попугай Мейерхольда 2

Владислав Мирзоян
продолжение
начало - http://www.proza.ru/2016/11/26/1753

*
Кафе.
Геннадий и старик в чёрных очках.
Старик:
- Значит, задача сейчас какая… надо уболтать твою невесту жить у бабки. Дави на внучьи чувства – надо помогать старикам… и так далее… англичане зовут своих бабок - грэнд мазер - большая мать. А она –  гренд, гренд мазер – большая, большая мать…  Чти отца и мать свою – кто сказал?
- Толстой, наверное. Или Пушкин.
- Идиот... Моисей. Бог ему заповеди дал. Прочти обязательно. Сегодня прочти.
- Ладно.
- Чти отца и мать свою и будут года твои долгими. Упор - на долгие года. Понял? Чтишь – долго живёшь.
Молодой человек кивнул и усмехнулся:
- А то ещё сто семь лет проживёт.
- Капай ей в мозг - чти прабабку свою и так далее.
- Да не хочет она жить у неё.
- А ты сделай, чтоб захотела… Женишок…
*
Офис Ронина.
Ронин подходит к секретарше Леночке и просит:
- Леночка, не могли бы вы полазить по интернету, посмотреть -  сколько хранятся сигары? И хранятся ли они пятьдесят лет?
- Да, конечно, - ответила Леночка, потому что поняла этот вопрос гораздо глубже.
*
По улицам Москвы летел чёрный мотоцикл с девушкой в чёрном комбинезоне и чёрном шлеме.
Девушка подъехала к дому, остановилась и слезла. Сняла шлем и вошла в подъезд.
*
Дверь открылась и Мотто с мотоциклетным шлемом в руке вошла к Головиной.
Это была не квартира, это был музей.
- Простите, правильно ли я расслышала по телефону ваше имя - Мотто? – спросила Головина.
- Правильно, - ответила Мотто.
- Это японское имя?
- Моя прабабушка был японкой. Меня назвали в честь неё.
- Я знала одну японку с таким именем. Мы вместе сидели в лагере.
- Она сидела в Буреинском ИТЛ.
- Господи, как тесен мир! - всплеснула руками Головина, - Старый Ургал.
- Да, - опешила  Мотто.
*
Офис Ронина.
Леночка стояла перед столом Ронина с пачкой листов и готовилась читать текст про сигары.
- Это всё –  про хранение сигар? – перебил её Ронин, ужаснувшись пачке листов.
- Ой, это ещё не всё. Там ещё знаете сколько! – вдохновенно ответила Леночка, - Это целая наука.
- А про  пятьдесят лет - там ничего нет? - тоскливо спросил Ронин.
- Там про пятьдесят лет вообще ничего не написано, - обиженно ответила Леночка.
*
Квартира Головиной.
Головина и Мотто
Головина:
- Их стали привозить перед самым Новым годом на 46-той год. У всех было по 25 лет. Шансов выжить -  не было. Их почти не кормили. В  день умирали по несколько человек. Нас кормили не намного лучше, но мы подкармливали их. Через полгода меня перевели. Как же она выжила?
- Не знаю. Знаю, что она полюбила русского. Вернее, чеченца.
- Тоже мне – русский.
- Моя бабушка родилась в этом лагере.
- Господи! - снова всплеснула руками Головина, - Вот уж воистину - любовь сильнее смерти. Я никогда не видела человека, который бы - наслаждался русским языком. И увидела - японку. 
- Да она была переводчицей в императорской армии.
- Они нам читали стихи на японском. А мы им на русском. Я читала им – «не жалею, не зову не плачу, всё пройдёт как с белых яблонь дым» – и японки, ни слова не знавшие по-русски, плакали...  а я полюбила хокку… хайку, - поправилась Головина.
- Правильно - хокку. Хайку - с 19 века.
