Шесть часов автобусом от Мумбая, и я в Аурангабаде, штат Махараштра.
Аурангабад поразил невиданным количеством народа. Казалось, что все местное население разом вышло на улицу и сосредоточенно двинулось к какой-то неведомой мне цели. "Зачем так много гостиниц в этом городе?" - подумалось мне. Отели, большие и маленькие, располагались кольцами вокруг автобусной станции, и, казалось, все были пусты.
Я переночевала в гостинице «Ашока» и утром отправилась на автобусную станцию. По пути я зашла в соседний ресторанчик, похожий, как и многие другие подобные заведения в округе, на плохо сколоченный сарай. О, такой острой пищи я еще никогда не ела, даже здесь, в Индии! Я без конца сморкалась и вытирала брызжущие из глаз слезы, пока ела принесенный мне рис с разноцветными масалами, специями, в расставленных на подносе маленьких железных мисочках. «Мэм никогда не забудет Махараштру», — сказал смеющийся официант, унося поднос. Вскоре он вернулся, и в руке его была еще одна мисочка. В ней, утонув в прозрачном сиропе, плавал рисовый шарик. «Подарок от заведения», — сообщил официант. О, я еще никогда не ела ничего более сладкого!
На автостанции, пропахшей адской смесью из бензина, выхлопных газов и жарящегося повсеместно в огромных сковородах арахиса, я нашла автобус, направляющийся в Эллору.
Автобус был «местным», а потому двигался медленно и с множеством остановок. Каждую минуту скрежетали двери, то впуская, то выпуская какое-нибудь большое семейство, едущее по делам, в гости, в магазин. Среди буйной зелени, напоенной муссонными дождями, то тут, то там мелькали шпили минаретов, напоминая мне о том, что это окрестности Аурангабада, города почти целиком мусульманского.
Вот, наконец, и Эллора, оказавшаяся таким же тесным и грязноватым селением, что и все ранее встреченные на пути. Похоже, здесь тоже нет иностранцев, хотя пещерные храмы в Эллоре известны в мире не менее чем египетские пирамиды или английский Стоунхендж. Видимо, слишком далека и утомительна дорога в Эллору и редкий европеец, как правило, очень ценящий комфорт, решится на столь тяжелое путешествие.
Уличные торговцы мгновенно облепили меня, как мухи: «Мадам, посмотрите мои сувениры. Недорого!» — кричал один. «Украшения! Украшения! — тянул за руку другой. «Вам надо обязательно купить этот альбом. Там есть карта, без нее вы не сможете осмотреть пещеры», — бубнил третий. Немного поторговавшись, я купила альбом, фотографии в котором, кстати, оказались очень плохими: цвета были тусклыми, контуры размытыми и, главное, мне все время казалось, что фотограф выбирал для съемки совершенно неподходящий ракурс.
Только потом, увидев Эллору собственными глазами, я осознала, какую трудность представляет собой это место для работы фотографа. Панорама Эллоры прячется от людских взоров: зрение неспособно объять ее масштаб целиком, и таинственное обаяние этого каменного мира безнадёжно ускользает от объектива. Взгляд выхватывает лишь фрагменты, казалось бы, не связанные друг с другом единым замыслом: огромные колонны у входа в храм; каменный слон в натуральную величину, изрядно потрёпанный временем; темный проем пещеры, уходящий вглубь горы; еще одна пещера, уже двухэтажная... Фрагменты никак не удается сложить воедино, но когда детали соединяются, увиденная картина потрясает своим поистине неземным величием…
В шестом веке нашей эры это место называлось Элапур. Здесь, на пересечении важнейших торговых путей, по которым двигались караваны с поклажей и странствовали монахи-паломники, в горе Чарнадар буддисты стали вырубать свои первые пещеры. Склонные к уединению, буддийские монахи создали здесь свою общину, поселение, дававшее приют любому страннику.
В пещерном городе имелось все необходимое: кельи для одиноких отшельников, где даже кровати и изголовья были высечены из камня; вихары — общежития для нескольких монахов; простые, без украшений помещения-склады для хозяйственных нужд; великолепные буддийские храмы — чайтья, с высокими, уходящими вверх полукруглыми сводами, этажами галерей и величественными фигурами загадочно улыбающихся будд...
В седьмом веке активность буддистов стала затухать (история буддизма общеизвестна: родившись на земле Индии, эта религия покинула свою родину, чтобы потом завоевать полмира). В восьмом столетии в Эллоре оживилась деятельность джайнов — последователей джайнизма.
Джайны, как и буддисты, были аскетами. Однако умерщвление плоти в среде джайнов выглядело несравненно более жестоким, чем того требовало учение Будды. Оттого такая древнейшая религия, как джайнизм, всегда находилась в тени более живучего и привлекательного для людей буддизма.
