чует мое сердце, не доживу я до весны...
- Что ты мама! - ободрил ее сын, - ты очень хорошо выглядишь. - В твои годы другие с постели не встают, их из ложечки кормят. А ты у нас как молодая снуешь, Саре ни в чем не уступаешь.
- Ходишь… - Отходила уже…
У Деллы сжалось сердце, мать не просто так завела разговор…
Он взял  ее за руку, пытаясь передать свои чувства.
- Я что тебя позвала… Кое-что сказать хочу, может, не доведется больше.
Ты свою родословную не знаешь, и в этом наша с отцом вина. Предков надо почитать, не нами сказано. Я знаю о своем и отцовском колене примерно до 1860 года. У меня даже где-то записано…
Замолчала, устало смежив веки.
- …как-то мне бросилась в глаза деталь, я тогда изучала ветвь твоего отца. Шесть поколений, шутка сказать! В разных местах наша родня жила, по-разному. И что интересно. У других людей все как по-писаному - каждое очередное поколение богаче предыдущего, имущество и деньги передавались по наследству.
В нашем колене все не так. Живет, например семья, богатеет, своими угодьями обрастает, строится. Потом Господь прибирает их к себе. Те, кто за ними, снова начинают с нуля. А где все накопленное, куда подевалось?
Новая семья на пустом месте начинает покупать все заново. Ложки, вилки, простыни, наволочки… Я преувеличиваю специально, чтобы до тебя дошло.
- Странные ты мать загадки загадываешь, - Делла не знал, как реагировать на эти откровения. – Может, ты строго судишь наших предков? Увидела тайну, где ее нет. А на деле с имуществом было проще: заложили, проиграли в карты, погорели, пропили.
- Нет, сынок, этому должно быть другое объяснение.
- И какое же?
- Вот и я думаю - какое? - Тобой я довольна, ты у меня хороший сын, дельный хозяин, у тебя в доме есть все. Хочешь ты такой же судьбы своих детей, внуков?
- Конечно!
- Боюсь, ты кончишь так же, как и твои предки. - Нет, не ты, а твои дети начнут с нуля. Годы уйдут у них на обустройство. Ты об этом может быть, и не узнаешь.
- С чего ты взяла? – Наговоришь тут…
- Не знаю сынок, к тому идет. – Ладно, оставь меня, в сон что-то потянуло, устала…
Делле разговор не понравился, он не мог взять в толк, что хотела сказать мать, на что намекала.
Утром старушка не проснулась, на одного в доме стало меньше.
В ее комнате, Делла обратил внимание на картинку, вырезанную из журнала. Она давно висела на стене, он прежде не обращал на нее внимания, а тут вгляделся. Трое крепких, полуобнаженных мужчин пытают четвертого. Судя по всему, тот без сознания, с безжизненно свешенной головой. И надпись: "Бичевание Христа". Микельанджело Караваджо.
Он этому еще удивился, его однофамилец, родственник… Впрочем, даже если и так, ему до этого нет дела.
Минут пять наблюдал он из окна за Тинто, тот укрощал свою лучковую пилу, пытаясь сделать пропил в доске. Сосед давно затеял строительство свинарника, не пройдет и пяти лет…
Делла прихватил коробку со своей дисковой пилой, кувшин вина, и направился к скрипучей калитке, разделяющей их участки. Тинто, оглянувшись на стук, увидел прежде кувшин, и обрадовался ему как ребенок. Еще большая радость ждала его, когда Делла протянул  ему инструмент.
- Пользуйся!
И чуть не потерял сознание, когда тот добавил.
- Дарю, у тебя впереди много работы. 
О деле в эти минуты не могло быть и речи. В ход пошел кувшин, потом другой…
Утром, к еще сонному Делле вбежал расторопный внук Луиджи.
- Дедушка, давай с тобой картинки раскрашивать?
- Давай! - согласился дед, и сел к столу.
- Что там у нас…
- Букет цветов надо рисовать.
- Отлично, неси свои карандаши.
Внук обернулся быстро.
- Вот! - протянул деду огрызок зеленого.
-Нет Лу, это нам не подойдет, неси всю коробку. -Ту, что я подарил.
Внук потупился.
- Я их Тине отдал.
Делла задумался.
- Тине? - Что ж, она девочка хорошая, заслуживает того. У нее день рождения было?
-Нет, я просто так.
-Что же нам делать Луиджи? -  Давай подождем открытия магазина, и купим новый карандашный набор. Не двенадцать карандашей, как прошлый раз, а двадцать четыре.  Договорились?
Кроха довольно закивал головой.
- Как думаешь, не слишком мы погрязли в рухляди? - поделился как-то своими соображениями Делла с Марио.
Они сидели с сыном на кухне, тот писал письмо, хозяин менял спираль электрочайника.
- Дом у нас большой, а повернуться негде. - Три телевизора, две стиральные машины, три пылесоса, два нагревателя… Целый день можно перечислять. Заметь, я не поднимаю головы вверх, чердак - разговор особый.
- Я тоже так думаю отец, - охотно поддержал разговор сын. - Сто лет все это пролежит, и не понадобится. Я как-то пересчитал наборы торцовых ключей. Отгадай сколько их у нас?