- Мотто научила меня и я до сих пор ещё помню  несколько, - и Головина нараспев прочла что-то на японском, -  Вы знаете язык ваших предков?
- Немного, - и в доказательство Мотто перевела, - На голой ветке ворон сидит одиноко… Осенний вечер... Мацуо Басё.
- Как же тесен мир. И как долго я живу.
Мотто достала диктофон:
- Не возражаете? Это упрощает нам работу.
- Да ради Бога.
- Мои вопросы могут показать вам не тактичными, но поверьте – это для дела.
- Верю.
- Вы сказали - Арнольд пропал – можно немного подробнее.
- Видите... - показала на окна в комнате Головина, -... все рамы новые, а одно окно - старое. Просто древнее. Я его не стала менять, потому что вот в этой большой форточке Арнольд и любил сидеть.
*
На подоконнике лежал огромный колючий кристалл мутноватого кварца размером с недозрелый арбуз, на подставке с позолоченной табличкой с каким-то дарственным текстом.
- Это всё дедовы подарки, - объяснила Головина, - Арнольд почему-то любил на нём сидеть. Как горный орёл.
Мотто посмотрела за окно – там был большой сад–сквер и много деревьев.
- Он мог улететь, - предположила Мотто.
- Нет, улететь он не мог.
- Но почему? – стараясь мягче, возразила Мотто.
- Он сидел на этой форточке с 1961 года - и дразнил ворон. Кричал, - Я Арнольд. Карр, дуры, карр!.. Но тут надо понять - что он кричал. Он прекрасно знал, что Арнольд – означает – орёл. Он кричал, - кар дурры, я орёл. Что, наверное, для ворон было изощрённейшим  оскорблением.  Ворона живёт 20-30 лет. Уже у нескольких поколений местных ворон выработалась просто генетическая ненависть к Арнольду. Они б его тут же заклевали. Арнольд умён. Очень умён. Чтоб вы поняли, я расскажу историю. Однажды, я спросила Арнольда… вы, конечно, помните, что Зинаида Николаевна Райх была зверски убита…  звери так не убивают.
- Да. Я читала об этом.
- Однажды, Арнольд развлекал очередных гостей и отвечал на вопросы.
Его коронное было, - «Сталин зверюга. Бронштейну капец», - имея в виду Троцкого, говорил он мужским голосом и переходил на женский, - «Карлик умоляю, ни слова о Троцком». Все уже давно догадались, что это были Мейерхольд и Райх. Настоящее имя Мейерхольда было Карл, это он в крещении стал Всеволодом. А одна дама возьми да и спроси, - Арнольдик, а что там случилось с Зиночкой? Арнольд тут же замолчал, залез в клетку и притворился спящим… Это была Фурцева.
- Министр культуры? Я фильм о ней видела.
- Да. И однажды я спросила у Арнольда - Арнюшка, а что там было? С тётей Зиной?... Если бы вы только могли себе представить, что произошло дальше… Он сбегал на кухню – он по квартире почти не летает – он ходит - и принёс… нож. Большой кухонный нож… С ножом в лапе стал летать, метаться, кидаться с ножом на меня, но не долетая до меня. Стал биться о стены, орал, не скажу, что. Потом стал издавать нечеловеческие звуки. Потом упал на пол лапками кверху и притворился мёртвым. Но всё это время, между матерными словами, он выкрикивал одну фамилию… - Головина замолчала, - Но я её никому, никогда не скажу.
- Вы боитесь? – стараясь тактичнее, спросила Мотто.
- В моём возрасте бояться глупо… А потом - представьте – суд… - Головина изобразила судью с приговором, - На основании показаний попугая Арнольда Голованова подсудимый N приговариваетcя… Отложим. До страшного суда.
- Всё-таки попугай старый - он мог умереть и упасть вниз.
- Я ходила туда, - возразила Головина.
- А кошки?
- А перья?
- Я глянула в интернет – там написано, что ара живут максимум 80 лет.
