-Господи! Господи! – плакала навзрыд Катюша. Впервые в жизни ревела в голос, не боясь, что её услышат. Кто её тут услышит? Ночь, холодный дождь льет, как из ведра, шумит весенней водой бурный Хлобыстун. Хутор недалеко, но в такую погоду и собаки-то все попрятались.
- Да ведь я почти дома! Почти дома! – от этой мысли даже голод притих. Катя нашарила в луже свой пустой рюкзачок и припустила к хутору.
Потом, когда попив горячего молока, она согрелась, наконец, в своей постели, ей снова подумалось: от жизни до смерти так близко. И так недавно не было войны!
***
Слаженный хор звонких детских голосов сбивал с мысли, не давал сосредоточиться на стихах. Кате казалось, что она все забыла.
-Катюша! Ты следующая! Объявляю!- ведущая районного смотра художественной самодеятельности пробежала на сцену.
Некрасова Катя любила. Стихи учила легко, читала их уверенно, второй год выступала на районном смотре художественной самодеятельности. Но стихотворение, которое ей поручили читать на конкурсе в этом, 1941 году, было очень длинным, и она беспокоилась: не сбиться бы.
-Славная осень! Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит,- от волнения голос звучал слишком громко. Зал был полон, и девочка, найдя глазами Симу и Петю, стала читать для них:
«В мире есть царь: этот царь беспощаден,
голод названье ему.
Водит он армии; в море судами
правит; в артели сгоняет людей…»
Грустные картины в стихотворении сменились героическими, и голос зазвучал уверенно и радостно:
«Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную –
Вынесет все, что Господь ни пошлет!
Вынесет все – и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только - жить в эту пору прекрасную
Уж не придется ни мне, ни тебе!»
Катя поклонилась и убежала за кулисы. Под аплодисменты она пробралась в зал, села между братом Петей и сестрой Симой. Рядом с Петей сидел его лучший друг, тоже из седьмого класса, Левин Василий. «Молодец, Катюшка», шепнула сестра. Брат слегка щелкнул по носу и сказал: «Знай наших, Носаевых!» На сцене уже плясали ребята, выбивали веселую чечетку под матросское яблочко.
Наградили Катюшу поездкой на областной смотр. Занятия в школе уже закончились. В дневнике за шестой класс у нее одни пятерки. Учиться Катюше легко: она любит узнавать все новое и очень быстро запоминает. В Сталинград надо ехать скоро, через месяц, в самом конце июня. Вот это радость! Тем более брат в это же время собирался ехать вместе с другом, поступать в ФЗУ (фабрично-заводское училище). В школе говорили, что Сталинград – один из самых красивых городов в Советском Союзе. Но и хлопот с поездкой было много. Отца дома не было. Он у них агроном. Один на три колхоза. Когда служил в Красной Армии, закончил там ликбез. А уж потом выучился на агронома. После службы отец имел звание старшины, и его каждый год вызывали на переподготовку. В этом году он уехал в мае.
Мама у них добрая, ласковая. Она с детства не была крепка здоровьем, а после рождения Катюши заболела и получила осложнение на сердце. Все дела по хозяйству на ребятах: и огород, и молодой садочек, и корова с теленком, и поросенок и курочки. Огороды у реки, если побыстрее бегать с ведрами к грядкам, можно успеть искупаться, позагорать на чистеньком желтом песочке, нарвать травы для теленка и остальных обитателей скотного двора, собрать щавель и дикий лук для супа, ягоды на компот.
Мама шила платье для Кати: «Как ты растешь быстро, доченька!» В свои, почти тринадцать с половиной лет, Катюша переросла и небольшую, худенькую семнадцатилетнюю Симу, и маму. Видно, в отца пошла. Хорошо, что когда-то, еще в 1923 году, когда мать с отцом поженились, бабушка Анна подарила любимой дочке Поле, Катюшиной маме, швейную машинку. Все вместе они придумали, как из двух старых Симиных платьев: голубого в маленьких белых ромашках и темно-синего,- сделать одно новое для Кати. Ткань купить очень трудно.