В джайнских пещерах царит Махавир — строгий учитель-аскет со столь же отрешенным, как у Гаутамы Будды, лицом. Вокруг него восседают на спинах слонов, в чашечках лотосов или под деревьями манго представители многочисленного племени джайнских божеств...
Двенадцать буддийских и пять джайнских пещер вытянулись в пятикилометровую линию вдоль одного из уступов Декканского плато. Но не они, со всей своей тихой грацией, составляют славу этого всемирно известного места. Сердце Эллоры — это шестнадцать индуистских пещер, с гигантским храмом Кайлашнатха, высеченным из вулканического базальта горы Чарнадар в седьмом веке, когда в этих местах царствовал Кришна I...
«Купите, пожалуйста, какой-нибудь камень. Очень недорого, всего пятьдесят рупий», — услышала я негромкий голос. Английский звучал безупречно, я с удивлением посмотрела на говорившего. Передо мной стоял стройный молодой индус. Он держал в руках ящичек, в котором сверкали на жарком индийском солнце какие-то кристаллы. Индус казался совсем юношей, но, скорее всего, он был гораздо старше. Определение возраста темных, почти черных, жителей Индостана для меня всегда было трудной задачей.
Испытывая прямо-таки языческое благоговение перед этой переливающейся всеми цветами радуги материей, я погрузилась в изучение содержимого ящичка. «Я умер камнем и стал растением, — звучали в сознании строчки из «Месневи». — Я умер растением и стал животным. И вот я человек. Но и потом я должен двигаться дальше...».
Я выбрала осколок какого-то неизвестного мне минерала, на поверхности которого поселилось многочисленное семейство кристаллов кварца. Вот целый сноп стержней застывшего света бодро устремил свои острия вверх. А этот ледяной «карандашик» совсем никуда не стремится, полеживает себе на боку, спит. Рядом в молочно-белой, игольчатой, как окаменевший снег, породе спрятался одинокий кубик. Острый конец у этого похожего на пенек кристалла был срезан, словно бритвой. Где же ты потерял свою радостную вершину, дорогой друг?
«Этот камень стоит больше, чем пятьдесят рупий», — сказала я и заплатила просиявшему продавцу вдвое больше. «Спасибо, вы очень добры!» — воскликнул он и то ли от охватившей его радости, то ли от небескорыстного желания продлить общение с иностранкой, добавил: «Хотите, я покажу вам пещеры?»
«Почему бы и нет?» -подумала я и согласилась.
«Меня зовут Ганеш», — представился он, и у меня появилась возможность разглядеть его получше. Джинсы, клетчатая рубашка и по-мальчишески открытая улыбка, озарявшая худощавое лицо, делали его облик совсем юным. Но во взгляде темных глаз уже поселилась та болезненная грусть, которая возникает у склонных к меланхолии людей лишь с возрастом. «А ведь мы с ним ровесники», — поняла я.
« Что ж, показывайте мне все, что кажется вам интересным», — обратилась я к Ганешу и увидела, как его черные глаза вспыхнули радостью.
«Посмотрите на этот храм, — сказал Ганеш, обращая мое внимание на громаду Кайлашнатха. - Можете ли вы представить, что этот гигантский мандир высотой с десятиэтажный дом целиком сделан из единого скального монолита? Работы велись сверху. Сначала с поверхности холма был снят слой земли, а когда обнажилась скала, в ней — молотками и зубилами — были пробиты вниз, на глубину тридцати метров, узкие коридоры. Получился огромный куб, который стал основой для храма. Из куба были высечены внешние стены здания и внутренние помещения. Когда-то это гигантское сооружение было частью вулканической породы, а сейчас внутри него – огромные залы, десятки колонн, а наружная резьба (видите, как густо она покрывает каждый сантиметр храма?) изображает эпизоды из «Махабхараты» и «Рамаяны». Этот храм называется Кайлаш, так же, как и священная для индийцев гора в Гималаях. Посмотрите, он сам похож на гору: его своды поднимаются вверх уступами, как склоны горы. Природный холм, превратившись в храм, остался все той же горой, словно человек и природа создавали его сообща. Вам не кажется это чудом?».
«Да, это удивительно. Но меня удивляет еще и другое: вы рассказываете, как профессиональный гид. Вы были когда-то экскурсоводом?» — спросила я.
«Я думаю, что я был экскурсоводом в каком-нибудь прошлом своем воплощении, — ответил Ганеш, и мне показалось, что он произнес это совершенно серьезно. — Я хорошо знаю эти места. Мне повезло, что я родился здесь, среди этих черных скал, а не где-нибудь в Гоа, в рыбацкой хижине под кокосовой пальмой. Я люблю камни, я чувствую, как в них пульсирует жизнь. Этот пульс слишком медленный, почти незаметный, но когда камень становится скульптурой, я вижу, как пульс учащается, и камень оживает».