- Три-четыре?
- Девять! - Зачем нам столько? Если бы мы жили втроем, ты я и Умберто, нам - хватил бы один.
Делла многозначительно промолчал.
Они вынесли из дома все, от чего хотели избавиться, расставили со стороны улицы вдоль своего забора. Тут же появились вездесущие сорванцы, со своими бесконечными "почему", они помчались по улицам с сенсацией: Караваджо раздает свои вещи! Бесплатно, кому - что нужно!
Свою калитку Делла оставил открытой. Подходили соседи, спрашивали, брали, уносили в руках, увозили на тележках. Мужчины чесали затылки, приходили вновь, приносили кувшины, бурдюки, канистры с вином…
Через неделю, оглядывая свое хозяйство, Делла довольно почесывал бороду. В доме стало намного просторнее, на чердаке вообще пусто. Он чувствовал себя так, словно сходил в баню, смыл с себя многолетнюю грязь. Сколько вокруг добрых улыбок, цветов, он такого раньше почему-то не замечал…
Стеллу тоже не узнать: девчонка раздала все свои платья, оставила только новые, не надеванные. Капризничала для вида, или в самом деле: выросла, дескать, из них, перестали нравиться, цвет не тот…
Отец не препятствовал тому, Сара поощряла. По городу прошел слух – сеньор Караваджо тронулся умом.

                4.

Через пятнадцать лет Деллу не узнать, ему уже больше семидесяти. Он не мог даже травы накосить для кроликов, хотя их сильно поубавилось,  и десятка не набиралось. Цыплят тоже...
Он так и не привел в дом женщину, а были достойные матроны. Ветхий он стал: всего два стакана вина в день мог осилить, и после них  уже не работник.
Все хозяйство лежало теперь на Марио, Делла — у него на пансионе, как в свое время - сеньора Мелина.
Старший сын, 48-летний мужчина - главный технолог на консервном заводе. Сара - учительница в школе. Луиджи - служит на флоте. Красавица Беата, дочь Марио, вышла замуж за поляка, живут в Кракове с дочерью Кристиной. Стелла замужем в Греции. Виола до сих пор в отцовском доме, не складывается у девушки жизнь...
Как-то, приходя в себя после очередного сердечного приступа, Делла вспомнил последние дни матери, ее предсмертные слова: "твои дети начнут с нуля".
Оглянувшись, он понял, как она была права!
Увидел себя в возрасте старшего сына. Бросалось в глаза:  окруженный недешевыми, нужными и ненужными вещами Делла, и бедный, как церковная крыса - Марио. Вот оно, материнское пророчество!
Старый человек воспринимал теперь лишь осязательные истины: тепло, сытость, тишина, покой... Жизнь, которой он последние годы жил, праведная и мудрая, его устраивала. Сколько новых друзей у него появилось, сколько улыбок вокруг, счастливого смеха! Вопреки этому, он подсознательно желал для своих детей другой жизни. Не знал - какой именно, но другой.
Взвесив слова матери, взглянув со стороны на свой быт, Делла, наконец, понял, в чем  причина всех метаморфоз. Все дело в Столешнице, в ней "корень зол"! Сработанная  сто пятьдесят или двести лет назад, она, неведомым образом влияла на тех, кто попадал в ее магнетическое поле. Двести шестнадцать пластин, и каждая - из взрослого дерева. Разные страны, языки, традиции, вера… Все это впитывалось, отражалось на текстуре дерева, его годовых кольцах. И вот он стол, несущий в себе потрясающую энергетику, не считая энергии самого Мастера.
Не зря Делла сомневался в словах матери, она лукавила, когда говорила, что замена Столешницы – его идея. Не могло этого быть, не имел он тогда права голоса, не мог принимать ответственных решений, отец бы не позволил, у сеньора Бенедикта характер еще тот!
Нет сомнений, проделки со столом - отцовских рук дело, каким-то образом тот понял, как может это изменить их жизнь. Мать, судя по всему, замену не поддерживала, за это говорило все. Здесь и невинный ее обман, и странное поведение. Делла вспомнил: старушка не огорчилась, скорее встревожилась, когда поняла - сын хочет заменить Столешницу. О чем она тогда думала…
Уничтожить это великолепие у отца рука не поднялась, теплилась мысль, не век ей пылиться на чердаке, время от времени, она будет спускаться к людям. 
Голова у Деллы шла кругом, он бился как пойманная в силки птица, не находя выхода из круговорота предпочтений… С тех пор как он сменил Столешницу…
И… он принял решение - заказал точную ее копию из прессованных опилок. К тому времени, он набрал еще семнадцать пластин, внес и свою лепту в общее дело. Больше не смог, не успел…  Марио останется добрать еще семь...
Все делалось в тайне, так ему казалось. Ждал случая. Дождался. Созвонился. Привезли. Установили. Нанял с улицы мальчишек, те подняли Старую столешницу, где она и была раньше - на чердак.
Позже, когда все обнаружится, все можно свести к шутке, розыгрышу. Если дело дойдет до серьезного разговора, Делла убедит Марио не спешить с заменой. Никто не собирается ставить на столешнице крест, но всему свое  время. Пусть…