НА СНИМКЕ: Лариса Иосифовна Богораз (1920–2004), лингвист, публицист, правозащитница. В 1964–1965 гг. преподавала в НГУ общую лингвистику. В 1965 году защитила кандидатскую диссертацию. В 1989—1996 гг. — председатель Московской Хельсинкской группы.
У тебя, мой читатель, может сложиться впечатление, что на процесс «четырёх» отреагировали только студенты. Это не так. Отреагировали все, в т.ч. и научная молодёжь. Большинству из нас не нравились ни аресты писателей Синявского и Даниэдя, ни аресты тех людей, которые стали их защищать. Нам было по тридцать (чуть больше – чуть меньше), и мы понимали, чем и как кончается открытая защита невинно осуждённых. Я никогда не исключал возможности возврата к массовым репрессиям, а после судебного процесса Синявского и Даниэля – тем более.
Здесь надо вернуться к практике протеста в виде писем в ЦК, правительство, Верховный совет или прокуратуру. Я знал, что такие письма время от времени появляются. Например, в 1966 году было послано письмо 25 крупных учёных и деятелей культуры (1). А следом за этим письмом появилось письмо 13-и, тоже против попыток реабилитации Сталина.
Знал и об отрицательном отношении ЦК КПСС и КГБ к таким письмам. В них пытались найти некий зловредный умысел против политики ЦК.
Например, сейчас известно, как отнёсся Председатель КГБ того времени Семичастный к письму:
«Как видно, главной целью авторов указанного письма является не столько доведение до сведения ЦК партии своего мнения по вопросу о культе личности Сталина, сколько распространение этого документа среди интеллигенции и молодёжи.
Этим, по существу, усугубляются имеющие хождение слухи о намечающемся якобы повороте к «сталинизму» и усиливается неверное понимание отдельных выступлений и статей нашей печати, направленных на восстановление объективного, научного подхода к истории советского общества и государства, создаётся напряжённое, нервозное настроение у интеллигенции перед съездом».
Знали мы о письме 62 литераторов, просивших «выпустить осуждённых Андрея Синявского и Юлия Даниэля на поруки». Оно было направлено ХXIII съезду КПСС и опубликовано в «Литературной газете». Не опубликовать его было нельзя, потому что подписи под ним поставили выдающиеся люди. Вот часть из них:
Павел Антокольский, Белла Ахмадулина, Владимир Войнович, Юрий Домбровский, Леонид Зорин, Вениамин Каверин, Лев Копелев, Владимир Корнилов, Юрий Левитанский, Семён Лунгин, Лилиана Лунгина, Юнна Мориц, Юрий Нагибин, Булат Окуджава, Марк Поповский, Давид Самойлов, Бенедикт Сарнов, Арсений Тарковский, Корней Чуковский, Лидия Чуковская, Варлам Шаламов, Михаил Шатров, Виктор Шкловский, Илья Эренбург.
Но в ответ на это письмо появилось письмо секретариата Союза писателей, подписи под которым поставили такие писатели, как К. А. Федин, Н. С. Тихонов, К. М. Симонов, В. А. Смирнов, Л. С. Соболев, С. В. Михалков. Они высказались против Синявского и Даниэля.
И я уже тогда понимал, что наверх писать бесполезно, потому что решения по этим вопросам принимаются именно там, наверху. И, приняв решение, они будут его отстаивать.
Кстати, решения эти оказались ошибочными. Сегодня, через 50 лет после событий 60-х годов, всем ясно, что процесс Синявского и Даниэля послужил детонатором демократического движения в стране.
Арест Даниэля и Синявского вызвал цепную реакцию: судят Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашкову, главным образом за составление и передачу на Запад «Белой книги» в их защиту. Затем судят Кузнецова и Бурмистровича за распространение произведений Даниэля и Синявского. Затем Хаустова, Буковского, Кушева, Габая – за участие в демонстрации против процесса над Гинзбургом. Потом Григоренко — за протест против судов над Хаустовым и Буковским (Григоренко судят не только за это). Потом Борисова — за протест против заключения в психбольницу Григоренко и т. д.
Одновременно начались внесудебные репрессии – исключения из партии, комсомола, увольнения с работы людей, подписавших коллективные письма в ЦК КПСС, в другие органы власти и прокуратуру в защиту арестованных по политическим мотивам и с протестами против ресталинизации.
