21 ноября 1975 г.
Собрались у Погожевой: Женя Блажеевский вышел из армии, читал последние стихи. Стихи талантливые и жуткие – о «неразделённой к родине любви». В армии Блажеевского сломали муштра («хочу быть камнем под ногой у старшины») и отсутствие женщин («тяжёлые бёдра еврейки устало к себе притяну»), выходить из этого состояния ему будет непросто.
В отличие от Блажеевского, Гриша Остёр, с которым сегодня познакомился, человек не рефлексирующий, и служба ему только на пользу пошла: вернулся с флота автором книжки ура-патриотической лирики, но со стихами, говорит, завязал – намерен стать детским писателем (и проблем меньше, и денежнее).
Обещал Грише, что хвалебная рецензия на первую его детскую книжку – за мной.
30 ноября 1975 г.
(...) К обеду заявились Чернов с Иркой и Берестовы с жареной уткой – поехали было к Новелле Матвеевой, но у Ивана Киуру очередной запой, а возвращаться домой не хотелось.
За столом Валентин Дмитриевич исполнял роль тамады, сыпал устными байками, которых в его памяти великое множество. (Презанятная, как Фадеев – Маршаку: «Самуил Яковлевич, давайте выпьем!» – а Маршак отвечал: «Не могу, дорогой! Пить с вами – всё равно что играть на скрипке в присутствии Паганини!» (...)
...В разгар наших посиделок позвонил Гриша Остёр, который сидел у Успенского и прикидывал, где провести остаток вечера, так что если бы не жуткий гололёд, в который осторожный Эдик Николаевич за руль не садится, была бы возможность провести у меня дома слёт детских писателей.
20 декабря 1975 г.
Остёр предложил устроить у меня дома мальчишник с пивом и ялтинскими солёными рыбками. Устроили, и наконец удалось раскачать Гришу на чтение вслух знаменитой поэмы, написанной во время службы на флоте. Про железобетонную целку, которую пытаются лишить невинности всеми военно-морскими силами, и эта штука будет посильнее «Муки Лудищева». Многократно слышал про озорную поэмку, совсем недавно – от Станислава Золотцева, который служил на том же флоте, что и Гриша, адъютантом адмирала, и с белым от зависти носом вещал, как шеф давал приказ срочно собрать в кают-кампании весь командирский состав и вызвать матроса Остера с линкора «Мирный». Ничего не понимающего Гришу привозили, закрывали плотно двери и старшОй командовал: «Читай!..» (мат на флоте узаконен – там на нём разговаривают).
После поэмы Остёр читал главки из новой книжки «Сказки про Петьку-микроба» – отлично: добротная детская литература, обречённая на успех.
9 июня 1976 г.
Только вернулся с лекций, прозвонился Остёр – сказал, что гужуется на съёмной хате, у него четыре девицы и пять бутылок водки. Пить в жару не хотелось, но выручать друга – дело святое.
Пока доехал до квартиры на «Полежаевской», там из пяти бутылок остались две и прибавилась жуткая пара – пучеглазый грузин рыночного вида и провинциальная дурнушка с татуированной бабочкой под острой ключицей. Гриша предупредил, что на выданье все дамы, кроме его невесты Тани, но именно она понравилась грузину – взвалил её, хохочущую, на плечо и потащил на улицу. Пока Остёр втолковывал ему, что чужое брать нехорошо, девица с бабочкой села ко мне на колени и зашептала:
– Слушай, скажи Кахе, чтобы он на мне женился!..
– Хороший мужик?
– Мужик говно, но когда я еду в его «мерседесе», я чувствую себя человеком...
Вечер стал напряженным, поскольку чудом не дошло до драки, и успокоились лишь после того, как удалось выпроводить грузина. Смешно, но так и не выяснили, кто его сюда позвал.
Когда я в два ночи уходил – «мерс» Кахи всё ещё стоял на обочине, покачиваясь на рессорах.
10 сентября 1976 г.
