Их было шестеро: трое парней и три девчонки. Двое были влюблены взаимно, остальные – тоже влюблены, но по цепочке. Пятеро были студентами, четверо лихо справлялись с гитарой… Простая молодежная арифметика.
По пути к своему краю Земли гребли они на станциях пиво с лещами, пирожки с черникой и молодую картошку в укропе. Пытали друг друга анекдотами, красовались-умничали, хохотали, бились в дурака и пели, пели.
И на этот гам, на разговоры и кривоватое гитарное бренчание к ним пришел – он.
Он был старше, но не столько по возрасту, как по сути. Одет он был в какой-то рубленый серый свитер, в грубых кожаных ботинках, с рыжей щетиной на квадратном лице и с нежной копной кудрявых волос до плеч. И все, что было в нем, – было как-то самобытно неправильно, дико одиноко, чуть-чуть смешно и до невероятного – гармонично!
Он был философом-бродягой.
Он с закрытыми глазами, словно в каком-то трансе, пел им под гитару завораживающие скандинавские баллады в собственном переводе, и на запотевающем стекле вагона в бегущих навстречу сумерках будто оконтуривались образы храбрых или подлых героев и непокоренных ими дев, чьи кости умели петь и разговаривать. Он читал им свои стихи и сказки – фантастичные, цинично-грустные, пронизанные какой-то грубоватой, но летучей нежностью. Смешливая буйная компания жадно ловила каждое его слово – кто не скрывая уважения, а кто и закопав его, вследствие зависти, под деланным снобизмом.
Они, хоть и разговаривали на том же языке, брали те же аккорды и не меньше его сыпали шутками, – они так не умели…
Между песнями и сказками он ломал стереотипы. Учил их, турклубовцев, как правильно экипироваться, если едешь на север не за тем, чтобы баловаться, а чтобы одолеть его. Он настойчиво рекламировал им местную водку «Петрозаводская-тракторная» – в качестве средства настройки мировосприятия на поворот в себя. Под прысканье девиц он серьезно, с доскональным знанием процесса учил их варить похлебку из мухоморов – для усугубления склонности к медитации как средству выживания.
В той тесной «купешке» плацкартного вагона – на их дилетантском, разноцветном и прыщавом фоне он был недосягаемо высок и целен – он был мамонтом. Он был королем.
…И не было еще ни у кого из них визиток. И электронных адресов ни у кого еще не было – в принципе. На одной из станций они выгрузили свои тяжеленные рюкзаки и байдарки, чтобы три недели махать по озерам, петь, красоваться-умничать и вспоминать забавного попутчика. А он налегке поехал дальше – ненавязчиво и неумолимо одолевать свой север.
Спустя двадцать лет от той компании вместе остались только двое. Они уже и сами давно превратились для желторотых – для кого в мамонтов, для кого – в королей. Они давно уже были готовы к новой встрече с ним, нет-нет да вспоминаемым, – встрече на равных… Но, встретившись, они опоздали ровно на два года: он был в уже совсем другом мире – мире своих страшных скандинавских сказок, ироничной грусти и причудливых видений. Мире, который смеялся и разговаривал с ними теперь – только с его страниц.
Он был бродягой-философом. Илья Свенск.
http://www.proza.ru/avtor/svensk
2016