- А в интернете вашем не написано, что думает Бог, по поводу того, что написано в интернете?.. ну хорошо…  моя прабабушка,  Царствие ей небесное, прожила сто семь лет. И говорила, что её  прабабушка прожила сто семь лет. Моя бабушка, Царствие ей небесное, прожила сто семь лет и говорила тоже самое. Моя мама,  Царствие её небесное, прожила сто семь лет. Мы родились с Арнольдом в один год и в один день…
- Я поняла.
*
Офис Ронина.
Комната Друида.
Друид копается в своих компьютерах накачанными и раскрашенными разноцветными руками.
Входит Ронин.
- Слушай, Друид – не могу сообразить…. вот ты нашёл клад – там золото-брильянты.
- Неплохо бы
- И бутылка коньку.
- Тоже не помешает.
- И коробка сигар. Клад пролежал пятьдесят лет. Вот - что с коньяком будет?
- Коллекционный будет, - удивился Друид.
- А с сигарами?
- Так солома будет, - ещё удивлённее ответил Друид.
- Вот и я думаю.
- А зачем это?
- Да мне просто надо понять – человек в своём уме, или нет?
- Кто? – спросил Друид.
- Я, - ответил Ронин.
*
Квартира Головиной.
- Знаете, что Арнольд больше всего любит? – спросила Головина и сама же и ответила, - Сигары. С коньяком.
- Курить? – немного опешила Мотто.
- Нет – есть… В наш день рожденья я отрезаю кусочек сигары, капельку кофе, чуть смачиваю коньяком и даю ему. Он, как истинный гурман, растягивая удовольствие, клюёт по кусочку, а я за это время выкуриваю сигару. Тоже с коньком. Причём, делаем мы это с ним в обнимку. Он прижимается ко мне и лопает  свою сигару…  денег на сигары у нас с Арнольдом, конечно, давно уже нет…  - как–то без особой печали сказала Головина, а Мотто невольно глянула на антиквариат, - … поэтому мы курим сигары Черчилля. Им, правда, уже больше пятидесяти лет, давно уж – солома соломой -  но солома от сэра Уинстона Черчилля -  артефакт…  А не вас ли господин Ронин хочет научить курить сигары?
- Мне он об этом не говорил. Но я не курю и не собираюсь учиться.
- По-моему он испытывает к вам особый интерес.
- Котовство всё это.
- Так уж и…
- Человек прыгает за яблоком, пока не сорвёт. А как сорвёт, так и перестаёт прыгать.
- Считаете – спортивный интерес? Пусть попрыгает?
- Жду, когда надоест. У него красотки. Пачками. Коровы такие, - и Мотто показала на себе руками изрядные груди, - А я - дурнушка.
- Вам бы отказаться от этого… экстремизма в образе, - деликатно посоветовала Головина.
- А на кого оформлена эта квартира? - ушла от темы Мотто.
*
Улица.
Секретарша Леночка со своей подружкой собираются клеить объявления –
Пропал попугай… Нашедшего просим вернуть за вознаграждение.
У подружки, видимо, с гордыней попроще, а вот Леночка,  оттого, что на них иногда посматривают прохожие, от этого унизительного для любой секретарши занятия испытывает многие страдания.
Но ради курения сигар Черчилля…
- Нет, они тебя что там – за девочку держат - объявления расклеивать, - говорит подружка, переживая за Леночку, - Пусть наймут молдаван.
- Ей скоро девяносто пять. Ей надо помочь. Она будет учить нас курить сигары.
- Вот гадость! - сказала подружка.
- Это сигары Черчилля.
- Это такой - жирный? Президент Англии? – удивилась подружка.
- Ну да. Он подарил ей сигары.
- Так он умер сто лет назад.
- Не сто, а пятьдесят – я посмотрела.
- Так они уж протухли.
