Оскорбление
( рассказал Ефим С.)
Я, понимаешь, человек в возрасте и как-никак учителем по труду работаю, потому мне и не солидно с фингалом на люди показываться. Это что, скажут, с вами приключилось, Ефим Иванович? Куда, мол, это вы мордой залезли? Не буду же я каждому объясняться, что вовсе и не выпимши был, просто один негодяй, вот… мерзавец, одним словом.
А дело было так. Иду я, значится, с работы. Поздновато иду. Точнее сказать и не поздновато вовсе – просто зимой темнеет рано. Ну, часов около семи было. Иду спокойно, неторопко. А куда собственно гнать-то?.. Живу я от работы недалеко, да и в деревне тебя каждая собака знает, это не город – беги и озирайся, кабы чего… А в деревне спокойнее, хотя и бывает… тут уж…
Ну иду, значится, слегка уставший и думаю, когда же учителю будут нормальную зарплату выдавать будут… Вот иду и размышляю, а к нам, сам знаешь, через узкий тёмный проулочек надо пройти. Я по этому проулку мильён раз ходил и всегда благополучно. Признаться, не люблю тёмных мест, хоть и в деревне живу, но всё ж ощущение от них не из приятных.
И вот вхожу я в этот проулочек и вижу: какая-то фигура там колбасится. И вот смотрю я на эту фигуру, и какое-то нехорошее предчувствие у меня появилось, потому что она не идёт, как полагается, а болтается между заборами. Ну я давай логически мыслить: раз болтается – значит выпимшая фигура, а кто - впотьмах не разберёшь. Подумаешь, мужик пьяный, они у нас завсегда пьяные, особенно к ночи. Ну, думаю, бог с тобой, болтайся на здоровье, а мне домой надо.
Подхожу к нему и давай разминаться, а фигура норовит меня за одежду схватить – то ли драться желает, то ли подержаться за меня, чтоб не упасть.
Ну кое-как я с ним разошёлся, в рожу стараюсь не смотреть – на кой она мне кривая – тут свою уже не перевариваешь. А фигура, чувствую, набычилась, шапку ломает, и в спину мне:
- Эй, студент, дай закурить!
Вот, думаю, дожился: студентом под старость обзывают. А по голосу чувствую – мужик из нашего дома. Ну, точно, опознал я его по голосу-то: Фёдор это из соседнего подъезда! И, видать, крепко он напился, что как маятник,.. а сам зануда в пьяном виде…
Ну а я сделал вид, что не слышу, и вообще, мол, это не ко мне относится, хотя кроме нас в проулке никого нет. Вдруг, думаю, откликнусь, а он возрадуется, да и болтовнёй достанет до самых печенок, а мне домой надо – подустал я. И начинаю потихоньку удаляться. Шагов пять сделал, а он мне снова:
- Эй, ты чё оглох, что ли? Я у тебя закурить спрашиваю, студент, мать твою за ногу!
А у самого голос недобрый. Злой голос – рычит почти. Он, правда, Фёдор этот, всегда по пьянее такой – рычащий. Ну, думаю, как-то неудобно в молчанку играть, вдруг ещё догонять начнёт. Дай-ка, решаюсь, открою своё инкогнито, чтоб отвязался, наконец. Оборачиваюсь и отвечаю ему:
- Ну ты, Фёдор, хе-хе, даёшь, хе-хе!..Какой же я тебе студент?! Это, во-первых, а во-вторых, ты же знаешь, что я некурящий, хе-хе.
В общем, ласково я ему ответил, с хорошей интонацией в голосе, и понадеялся, что он узнает меня, да и расстанемся, посмеявшись над этим казусом. А он, видать, до того отупел от возлияния – четыре дня уже пьёт, мерзавец. И зарычал опять:
- Ну не куришь, так и иди на… !
Я… я просто обомлел от таких слов. Я вообще, понимаешь, забыл даже, когда меня в последний раз посылали так далеко… Я ж всё-таки человек в возрасте, да и учитель к тому же.
Застыл я на месте, как цемент застыл. Думаю, подойти и представиться, кто я, сказать, что нельзя, мол, так по-соседски. Тем более на прошлой неделе он приходил ко мне десятку занимать. Я тогда не дал ему потому, что не было. А так мы с ним не в плохих отношениях: здороваемся всегда. А тут вот посылают тебя!.. Надо же, а?..
Помялся я немного и решил всё же домой топать, а у самого на душе противно страшно, как вроде нагадили туда. Подхожу я к своему подъезду униженный и оскорблённый, а у самого аж в ушах звенит от злости. Вот, думаю, негодяй какой!.. Взять да и послать уважаемого человека. Это ж никакой совести нет – даже свинячей.
Остановился я у подъезда и так себе тихо сказал: « Иди-ка, Ефим Иванович, и объяснись этому неразумному существу, посовести его, чтоб впредь неповадно было.»
Пошёл я обратно, но своего обидчика уже не обнаружил. « Ладно – думаю- чего сыр-бор разводить.» А внутри всё у меня клокочет, возмущается. Опять возвращаюсь домой, смотрю, а он уже на своём крыльце маячит, балдой во все стороны покачивает. Я решительно подошёл к нему и поздоровался. Он тоже.
- Вы, - говорю, - Фёдор Николаевич, почему себя так отвратительно ведёте? С пожилым человеком так непозволительно обращаться. Обзываете, понимаешь, студентом, а потом посылаете куда попало!
Федор, видать, так и не узнал меня. Долго он вглядывался в мои черты, потом выдавил зло:
- А тебя первый раз вижу, так что иди, иди ты…
Я ему:
- Куда это иди?
А он:
- Куда, куда,.. да на…! Вот куда.
Представляешь, он меня опять в то место послал! Я ему тогда и говорю:
- Если бы вы, Фёдор Николаевич, не были моим соседом, понимаешь, тоя точно бы на вас заявление написал за оскорбление личности.
Смотрю я на него и жду реакции. Морды я его не вижу – темно, но чувствую он заволновался, засопел, задёргался, видать, хорошо я его пробрал. Но тут, представляешь!.. он как!.. своим огромным кулачищем в мою физию,.. я аж в момент дома оказался.
Вот тогда-то я понял, что зря пошёл к нему разбираться. Какой стыд и позор! Теперь у меня не хватает одного зуба и фонарь горит под глазом. Жена бегала, хлопотала, чтобы мне хотя бы три дня бюллетня дали, куда ж я такой,.. на уроки.
Сидел я эти три дня дома и носа на улицу не показывал – всё примочками занимался. Сидел и думал, что же мне дальше делать? Заявление что ль действительно написать на него. Но ведь свидетелей не было, да и он, скорее всего ничего не помнит. Только смеху будет на всю округу.
Вот такая история. А вообще я о Фёдоре неплохого мнения, ну выпил человек, с кем не бывает, только вот перебрал чуток, а так он терпимый, когда к нему не лезешь. А лучше, конечно, с ним в тёмном месте не встречаться, мало ли чего…