Встречался с Уфимцевым, который будет снимать мультики по книжке Остёра «Как хорошо дарить подарки». Приехал в арбатскую церквушку, где базируется кукольная студия «Союзмультфильм», через два часа после того, как туда привезли готовые куклы – Удава и Попугая (Слонёнок уже неделю стоит в углу). Чуть-чуть застал самое интересное – как замечательный художник Шварцман продавал Уфимцеву всякие режиссёрские фишки:
– А пусть у тебя Удав, как роденовский мыслитель, на кончик хвоста мордаху кладёт!..
– А пусть Удав у тебя концом хвоста макушку чешет!..
В конце концов Леонид Ароныч позвал посмотреть, как он делает на Новослободской рисованный мультик «Котёнок по имени Гав», и уехал. А мы с Иваном Васильевичем ещё часок посидели в Спасо-Песковском скверике, с разговором про взрослое кино.
14 сентября 1976 г.
Погожева вернулась с юга не отдохнувшая, злая и без Крапивиной. В первый же день она своими руками вытащила из моря симпатичного киевского врача – чтобы составил подруге компанию в картёжной игре, и больше их обоих не видела. Три дня поскучав в Гурзуфе одна, перебралась в Ялту к Остёру, что в его планы не входило. Галка умеет любого довести до белого каления, и Гришу быстро укатала разговорами, будто она лесбиянка. Кончилось всё тем, что Остёр в воспитательных целях привёл домой лучшую ялтинскую лярву, спасаясь от которой наша Тыковка выпрыгнула в окно, благо этаж невысокий и мягкая клумба внизу. Урок пошёл впрок – теперь Погожева в ужасе кричит: «Какая гадость эта лесбийская любовь!».
27 октября 1976 г.
Вышел «МК» с моей статейкой об Остёре (обещал так обещал). Текст уместился весь, а картинка получилась маленькая – срезок из мультика ещё нет, так я тряхнул стариной – нарисовал кадр тушью на обычной бумаге: подмены никто не заметил.
Оказалось, напечатать о молодом писателе хорошие слова – намучаешься: пришлось прилепить к тексту цитату из Постановления ЦК о работе с творческой молодёжью и поставить ещё одну подпись – Наташи Геккер (с которой меня, похоже, в редакции уже поженили). Тоже спасибо Саше Аронову – подтолкнул.
6 ноября 1976 г.
У Юры Щекочихина на его «Очакове». Приехал с Остёром, которому я сделал отличную рекламу, и раскачал Гришу прочесть его хулиганскую флотскую поэмку (хохот до оргазма). Девушек выгнали на кухню, но они, конечно, подкрались к двери и всё слышали, благо Гриша начал тихо, проглатывая непристойные слова, а в итоге разошёлся и закончил во весь голос…
Кончился вечер мрачно: Олег Хлебников, который никак не может прийти в себя после самоубийства Ефима Зубкова, со слезами на глазах вздумал обсуждать статью Андрея Вознесенского «Муки Музы» в недавней «ЛГ», и все переругались. Дойдя до строчки «…а утром ты похож на статую отрытую», Остёр спросил: «Это как? – с землёй на морде?» – и тут Хлебников едва не полез драться: в эти минуты он всех нас ненавидел...
20 ноября 1976 г.
Вечер детского поэта Вадима Левина в ЦДРИ, где ему подыгрывают Успенский и Остёр. Кроме них – стильные музыканты Володя Щукин и Саша Самойлов, отлично распевшие стихи Берестова и Миши Яснова. И славная Лена Камбурова, которая тут наконец-то впервые увидела живого Остёра, чью песню про трубача (в 13 лет Гриша написал: «Он у друзей горбушки крал и хлеб он прятал свой, но на трубе он так играл, что мы бросались в бой!») она давно поёт как народную...
Остёр, являя выразительные актёрские способности, читал ребятне диалог на абракадабре – на детском языке, которого взрослые не понимают:
– ...Исикава такумбоси! Фигли, мигли макаяки!
– Тыкомуки? Иси-понси?
– Барабунские бронкаси! Курамура бомбосыри!
– Пунки? Мася не кармузи!..
Дети вели себя, как на концерте рок-музыки – вскакивали с мест, забивались под стулья, визжали и хлопали в ладоши, а потом вполне связно пересказывали услышанное:
– Это сказка про злую-злую бабу-Бронкалюку!..
