МАНГАЗЕЯ ЗЛАТОКИПЯЩАЯ
СКАЗ О СЛАВНОМ ГОРОДЕ МАНГАЗЕЕ
Где ты, славный город Мангазея? Где твои золотые сокровища, где лучшие пушные меха? Где славные заморские купцы у твоей пристани? Где веселые ватаги удалых героев, твоих охотников? Где множество кораблей у пристани и звон твоих церквей? Где огромные бивни мамонтов в твоих лесах? Унесло сокровища твои жестокое время. Хранит память людская путь в заветный золотой город, сибирскую Трою, основанную героями.
Славилась ты, Мангазея, по великой Руси. Славилась ты Мангазея и среди заморских стран и самые смелые мореходы правили свои корабли через ледяные моря к твоим причалам.
Полнились лабазы твои драгоценными соболиными мехами, а железные сундуки твои полны были самородного золота. Указывали путь к тебе вековые сосны с иконами. Шли купцы обозами от иконы к иконе и выходили к твоим стенам.
Давным-давно в суровых краях основали русские добытчики славный острог Мангазею Златокипящую.
За морозной мглою севера, там, где приближается Енисей к ледовитому океану, впадает в него Таз - река. На ее берегу устроены были причалы и склады для множества товаров.
Всего было полно в том шумном городке - и мехов драгоценных, и всяких съестных припасов, рыбьего зуба и мамонтовых бивней да чистого самородного золота. Из многих стран спешили в Мангазею купеческие струги и меняли в ней всякий товар на русские меха, кости мамута да чистое золото.
Имела Мангазея среди сибиряков особое прозвание – Золотокипящая. Окружали крепость богатые прииски в первозданной тайге. От начала времен ожидало человека самородное золото в бесчисленных ручьях, и много его намыла быстрая вода, приготовив его в радость человеку.
Где же скрылся тот славный город, оставшийся теперь лишь в памяти народной?
В древности не было на северных морях крепких границ. Далеко заплывали смелые люди в Студеное море. Ходили шведы, норвеги и англичане на промысел в края таежные. В местность эту плавали норвежские промышленники, потомки грозных варягов, за богатой добычей.
Но более всех стремились узнать те суровые земли русские поморы, рыбаки и охотники северной Руси. Ценою жизни многих безвестных первопроходцев открыты были Сибирские Увалы. Так назвали разведчики край невысоких гор, что простирается от устья реки Оби до самого Енисея. Вьется здесь между увалами на тысячу верст таежная река Таз.
Сложился из многих открытых путей великий проход из Московской Руси в Сибирское царство – Мангазейский морской ход.
Путь в Мангазею Златокипящую начинался из Северной Руси, из Поморья.
Русские струги начинали плавание из устья Северной Двины через пролив Югорский Шар, затем шли к полуострову Ямал, далее по рекам Зеленой и Мутной плыли в Обскую губу, волоком катили лодки дощаники посуху до реки Турухан, притока Енисея.
Указывали дорогу в Мангазею особые знаки. Вставлены были трудами добрых людей в стволы вековых деревьев святые иконы. Так от иконы к иконе выходили ватаги к речным берегам. Далее проходил путь дощаников по реке Таз.
Коротким было здесь теплое лето и вновь сковывал лютый мороз моря и реки зеркальным ровным льдом. Великой силы достигали здесь морские ветра. И со временем приноровились умельцы ставить небольшие парусные дощаники на санные полозья. И по ровным замерзшим берегам Студеного моря катились силою ветра груженные припасами лодки, удивляя северные народы.
Узнали о богатых краях и московские правители. Сменил воинственного Ивана Грозного на престоле деловитый и дальновидный царь Борис. Увидел он большие выгоды в освоении новых краев.
Из далекой и великой Москвы в Сибирь прибыл гонец с важным письмом- грамотой. Назначен был личным царским указом первый воевода Мангазеи Златокипящей. Стал им благородный и верный человек, присланный из Тобольска, князь Владимир Масальский-Рубец, Михайлов сын.
Происходил он из обедневших князей польских, и чтобы вернуть счастье своей фамилии отправился герой за три девять земель. Сначала прибыл к Московскому царскому двору, здесь получил годовое жалование серебром и назначение в Сибирское воеводство помогать устроению там государевой власти.