- Коньяк-то не протухает. Только дороже становится. Будем курить сигары Черчилля, - Леночка не сдержалась и приврала, - С коньяком Сталина. Сталин был её тайный поклонник.
Подружка, наверное, тайно позавидовала, потому сказала:
- Бухло и курево – двадцатый век – пролетарская культура - уже не стильно, - и косо шлёпнула на стену объявление. 
*
Офис Ронина.
Ронин, Броня и Друид.
- Ох, чую и устоит же нам сейчас Палыч, - покачала головой Броня, - Как услышит про попугая...
- Да. Мне тоже немного тревожно, - признался Ронин.
- Может…  ему пока…  - только начал Друид, как дверь открылась
и вошёл Палыч, как всегда хмурый:
- Здравия желаю, товарищи проблеморешатели.
*
Сквер.
Мотто сидела с мотоциклетным шлемом на скамейке в саду под окнами Головиной, смотрела на окна её квартиры, на сад… и ни одной мысли по поводу пропажи попугая её не посещало.
Достала диктофон. Включила. И не знала, что сказать.
- Я сижу в сквере…  и ищу попугая…  который любит есть сигары Черчилля … с коньяком… и знал Маяковского…  - сделала кривую рожицу, - … как-то… получается…  что я полная идиотка… -  и выключила диктофон.
И снова стала безнадёжно смотреть по сторонам, не зная, куда и посмотреть.
И тут её внимание привлекли вороны на деревьях
и Мотто стала смотреть на них, задрав голову…
*
- Ворон считаешь? – перед Мотто стоял пожилой человек в не новой синей униформе с ящиком с инструментами через плечо.
- Да, - призналась Мотто и почему-то подумала, что он сантехник.
- И как? - участливо поинтересовался человек.
- А никак, - ответила Мотто.
- Ну… тогда дай десять рублей, - не назойливо попросил человек.
- Дам, - запросто пообещала Мотто и полезла за деньгами.
- Трубы горят. Как Москва в восемьсот двенадцатом.
- Та сами и подожгли, - намекнула Мотто.
- Ну а как? - такую красоту…  - показал рукой вокруг сантехник, - … французу отдать? – намёка он не понял.
Мотто протянула ему десять рублей.
Он взял и не поблагодарил.
А Мотто, пришла идея:
- А вы тут работаете рядом?
- Ну как же. Санитарно-технические работы и колодцы. Быстро. Квалифицированно. Качественно.
Мотто достала из рюкзака фото Арнольда:
- Дурацкий вопрос – вы случайно не видели этого попугая.
- Дурацкий вопрос – дурацкий ответ. Ты из ментовки?
- Я что – похожа?
- Вот и я думаю – неужели менты бабам теперь лица так стали разукрашивать … А чего тогда попугаями интересуешься?
- А что попугаями только менты интересуются? – начала сердится  Мотто.
- Логично, - согласился сантехник, - Но что в тебе есть такое… легавое.
- Я на адвоката учусь.
- Я и чую.
- Но к этой ситуации это не имеет никакого отношения. У подруги… – Мотто  показала рукой в сторону, противоположную дому Головиной, - … попугай улетел. Думаю, может, тут где припарковался.
- Не быть тебе адвокатом.
- Это почему?
- Ну, ты-то знаешь, что ты врёшь.
- Да почему я вру-то! - Мотто разговор уже стал сильно надоедать.
- А рукой не в ту сторону показала.
- А в какую надо! – раздражённо спросила Мотто.
- В сторону прописки.
- Слушай, иди, а!
- Да я-то пойду. А вот что ты - будешь делать?
- Умру без тебя!
- Не умирай.
- Нет, умру.
- От болезней, или как?
- Или как, - огрызнулась Мотто, - От неразделённой любви… Иди. Иди, давай.
- Вот ты мне сейчас  всё и объяснила.
- Вот ты меня достал, мужик!
- А давай - по новой.
- Что по-новой? – не поняла Мотто.