Детям весело, а я, в пятый раз слыша эту тарабарщину а-ля Велемир Хлебников, недоумеваю: а мне-то почему так смешно? И вдруг сообразил – да ведь это мужик уговаривает девицу:
– Бамбарыки! Сиськи-маськи?
– Страхи-махи... Улюлюки!..
В конце, очевидно, убалтывает. Смешно, да.
26 ноября 1976 г.
Пятничный вечер отгуляли сумбурно и весело.
Осложнение отношений Майи с родителями привело к тому, что она сбежала из дома, в общем понимая, что до 18 лет предки элементарно вернут её в семью с милицией. Подруга Ленка устроила её к своей матери в Боткинскую больницу санитаркой, а крышей над головой с ней поделился художник Игорь Сокол, снимающий «однушку» в Химках. Туда после работы мы с Черновым и поехали.
Квартира в хрущобе, где «молодой художник живёт с санитаркой», оказалась в весьма богемном виде: всюду валялись холсты и кисти, а с мольберта вызывающе свисал бюстгальтер. Вместе с приехавшим туда же Остёром посмотрели все работы Игоря – очень талантливые, которые Гриша абсолютно точно назвал «Привет Сальватору Дали от Босха».
Поскольку у ребят было нечего съесть, решили остаток ночи провести у меня. С трудом уломав таксиста, по пути заехали домой к Остёру, который достал из загашника бутылочку кьянти. И до утра просидели на моей кухне.
5 декабря 1976 г.
Шумная вечеринка, перевалившая за полночь. В первом часу принялись выяснять, кто кого провожает и кто остаётся. Вышло, что Майя и Сокол спят у меня, а Остёр согласился взять к себе Олю, пообещав ей неприкосновенность. Памятуя, что Саша Плахов поручил её мне, – спросила, можно ли доверять Грише, если он дал честное слово (если дал, то конечно). В итоге кое-как разобрались.
Постелив ребятам в разных комнатах, устроились пить чай, и едва Игорь рассказал, как на его первую выставку в Академгородок приехал Высоцкий, позвонил Остёр – сказал, что сейчас Оля при нас, свидетелях, будет снимать с него честное слово...
Я не ложился – устроившись на кухне, доделывал заказную работу, и на рассвете показалось, что хлопнула входная дверь. Как обычно, без звонка приехала мама – вошла в большую комнату и лишилась дара речи: поперёк моего дивана лежал не знакомый ей мальчик Сокол: утренние лучи превратили его белые патлы и детский пух на щеках в подобие одуванчика. Заглянув в спаленку – увидела колышащийся на тахте холм: Майя еле сдерживала хохот, подглядывая за мамой в щёлочку под пледом... Вообще этот цирк пора прекращать.
16 июля 1977 г.
Собрался у меня десяток гостей, а на улице ливень и тут звонит по дороге из ГИТИСа Майкина школьная подруга:
– Стою в будке под козырьком "Повторного фильма", а на Никитской льёт, как из ведра. И меня клеит крашеный еврей, очень похожий на твоего ялтинского Гришу, с которым ты никак не соберёшься меня познакомить!
– Гриша до осени у моря, и мало ли в Москве евреев-альбиносов?
– Только он может предложить девушке 200 рублей за мои драные джинсы, но при условии, что я сниму их тут же, посреди улицы! И как мне быть?
– Скажи, что летом носишь джинсы без трусиков, но готова их снять только при нём дома. Лови такси и привози остряка ко мне!..
Посмеялись. А заполночь позвонил Остёр – сказал, что торчит в городе. На мой вопрос, где он был сегодня днём в ливень – вспомнил: пережидал тучу в кассах "Повторного фильма" – действительно, права Тюханчик оказалась.
17 июля 1977 г.
Наступает время свадеб: Чернов с Майей дозрели до подачи заявления, Остёр с Олей Новиковой тоже упёрлись в оформление отношений, а вчера меня вконец укатал Димыч <...>.
27 августа 1977 г.