Одевался князь в лучшие персидские ткани, головной убор его из золотой парчи был оторочен соболиным мехом, на ногах красовались мягкие сафьяновые сапоги с каблуками и острыми носками. Оружие его было украшено лучшими мастерами, кольчуга имела стальную чешую, граненый шлем оправлен золотыми узорами, ручные пистоли обложены серебряными украшениями. Сабля княжеская булатной стали с узорной рукоятью ждала своего часа в серебряных ножнах.
Назначение воеводой Златокипящего града не простого дворянина, а князя означало важность основания новой опорной крепости для Москвы, доходность и обширность здешних владений. Но мог тут проявиться и тайный умысел осторожных царедворцев.
Старались великие бояре отправить в далекие земли тех, кто мог оказать нежелательное влияние при царском дворе. Значит, был он смелый и умный человек. Потому и возложено было на него все устройство далекого поселения, острога и пристани Мангазеи.
С утра до вечера звенели над вековым лесом веселые топоры. Ставили жители для своего правителя сообща воеводский двор из лучшего леса. Здесь совершались все важные дела городской власти. Устраивалась съезжая приказная изба, называемая в знатных городах палатою. Здесь как в казенной гостинице проживали и управляли старшины и воевода. Делилась приказная изба на столы, помещения для судебных и ясачных дел и других надобностей.
На воеводском дворе принимались торговые посольства от заморских купцов знаменитого Ганзейского союза, метивших мешки и бочки с голландскими товарами гербовыми ганзейскими печатями.
Переводили заморские слова гостей на русский язык бывалые люди –толмачи, толкователи, нанятые за большие деньги для торговых переговоров.
Здесь же принимались послы и вожди северных племен для заключения мирных договоров, обсуждался и назначался ежегодный меховой сбор в царскую казну – ясак.
Вручалась от царя воеводе важная грамота – царский наказ ко всем его делам.
Вся жизнь кипела вокруг нашего воеводы. Должен он был по наказу строго наблюдать за всем хозяйством, защищая и сохраняя новое поселение.
В час опасности воевода обязывался собрать войско, вызвать и пересмотреть всех ратных людей с их ратным снаряжением по старым спискам, или сказкам, сверить их и составить новую ведомость всем прибывшим на получение ими военного жалования.
Собрав подручное ополчение, решал воевода, какие предпринять военные действия по царскому замыслу и собственному опыту. Как тогда говорили, начинал «промысел над врагом», отражая осады и направляя казачьи сотни на умиротворение мятежников.
А в благословенные мирные времена начальник наш разделял караульную стражу между служилыми людьми - казаками. Они же обязывались ловить воров, истреблять лесных разбойников, задерживали и возвращали беглых слуг и крестьян.
Люди воеводы отвечали за приготовления против пожаров, следили, чтобы в избах жильцы осторожно обращались с огнем.
Боролся воевода и против заразных болезней, не допуская их распространения. Запрещал воевода соблазнительные зрелища шутов и скоморохов, питейные притоны. Торговля хмельным зельем уже была тогда взята под государеву руку, и никому не дозволялось уводить питейный доход из казны.
Следил воевода и за делами духовными. Он обязывался искоренять раскол, изгоняя из поселения врагов московской церкви, завлекавших за собой простых людей в старообрядчество. Вменялось ему забота о духовенстве, чтобы священники дальних селений исполняли свои обязанности, а прихожане приходили своевременно в церковь и участвовали в ее служениях.
При воеводе назначался губной староста, разведывавший губительные воровские дела и убийства, доставлявший все открытые им дела и тайны на суд воеводский.
Также воевода обязывался все судные дела, превышавшие его власть, беспрепятственно отправлять в Москву под царский приговор. Такими делами могли быть купеческие распри, когда ущерб превышал сто рублей, великие деньги по тем временам.
Скажем теперь подробно о трех источниках славы златокипящего города.
Первый сказ наш про сибирскую костяную казну.
Славилась Мангазея редким и древним товаром – белоснежной и крупной костью мамонтов. Во множестве лежали останки древних великанов на лесных полянах, едва прикрытые землей и травами.
Откуда явилось в этой земле такое редкое богатство?
В незапамятные времена, когда предки людей еще жили охотой, как северные народы, дрожала вокруг Мангазеи земля от топота многотысячных стад огромных мохнатых великанов, полярных слонов-мамонтов, украшенных трехсаженными белыми бивнями. Разносился весной над тайгой и тундрой гром из трубящих хоботов, зовущих к продолжению рода.