Большая часть людей, хотя и была убаюкана послаблениями «оттепели», отчётливо представляла себе, что она заканчивается.
Хрущёв высказался по этому поводу ещё в 1964 году на встрече с творческой интеллигенцией:
«Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки -- а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы…».
Холодное дыхание несвободы мы почувствовали уже в 1967 году. Почувствовали усиление райкома КПСС и его пристальное внимание к тем нашим делам, где был хотя бы маленький намёк на отклонение от партийной идеологии даже в нюансах, на инакомыслие в культуре, почувствовали сначала пристальное внимание, а затем и вмешательство в те вопросы, которые мы привыкли решать сами, не ставя в известность райком партии.
Почувствовали усиление надзора со стороны партийных органов и руководители институтов СО АН.
Наиболее будоражащим событием этого времени были аресты Гинзбурга, Галанскова и готовящийся процесс над ними. Из воспоминаний М.Г. Гавриленко (2) стало известно, о появившейся в Академгородке группе людей, которые решили послать в Москву письмо протеста против судебной расправы над Галансковым и Гинзбургом:
«Вся история с подписантами происходила на моих глазах. Во главе стоял младший научный сотрудник Игорь Хохлушкин (гуманитар), настоящий диссидент, исчезнувший куда-то после этой истории.
Вместе с Сергеем Андреевым, инженером из ИЯФа (потом погибшим), Лозовским и Захаровым они составили инициативную группу. Инициировали стенограммы судебного процесса по делу Гинзбурга, распечатанные на тонкой такой, мягкой, шелестящей бумаге (3).
Эти ребята сочли необходимым подписать письмо протеста по поводу устроенной расправы и самим подписаться.
Регулярно, в том числе на нашей квартире собиралась инициативная группа. <...> Мы с мужем тоже подписались».
Эти воспоминания свидетельствуют о том, что эта группа распространяла стенограммы заседаний суда, но решила этим не ограничиваться. Как видим, в состав Группы входили Игорь Хохлушкин, Игорь Алексеев (муж Гавриленко), Сергей Андреев, Владимир Захаров, Леонид Лозовский.
Между тем, в Академгородке в середине 60-х жили люди, ставшие в ближайшем будущем крупными диссидентами и правозащитниками.
Напомню, что в Академгородке до ареста Синявского и Даниэля жила и работала на гумфаке НГУ бывшая жена Даниэля Лариса Богораз.
После её отъезда в Москву в Академгородке остался их сын Саша Даниэль, учащийся в ФМШ. Как мы знаем, он был полностью информирован обо всех событиях, связанных с осуждением его отца и обо всех действиях в его защиту.
Правда, ко времени описываемых событий. Ни его, ни Дарисы Богораз в Академгородке уже не было.
Напомню также, что в НГУ в 1968 г. учился на первом курсе гумфака и Вадим Делоне, который жил в коттедже академика А.Д. Александрова. Делоне вместе с Буковским участвовал 22 января 1967 года в митинге в защиту Даниэля и Синявского на Пушкинской площади в Москве и был условно осуждён. Разумеется, он был в курсе всех событий, связанных с готовившимся судебным процессом.
Раиса Львовна Берг написала в своей книге «Суховей», что Делоне приложил руку к протестному письму из Академгородка:
«Живя в Академгородке, он не терял связи с теми, с кем вместе протестовал против ареста Галанскова, и был в курсе свободолюбивых действий среди молодых и старых».
Наконец, из воспоминаний М.Г. Гавриленко стало известно, что в Академгородок приезжала жена Добровольского –организовывать выступления в защиту её мужа.
Разумеется, люди, входившие в группу задумавших послать письмо, не сомневались в том, что в Академгородке их инициативе обеспечена поддержка.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2016/12/06/461
--------------------------------------------------------
1. Письмо 25-ти деятелей советской науки, литературы и искусства Л.И. Брежневу против реабилитации И.В. Сталина 14 февраля 1966.
2. Мария Гавриловна Гавриленко была в то время женой преподавателя- кафедры философии НГУ, одного из подписантов, канд. филос. наук (впоследствии доктора наук) И.С. Алексеева. Её рукописные материалы были переданы историку И.С. Кузнецову проф. М.В. Шиловским и частично приведены в его книге «Новосибирский Академгородок в 1968 году. Письмо сорока шести», 2-е изд., 2015. С. 120-123.
3. Такая бумага называлась папиросной.