...Обнаружив, что из двух десятков наших семейных гостей половина – журналисты, Куклачёв решил задействовать всех: «Кто ещё обо мне не писал?..». Поскольку желающих как-то не нашлось, насел на Остёра: «Иди ко мне репризы сочинять. Хорошие деньги – полтинник за страницу!». Гриша оторопел, однако отбился – сказал, что за работу нужно браться в двух случаях: либо она приносит радость, либо за очень большие деньги, а в данном случае нет ни того, ни другого (сценарий для мультика – две страницы, а стоит он в сорок раз дороже). Юра обиделся, полез доказывать, что арена – это высокое искусство, а его кошки так вообще новая эра в истории цирка, и нам стоило большого труда погасить назревающий скандал: Остёру тут же приспичило рассказать свою любимую серию дурацких цирковых анекдотов...
Не утянуть на себя одеяло Гриша не мог – «на бис» дважды прочитал озорную «Иструкцию» по использованию подаренного им «эротического» гамака (юниц до 18 лет приобщать запрещено).
26 ноября 1977 г.
День рождения Остёра отмечали дома у Ольги. Кроме всех знакомых, был Сергей Устинов (сын драматурга Льва Устинова, чьё имя в СССР более чем скромно, а за рубежом его детские пьесы пользуются огромным успехом): работает с Наташей в «МК» и очень удивился, увидев её со мной. И симпатичный прозаик Николай Булгаков (лицом вылитый Гоголь!), шапочное знакомство с которым хотелось бы продолжить, благо он живёт по-соседству на Тихвинской.
Гриша, конечно, молодец – потребовал, чтобы я угомонил своего друга Плахова, который якобы позавчера позвонил Ольге, вытребовал её на улицу и через час вернул замёрзшую и зарёванную. Я уже готов был поручиться, что Саша в Питере, как тут вспомнил, что у него 1-го декабря защита диплома, и язык прикусил. Лезть в личную жизнь друзей всё равно не стану.
18 ноября 1978 г.
Остёр настойчиво приучает всех нас работать только за деньги. Вчера звонит и начинает с вопроса: сколько стоит твой выходной день? Спрашиваю, о чём речь. Говорит, что тёще срочно нужно переплести научный реферат, а в субботу ни одна переплётная мастерская не работает. Ну и в чём проблема? – приезжай с бутылкой, пока мы её уговорим, я тебе и реферат переплету. Нет! – упорствует Гриша, – ты будешь тратить свой выходной день, а он стоит денег, и наверняка вдвое дороже, чем день будничный. Сошлись на том, что по субботам я беру 50 рублей, плюс бутылка коньяка, и мы замечательно – и с пользой – провели вечер. (Зная Гришу, легко предположу, что 50 рублей он честно взял с тёщи.)
6 декабря 1978 г. / Ленинград
Утром проснулся в дворницкой Фонтанного дома... (...)
Пообедал у Куклачёвых в цирковом общежитии на Фонтанке (весь Питер увешан Юриными афишами). Поужинал у Плахова в Радиокомитете: наша дружба как бы кончилась – ясно, что «подаренную» Остёру Олю мне Саша не простит никогда.
18 ноября 1979 г.
Вчерашняя суббота у Щекоча едва не закончилась большой ссорой. Началось с того, что компания не сложилась: Аронов не смог быть, поскольку дежурил в «МК», Чернов приехал с беременной Майей, Остёр – без Ольги, а кроме них были две подружки с филфака и гитарист Алёша, сыгравший Цыганёнка в экранизации книги Антонова, с Волонтиром и Лучко.
Обрадовавшись отсутствию других пиитов, Чернов устроил читку себя, любимого, и нарвался – Гриша зло сказал: «Зачем, чтобы испортить воздух, нужно было так жутко тужиться?». Обалдевший Андрюша в обиде ушел на кухню, где устроили курилку, чтобы не травить никотином его беременную жену. Щекоч невозмутимо настраивал гитару, а Гриша обратил взор на Майю.