Не было у мохнатого великана врагов. Ни стаи волков, ни большие медведи не могли даже подступиться к сбившимся в стадо мамутам – мамонтам. Охотился на лесного великана только северный охотник - человек. Знали древние люди слабые места мамонта и наносили ему жестокие раны острыми копьями в ноги, от чего разъяренный зверь медленно истекал горячей кровью и становился легкой добычей. Но и двуногие охотники не могли бы даже за тысячу лет извести большие стада великанов. Казалось, что вечно будет господство мамонтов на севере.
Но случилась беда, великий мор прошел по земле. Поразила стада жестокая заразная болезнь и пали великаны на лесных полянах, где питались вечнозелеными хвойными лапами. На многие версты простирались безмолвные кладбища мамонтов, и не смогла тайга укрыть их. Остались кости их на земле совсем неглубоко и часто их замечали проходящие охотники.
Богатство древней природы позволило добывать мамонтовую кость, с поверхности земли без всякого труда.
Кость мамонта была белее и прочнее кости заморских слонов. На рынках городов ганзейского купеческого союза ценилась древняя кость выше бивней других слонов. До тысячи пудов белого бивня поступало ежегодно на заморские ярмарки из великого мангазейского кладбища.
Многочисленные пушные богатства собирала с четырех ветров Мангазея Золотокипящая. Давно разведали охотники здешние так называемые соболиные места. Лучший мех соболя добывался в зимнее время. Осторожного зверька брали на приманки деревянной ловушкой – верхней или нижней кулемой. Устроив ловушки с приманкой, охотник возвращался в устроенное зимовье а спустя некоторое время на широких лыжах обходил их по приметам.
Приплывали сюда издалека купцы ганзейские, чтоб купить меха драгоценные. На воеводском дворе, да в приказной избе, присутствовал при меховых сделках купцов особый человек, называемый целовальником. Избираемый на службу из местных жителей по доверию, целовальник приводился к присяге в церкви и в знак своего обещания верно служить целовал крест. Затем он принимал дела по сбору царского налога с меховых сделок. Уплатив подать целовальнику, купцы могли вывозить в дальние края ценный мех.
Особенно ценился пушной наряд славного черного соболя-баргузина. Мех баргузина был темнее обычного соболя и имел подпушек из серебристого волоса, от чего искрился и играл на свету. Добывали здесь и белого горностая, с темным хвостиком, и лису черно-бурую, редкой красоты.
Дарила тайга людям множество пушных зверей. Кроме рыжей белки водятся в ней крупные черные и маленькие голубые белочки. Сверху нападает на лесную мелочь крупная хищница куница и стремительная пятнистая рысь. А по земле рыщет мохнатая росомаха и рыжая лисица. На север от Мангазеи в тундре за рекой Турухан добывали охотники прекрасного белого песца, и считался мех туруханского песца лучшим во всей Сибири.
При всем сходстве своем с нашей лисою имеет песец большее родство с волком. Хитер песец только на охоте, а по образу жизни своей весьма удобен для промысла.
Тысячелетиями устраивают песцы себе норы в одних и тех же редких местах, где поддается их лапкам вечная мерзлота. Там они приносят многочисленное потомство, от десяти до двадцати щенков в одно лето.
Шкурки соболей связывались в четыре десятка, по сорок. И эту меру называли сороком, а во множественном числе сороками. От этой меры и пошла поговорка про сорок сороков.
Сбор меховой дани издавна стал важным государевым делом. В Москве зорко следили за поступлением годового ясака из дальних окраин. Удачливые сборщики налога получали со временем почетное звание сына боярского. А допустившие недобор дани казаки порицались, и многие годы оставались в старых званиях.
Но скрывала тайга немало опасностей и лишь искусный охотник и ловкий в бою казак всегда возвращался домой невредимым.
А главной славой Мангазеи стали золотые россыпи. Добывалось золото самородное по притокам всех рек сибирских: Енисея, Лены и Оби. Но особенно много находили его в ручьях мангазейских рек. Сотни лет поднимала вода из глубин земли золотые крупицы.
Песок золотой различался от места к месту размером частиц, от самых мелких, как в песочных часах, до частиц размером с маковые зернышки и до мелкого золотого бисера. Особой удачей были крупные самородки.
И все это счастье ожидало первопроходцев на поверхности земли, словно приготовленное наследство. Быстро богатели здесь промысловые ватаги и разносилась на сони верст слава щедрого и сурового края.
Каждый год, весной и осенью, здесь, на берегу реки Таз шумели большие ярмарки.
Из дальних краев с трех сторон света являлись северные народы с богатой добычей. Торговали с ними купцы промышленники на обмен тканями, посудой, бисером и украшениями и многими другими изделиями. Заполнялись склады купеческие мамонтовой костью, мехами, мягкой рухлядью, самородным золотом, семгой, стерлядью, осетром и тайменем.