- Убери эту фотку. И опять достань. И спроси меня по-новой.
Мотто хотела послать его уже совсем невежливо, но почему-то передумала, убрала руку с фотографией за спину, достала и спросила:
- Простите, вы не видели этого попугая?
Сантехник глянул на фото и всплеснул руками:
- Так кто его не видел! Это ж друган мой наилучший!
- Тебе ещё десять рублей дать?
- Не откажусь. Но он натурально мой лучший друган. Он мне наливал. Я ему роликовые коньки чинил. И по бабам водил. А он мне наливал.
- С тобой не пил? 
- Вот - не быть тебе адвокатом.
- А сейчас почему?
- Так это ж птица. Тварь неразумная. Она ж не пьёт.
- Ну да, - сделала вид, что вспомнила Мотто, - Тебе сколько дать, чтоб ты свалил отсюда?
- Ну, дай тогда ещё сорокез.
Мотто протянула ему пятьдесят рублей. Он взял, но не уходил:
- Чирик вернуть?
- Нет.
- Роскошно… Тогда  посиди тут, подожди меня, я пивка возьму и тебе такую историю расскажу! Про любовь!
- Не надо мне про любовь. Про любовь я сама знаю.
- Да что ты там знаешь. Я тебе про настоящую любовь расскажу.
Мотто встала и пошла прочь.
- Любовь попугая! – сказал вслед сантехник.
- Дурак, - себе под нос сказала Мотто.
- Знать, не сильно тебя Арноля интересует, - снова сказал сантехник вслед.
Мотто остановилась…
*
Офис Ронина.
- Даа-аа, бляяяа-а! – недобрым голосом сказал Палыч, - Вертолёт радиоуправляемый я у школьника ловил. Но вот за хомячками  я ещё не бегал! 
- Ну, ты же бегал за джипом игрушечным. Было дело? -  ой, напрасно это напомнила ему Броня.
Палыч повернул на неё голову, медленно встал,
но ответил не Броне,
а Ронину, - Мельчаешь, Ронин… скоро мышей будешь ловить…  чтобы батя твой сказал?... товарищ генерал–лейтенант Ронин.
- Палыч, погоди не бушуй, - попытался успокоить его Ронин,
но Палыч уже повёлся, - А чего тут годить!
- Это попугай Мейерхольда, - сказал Друид.
- А это ещё что? – грозно не понял Палыч.
- Знаменитый режиссёр, - объяснил Друид.
- Мало - попугай, так ещё и режиссёр! - заорал Палыч.
- Он свидетель убийства Зинаиды Райх, -  сказала Броня, - Дело до сих пор не расследовано.
- Ну и что - этот попугай - свидетелем там проходит! – орал Палыч, - Или подельник! Примем попугая и будем прессовать – говори падла, кто Зинку завалил!
- Палыч, Палыч, сядь – попросил Ронин, - От  Ковальского деньги пришли - я готов рассчитаться. Просто - хочу с тобой только посоветоваться.
- А чего тут советоваться! Ловить попугаев я не умею,  - всё ещё громко ответил Палыч, но сел.
- Это действительно странная история, - начала успокаивать Палыча Броня, - Попугай в квартире прожил пятьдесят лет и никогда не улетал.
- Ну и куда он делся! Что он - в магазин пошёл и не вернулся!
- Он сидел на форточке… - начала было Броня и не договорила.
- Так и ищите его под форточкой! – опять заорал Палыч и опять вскочил, -От меня-то что надо!
- Ну…  ты как, думаешь – могли его выманить?  - попыталась Броня включить Палыча в расследование, - Ну…  на самку, например.
- Да откуда я знаю! – аж взвыл Палыч, - Я тебе что - попугай?
- Нет, конечно, - успокоила его Броня, - Палыч, сынок, успокойся и не кричи на старую женщину.
- Вчера ты говорила, что ты молодая, - напомнил ей Палыч.
