По простоте душевной

Татьяна Шардина
Есть у меня знакомая супружеская пара - Дима и Наташа. Двоих детей растят. Хорошие, простые люди, дружная семья. 

Как-то иду я мимо дома, где они живут, а они меня увидели, в гости зовут. Сидим, разговариваем о том - о сём, чай попиваем с пирогом. И тут Дима начал рассказывать эти удивительные истории.

     - Татьяна Геннадьевна, а вот у меня был случай!  Мы ехали в поезде на Кавказ навестить родных, и в соседнем купе ехала немолодая женщина - монахиня. Осетинка православная, как потом выяснилось. Ну ладно, думаю, скоро будет станция, где казаки хорошую рыбу продают, донскую, я всегда там покупаю. Куплю рыбину - и ей подарю. Приехали на эту станцию, там базарчик, мужик стоит, рыбу продаёт. Я и купил у него. И эта монахиня вышла, прохаживается, смотрит. Я ей говорю: "Сестра, извините, можно я вас рыбой угощу?"  Ну, она смутилась так, удивилась. Взяла рыбу, поблагодарила: "Спаси, Господи!"  Поговорили немного, куда едете, и прочее. Она уже двадцать лет, как ушла в монастырь. Едет в Осетию. Зашли в поезд и поехали дальше.

Приехали мы к родственникам, принимают нас, - и рыбой угощают. Идём к другим людям в гости,- и там рыбу подают. Председатель колхоза, где я раньше работал, говорит: "У нас рыба хорошая, возьмите!", - и свёрток протягивает. И где бы мы ни появились, везде нас рыбой угощают, да ещё с собой дают. Я поразился! Я считаю, это молитвами матушки-монахини нам такая милость была.

    - Ну надо же,- говорю я, - как бывает! У нас тоже дома вяленая рыба лежит, не знаю, кого угостить, может быть вам её принести?

Пошутили на "рыбную" тему, и Дима продолжил рассказывать.

     - А однажды, Татьяна Геннадьевна, я потерял деньги, сто пятьдесят тысяч. Продали мы наш дом в Кабарде за бесценок, а деньги на покупку жилья берегли. И вот я часть из них взял - и потерял! Уронил свёрток.  И точно знаю, кто их поднял, соседка. Я пошёл к ней и предложил ей вернуть мне хоть половину. Давай, говорю, 50 на 50, раз ты их нашла. А она говорит: "А что это я тебе буду давать? Ничего не знаю. Может, это и не твои деньги!". 
И вот, меня такое зло взяло, и я ведь знаю, где её машина стоит, могу причинить какой-нибудь вред. Так отомстить хотелось! Но сдержал себя, переборол. Думаю, не буду мстить, не по христиански это. Жилья нет, что же делать? Значит, пока не даёт нам Господь. Но как же мне быть, у кого  помощи, совета попросить?
А мой любимый святой - Серафим Саровский. Решил - у него попрошу помощи, подсказки, как мне поступить.
Был я как-то дома и прилёг. Смотрю - около меня стоит дедушка, с бородой. И у меня какое-то удивительное состояние, необыкновенное.

     - Дима, это во сне было? - Спрашиваю я. - Ты спал при этом?

     - Я вроде бы сплю, а вроде бы и нет. Рассматриваю дедушку. У него рубашка подпоясана, как сейчас не носят, и лапоточки, в каких сейчас не ходят. Я смотрю на него, а у него руки молитвенно сложены на груди, и всё на нём такое чистое-чистое. И знаете, Татьяна Геннадьевна, лицо его прямо просияло! Я смотрю вокруг:  какой-то плотный туман нас окутал,  только я и он рядом, а больше ничего не видно. А у него и лицо, и руки - прямо светятся изнутри!   Он смотрит на меня, а глаза его синие и добрые-добрые! И я вспоминаю: это же я просил у Серафима Саровского помощи  и совета. Так это же похоже он и есть! И вдруг старец мне говорит: "Ты будь внимательней, тебя по твоей простоте могут обмануть". И тут  туман стал рассеиваться, видение стало исчезать, и я прихожу в себя - и всё ещё слышу эти слова: "Будь внимательней, тебя по твоей простоте могут обмануть".

   Я сижу - не шелохнусь, слушаю Диму. Так правдоподобно он рассказывает! Какие-то детали, ощущения свои:  я как будто вижу всё это своими глазами. И Наташа слушает, но она-то эту историю знает.


