ГЛАВА 6
— Ну вот, все за моей спиной, человек работает в колхозе, который в нем не состоит! Скажите мне, пожалуйста, разве так бывает?! Председатель ходил по конторе правления, держа руки за спиной, сапоги его поскрипывали и издавали смешные звуки.
— Федор Матвеевич, ты же парторг, ну как ты мог поддержать такую авантюру?
— Да что ты так Василий Тимофееч разошелся, у неё же дети, ведь помрет баба с голоду при советской власти.
— Дети говоришь! Так не мы с тобой решать должны, а колхоз! Собрание колхоза решает.
Савельев опять быстрым шагом затопал по всему помещению, поскрипывая сапогами. Это было в его привычке, ходить из одного угла в другой, когда он волновался.
— А ты что улыбаешься? — Савельев остановился рядом, где за столом сидела Дубовицкая и посмотрев на неё грозным взглядом добавил:
— А вот от вас этого, я совсем не ожидал Марья Федоровна. Как же вы могли поддержать такое?
— Ну, так, жалко её стало, ведь дети голодные.
— Аааа, ну да, дети голодные, вы все добрые, хорошие, жалостливые, а вот Василий Тимофеевич плохой, нехороший. Так вот что я вам скажу, дорогие товарищи, в колхозе должны работать колхозники, колхозники, слышите, а не первые попавшиеся пришлые! Вот вступит в колхоз, а там пусть работает, сколько хочет. Кстати, а как она работает?
— Да неплохо, Василий Тимофеевич, вот уж как неделю работает и дневной план перевыполняет. Транспортер с зерном совсем не выключает. Ведь техника за ней не поспевает, — ответила счетовод.
— Так, а я вон надысь грабли привозил на ток, да в обед попал, гляжу транспортер-то работает, думаю забыли выключить, а оказывается нет не забыли, там Панкова стоит да лопатой зерно на ленту бросает. Так я ей и говорю: что ж ты мол в обед работаешь, отдохнула бы, пообедала, а она и отвечает: да что ты Алексей Пантелеевич, я совсем не устала, а сама еле на ногах стоит, от усталости валится.
— Ладно тебе Пантелееч, хватит об этом. Ты лучше возьми мою лошадь, да сгоняй на ячменное поле лопаты отвези, ждут там тебя.
— А-а-а, да это я мигом Василий Тимофееч.
— Давай, давай, только побыстрей, — приказал председатель.
Завхоз послушно встал и вышел из правления. Как только он закрыл за собой дверь, Савельев тут же подошёл к Дубовицкой. Он посмотрел на неё как то по-особенному, каким-то хитростным взглядом, в котором было что-то пугающее и злое. Она сразу поняла, что Савельев задумал нехорошее. Он обернулся и осмотрел контору, как будто боялся присутствия лишнего свидетеля, но кроме них в помещении больше никого не было. Тогда Савельев наклонился поближе к Дубовицкой и почти шепотом произнёс:
— Да на кой чёрт эта приезжая нам сдалась, зачем она нам нужна?
Дубовицкая насторожилась.
— Ты Василий Тимофеевич сейчас о ком говоришь, о Панковой?
Председателя как будто ошпарили кипятком. Он отпрыгнул от письменного стола и громко закричал:
— Ну, о ком же ещё, все о ней, об этой заразе Московской!
Дубовицкая хотела спросить, за что такая немилость, даже можно сказать ненависть к этому человеку, но сразу передумала. Савельев был вне себя от злости и при упоминании этой фамилии, он сразу приходил в ярость.
— Да ладно тебе Василий Тимофееч, нервы надо беречь, может кипяточку налить?
— Да подожди ты с кипяточком Мария Антонна. — Савельев, понизив голос, и уже не так громко сказал:
— Ты лучше послушай, какая мысль пришла мне в голову, — Савельев опять осмотрелся вокруг и убедившись, что кроме них здесь больше никого нет, почти шепотом стал ей что-то говорить.
Маша возвращалась домой как всегда поздно. Ток находился рядом с деревней на выгоне. Сначала надо пройти по лугу с километр, ну а тут и дома начинаются, не так и страшно.