Многие туши оленей охлаждались в подземных кладовых города, устроенных в вечной мерзлоте под домами. Мясо варилось в походных котлах, давая охотникам силы для походов, а из кожи оленей шили одежду и обувь в ремесленных мастерских.
Продавали здесь кедровый орех, сушеные грибы и ягоду. Всем удачна была Мангазея!
Везли добытчики с берегов Студеного моря ворвань, жир китовый, а также китовый ус, моржовую кость, мех морского зверя- котика.
Только в самые лютые морозы замирала жизнь на деревянных улицах Мангазеи. Но едва сходил лед на реке с утра до вечера шумел здесь промысловый люд занятый своими делами.
Весной вновь собирали купцы свои охотничьи ватаги на промыслы. Для удобства и безопасности выходили охотники на опасные звериные тропы не по одному, а вместе, ватагами. Десять – пятнадцать испытанных звероловов несли с собою все необходимое для лесных промыслов, оружие и снасти, запас соли и съестные припасы.
Помогали людям ездовые олени и собаки. Собачьи упряжки тянули груженые нарты по узким тропам. А на охоте одна собака в особых кожаных постромках могла везти за собой хозяина на широких лыжах, облегчая долгое возвращение к теплому зимовью.
Достигнув промысловых угодий, ватаги расходились по двое и устраивали стоянки и лабазы для мехов, мяса и других таежных даров.
Соболя добывали ловушкой кулемой, капканами. Белок били особыми стрелами с тупым наконечником, не повреждавшим прекрасный мех.
Пока позволяла погода, охотники добывали пушнину. А с наступлением крепких морозов ватаги вновь собирались и, сообща охраняя свои меховые богатства, шли зимовать в гостеприимную Мангазею. Спорили здесь старшие ватажники с купцами о награде. А получив плату припасами и деньгами, охотники расходились по избам до будущей весны или собирались в дальний путь на родину.
И не было в морозы в во всем остроге свободного угла, так, что в одной малой избе жило по восемь человек и более.
Самые счастливые добытчики через несколько лет возвращались на Святую Русь богатыми людьми, заводили свою торговлю и промыслы. Но больше всего обогащались здесь купцы от перепродажи сибирских мехов иностранцам.
Рыбный промысел в те времена был особенно успешен. В вечной мерзлоте можно было сохранять любой улов много лет. Особенно известны были те места красной лососевой и черной осетриной икрою. На реке Таз можно было увидеть редкое зрелище – рыбную свадьбу. Зеркальная гладь чистейшей лесной реки украшалась всплесками бьющих хвостами, играющих и пляшущих крупных осетров и старых тайменей в человеческий рост, сходившихся на свой рыбий праздник.
Полнился гудящий словно улей городок ремесленниками и заказчиками.
Казаки чистили старую одежду, заказывали в швейной избе новые кафтаны и башлыки, обувь в сапожной избе. Шорники сшили новую сбрую коням, ездовым собакам и оленям, переметные сумы украшались оленьим мехом и вышивкой. В кузнях ловкие умельцы ковали наконечники рогатин и стрел, гвозди, дверные петли, лопаты и топоры, охотничьи ножи, наконечники рыболовных гарпунов, чинили доспехи и оружие стражников. Здесь же отливали пули и рубили свинец для пищалей и ружей.
День и ночь пекари пекли душистые хлеба и пироги для праздничных столов. Чудесный запах горячего хлеба стоял над городом.
С каждым годом все чаще подходили к мангазейской пристани купеческие струги – парусные суда с палубой, трюмом для товаров и помещениями для корабельщиков.
Хозяином каждого струга был богатый купец в дорогой одежде из персидских тканей, отороченной дорогими мехами. На струге имелись малые пушки, заряжаемые рубленым свинцом, для защиты от разбойников и охранники грузов.
Оставив на кораблях стражников, и отпустив кормчих на берег шли купцы по деревянным подмосткам через пристань и поднимались на острожную гору, входили воротами в Мангазейскую крепость, где подносили воеводе дорогие подарки.
Шумели в златокипящем городе пестрые ярмарки, звали гостей веселые лавочники звонкими голосами. Кружились ярким хороводом прилавки, загруженные туесами с ягодой и икрой, солониной, вяленой олениной, рыбой и ремесленными изделиями.