     - Буквально через два дня,- продолжает Дима,- какие-то люди стали предлагать мне вступить в долевое строительство. Да так настойчиво предлагают! Всё-то у них готово, всё движется, скоро будет жильё, надо только деньги вложить. Я заинтересовался, повёлся на это дело. Они приехали; всё, говорят, пора деньги вносить! Дело не ждёт! И вдруг чувствую - у меня опять то состояние начинается, какое было, когда Старец мне привиделся, и такое тонкое ощущение, что за спиной он стоит. Я вспомнил его слова, и говорю этим ребятам: "Нет, я не буду в этом участвовать!"  И они как-то - раз! - и быстро от  меня отстали. И это состояние постепенно рассеялось. Вскоре я узнал, что это дело с жильём так и провалилось, обман какой-то был.

    - Оставшиеся  деньги от продажи дома я  перевёл в евро и положил в банк, - продолжал Дима, - чтобы не потерять опять где-нибудь. И только я положил, как евро очень сильно подскочил, и те 150 тыс рублей, что я потерял, мне компенсировались. Прямо точно такая же сумма получилась! И мы купили  комнату в квартире. В коммунальной.
После этого случая я возгордился, как-же, у меня на небесах защита! И за эту гордость мою последовало и наказание: попалась соседка в квартире, которая нам трепала нервы. Учительница, образованная, но с ней было очень тяжело жить. Даже потом, когда эта соседка ушла, и появились другие люди, которые выпивали и периодически душили друг друга, нам было легче, чем с той интеллигентной учительницей, которая нам жизни не давала.

   Дима с Наташей стали  рассказывать про соседку, про её гадости, а я их остановила: "Подождите, не надо про неё, я ещё под впечатлением от рассказа".

    - А вот ещё у меня был  случай, Татьяна Геннадьевна,- перешёл Дима к следующей истории. - Меня мой напарник  спрашивает: "Дима, а ты свою жену поздравил с Днём святого Валентина?" А я говорю ему:  "Да знаете, мы этот праздник не очень чтим,  мы больше любим другой, День Петра и Февроньи, 8 июля. Вот эти святые нам очень нравятся.  Особенно Февронья. Пётр ещё как-то отклонялся "от курса", а Февронья его крепко держала!" И так я с душой отозвался о Петре и Февронье, прямо самому стало приятно! А ночью  я сплю и слышу - колокольный звон и какое-то дивное пение. Я проснулся, лежу и слушаю. Откуда доносится - не понятно: ночь кругом. И так мне хочется Наталью разбудить, чтобы и она послушала, но я боюсь пошевельнуться и спугнуть это пение. А голоса - как будто ангельские! Даже слова слышу: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав". Так и лежал неподвижно, слушал, пока это чудесное пение не стихло.
У меня такое чувство, что эта радость мне была за то, что я так хорошо, с душой, о Петре и Февронье отозвался.

     - Дааа,- говорю я,- такое только в книжке прочитать можно! Неужели такое бывает? Или, может быть, ничего не говорю, а только думаю и молчу под впечатлением. Не помню уже.

   И тут начала рассказывать Наташа.

    "А у меня мама заболела, слегла, состояние плохое. А живёт она далеко, за Прохладным. И одна она там, помочь некому. Я пошла в храм свечку поставить за её здоровье, захожу и спрашиваю у служительницы: "Скажите, какому святому лучше поставить свечку и помолиться о здравии мамы моей?"  И называю имя мамы - Тася. А она отвечает: "Поставьте Всем Святым, вот эта икона". Я подошла, поставила свечку, помолилась о здоровье мамы и пошла домой. На следующий день звоню маме. А голос у неё уже бодрый, говорит, что ей лучше. "Представляешь, говорит, Наташа! Сплю я сегодня ночью и вдруг от чего-то просыпаюсь. Открываю глаза - в комнате полно людей: и мужчины, и женщины. Все они стоят вокруг моей кровати и жалостливо так, с участием,  на меня  смотрят. И говорят: "Что такое?? Что случилось, Тася?! Ты что же это хворать вздумала? Мы вот пришли все к тебе, поддержать тебя. Давай-ка, выздоравливай, нечего болеть, поправляйся!" Дочка, мне уже полегчало, чувствую себя всё  лучше и лучше,  уже встаю". А я говорю: "Мама, да это же я вчера за тебя молилась Всем Святым, и свечку поставила о здравии. Получается, что это они и пришли к тебе!".


У меня от этих рассказов даже слёзы из глаз полились. Я говорю: "Спасибо вам, за угощение, и за рассказы. Надо мне идти! Больше ничего не говорите, хочу с этим и выйти от вас". И распрощалась.

Так и передаю вам, как это слышала.