Мы вошли в одну из пещер, вход в которую охранял бык Нанди. Его округлое массивное тело застыло в напряженном покое и, действительно, казалось живым. Взгляд извечного «компаньона» Шивы был преданно устремлен вглубь пещеры, где в черноте ниш жили своей окаменевшей жизнью древние индийские боги. Все также, из века в век, грозная Дурга-Мата, опираясь ногой на льва и потрясая трезубцем - тришулой, расправляется с воплотившемся в буйвола демоном. А с другой стороны обширного зала устремляет на нас свой спокойный взор Лакшми, и по бокам от нее два слона радостно поливают богиню счастья водой из воздетых вверх хоботов. Прямо у ног Лакшми, свивая в кольца свое скользкое тело, лежит божественный змей Нагендра...
Вдруг что-то зашумело в одном из темных углов пещеры, и черные тени заметались по потолку. «Не бойтесь, это летучие мыши, — объяснил Ганеш. — Они живут здесь. Днем в пещере темно и прохладно. Настанет ночь, и они полетят на охоту».
Я вгляделась получше во тьму и увидела, как, прицепившись когтистыми лапками к неровностям камня, свисают с потолка вниз головами черные тельца сложивших крылья летучих мышей. Они прекрасно устроились и в углублениях странной фигуры, которая выступала из стены своим многоруким телом. Три головы этой гигантской скульптуры украшали остроконечные прически, похожие на высокие башни, ее туловище изгибалось в каком-то чудовищном напряжении, а расставленные в стороны, подобно лучам, руки упирались в края ниши.
«Это демон Равана, раскачивающий гору Кайлаш, — объяснил мне Ганеш. — Индийские скульпторы любили изображать этот сюжет. Я думаю, что он вам не знаком. Дело было так. В одном из боев с богами Равана отвоевал у них летающую колесницу. Он стал носиться на ней по воздуху, чувствуя себя равным богам. Вдруг колесница ударилась о какое-то препятствие - это была вершина горы Кайлаш. Взбешенный Равана схватил гору, которая, как вы, наверное, знаете, была жилищем Шивы и его жены Парвати, и стал раскачивать ее, пытаясь оторвать ее от земли. Ему это удалось, но Шива, наступив на гору ногой, вернул ее на место. Попутно он наказал и Равану за его дерзость: опустившаяся гора прищемила ему руку. Страшно воя, Равана взмолился о прощении...».
«Шива его простил?» — меня заинтересовала история этого монстра. «Конечно, простил, ведь имя «Шива» значит «благосклонный», — ответил Ганеш.
Следующая пещера оказалась двухэтажной: ее своды поддерживались высокими округлыми колоннами с какими-то странными утолщениями наверху, похожими на подушки. Стены нижнего зала были абсолютно гладкими, но на втором этаже всю поверхность стен так густо испещряли каменные рисунки, что их можно было читать, как страницы древнеиндийского эпоса.
Вот пузатенький Ганеш с верной крысой Мушакой у ног. Ганеш держит в руке полную горсть модаки, шариков из рисовой муки, предлагая их всем на счастье.
«Знаете, почему у Ганеша только один бивень? — спросил меня мой гид, носящий то же имя, что и слоноголовый сын Шивы. — Ганеш вырвал свой правый бивень, чтобы написать им «Махабхарату». Конечно, есть и другие легенды, объясняющие отсутствие у Ганеша одного бивня, но эта мне нравится больше всех».
Я продолжала идти вдоль стен, всматриваясь в сказочный, но почему-то кажущийся реальным мир: обезьяний царь Хануман гордо сидит на троне, который он сделал из своего длинного, свернутого в кольцо хвоста; Карттикея, старший сын Шивы, бог войны с шестью лицами и двенадцатью руками, оседлал павлина; на крокодиле едет речная богиня Ганга, сестра Парвати, Дочери Гор...
«Взгляните сюда, это сцена свадьбы Шивы и Парвати», — обратил мое внимание Ганеш на барельеф в центре зала. Космические токи совершенного покоя исходили от прекрасных тел этой божественной пары. Одной рукой Шива обнимал за плечи повернувшуюся к нему Парвати, а другой - нежно держал ее ладонь. У их ног, с длинным посохом в руках сидел серьезный маленький Брахма, а над головами с гирляндами цветов летали апсары и гандхарвы, небесный эскорт из танцовщиц и музыкантов...
Мы с Ганешем переходили из пещеры в пещеру, прячась от убийственного солнца в холод каменных стен. Туристов в Эллоре стало больше, но среди них я так и не видела иностранцев. По бесконечным каменным ступеням, меж высоких колонн, вдоль галерей, соединяющих пещеры, струились ручейки индийцев, и ярко-синие, изумрудные, солнечно-желтые сари женщин живописно выделялись на серой поверхности вездесущего камня.