- Так то было вчера, - ответила ему Броня.
- Палыч, Палыч, расслабься. Давай просто подумаем – как нам назвать это дело, - сказал Ронин и все напряглись, ожидая новой вспышки гнева Палыча.
- Очевидно - дама с собачкой, - предложила Броня.
- А! … ещё и собачка! – совершенно уже одурел Палыч.
- А при чём тут собачка? – не понял Ронин.
- Красиво. По-МХАТовски. Чехов,  - объяснила Броня, - Головиной понравится.
- Смерть попугая, - предложил Друид.
- Попка режиссёра, - вдруг сказал Палыч, задумался над тем, что сам сказал и… заржал. Здоровым конским смехом.
*
Сквер, скамейка, Мотто.
- Вот не быть тебе адвокатом, - сказал сантехник, усаживаясь рядом с Мотто уже с бутылкой пива.
- А сейчас-то почему?
Сантехник открыл бутылку жадно и блаженно отпил целебного напитка и ему сразу полегчало.
- Вот видела же - у меня аж слова к нёбу прилипали – и мурыжила. А сейчас из меня речь – польётся.
- А нельзя, покороче?
- Нельзя, - строго ответил сантехник, - Про любовь надо говорить много и долго.
- А на работу вам не надо?
- Не знаю, как там у вас, у адвокатов, а у нас, сантехников, говорят – работа не волк, в лес не убежит. Есть более точная поговорка, но я сказать её тебе стесняюсь.
- Тогда не надо.
- Ну, слушай… Арноля жил вон там, - он показал на дом Головиной.
- Почему жил?
- Да ты погоди. Сидел там, в форточке, и орал – я Арноль, я Арноль. Я его с детства знал - ещё пацанами бегали на него смотреть. И все его уважали. Он попугай авторитетный был. Даже из рогаток в него не стреляли.
- Почему?
- Хе! Только рогатку достанешь – он шмыг и спрятался. И форточку закрывал.
- Что – сам?
- Да. У него там верёвочка была…  Но - так что б лично - знаком я с ним до последнего времени не был. Хотя и чинил ему роликовые коньки.
- Я с вами головой поеду – какие у попугая ролики!
- Такие - платформочки на колёсиках – он когтями хватался и рассекал. Вот тут по дорожкам. Да этот цирк тут все видели – зря ты меня на белочке ловишь.
*
Салон автомобиля.
Геннадий за рулём.
В машину садится девушка - Саша. Целует Гену. Машина трогается.
- Трагедия у нас, - с раздражением говорит Саша, - Попугай пропал.
- Как пропал?
- А я знаю.
- Надо, может, помочь. Объявления расклеить. Успокоить её.
- Да она уже весь район обклеила. Вчера клеила. Сегодня какие-то помошники клеят.
- Какие помошники? - сделал вид, что не насторожился Гена, - Откуда  у неё помошники?
- Да…  не знаю.
- Ну, давай, может, тоже поможем - бабка ж твоя.
- Вот ещё - я попугая буду ловить. Как она меня достала своим попугаем! – и она не без успеха скопировала интонации Головановой,  - С Арнольдом танцевала Айседора Дункан. Станилавский приучил его к сигарам. Мейерхольд научил его ругаться матом. Арнольда любил Владимир Владимирович.
- Путин! –  перепугался Гена.
- Маяковский.
*
Сквер. Скамейка.
Мотто и Сантехник.
