Мы позовём наших мёртвых.
- Мы предаём земле нашего боевого друга, - сказал командир. – Он вырос на этой земле. Он защищал эту землю с оружием в руках. Его кровь в этой, нашей земле.
Когда-то, здесь, на подступах к городу, хоронили солдат прошлых войн. Когда-то, один из них, безымянный, каменный, стоял среди них на пьедестале с опущенным знаменем в руках. Теперь он переместился к самому началу. А кладбище протянулось до самого горизонта.
Лукин стоял среди живых у открытой могилы, всё плыло у него перед глазами. Они пришли сюда прямо с передовой, в полевой униформе со следами окопной грязи и крови. Лукин был контужен, ранен, двое суток не спал. Чтобы не упасть на глазах у бойцов, он отошёл в сторону и сел, прислонившись к чьему-то надгробью. Из-под повязки на его груди сочилась кровь. Темнело, сгустились тучи. Упали первые капли и потекли по надписи на могильной плите. В шелесте дождя, голос командира за спиной становился всё тише. Голова Лукина упала на грудь, он провалился в беспамятство.
Светила луна меж бегущих облаков. Лукин очнулся, кто-то тряс его за плечо:
Вставай, братан!
Над ним стоял солдат. Множество других поднимались вокруг. Они восставали из земли, они шли из-за горизонта, они строились поротно и побатальонно, - вечное ополчение ощетинилось штыками, копьями, дубинами и гранатомётами, они все смотрели вперёд, - туда, где над Донецком вставало зарево пожарищ.
- Пошли, братан, - сказал солдат. – Не отставай.
Лукин встал и пошёл.
С автоматом он никогда не расставался.