– Майя, внимательно послушай, что я буду сказать, – произнёс Гриша вполголоса (Щекоч уже начал петь блатной фольклор). – Не берусь судить, сколь ты верна Чернову, но будем честными – зачем он тебе нужен? Скоро ты подаришь ему младенца, а он этого даже не заметит – ему интереснее знать, как звали лошадь вещего Олега. Денег у него не будет никогда, поскольку стихи даже котёнка не прокормят. Знаю это на собственной шкуре, потому решил стать сказочником: детские книжки быстро рвутся, их вечно допечатывают, а это уже деньги. Будем, Майя, рассуждать логически. В текущей пятилетке я должен выпустить пять книг, пятнадцать мультфильмов, купить машину, квартиру и снова жениться. Начнём с конца, потому что жениться я решил на тебе, Майя. Это всё равно произойдёт, не сегодня так завтра, можешь мне поверить.
– Чернов, иди сюда, у тебя жену умыкают! – крикнул Щекоч вглубь квартиры (он терпеть не может, когда портят песню). С кухни никто не отозвался.
– Гриша, мне странно слышать от тебя такое глупство, – поддержала стёб Майя, поглаживая пятимесячный животик. – Ты же умный человек, Остёр. Оглянись на себя – ты низенький, плешивый и кривоногий. Чернов тоже небесталанный, к тому же на пять лет моложе, экологически чистый и, в отличие от тебя, не еврей. От него получатся красивые стройные дети. Люблю я его или нет – это к делу не относится, у меня будет такая жизнь, какую я сама себе устрою. В этой пятилетке я закончу институт и рожу ещё двоих-троих детей. Кстати, в кормящем положении сдавать сессии гораздо проще, ведь никакой преподаватель не захочет, чтобы из-за его дурацкой двойки у меня пропало молоко. Так что в ближайшие пять лет я буду занята материнством. А после, когда дети перестанут держаться за подол и мне надоест вытирать им сопли, я займусь собой – устроюсь на работу или найду какое-нибудь серьёзное общественное поприще. Тогда, Гриша, мы сможем вернуться к твоему заманчивому предложению, если оно к тому времени ещё останется в силе.
– Ребята, да вы два сапога пара! – не сдержался Щекоч и довольно похоже сыграл свадебный марш Мендельсона.
«Я очень сожалею, что дал повод для фамильярности!..» – полез было в бутылку Остёр, но Майя умело сменила тему – насела на Щекоча: чем издеваться над несчастной девушкой, лучше порадей в трудоустройстве, тем более что запросы невелики – любая непыльная работёнка, хорошо бы через три дня на четвертый, а лучше – два раза в месяц, в дни выдачи денег. Закатив глаза к потолку, Юра ответил в том смысле, что его возможности известны: весь блат – милиция, прокуратура да Бутырская тюрьма. «Бутырка – это вариант, – всерьёз купилась Майя, поскольку живет в двух шагах от Новослободской. – А кем там работать? Уборщицей?» – «Зачем уборщицей? – пожал плечами Щекоч и брякнул, не подумав о последствиях: – Овчаркой!»
– Чернов, живо поехали отсюда, у меня от Щекочихина гемоглобин падает! – завопила Майя так громко, что отсидеться на кухне супруг не смог – нарисовался в дверях и получил полный перечень унижений: на «Очаков» они отныне ни ногой, Щекочу с Остёром в дальнейшей дружбе отказано и вообще... (Дай Майе волю, она всех свидетелей этой сцены не моргнув глазом отправила бы на живодёрню).
Тут на благо присутствующих вошел Жуховицкий, точно почувствовал грозовую ситуацию и увёз Чернова и Майю на их Угловой, по пути и меня захватил.
29 мая 1980 г.
Вечером у меня совпали Остер с Юлей Гуковой: Гриша почитал новые вредные советы и другие стихотворные штучки, Юля мигом нарисовала картинку к стишку про маленькую пчёлку, в которой спрятана иголка – обычная швейная, с ниткой в ушке. Гриша с восторгом картинку забрал, надеясь куда-то пристроить.
Желание что-нибудь сделать вместе на всех нас периодически нападает, однако дальше фантазий пока не продвинулись.
3 июля 1980 г.
Друзья из «Комсомолки» донесли, что в завтрашней газете про Гришу Остера убойный материал выходит – Василий Иванович Белов решил задать вопрос, доколе всякие остёры будут портить наших русских ребятишек? Гриша всерьёз озабочен: останавливать уже поздно, и что делать? Как что? – позвонить в Вологду, сказать Белову спасибо за рекламу: полностью стишок «Про смелого повара» миллионным тиражом – лучше не придумаешь. А сколько родителей в итоге выловят из супа свои ботинки – после публикации узнаем.
