Авдеев присел на койку и млел от счастья, рассматривая бесценный подарок. Радости было столько, что пытаться скрывать ее от товарищей не имело смысла. Сразу четыре пары глаз смотрели на него с разной степенью зависти, а он им, как бы, отвечал: извините, мужики, - это Мое!
(Чему удивляться? - скажет каждый, кто старше тринадцати, - чего только не бывает на Седьмом небе!)
- Не расстраивайся, Юрок, - спас положение мудрый Бирюков со вздохом, - может она просто его землячка. Скажи, Витя, она твоя землячка, землячка, да?
- Мужики, честно - не знаю, - пожал Авдеев здоровым плечом.
- Ну, она-то знает точно! У них там, в канцелярии, по документам сразу видно.
Вся палата ожила, завозилась, обрадовалась. Санина версия сразу все расставила по своим местам.
Когда-нибудь каждый, кто в голубой тельняжке, или просто в эксперименталке, встретит свою землячку!
Из тысячи парней она выберет именно его.
И станет он самым счастливым бойцом трудового народа.
И тогда, наверное, закончится война.
Безмятежная радость и двухдневная усталость как-то сразу навалились на Авдеева, он коснулся головой подушки, и реальность перестала существовать. Кто-то будил Виктора на обед и на ужин, а кто-то говорил: пусть его спит.
Он проснулся под утро. За окном было темно. Спящие соседи что-то пытались доказать друг другу, но речь их была невнятной и не убедительной.
Анестезия давно прошла, и плечо превратилось в дырявую грелку, под которой стали мокрыми подушка и постель. Виктор лежал и улыбался: Ах, какой вчера был день!
Оставшиеся девять ничего общего с ним не имели.
Правда, было несколько моментов.
Утром на дежурство заступала очередная смена, и новый день плыл с чистого листа.
Воздух звенел от напряжения. В операционной четыре жизни сражались за одну. И многое зависело от нее самой, насколько крепко она держалась в теле.
Когда она на волоске висела, то коридоры заполнялись тревожными шагами, голосами, а если обрывалась, то удушливый туман сливался с тишиной и проникал в палаты.
Его гнал новый шум винтов, или растворяла ночь. А утром все повторялось вновь.
Так он помнил.
Два дня Авдеев не видел Татьяну и не мог поблагодарить ее за трогательный подарок.
В мед роте он расслабился - брился после завтрака. В прохладной умывальной комнате Виктор с наслаждением утыкал мокрое лицо в объятия нежно салатного полотенца.
- Надушила она его, что ли, или взяла один раз в руки, и этого достаточно, чтобы оно так благоухало? Вот они – женские штучки! Мы ведемся на них на генетическом уровне, - смеялся над собой Авдеев, - чем можем ответить? - Мало чем! Может, косметику тайваньскую купить, или платок с люрексом? - Пусть тоже помучается. Хотя, такой роскошной даме попробуй угоди!
Скинув вместе со щетиной всю возмужалость, разрумянившись от ледяной воды и полотенца, Авдеев вышел из модуля в беседку и…
Рядом на дорожке, греясь на солнышке, стояли три девушки в белых халатах и весело щебетали о чем-то о своем девичьем. Одна из них звалась Татьяна. Двух других он видел мельком, и имен их пока не знал. Виктор как-то сразу понял, что у «любви зимой короткий век», даже если выше двадцати по Цельсию, и снега нет в помине. Но так сразу сдаться, оставить мяч в своих воротах без ответного удара, не собирался. Татьяна видела его краем глаза, но была увлечена разговором с подругами. Наконец, она повернула голову в его сторону и сделала игривый книксен.
- Доброе утро! – приветствовал Авдеев медсестер, - Удивительный подарок нашел я на подушке, - обратился он к Татьяне с улыбкой, преодолевая смущение, - беру его в руки как минимум три раза в день и блаженствую. Очень хотел бы знать, кто подарил.
- Я, конечно! Ты же у меня первый! – с шутливым возмущением: как, мол, ты мог сомневаться, парировала она, и девушки залились таким звонким смехом над многозначностью фразы, что Авдееву ничего не оставалось, как смеяться вместе с ними над собой.
