Дивная пора – бабье лето. Природа с удовольствием демонстрирует переменчивый женский нрав: утром – бодрит зябкой прохладой, днем – ласкается теплым пушистым котенком. В воздухе поблескивают невесть откуда взявшиеся серебряные паутинки, как последние летние приветы на пороге тяжких зимних испытаний.
Время подходило к полудню. Тамара с букетиком неказистых гвоздик, вся погруженная в себя, неспешно шла по аллее мимо разнокалиберных оградок. Это была дама весьма зрелого возраста, полноватая, с ярко-рыжими волосами и стрижкой типа бокс, в очках с толстыми стеклами. На ней была светлая шляпка устаревшего фасона, вполне гармонирующая с бесформенным бежевым плащом. Вся эта незамысловатая конструкция прочно крепилась на кривоватых ножках в стоптанных коричневых туфлях. Неожиданно Тамара увидела на скамейке Виолетту. Красивая блондинка, с гордой осанкой и высокой ухоженной прической, из тех женщин, которые, как хорошее вино, с возрастом становятся только вкуснее и изысканнее, неподвижно сидела, уставившись в одну точку. Тома сперва думала пройти мимо, переждать где-нибудь за деревом, но потом решилась: или сейчас, или никогда!
- Ну, здравствуй, злыдня, – сказала она устало, устраиваясь рядом.
- Здравствуй, Тома, коль не врешь, - в тон ей ответила Виолетта.
- Ты и имя мое помнишь?
- А я все помню…
- Ишь, какая памятливая…
- Да, я такая! А вот что в тебе Георгий нашел, ума не приложу? Замороченная, толстая, некрасивая, это еще мягко сказать…
- Значит, нашел. Тридцать лет вместе прожили, это тебе не кот наплакал… Да, знаю, бегал он по всяким лахудрам, вроде тебя, но всегда ко мне возвращался…
- Ну и я его лет двадцать знаю. Не каждая жена столько с мужем живет.
- А я как о тебе прознала, так сразу хотела с тобой разобраться, глаза твои бесстыжие - выцарапать…
- И что же не разобралась, духу не хватило?
- Хватило бы, да я скоро остыла, подумала: ну, покалечу тебя, а он новую найдет, и что изменится?
- Молодец, и как это ты со своими куриными мозгами дошла до такой глубокой мысли?
Пропустив грубость мимо ушей, Тамара закурила, глубоко затянулась, и как ни в чем не бывало, продолжила:
- Слушай, Виолка, раз у нас такой разговор пошел… Ну ладно, я, доля моя такая, и потом сын у нас, уже и внук есть. А тебе-то, зачем этот козел сдался? Чмо настоящее, алкаш запойный, жмот, да и на рожу: тот еще Ален Делон… А ты ведь баба видная, и, поди, другие ухажеры, не чета Жорику, были?
- Были, были. Да и сейчас, только свиснуть… А вот Жорка, черт такой, впился в сердце, как клещ и не отцепится никак.
- Вот-вот, и у меня такая же ботва… Но я-то хоть знала его еще молодым, не таким задрипанным…
- А как познакомились-то?
- Я тогда работала секретаршей на автобазе. А Жорик самосвал водил. Бойким был, задиристым, ни одну юбку не пропустит, прижмет, бывало, ущипнет и обязательно похабщину какую-нибудь на ухо скажет. Конечно, и я была тогда не такая, - Тома смущенно опустила глаза, будто разглядывая башмаки, и горько усмехнулась. С ним весело было. Особенно голос заводил, низкий, хрипловатый... Да что я тебе рассказываю, сама, наверное, заметила?
- И, правда, и меня он тоже голосом зацепил. Помню, иду я по дороге, а он остановил свою бандуру и говорит:
- Ну, что, красавица, поехали кататься? - Я сразу и растаяла, как под гипнозом, залезла в его замызганный самосвал, и пошло, поехало…
- А ты в курсе, что он в тюрьме сидел?
- Конечно, я по наколкам сразу поняла, да он и не скрывал, даже гордился. Он тут всю местную шпану знает, уважают его.
- Уважают, да не очень. Как-то наехал на соседа, а тот молодой, да ранний, как раз из местных, так отделал нашего Жорика, что он три дня с кровати не вставал, кровью мочился, и не видел ничего, так глаза распухли.
- Да, сейчас молодежь совсем страх потеряла, ни уважения, ни почета старой гвардии…
- Он тот еще гвардеец, все норовит на понт взять. Его побили, а он потом на мне, да на сыне все вымещал. А после вообще оборзел, все грозился зарезать. А Мишка тогда только женился, жену привел. И каждый день такие концерты при невестке. Стыдобище! Анжелка смотрела, смотрела да и говорит: «Тетя Тома, не надоела Вам такая жизнь?», а я: «Надоела, как не надоесть, а что поделаешь?». «А Вы в суп подсыпьте ему чего-нибудь, зачем такой муж сдался?» Вот так современная молодежь проблемы решает…
- А ты что?
- Я говорю: «Дура, как только такие мысли могли в голову прийти?» Потом и сын начал к рюмке прикладываться. Из-за этого они и разбежались, сама подумай, как жить в таких условиях? Анжелка ушла и внука забрала…
- Что, вот так всегда мрачно…и никакой радости?
