Дома оставил стопку не дописанных работ. Иду по мостовой. Снег не даёт увидеть то, что может быть поистине красивым. Белыми мухами мимо пролетают снежинки. Сотканый обрывками воспоминаний из писем смотрю на фонари, мерцающие в сотнях белых крупинок.
Мимо проносится пара машин, желтыми фарами освещающих белизну покрова под ногами, обутыми в темно-синие дешёвые башмаки.
Показалось, кто-то позвал меня. Оборачиваюсь. Но позади лишь стена из снега. Бормочу себе что-то под нос, досадно взыхая, и вновь продолжаю идти не ясно куда, не ясно зачем. Не ясно, зачем я вообще вышел сегодня за пределы своей квартиры-однушки. Зачем я плетусь по заснеженной улице. Зачем ногами вздымаю снег. Зачем вдыхаю холодный воздух, медленно болью сковывающий горло. Зачем все это.
Сносный порыв ветра, словно ураган, вспахивает пальто и в лицо вонзает белую пыль. Чертыхаясь оборачиваюсь в попытке теплее затянуть шарф на шее, а там ты уже протягиваешь покрасневшие от мороза руки и застегиваешь несчастную пуговицу на моём пальто. Слезящимися от мороза глазами я смотрю на тебя, в твои серые глаза. Не сильный, но уже надоевший ветер заметает снег в обувь. Но это, знаешь, не так уж и важно, когда твои холодные руки через плотную ткань пальто греют сердце, если не забыл, находящееся где-то слева под ребрами. И я вновь досадно вздыхаю, только совсем тихо, пока ты утыкаешься в мой шарф, комкая ткань на спине, крепче цепляясь, а я перебираю твои золотистые волосы, усыпанные снегом.
Видимо, за этим я покинул свою однушку. Ты.