Под старый новый год в мед роте был настоящий переполох. Новых раненых, к счастью, не поступило. Вертолетчиков, которых доставили накануне с ожогами, к обеду отправили в Кабул. Санинструкторы, солдаты срочники, на одно дежурство подменили всех медсестер.
С утра у офицеров из пятой палаты была надежда. Им кто-то предложил собрать деньги для стола, и они это сделали. Но к вечеру стало ясно, что в женском модуле аншлаг. В каждую комнату уже напросилось по взводу командиров из бригады, и заявки продолжали поступать.
После обеда медсестры, не по форме, забегали в перевязочную, в операционную, оттуда опрометью мчались на выход, стараясь не попадаться больным на глаза, скрывая склянки разного калибра под полами ветровок. Офицеры переменного состава в синих халатах, напротив, всячески пытались обратить на себя их внимание: носились с деньгами, чеками Внешпосылторга, как курица с яйцом, всем своим видом спрашивая: "Э-э, пожалуйста, возьмите! А как же мы"?! Строились вдоль стеночки по коридору, страстно ожидая белый танец, но в программе были одни танго.
Все прояснилось после ужина, который не лез в глотку. Ближе к восьми пришла Наташа и объявила:
- Господа! Все, кто не приглашены на праздник (короче, сами идиоты), прошу в большую комнату в женский модуль. Обьясняю еще раз: деньги сдавать никому не нужно!
Высокий Бирюков вопросительно посмотрел на товарищей, Юрия с Виктором.
Те самозабвенном внимали словам лучшего в мире оратора. Поднятыми бровями, вытянутыми губами Александр изобразил удивленную гримасу и с иронией поинтересовался:
- Мужики! "Гусары денег не берут" - это же всегда была наша фраза, или я уже чего-то не понимаю?
Его шутку никто не оценил, только Юрок отмахнулся:
- Брось, Саня! Сейчас не до тебя.
В ликующей толпе каждый, кто был рожден хотя бы ползать, предвкушал вечерний пир. Из темных зарослей субтропиков манил, неудержимо, вожделенный корабль музыки и света.
Соседний женский модуль на входе встретил «Старым отелем», в исполнении звонкой Жанны Агузаровой, сумасшедшим запахом тушеной картошки с мясом... и еще чем-то необыкновенным и давно забытым, без оттенков хлорки.
В большой комнате налево на пять незнакомых девушек набилось двадцать офицеров, в основном – с пагонами капитанов и майоров. Авдеев был рад, некоторые, кажется, - не очень. Бадяжный спирт под отменную закуску закончился очень быстро, мотострелки достали «Столичную», а может, было все наоборот.
После трех ночи, в наступившем Старом новом году, когда уже пора было закруглять праздник, собутыльник справа, худой майор с грустными глазами, поднял животрепещущую тему:
- Вот ты, тарджумон, переводяга, скажи...
Авдеев демонстративно не стерпел фамильярности и ответил майору избитой заготовкой, которая, конечно же, была обращена к девушкам напротив:
- Когда о нас, военных переводчиках, говорят, как о сухарях, – это ЛОЖЬ! В любви я Эйнштейн!
- Нет! – замотал головой майор, - я о другом. Ты мне скажи. Вот мы здесь служим. Имеем право на вторую или третью жену? Хотя бы, на вторую!
- Хе, - усмехнулся Виктор, - на вторую здесь в бригаде, в женском модуле? Или в дувале, в Самархейле?
- Как в Самар-хейле? - Зде-есь! В модуле, - выдал сокровенную мечту майор.
- Не можешь! – сьязвил Авдеев.
- Я не могу? – возмутился старший (кто, мол, кроме жены может мне запретить), сжав кулаки на наглеца (комплекцией он был скромнее Виктора), - Я кро-овь проливал! Им тут , значит, можно? А мне тут, значит - нет?