- Да все было, и радость была, особенно первые годы…
Тома замолчала, задумавшись, будто вспоминая то счастливое время. Потом встрепенувшись:
- Сейчас только подумала, а ведь Георгий не такой простой человек, как кажется. Хоть он бога и не очень жалует, но господь его все равно хранит. Случай был, достала ему путевку в круиз на «Адмирале Нахимове». А он проспал и не поехал. Представляешь! Это был как раз тот рейс, когда «Нахимов» утонул. Я думаю, не случайно все это. И не проспал он вовсе, а почувствовал опасность, или бог какой знак подал…
- Ничего себе, а я и не знала про этот случай.
- А он не любил его вспоминать, хотя и хвастун редкий.
- Да, уж, его хлебом не корми, дай только про подвиги рассказать. Но про жизнь с тобой мало рассказывал. Да нам и не до разговоров было…
Виолетта хихикнула, пытаясь уязвить Тамару, но та словно не заметила:
- Конечно, согласись, он еще тот подарок. Любил поработать, особенно поспать. Гнали его везде в шею. Только на самосвале задержался. Там график был, как раз для него: сутки работать, двое отдыхать. Вот день отработает, потом сутки пьет, на третьи отсыпается, готовится выйти в смену. Но тоже не удержался, куда-то не туда заехал, или налево что-то там толкнул, в общем, поперли. Потом таксопарк, маршрутка, бомбил немножко, и все, приехали, встал на прикол. Тут еще деньги шальные привалили, он и ушел в хронический запой.
- А что за деньги, если не секрет?
- Да сейчас уж какой секрет… Он свою мать забрал к нам, ее двушку продал, купил жигуленка, а на оставшиеся деньги думал, заживет беззаботно, но пропил их за год. Попытался бомбить, но тоже – мимо. Не мог даже на бензин заработать, зато регулярно стукался, ремонт, запчасти, короче, не доходы – одни слезы. Кое-как продал бедняжку. Но этих денег тоже ненадолго хватило. После осталась только мамашина пенсия… А мать уже совсем старая была, впала в полный маразм, неуправляемая, даже за собой не могла ухаживать. Все на мне. А Жорка все пытался сук отпилить на котором сидел, орал на старуху, предлагал в дом престарелых сдать, но я не дала. Слава богу, забрал к себе, не дал Георгию согрешить и в этом. А я уж к тому времени тоже не работала, зачем за копейки работать? В общем, жили на мои сбережения, я еще потихоньку свои украшения продавала, раньше у меня этих цацек навалом было, от матери остались. Немного знахарством подрабатывала. Мои бабка и мать известными в городе целительницами были, не одну женщину материнством осчастливили.
- Тома, это ж подсудное дело!
- А что тут такого? Это даже не знахарство, а народная медицина. Они знали старинные методы и рецепты, проверенные временем. И не вслепую лечили. Сначала просили обследоваться, смотрели все анализы и только там, где видели, что могут помочь, брались. Вот страждущие и шли, сначала к бабушке, потом к матери, ну, а как их не стало, ко мне. Конечно, я по глупости не все секреты переняла, но кое-что освоила. Как-нибудь, при случае, покажу фотографии моих пациенток с детьми. Само собой, они меня благодарили. Но этот гад не давал развернуться. Видите ли, они мешали ему отдыхать. А их деньги ему не мешали… Вот такой идиот… Мало того, он еще из этих денег выкраивал на своих шалав. Тебе, наверное, тоже гостинцы приносил?
Виолетта обиженно поджала губы.
- Никакая я тебе не шалава. Да, приносил, бутылку принесет, сам ее и выжрет, вот и все гостинцы. Иногда, правда, очень редко, дарил детям шоколадку. Кстати, дети его любили, но не за шоколадку, конечно.
- Смотри-ка, чужих детей привечал, а своему сыну никогда ничего не приносил. Хотя Мишка его тоже по-своему любил, даже гордился во дворе перед друзьями, какой крутой у него папашка, с какими классными татуировками…
- Ох, подруга, поражаюсь тебе, такая жизнь, а ты совсем не озлобилась… Ну, что, выпьешь со мной?
Виола из хорошо початой бутылки разлила водку по трем пластиковым стаканчикам, пододвинула бутерброды с колбасой.
- Помянем! Пусть земля ему будет пухом!
- Пусть! Царство небесное!
Они выпили до дна не чокаясь, закусили.
- А знаешь, Виола, вот прошло уже три месяца, а мне все не верится, что Жоры нет.
- И для меня он как живой…
Тут Тома вспомнила про свои гвоздики.
- Я вот тоже цветочки принесла… Думала здесь прибраться, да смотрю, ты уже навела порядок…
- Да, хотелось пораньше поздравить Георгия с днем рождения, ждал, наверное…
- Я тоже хотела, но ты меня опередила…
- Да хватит нам уже соревноваться, да и делить уже нечего…
- Ты права, общим он теперь стал для нас… И душа его, наверное, сейчас радуется, что мы здесь, и нет между нами никакой вражды…
Они собрали со столика свои вещички, крошки с полотенца стряхнули в траву для птичек, в могилку воткнули стаканчик с водкой, накрытый кусочком ржаного хлеба. Еще раз взглянули на крест с поблекшей фотографией, перекрестились, и пошли прочь.
Они шли молча с просветленными лицами, с легкими улыбками, каждая думая о своем. Спины их распрямились, как будто с них наконец-то упал тяжелый непосильный груз. Закатное солнце, обтекающее женские фигуры, сверкнуло над головами легким венчиком, будто нимбом…