На работу она обычно шла рано, только петухи начинали просыпаться, появлялась заря, да роса на траве, а главное тишина. Легкая прохлада покалывала тело, и оно покрывалось мурашками. В воздухе пахло свежестью, хотелось дышать и наслаждаться избытком кислорода. А вот вечером идти одной страшновато, все же поле, да и как поговаривают местные, кабаны здесь водятся, а кто знает чего у дикого животного на уме? Да и человек может затаиться с нехорошими мыслями, а это может быть и похуже дикого животного.
Маша прошла луг, а вот она и деревня, появились первые дома. В окошках горели тусклые огоньки от керосиновых ламп.
Электричество в то время к домам ещё не подвели, оно было в райцентрах, да в больших колхозах, тяжеловато было колхозам после гражданской, а тут ещё и война с Гитлером. Сейчас трудно себе представить целую улицу или посёлок без уличных фонарей, а ведь когда-то это считалось вполне нормальным.
Маша прошла между домов и по узкой длинной дорожке среди небольших кустарников, ей предстояло идти через небольшой мостик, на другую сторону речушки, а точнее сказать ручья, что и разделяло две деревни Сурменевку и Масловку. Конечно, это место пройти одной молодой женщине было страшновато, и Маша старалась вернуться домой до того, как стемнеет. Но всякое бывает на работе, приходится и задержаться. Именно это и произошло сегодня.
Она спустилась на тропинку и прислушиваясь к собственным шагам быстро шла вперёд. Саму дорожку почти не было видно, и Маша ориентировалась по верхушкам кустарников. Была полная тишина, жуть овладела её сознанием, страх сковывал её движения, она приостановилась и прислушалась.
— Нет, нет, кто же здесь будет сидеть в этих кустах, в засаде. Да и вообще, кому я нужна? — Подумала Маша.
Ни малейшего шороха не было слышно, ни упавшего листика, ни то, что каких-то шагов. Маша первый раз в своей жизни перекрестилась, немного успокоилась и пошла дальше. Впереди еле различимо показался мостик.
— Вот он, наконец-то, — подумала Маша.
Ведь за этим мостом, ей придётся ещё пройти по этой страшной тропинке, ещё немного и все, её страхам придёт конец, дальше опять дома, в окошках свет керосиновых ламп, а кто-то ещё гуляет, наслаждаясь ароматами сирени в ночи. Ведь это самое время молодых. У них нет препятствий и нестрашен утренний мамин упрек. Вставать на работу с восходом солнца, когда только прилег, не успев насладиться волшебным сном.
Стоп! Маша резко остановилась. Её сердце забилось очень быстро, ноги как будто налились свинцом, она не могла от страха сдвинуться с места, почти рядом с ней зашевелились кусты! Да, да, она отчетливо это слышала, именно был шорох, там явно кто-то был. Вот точно там кто-то есть, ведь Маше удалось и разглядеть в темноте, что ветки кустарника зашевелились! Сердце забилось ещё быстрее и сильнее, каждая мышца была в напряжении. И тут как спортсмен мирового класса, она сорвалась со старта и огромными прыжками, не чувствуя под собой ног рванула вперёд. Дороги не было видно совсем, только узкий еле заметный просвет между кустарников указывал дорогу. Она чувствовала, что нечто несётся за ней и даже сокращается расстояние между ними. Вдруг из темноты появился мост.
— Вот он наконец-то, — промелькнула мысль в её голове.
Женщина пронеслась через мост, она не почувствовала ни спуска ни подъема. Ноги вынесли её наверх и дальше опять узкая дорожка. Маша бежала, не ощущая боли, так как ветки кустарников сильно хлестали её по ногам. Она чувствовала, что расстояние между ними сокращается. Голос, мужской голос, он что-то кричит ей вслед, "значит это не зверь" подумала Маша. Она стала задыхаться, а силы покидать её. Но осталось пробежать ещё немного, ещё чуть-чуть и появятся дома, там можно кричать, звать на помощь. Тут она почувствовала что-то тяжёлое на своём плече, ноги подкосились, она хотела закричать, но не смогла, она кубарем покатилась по земле, да ещё на неё навалилось что-то тяжелое и стало трудно дышать, но нет, она почувствовала, что давления сверху нет и дышать стало свободнее.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/12/08/481