Летом, уже почти два года назад, когда Катю собирали в пятый класс, мама решила сшить ей платье из новой ткани. Все лето собирала куриные яички. В Даниловке был магазин, где за них можно было купить ткань. Собрали и пошли. Лошадей в колхозе мало, неудобно у бригадира просить. Прошли пешком долгий путь – двенадцать километров. Пришли в магазин, а там только один рулон ткани лежит. «Лапастыми» красными цветами. И краской за версту пахнет. Что делать? Мама расстроилась, побледнела. Катя сразу согласилась купить. Мама сшила, и Катя пришла в новую школу в «лапастом» платье. Она и не думала капризничать. Все дети в хуторе одевались в перешитые, перелицованные вещи. Некоторые ее одноклассники совсем не пошли в пятый класс, потому что их родителям было не на что снять квартиру в Даниловке, не на что купить одежду и обувь. Пошли работать в колхоз, на «разные работы». А Кате повезло. И квартиру сняли, и платье сшили. Мама очень хотела, чтобы все её дети выучились и вышли в люди.
Вот они и решили, за лето справить новое платье Симе. У нее в педучилище в сентябре практика начнется. А Катюше хорошо будет и так. Ей еще год в школе учиться. В старой бабушкиной шкатулке нашли подходящие пуговки, и даже маленький белый кружевной воротничок. Прокипятили, накрахмалили. Хорошо вышло! Единственные парусиновые тапочки Катя решила поберечь. Ходила босиком с самого начала каникул. Июнь был теплый.
В воскресенье был большой праздник – Троица. Конечно, вслух никто не говорил, что празднует Троицу. Но хутор, как всегда, принарядился к этому дню. Хозяйки выбелили стены домов, на подоконники и пол насыпали пахучую казачью травку – чабрец. Дети сходили в степь за корнями солодки, из которых матери сварили для них солодик – сладкий напиток, похожий на лимонад. С утра весь хутор собрался на лужайке у реки. Каждый принёс что-нибудь к общему столу: сметанку, яйца, хлебушек. Жарили яичницу на костре в больших сковородах, ели, запивали солодиком. Пели, смеялись, день был чудесный, веселье в разгаре. Молодежь и дети в своей компании, взрослые – на полянке, рядом.
Катя пришла в новом платье. Свои длинные, ниже пояса, пышные волосы аккуратно заплела в одну косу. Они с братом и сестрой подготовили к празднику музыкальные номера. Петя играл на мандолине, Сима – на гитаре. Брат любую песню сыграет, легко подбирает на слух. У сестры очень красивый голос. Катя умеет подпевать ей вторым голосом.
С тех пор как на выборах в тридцать восьмом году вышла неприятность, не все казачьи песни подряд пели. В честь выборов тогда в хуторе накрыли столы. Позвали лучших певцов: слепого деда Никиту и бабу Марью. А они возьми, да начни: «Имел я деньги пребольшие, имел я тройку лошадей!». Набежало начальство, деда с бабой прогнали, и завели одну из новых «казачьих» песен про великого вождя всех времен и народов:
Собирались казаченьки,
Собирались на заре,
Думу думали большую
На колхозном на дворе.
Как бы нам теперь, ребята,
В гости Сталина позвать?
Чтобы Сталину родному
Все богатства показать.
Показать бы, похвалиться
Своей хваткой боевой.
Приезжай, товарищ Сталин!
Приезжай, отец родной!
Сима привезла из педучилища новые, очень красивые песни, которых Катя раньше не знала. Они запели романс:
Ночь светла. Над рекой
Тихо светит луна.
И блестит серебром
Голубая волна.
Тёмный лес... Там в тиши
Изумрудных ветвей
Звонких песен своих
Не поёт соловей.
Под луной расцвели
Голубые цветы.
Они в сердце моём
Пробудили мечты.
К тебе грёзой лечу,
Твоё имя шепчу.
Милый друг, нежный друг,
О тебе я грущу.
Ночь светла. Над рекой
Тихо светит луна.
И блестит серебром
Голубая волна.
