Хотел сегодня, 5 декабря, покосить газон, но когда я на него взглянул, желание отпало напрочь: на большой его части цвели... одуванчики. Здешние, гасконские. По причине бедной песчаной почвы они здесь хлипкие, а потому выглядят беззащитными – косить такие рука не поднимется.
Все растения, а я знаю их не одну сотню, мне близкие родственники (и они это знают). С каждым из них у меня свои отношения. Особые отношения и с одуванчиком. Не говоря о том, что это цветок из моего сказочного детства до девяти лет, он является для меня еще и закадычным другом. Именно они, одуванчики, устроили мне фантастические по красоте и душераздирающие по расставанию проводы при отъезде на неведомый Запад 15 июня 1982 года.
В тот день, и более, кажется, никогда, с подмосковной природой творилось нечто несусветное: аболютно ВСЯ земля, не покрытая лесом и асфальтом, была ярко-желтой от этих скромных и беззащитных цветов. От дома в Пушкино и до самого Домодедово. И даже когда взлетели, внизу простиралась ЖЕЛТАЯ земля!
Одуванчики не хотели меня (и нас) отпускать, а я не могу их забыть. И вот они желтопухими цыплятами через 34 года добрались до Гасконии и зацвели в декабре, хотя везде в округе это очень редкие цветы даже в июне. А на ум навязчиво приходит песенка: «Дождик, дождик, перестань, я поеду в Арестань...» Наверное, потому, что и дождик, и одуванчики из далекого-далекого детства, сегодня уже никому не нужного. А что сегодня нужно? Компьютер да вечные путешествия. Всем остальным люди пресытились.
А я пойду к своим одуванчикам, сяду на корточки, как когда-то в четырехлетнем возрасте, и буду смотреть на этот никому не нужные сорняки. Кому – сорняки, а мне – младшие братики. У меня давно уже нет сорняков – все растения теперь садовые, из райского сада. И калган, и горицвет кукушкин, и калужница болотная, и даже колючий татарник! Татарник тоже из детства, в котором скоро никого, кроме меня да моих братьев младших, не останется. Все уходят...
...Я брожу по опустевшим тропинкам. Здесь мы ходили с бабушкой, здесь мы с Раей собирали древние черепки... Нет Раи – она умерла в одинадцать лет от скарлатины. Я выжил, а она умерла. В семь лет нас называли женихом и невестой. И НИКТО теперь о ней не вспоминает, окромя меня...
А для кого, собственно, я всё это пишу? Ну, несколько полуровесников, с такими же болячками на душе. А детям – нет, не нужны мы. Они думают, что мы – прошлое, и неведомо им, глупым, что мы – их будущее...
И вспоминается мне еще один одуванчик. Он рос на самой вершине Харчинской сопки, к западу от Ключевской, на высоте 850 метров, на самом краю трехсотметрового обрыва с отрицательным склоном. И ведь это ж нужно было ему туда забраться! Кругом ни друзей, ни врагов – он ОДИН на вулканической лаве, увеличив собой высоту сопки на целых пять сантиметров! А может, именно для этого он и жил?! ...