Сантехник:
- С месяц назад дело было. Ну, иду я, как всегда, трубы горят, Арноль орёт, денег нет. Вижу – жип стоит, белый такой, богатый. Вон там.  И баба с попугаем. Как Арноль, но не Арноль, потому что Арноль в форточке торчит и орёт. А баба эта попугая своего, значит, как гулять вывела. На травку. И он там ходит, и тоже что-то своё орёт. И вдруг - Арноль летит. Никогда не летал – пятьдесят лет не летал – а тут летит. Красавец. Прям – ТУ 134. А вороньё-то на него - как кинулось! Штук десять. Прямо - воздушный бой. Он такой пёстрый, а эти такие чёрные. Как эсэсовцы. Перья летят,  причём, только чёрные – он их тоже долбачил почём зря.  Ну, думаю, смерть попугаю – ворон  больше. Но Арноль - птица был не глупая – он раз – камнем вниз -  и ко мне. Причём,  не на плечо – зацени ум -  он когтями за спецовку, вот тут, схватился и ко мне прижался. Пришлось уже мне от ворон отбиваться. А перед этим – вот, ничего просто так не бывает – я в подвале нашёл коробку хлопушек. И взял несколько штук, не знаю зачем. Детские такие - на новый год. За верёвочку дёргаешь, и оттуда  - бах! –  и вылетают эти, такие, как их? 
- Конфетти, - подсказала Мотто.
- Во! Быть тебе адвокатом. Ну, я по воронью тут такое ПВО устроил. Правда и Арноль обосрался. Уделал мне всю спецовку. И штаны. Зато жив остался. А тут как раз баба эта, с попугаем,  мне рукой машет – мол, иди сюда, вместе с попугаями погуляем. Ну, я пошёл - Арноль на мне сидит. Дотранспортировал я Арноля до того попугая. Он слез -  и да ну они гулять. А попугай тот - девочка.  И Арноль перед ней и так ходил, и сяк, и приседал. Только на роликах не катался. А потом -  как давай на ней жениться!.. Вот ты любишь это дело?
- Какое?
- Ну … жениться,
- Ну… да, - ответила Мотто, не зная, что ответить, - Но вы ушли от темы.
- Не. Я в теме. Тема у нас – любовь. Короче… а баба та -  мне говорит – ты постой тут, пусть птички порезвятся -  радость птичкам. А потом Арноль на тебя опять сядет и ты его назад, через сквер отнеси, чтоб вороны не заклевали. И тыщу рублёв дала. Я говорю не надо, я и так  животных люблю. Но трубы ж горят. Постоял я полчасика. Арноль с ней дело сделал, по травке они погуляли, баба их орешками-конфетками покормила и свою попугаиху забрала. А Арноль на меня залез – умный блин – и я понёс его под форточку. А вороньё над нами – как мессершмиты. А  под форточкой – как быть! - ему ж на третий этаж – вороны перехватят. А осталась одна хлопушка. Арноля  на меня глазом своим смотрит. Я ему и говорю – ну, Арноля, держись. Я сейчас хлопну – ты порх домой. Только не обосрись опять. Не, ты зацени ум – не у каждой бабы такой – я хлоп! – вороны врассыную. Он – фыть – и  форточку закрыл. Ну, чуток ему досталось… А с той бабой сговорились мы на завтра. Ну, завтра же опять трубы гореть будут.
- А почему б с хозяйкой было не договориться?
- Так ведь тыща рублёв пролетит. Ну не быть тебе адвокатом.
- Логично. И что на утро?
- А на утро…  вороны то ли слышали, как мы с той бабой договорились, то ли что – но к 9.30 все слетелись. По веткам расселись, дежурные барражируют, Арноля мой в форточке орёт. А баба уж приехала с попугаихой. А я стою под домом, трубы горят, и думаю - плакала моя тыща - не полетит Арноля – испугается. Заклюют они его… Любовь или смерть…  Вот ты б что выбрала -  любовь? или смерть?
- Любовь, - ответила Мотто, чтоб отстал.
- А вот Арноля - выбрал смерть. Ради любви. И вот тут - я Арнолю зауважал. Он крылья сложил и, как ястреб -  камнем ко мне. Пока падал – короткий бой – сам получил, но и одну ворону подранил – и  меня, главное, чуть не свалил. На верную смерть Арноля шёл. И всё - ради любви.
И он замолчал.