В эту ночь при луне
На чужой стороне
Милый друг, нежный друг,
Помни ты обо мне .
Пели они хорошо, все притихли, даже птицы в лесу. Пели негромко, слаженно. В казачьих хуторах все умели петь. Эта песня совсем не казачья, но чем-то брала за душу. О любви, о нежности, о разлуке. Песня замерла и затихла. Вдали показался всадник. Конь летел по дороге стрелой, оставляя пыльный след. Кате стало тревожно.
Верховой прибыл из Даниловки и сказал, что утром началась война с Германией. Люди стояли, как в страшном сне. Так кончилось Катино детство.
***
Хутор и до войны жил трудно. В войну стало еще тяжелее. Все от мала до велика работали от восхода до заката. Как только выжили? Видно, Богу так было угодно.
Петя с другом уехали в Сталинград, поступили учиться в фабрично-заводское училище. Катя вместе с подругами все лето возила на быках зерно на ток, а потом на элеватор, на станцию Ададурово. Быков запрягали в телеги, похожие на высокие ящики, женщины грузили на них мешки с зерном. Ехали с ночевкой. Быкам надо было давать отдых. Старшим у них был дед Николаич. Спали у дороги, в траве. Чуть солнце покажется, ехали дальше. У элеватора аккуратно ссыпали зерно в ведра и цепочкой поднимали по лестнице наверх, в хранилище. Мешок с зерном поднять никто из них не мог, даже дед Николаич. Их так и звали в Ададурово: филинские муравьи. Муравьи, а хлеб весь вывезли, ни зернышка не просыпали. Хлеб для фронта. А на фронте у каждого отец или брат.
Ближе к осени бригадир сказал:
-Ты, Катюша, девочка рослая, сильная. Будешь с ребятами учиться водить трактор.
-Буду, дядя Вася.
Механик, Быкадоров Василий Иванович, учил их всю осень. А к зиме поехали в станицу Островскую вместе с Василием Ивановичем. Ремонтировали старые трактора, учились в них разбираться и водить. Жили все вместе, в старой хатенке. Спали на полу, вповалку, но жили дружно. Никто Катю не обижал.
По весне сдали экзамен по вождению трактора, получили права и поехали в степь. Поселились в будке (бытовке). Почти на каждый трактор посадили двух девчат. Мальчишек было мало. Катюшу распределили на трактор вместе с Васей, из эвакуированных. Ей уже к тому времени исполнилось 14, а ему было почти 16. Трактор СТЗ - машина серьезная. Сиденье у него железное. Сидишь на нем высоко, открыта всем ветрам, снегам и дождям, потому что ни крыши, ни дверей у него нет. Какой слой ветоши под себя не подложи, все равно «примерзаешь». Домой ребят не отпускали, чтобы на работу не опаздывали. Опоздаешь, в тюрьму посадят, кто будет тогда работать на твоем тракторе? Одна из тюрем была совсем близко, в хуторе Каменный. Узники, как и в Сибири, валили лес. Его еще много по берегам реки и в степи. Катину подружку, Веру Кузнецову, которая старше только на два года, посадили на полгода за двадцать минут опоздания на работу. Катя боялась и бригадира слушалась. Лучше уж на тракторе, чем в тюрьме.
Однажды, Катя остановила трактор, чтобы прочистить плуг. Вместе с Васей они быстро справились с этой грязной работой. Села Катюша за рычаги, включила скорость, а трактор не заводится. Долго они с Васей бились, никак, ни с места. Что делать? Поле ровное. Бригадир видит издалека, трактор стоит, не работает. Ждал-ждал, что начнут пахать, не выдержал, пошел к ним. Идти далеко, ругается, а идет. Вот он уж подходит, Катя заплакала, Вася сел за рычаги, от страха на педаль нажал, трактор и поехал. Бригадир в крик: «Вы что, сукины дети, почему так долго стояли?» Когда он, наконец, сказал им все, что о них думает всеми известными ему «ласковыми» словами и ушел, они посмотрели друг на друга и захохотали. До слез.