- Не можешь! – стоял на своем Авдеев, - Тут все не просто. В жены продают уже в тринадцать лет. Грустно. Но есть и плюсы! Если мужику тринадцать, он может купить себе любую, хоть сороколетнюю, и даже две! Есть у тебя деньги на такое дело?
- Найду! – твердо сказал майор и сам поверил своим словам.
Авдеев с восхищением взглянул на соседа, и они пожали руки, скрепив взаимное уважение:
- Ты – Мужик! – оценил Виктор решительность майора и, вполголоса, как брату, продолжил, - Я тебе нужен! Искать будем «КучИ», с пушту - «Кочевница». Их сватают поздно, с двадцати семи до тридцати лет. Возьмешь моложе - нет уверенности, что жена достаточно крепка и сможет пересечь пустыню, выжить в кочевых условиях! А старше, есть опасность, что не успеет нарожать выносливых детей, настоящих бедуинов. Понимаешь? Тут все тысячелетиями выверялось! Отбор естественный! Кучи в этом возрасте – эталон! Такие женщины стоят дороже дома и дувала, особенно если индийский профиль, как в Шахикоте.
- С хорошей пайсой (деньгами) ты мне не нужен – я с ними на пальцах договорюсь, - расшухерился майор, будто деньги были у него в кармане.
- Нет! Без меня не выйдет! - наглел Авдеев, - Тебе любой отец подсунет старушку, которую никто не взял и, по-своему, будет прав. Ты же ничего о ней не знаешь, не ходил с ней в караване, не видел в детстве, а во время торга на невесту глядеть уже нельзя. Забавно, да? - Виктор усмехнулся, - Представляешь? Стоишь ты навытяжку перед женским модулем, а главный замполит и говорит: «Ну, майор, выбирай! Но помни, это не на два года командировки - на всю жизнь! Можешь, конечно, когда-нибудь потом, по Шариату, четыре раза крикнуть на четыре стороны: «она мне не жена!», но не советую: отцу и братьям не собрать калым обратно, который они пропили, так что – не рискуй, ты как специалист нужен нам живой!» И ты, наугад, швыряешь фуражку в женский модуль и говоришь: « А, была не была! Беру в третьей комнате налево вторую койку справа!»
- Что ты мне несешь? Какая койка справа? С такими бабками - весь модуль будет мой! – майор уже представлял себя султаном.
- Нельзя так рассуждать!- расстроился Авдеев, - Модуль маленький, мужиков в бригаде много, – вошел Авдеев в роль борца за справедливость .
- Хорошо. Беру кочевницу, не старше тридцати. А вдруг она кривая? Кто-то должен ее сначала осмотреть? – стал переживать майор.
- Тут не Стамбул! - предпринял Виктор последнюю попытку познаниями свадебных обрядов привлечь внимание двух крупных девушек напротив, достигших нужной кондиции и возраста. Но те сменили кассету с Агузаровой на группу Мираж и пустились в пляс, - Турки - те еще племяннички, из всех родственников больше уважают теть. Ты любишь тетю?
- Нет!
- Зря! А я люблю. Тетя перед сватовством ведет невесту в баню, хамам, и моет ее там, а потом подскажет тебе ее изъяны, или не подскажет.
С кучи такая схема не пройдет – они не знают, что такое баня, только индийские духи... Давай, майор, за баню!
- Давай, корнет! – они опрокинули еще по рюмке, - Петь умеешь? Давай что-нибудь белогвардейское затянем, - заныла душа у старшего.
- А, давай! Щас вспомню. Как там было: три - ровно, одна вверх, две вниз. Точно: «Бо-же! Ца-ря храни!»…
На чем они сошлись с майором, в какой кишлак собрались за невестой для него, как добрались до коек? – Авдеев поутру не помнил, но точно знал, что не выходил из большой комнаты, потому что боялся встретить в коридоре свою «кочевницу на выданье» – Татьяну.
И раз уж у нее там кто-то был, то не хотел мешать их счастью, хотел ей только спеть: «Мне нравится, что Вы больны не мной…»
Продолжение:
http://www.proza.ru/2016/12/13/1670