*
Салон автомобиля.
Гена и Саша.
- Вот - чти отца и мать свою – кто сказал? – спросил Гена
- Кто – Бог сказал, – ответила Саша.
- А дальше знаешь как?
- И будут года твои долгими, - ответила Саша и как–то вдруг видны стали  разницы – и воспитания, и интеллектов.
- Я и так сто семь лет буду жить, как все мои прабабки, - сказала Саша и погрустнела, - Что я буду тут делать так долго? Мне уже - надоело.
- Ребёнка мне родишь, - ответил ей Гена, - Растить будешь. Воспитывать.
- Я уже девять лет как должна была родить.
- От кого? Меня девять лет назад не было, - попытался разыграть приступ ревнивого интереса Гена.
- От Деда Мороза, - ответила Саша.
- Я ей коробку сигар купил, - сменил тему Гена, - Винтажных.
- Это ей понравится, - живо схватилась за новую тему Саша, - Арнольд сигары любит.
- Курить? – опешил Гена.
- Да нет. Он их жрёт. С коньячком. Его Станиславский научил жрать сигары. Окунал сигару в коньяк и давал этому дураку. Того с коньяка торкало, а Станиславский учил его говорить - «Немирович дурак». Офигенно смешно. И эту историю я слышала тычу раз.
- А кто это?
- Ну как -  кто? Мхат. Система Станиславского.
- Так он умер сто лет назад.
- Ну не сто - а семьдесят.
*
Сквер. Скамейка.
Мотто и сантехник.
- Вы романы писать не пробовали? – спросила Мотто.
- Зачем?
- Заплатят. И душу выльете.
- Душу вылить?… Вот ты, наверное, думаешь – хорошо, что Бог не родил меня сантехником. И не надо ковыряться в чужом гавне. Да?
- Я не думала об этом.
- А знаешь почему?
- Нет.
- Потому что ты в чужом гавне и ковыряешься.
- А давай попробуем уважать друг друга.
- Ну, попробуй.
- Я думала о вознаграждении. Нам надо просто соразмерить наши желания и возможности.
- Быть тебе адвокатом. Но рассказываю я тебе это не за эти жалкие бумажки, а за идею… Короче - я договорился с электриками – они утром приволокли  лестницу, аж до второго этажа. Я поднимался, Арноля ко мне падал и вороны не успевали. Хотя одна зараза мне в затылок так долбанула. Электрики дежурили, я с Арнолем возвращался, лез наверх – он шмыг в фортку - и закрывался. А с электриками - мы по – братски. Им пятьсот, и мне пятьсот.
- А вчера что было?
- Вчера, как всегда, Арнольд отженился, сел у меня вот тут и мы пошли домой. И тут на меня напали все вороны Москвы и ближнего Подмосковья. И как так получилось – убей не пойму – они его и тронуть не успели,  а он - брык - и  упал с меня. Поднял я его, а он – готов. Может он на бабе своей перетрудился, может инфаркт у него – не знаю – но Арноли не стало. 
Мотто задумалась -
страшное дело об исчезновении попугая расследовалось само собой -
Мотто вспомнила Головину и ей стало нестерпимо жаль её. И как ей сказать о гибели её любимого Арнольда.
Сантехник:
- Я его в подвал отнёс. Там, где холодно, в коробку положил, Хотел хозяйке отдать, да не могу – старенькая, разволнуется. А так - пусть верит, что вернётся Арноля, прилетит на свою форточку.
- А дама та, с попугаихой - тоже видела, как погиб Арнольд? - спросила Мотто.
- Ну как же?
- А сегодня она приезжала?
- Ну, конечно, нет. Ты ж сам уж всё поняла. Только ты  про номер джипа не спроси.
- Я куплю у вас эту коробку.
- Быть тебе адвокатом…  Принесть? Или со мной сходишь?

               продолжение -
http://www.proza.ru/2016/12/08/1349