Денег за работу не платили. Говорили, что начисляют трудодни. Иногда приезжал уполномоченный из МТС, привозил ведомости, в которых они расписывались. Взрослые говорили, что всех колхозников подписывают на государственный займ. Никто точно не знал, что это такое, но понимали, что деньги нужны для Победы. А для Победы они были согласны на все. Только бы скорее победили и вернулись домой отцы, братья и сестры. Девушки постарше тоже шли на фронт добровольцами.
С весны до осени все трактористы одного отряда жили в бытовке, а зимой в избушке-времянке с печкой. Зимой трактора чинили, готовили к работе. Жили все вместе, ребята и девчонки. Друг друга не обижали, относились с уважением и заботой. Колхоз кормил трактористов один раз в день, в обед. На каждого работника выделялось 200 грамм какого-нибудь зерна (пшена или дробленой пшеницы) в день. Повариха (кашеварка) варила из него похлебку на воде, добавляя только соль. Утром та же кашеварка заезжала к родным трактористов. Они передавали ребятам, кто картошку, кто оладушки из желудей или лебеды. Это был запас продуктов на завтрак и ужин. Голод поселился у Кати в желудке. Есть хотелось всегда. Сестра Сима работала в правлении колхоза и тоже не получала никаких денег всю войну. Так же, как и Катя, расписывалась в ведомостях на займ.
В бригаде был мальчик на год младше Кати, Саша Гордиенко. В войну он оставался один у матери, все братья и отец были на войне. У них была очень хорошая корова. Коровы тогда еще у многих были, но молока хватало, только чтобы выкормить теленка да масло на государственный натуральный налог собрать: с каждой коровы колхозники сдавали в год 10 килограммов топленого масла. А у Гордиенко корова много молока давала. Мать передавала Саше немного сметаны. Эту сметану он отдавал в общий котел. Повариха добавляла ее в похлебку. Какой вкусной становилась похлебка! Вкуснее этой похлебки Катя в жизни ничего не ела! Все делились друг с другом всем, что было: кусочком пресной лепешки, вареной картошки, квашеной капустки. Это было как в одной семье, как будто все они были братья и сестры.
Вскоре после начала войны Катиного отца ранили в руку, а после госпиталя (он лечился в Орджоникидзе), его отпустили долечиваться домой. В это время враг подходил к Сталинграду, и его вновь забрали, на нестроевую службу. Петя вернулся осенью, когда враг разрушил Сталинград. В январе 1943 года его проводили в Кузнецк, говорили, что учиться на связиста, вместе с другом. Веселый, любимый брат. Ему было только 17 лет. Сестры старались не плакать. Маме становилось все хуже.
Зимой через хутор шли наши войска к Сталинграду. Без валенок, в ботинках и обмотках, солдаты в глубоких снегах отмораживали ноги. Просили хоть какие-нибудь валеночки, и хуторяне отдавали им последние. В Катином доме остановился на постой военный врач. Осмотрел маму и сказал, что если найти лекарство по рецепту, который он написал, маме будет легче, она сможет выздороветь. Сима с трудом отпросилась с работы, поехала в аптеку в Даниловку, металась в поисках по району, но лекарства этого не нашла.
***
Петр писал из Кузнецка коротенькие письма, из которых они узнали, что служить он будет связистом. Отец попал в окружение и сражался в тылу, выходил из окружения. Восемь месяцев от него не было никаких известий. Мама уже не могла выходить из дома. Она умерла 26 мая 1943 года.
Бригадир позвал Катю и сказал: «Иди домой, Катюша!» Она удивилась. Домой в посевную трактористов не отпускали. Бригадир отвел глаза в сторону: «Приехал к вам кто-то»…. Катя бежала бегом всю дорогу, радовалась, думала, что отец или брат приехали. Добежала, увидела маму в гробу и упала. Ее долго отливали холодной водой прямо из колодца. Она лежала на земле и никак не могла прийти в себя. Как маму хоронили – не помнит. Болела долго. Петру в часть дали телеграмму, его отпустили похоронить мать, но у него весь отпуск ушел на дорогу. Хоть за полгода брат повзрослел, на маминой могиле плакал навзрыд, как ребенок. Как ему служится - не рассказывал, побыл он с сестрами несколько часов и ушел. Остались Катюша вдвоем с сестрой Ефимией. Жив ли папа, они не знали.