24 января 1981 г.
С дня рождения Погожевой в два часа ночи Остёр подвозил меня до дома, хотя я предпочёл бы добраться на такси, и пока волновался, как-то он доедет до своего Чертанова, вдруг сообразил, что едет Гриша не к себе домой, а по соседству – на Угловой переулок. Хотел было передать привет Майе, но язык всё же прикусил. (Вчера Андрей просил помочь ему переехать к родителям в Тушино.)
13 ноября 1981 г.
Накануне дня рождения Чернова Гриша Остёр озадачил меня вопросом: как мы теперь будем общаться? То есть он со мной не хочет ссориться, но если я дружу с Андреем, а Гриша намерен жить с Майей, то в нашем общении возникают очень большие сложности… Господи, как же мне всё это остолбенело! – чувствую, что под конец жизни все мы друг с другом вообще здороваться перестанем.
26 февраля 1982 г.
Пришёл с мороза Гриша и застал у меня двух батюшек из киевской Лавры. Отцы Михаил и Николай уже устали доказывать, что всю христианскую линию в «Мастере» Булгаков списал из книжки Ренана «Жизнь Иисуса», и новому гостю очень обрадовались. Гриша отогрелся и взял батюшек в оборот:
– Нужно срочно Библию переписать! У этой и перевод скверный, и вообще всё в ней непонятно. Что такое: «В начале было Слово, и Слово было «Бог»? Что за Слово такое?
Батюшки, хором:
– Триединое, триипостасное Слово...
– Да глупости! Напишем так: «В начале был Генетический Код. Код был у Бога...»
Батюшки поспешно бежали с поля ереси. Пообещали завтра прийти и окропить мой дом по всем углам.
27 июня 1986 г.
Вечером заглянул Гриша Остёр – сто лет у меня не был: действительно, его и Чернова теперь одновременно в моём доме представить трудно. Глупость, но она никак не преодолима, хоть при этом страдает не только многолетняя дружба (выбирать кого-то из них двоих я не намерен).
17 марта 1990 г.
Отмечаем День аиста Мурзика – с кучей гостей и детским отдельным столом: у Ники уже своя уютная компания. (...)
...Пока Ника – правильная девочка: в куче подарков самый отмеченный не Барби (фирменная, от Захаровых), а книжка Гриши Остёра «Роман с подробностями» – «от настоящего живого писателя»: сам подарил!
19 августа 1991 г.
...Включил телевизор – кажут «Лебединое озеро», вышел на балкон – у светофора урчит настоящий бэтээр...
Позвонил в «Огонёк» – трубку взяла Надя Ажгихина: «Щекочихин второй день в Белом доме, под окнами редакции три бронемашины стоят. А сейчас на броню вскарабкался Остёр, говорит с танкистами... Нет, уже слезает, к нам бежит...».
Гриша, как обычно, фонтанировал идеями: «Срочно нужен депутат, любой, но лучше бы известный! Я сказал старшОму в жестянке, что если он не дурак, хочет завтра проснуться полковником – пусть снимается с якоря и катит к Белому дому. Он вроде бы готов, но только если ему такой приказ отдаст кто-нибудь из Думы...».
Пока мы с Остёром говорили, бэтээры исчезли – то ли впрямь отправились к БД защищать демократию, то ли смылись от греха подальше...
Оставалось ехать в «Московские новости»...
30 марта 1992 г.
Сидели дома у Остёра, когда «5-е колесо» показало наш сюжет про «Огонёк». Гриша успел вставить кассету и записал наше бла-бла-бла, что для памяти, конечно, хорошо, но с точки зрения пользы – без всякого резонанса (очевидно, что вcё это полтора года спустя выглядит невероятной давностью).
20 июля 1995 г.
Остёр привёл ко мне в редакцию выросшую дочь Лилию (от мамы Оли Новиковой), попросил пристроить её хоть к какому делу, чтобы училась зарабатывать и на глазах была. Ни в чём Грише отказать не могу – взял девчонку курьером. А дальше смотри сама – в редакции всегда есть чем заняться: осваивай компьютер, пиши, рисуй, доставай рекламу...