«Не могли бы вы нам объяснить, кто это - Будда или Махавир?» - спросил нас молодой индиец в очках, держащий за руку девушку в бирюзовом с золотом сари. Скульптура, о которой спрашивал юноша, была, несомненно, фигурой Вишну с цветком лотоса и диском-чакрой в руках. «О, дорогие мои, вы ошибаетесь. Ни Будды, ни Махавира здесь нет. Вы находитесь в индуистской пещере», — вежливо ответил Ганеш.
Наверное, задав нам такой нелепый для индийца вопрос, эти, похожие на студентов молодые люди, просто хотели с нами познакомиться. Это им удалось, и теперь они уже не отставали от нас ни на шаг.
«Молодые люди, а вам никогда не приходила в голову мысль, что в древних мифах о воплощениях — аватарах — Вишну говорится об эволюции жизни на земле?» — неожиданно спросил Ганеш у студентов, когда мы остановились возле очередного барельефа, изображающего Вишну. На сей раз хранитель мироздания (а именно эта роль досталась ему в триаде главных индуистских божеств, где Брахма есть созидатель мира, а Шива - разрушитель), Вишну возлежал на спине космического змея Шеши, плавающего в водах мирового океана.
«Как? — воскликнули студенты и я вместе с ними. — Ведь теория эволюции — это наука, а Вишну — это миф».
«Вдумайтесь в этот миф, — стал объяснять Ганеш. — Первой аватарой Вишну была гигантская рыба Матсья, которая спасла прародителя людей Ману от великого потопа. Потом Вишну стал черепахой. Эта черепаха, Курма, помогла богам и демонам добыть из мирового океана напиток бессмертия. Затем Вишну поочередно становился вепрем Варахой, затем человеко-львом Нарасимхой и, наконец, карликом Ваманой. Каждый из них сражался с каким-нибудь угрожающим миру демоном. Дальше Вишну приходил на землю уже в человеческом обличии — Рамы, Кришны и Будды. Последней его аватарой будет Калки — всадник на белом коне, который появится в конце теперешнего «века тьмы». Разве вы не видите здесь путь эволюции? Жизнь зародилась в воде (рыба), затем постепенно стала выходить на сушу (земноводная черепаха), потом появились млекопитающие (вепрь) и промежуточная между человеком и животным форма (человек-лев). А начиная с карлика и кончая аватарой Калки, происходит постепенное совершенствование человеческого типа, восхождение его по лестнице духовной эволюции».
«Ганеш, вы удивительный человек! Откуда у вас, простого торговца, такие познания?» — задала я вопрос, давно вертевшийся у меня на языке.
«Я просто хорошо учился в школе», — улыбнувшись, ответил Ганеш, и я в который раз не смогла понять, шутит он или говорит серьезно.
Дождавшись, когда пара молодых индийцев решила-таки нас покинуть,я задала вопрос, уже давно мучивший меня. "Что это за отверстия?"- спросила я у своего всезнающего гида. Узкие лазы-тоннели почти в каждой пещере, уходящие в глубины камня, как магнит, притягивали мое внимание.
Теперь настало время рассмотреть эти чернеющие в стене дыры получше. Одна из них была забрана железной решеткой, а другая открыто зияла непроглядной тьмой. «Куда ведут эти ходы?» — спросила я, заглядывая с большой опаской в узкую, мрачную и, казалось, бездонную каменную трубу. Оттуда пахнуло холодом камня, которого никогда не касались лучи солнца.
«Они связывают пещеры между собой. Лабиринты ходов пронизывают под землей всю Эллору. Знающие люди утверждают, что они даже выходят за пределы Эллоры, да и всего штата Махараштра и идут дальше на север. Говорят, по ним можно добраться до селения Самбхала в Гималаях. Буддисты называют его Шамбала...» — ответил Ганеш.
«А вы сами верите в это?» — с волнением спросила я.
«Я индус, и в отличие от вас, европейцев, не привык подвергать сомнению легенды, пережившие несколько тысячелетий», — очень серьезно произнёс Ганеш.
Экскурсия подходила к концу. Ганеш довел меня до автобусной остановки. И только тут я обратила внимание, что пещерный город Эллора, вместе с тридцатиметровым гигантом Кайлашанатха, совершенно скрылся из вида, словно растворился в воздухе. "Он больше, чем наполовину уходит под землю. Базальтовый холм, из которого высечен храм, не был высоким, и чтобы создать такое огромное сооружение, надо было пробиваться в недра базальта",-пояснил мне Ганеш.
Базальт - вышедшая из раскаленного центра Земли и застывшая на ее поверхности жидкая магма, глубинный огонь...
Все Декканское плоскогорье представляет собой мощный слой этой вулканической породы. И скорее всего, Эллора, сама порождение базальта, как застывшее пламя, является памятником Духу Земли и человеческому гению.