Когда брат добрался до части, она уже была на фронте. Петя догнал свою часть, был связистом. В начале июля 1943 года был он убит в одном из жестоких боев. Левин Василий, написал, что это было, видимо, прямое попадание снаряда, когда Петя восстанавливал связь. Высотка много раз переходила от наших к немцам, потом её снова отбивали. Когда бой затих, друг не нашел его ни среди живых, ни в списках раненых, ни среди мертвых, хоть и осмотрел каждого убитого солдата. Было это в период Курской битвы, где-то в районе Прохоровки. Извещения о смерти Петра сестрам не прислали. Никакого извещения не было. Пропал, как в воду канул. Уже потом, в сорок четвертом году, Василий в письме обещал рассказать подробности об этом последнем бое. Сообщал, что сейчас служит на орудии, которое называется так, как зовут младшую Петину сестру, что у него хранятся Петины вещи. Он взял их в штабе: фотографии сестер Ефимии и Катюши, шерстяные носки и один рубль. Но и Вася не пришел с войны - погиб.
***
После болезни ослабевшую Катю отправили на разные работы. Она жила дома, каждое утро получала от бригадира задание, работала весь день, а по вечерам косила сено для своей коровы. Косить она умела хорошо. Вдвоем с Симой они за лето перевезли сено во двор и постарались правильно сложить, чтобы не промокло.
Осенью неожиданно приехала из Апшеронска тетя Феня, одна из незамужних сестер матери. Плакала при встрече: «Сиротинушки вы мои!» Дедушка и бабушка уехали в Апшеронск в период коллективизации со всеми дочерьми, кроме Пелагеи. Она уже была замужем за Катиным отцом. Тетя Феня, хорошенькая, с озорными карими глазами, всегда была непутевая. Приехала сироток утешать, а сама загуляла с женатым соседом, дядей Ваней. Вышел большой скандал. Вот тетя и уговорила племянниц уехать с ней в Апшеронск. Дедушка Трифон прислал запрос. Без запроса ехать было нельзя. Пока шел запрос, они собирались. Сима попыталась продать корову, но денег ни у кого не было, и корову никто не купил. В доме вместе с ними жили эвакуированные. Девочки решили оставить корову им. Написали договор, по которому жильцы обязывались за коровой ухаживать, заплатить за нее налог. За это Сима и Катя отдавали им теленка, который должен появиться у коровы зимой. Договор составили до мая. Связали в узлы подушки, одеяла, взяли мамину швейную машинку. В чемодан положили самое дорогое: альбомы и рамки с семейными фотографиями, папины документы, письма брата и теткину шаль с кистями.
Ехали трудно. Долго сидели на каждой станции, ожидая поезд. В Тихорецке веселая тетушка опять нашла себе ухажера. Прилипла к какому-то красавцу с бегающим взглядом, в телогрейке защитного цвета. Когда подали поезд, ухажер сделал вид, что тоже едет, подавал им вещи, а потом исчез с чемоданом. Так и остались сестры без семейных фотографий. У них не осталось ни маминой, ни Петиной, ни папиной карточки на память. А тетушка долго и громко «страдала» из-за украденной ухажером шали.
***
Родные встретили их по-разному. Дедушка с бабушкой были рады. Тетя Павлина тоже была рада: сразу забрала у них мамину машинку: «Моя была машинка! Моя!» Постепенно «добрые» тетушки забрали у сироток все, что они привезли. Тетки были шумные, скандалили из-за каждого пустяка. Бабушка сначала вступалась за девочек, а потом только плакала и просила их не перечить, терпеть.