19 июня 1999 г.
Выдали замуж Катю Чернову. Подарочек ей я 21 год берёг – ту самую бутылочку, которую мы с Андреем распили на двоих через полчаса после рождения дочери. Тогда же наполнил её коньяком, который пусть выпьет её муженёк по такому же поводу. К бутылочке присовокупил семейный фотоальбом, пока – с одной единственной фотографией, где двухлетняя Катенька с папой и мамой Майей (у которой в животе как раз сын Сашка шевелиться начал).
Гуляли на Миусской площади – в летнем кафе за спиной Фадеева. Торжественность момента, как водится, скомкал Сашка: вчера вернулся из Израиля и – пропал. По этому поводу Остёр ярился, Серёжа Устинов его успокаивал, а я переключил внимание Гриши, сунув ему в карман рассказик «Труби, трубач!» (Бенционович прочитал его тут же и сразу обиделся). Саша в итоге нашёлся – пил в компании с друганами, и Майя ревела, а Чернов благостно попивал винцо. Так и посидели.
3 марта 2000 г.
Презентацию («Крокодила») в «Лимпопо» (в отличие от предыдущей, по которой от души проехалась Березовская «Независька») мне вовремя удалось «отредактировать» – позвал только тех, кого хотел видеть: Женю Попова и Кира Булычёва, Витю Шендеровича и Гришу Остёра, Аллу Боссарт с Игорем, Женю Бунимовича, Амалию Мордвинову с очередным бойфрендом Сашей.
...Вика хотела, чтобы вечер вёл Вишневский, но я от Володи тактично отказался: остолбенело из каждого утюга слушать его одностишия. Да и зачем, когда у нас веселил народ Остёр (Гриша на меня всё ещё сильно дуется за рассказ «Труби, трубач!», ну да Господь с ним.)
14 марта 2001 г.
Пока Остёр пребывал с семейством в Ялте, их квартиру в Оружейном здорово почистили. Ловить воров тем труднее, что хозяев не было долго, а кражу могли совершить в первый же день их отъезда. Впрочем, сыскарям далеко искать не надо – соседей в Гришином подъезде прошерстить, да по приятелям детей пройтись. Наверняка возраст грабителей школьный – (несколько книжек «Вредных советов» прихватили), но и руководил ими взрослый, который мог отличить норковую шубу и знал ей цену.
27 ноября 2017 г. / Вот и Остёру 70!
Конечно, Гриша феноменально одарён и реализовал свой талант на все 100. Да и человек он незаурядный – оставил в моей жизни массу ярких впечатлений.
Сорок лет назад, где-то за две недели до моего дня рождения, сидела у меня хорошая компания, и позвонила Майкина одноклассница Ленка, которая шла из ГИТИСа и попала под жуткий июльский ливень:
– Стою в будке под козырьком "Повторного фильма", а на Никитской льёт, как из ведра. И меня клеит крашеный еврей, очень похожий на твоего ялтинского Гришу, с которым ты никак не соберёшься меня познакомить!
Остёра она тогда ни разу не видела, однако наслушалась про него достаточно.
Говорю ей:
– Гриша до осени у моря, и мало ли в Москве евреев-альбиносов?
– Точно он! Только Остёр может предложить девушке 200 рублей за мои драные джинсы, но при условии, что я сниму их тут же, посреди улицы! И как мне быть?
– Скажи, что летом носишь джинсы без трусиков, но готова их снять только при нём дома. Лови такси и привози остряка ко мне!
Посмеялись. А заполночь позвонил Остёр – сказал, что торчит в городе. На мой вопрос, где он был сегодня днём в ливень – вспомнил: пережидал тучу в кассах "Повторного фильма" – действительно, права Тюханчик оказалась.
Если бы я сохранил с Гришей дружеские отношения, то к юбилею наверняка сейчас написал бы о нём парочку текстов в бульварные газетки, но даже они отказались бы от моих баек из боязни получить драконовский штраф за пропаганду секса и бандитизма.
ФОТО: Григорий Остёр / Москва, май 1980 г.
© Georgi Yelin
-----