Катя работала на восстановлении кирпичного завода. Ефимия в райкоме комсомола. Они не были нахлебницами, получали паек. Катя премию к празднику получила, четыре метра коричневой саржи. Они с Симой сшили себе новые юбочки. Двоюродная тетя Лукерья, которая тоже давно жила в Апшеронске, открыла сундук и достала им по белой блузочке из своих довоенных нарядов: «Берите, девчата!» Сестры приоделись. Но тетки почему-то невзлюбили сирот, скандалили из-за них с бабушкой и дедушкой каждый день. Катя не понимала, почему. Может потому, что в доме было тесновато. Бабушка просила: «Молчите, детки, не спорьте с ними», и они молчали.
В мае сорок четвертого бабушка собрала Кате рюкзачок. Положила в него пять вареных яичек, сухарики и новенькое белое полотенце для рук. Дедушка сшил Кате бурки. То ли ботиночки, то ли сапожки. Сима переехала в общежитие, а Катя одна поехала домой через разрушенную войной страну. – Храни тебя Господь, детка,- плакала бабушка, благословляя ее в далекий путь. Вот ангел ее и хранил всю дорогу.
Добралась на поезде до Сталинграда. Один из самых красивых городов лежал в руинах. Катя знала, что здесь под бомбежкой летом 42-го года чудом выжили Петя с другом, что где-то здесь воевал отец, от которого с тех пор нет никаких известий. Где он теперь? Она хотела пойти к Волге, сделала несколько шагов и вернулась. Страшно было идти одной по безлюдному, разрушенному городу, как будто в тяжелом, кошмарном сне.
***
Добралась на поездах до станции Себряково. На рассвете пошла пешком в Даниловку. Идти до дома километров сто, а ехать не на чем. Лошади тоже были на войне. Но Кате почему-то везло, не оставлял ее Ангел Хранитель. Какая-то женщина на лошадях догнала, предложила подвезти. Катю испугал недобрый взгляд, но она согласилась, устала очень. Бабушкины запасы давно кончились. Села в тележку. Женщина довезла до Даниловки: «Плати!». Катя сказала: «Денег у меня нет». Женщина взяла рюкзачок, покопалась в нем и забрала последнее, что в нём осталось: бабушкино полотенце. Дальше Катя опять пошла пешком, с пустым рюкзачком. К ночи, пройдя около двенадцати километров, без сил, голодная, села у мостика через бурный весенний Хлобыстун и дала волю горючим слезам.
***
Эвакуированные, согласно договору, вернули ей дом и корову, забрали теленка и вскоре уехали. Катя снова стала работать в колхозе и одна хозяйничать дома, а к осени приехала Сима.
***
Когда пришла долгожданная Победа, Катюше шел восемнадцатый год. Молодежь готовила праздничный концерт. Катю попросили почитать стихи. Она открыла свою старую тетрадку. Перечитала последнее стихотворение, записанное в сорок первом, перед войной. Николай Некрасов «Железная дорога». Как давно это было! Тогда еще были живы мама и Петя и еще много хороших и добрых людей.
«Жаль только - жить в эту пору прекрасную
Уж не придется ни мне, ни тебе!», - дочитала Катя.
Она отложила тетрадку со стихами. Нет, это читать не хочется. Некрасов как будто напророчил ей голод и холод, все эти муки, которые принесла война. Сегодня Сима дала ей прочесть новую книжку. Катя полистала, выбрала рассказ Алексея Толстого и за вечер выучила его наизусть. Хороший рассказ, про танкиста Егора Дремова. Как он воевал, горел в танке, там же, где сложил голову брат Петя. Как после госпиталя он приехал домой, с неузнаваемым от шрамов лицом. Как не посмел сознаться ни родителям, ни своей красивой невесте Катюше, что это он, что это его лицо так изуродовала война. Как мать все равно его узнала, почувствовала материнским сердцем, но не сразу призналась. Написала письмо, а потом приехала к нему, вместе с невестой Катюшей.
Катя рассказывала эту историю, а в зале замирали, охали, плакали и радовались земляки. Нет, не просто земляки, братья и сестры из родного казачьего хутора, вместе с которыми она пережила, переломила эту войну.
Отец вернулся в августе сорок пятого. В сорок шестом, осенью, Катюша встретила своего Ефима, полюбила его и уехала с ним, куда позвал.