Спустя четыреста лет рассказали мы про Мангазею одному торговцу. А он и говорит, мол, ясно мне стало, вот откуда пошло наше сибирское выражение - мангазейская сделка. Оказывается, на веки вечные осталось в сибирской торговой жизни такое явление.
В старые времена вдали от городов у купцов часто не было возможности записывать условия своих договоров. Весь торговый обмен держался на совести, на доверии и вере человека.
Заключалась таким образом особая, доверительная, мангазейская сделка.
Пережил наш сибирский торговый обычай много веков. И по сей день так выходит, что для быстроты оборота и по другим причинам оказывается выгоднее доверительная мангазейская сделка.
Честь и честность человеческая оказывается дороже золота и крепче железа. Ударив по рукам расходились купцы и каждый крепко держал данное слово и в срок привозил все оговоренное по мангазейскому соглашению. И навеки вошло такое явление в сибирскую торговую жизнь.
Но самым заманчивым местом в Мангазее была изба золотых дел мастера. . Стекались сюда золотые крупицы со всей округи и под действием жаркого кузнечного горна плавились самородки в яркие струи. Текло раскаленное золото в длинные формы и остывало в тяжелых слитках. Собирал воевода из них государеву казну в небольших железных сундуках.
А за стенами крепкого острога простирались на все четыре стороны изобильные охотничьи угодья местного племени мангазейцев. Издревле земли по всему берегу Студеного моря от русского севера до Енисея заселило большое племя древних самоедов, называемых еще юраками, а в последние столетия ненцами. Шли казачьи отряды и ватаги добытчиков в стойбища северного народа и всегда были принимаемы с миром и торговым интересом.
Различались самоеды по промыслам на тундровых ненцев и таежных. Многочисленные тундровые ненцы всегда занимались оленеводством. А их лесные братья, небольшой народ, обитавший вокруг Мангазеи и до Обской Губы, держали только вьючных оленей для кочевых надобностей, а жили охотой и рыбной ловлей.
Бескрайние северные дали проезжали ненцы на быстрых оленьих упряжках, запряженных тремя или даже семью оленями.
Северные сани, называемые нартами, изготовлялись двух видов. Мужские нарты имели одну заднюю стенку, а женские нарты делались для перевозки детей и оснащались передней и боковыми стенками. Нарты делали легковые, для быстрой езды и грузовые для перевоза вещей на новые стойбища.
Крепко сложенный и прирученный олень у ненцев запрягался наподобие лошади под простое седло.
И не было прекраснее зрелища в тайге, чем увидеть белого в роговой короне оленьего вожака и на нем смелую ненецкую всадницу в расшитых узорами одеждах и украшениях, с луком и стрелами.
Гостили наши казаки и охотники в ненецких чумах, собранных из длинных шестов шатрах. Зимой чум покрывали нюками - двумя слоями оленьих шкур. А летом обкладывали березовой берестой. В середине чума всегда горел каменный очаг, готовилась пища в большом котле.
Делили хозяева ночлег с казаками. Справа и слева от входа в жилище располагались спальные места. А прямо напротив входного полога устраивалась полка для священных талисманов, под ней хранилась чистая посуда. Со временем ненцы принимали от русских крещение и заменяли в святилищах древних идолов на святые иконы.
Три лета поднимал Мангазею князь Масальский- Рубец. Три года не стихал здесь стук топоров.
Встала на прибрежном холме крепость с башнями, украсился берег реки длинной пристанью. Раскинулся вокруг крепости уютный промысловый поселок. Много потрудившись на новом месте, по обычаю того времени, засобирался князь на Великую Русь. Уложили стрельцы государеву казну и годовой ясачный сбор на суда. Золотые слитки спрятали в железные сундучки, а связки меховые – сорока в просторные новые мешки снесли на дощаники.
Вышел народ мангазейский проводить своего воеводу. Расставались они навсегда. Благословили священники в путь светлейшего князя со всеми слугами. Пришел власти Масальского срок по законам московского царства.
Под колокольный звон и выстрелы отбыл в Москву основатель Мангазеи. Было ему, чем похвалиться в Кремле. Шел он на Русь с великими дарами и со всеми бумагами для отчета великому государю.
Но в смутное время строилась Златокипящая пристань. Случилось на Руси небывалое горе, прервалась со смертью юного царевича Дмитрия древняя царская династия Рюриков, основателей нашего государства.
Власть царскую принял ближний боярин Ивана Грозного Борис Годунов, человек мудрый, но простого происхождения. Возмутились против него все сословия московского царства. Родовитым боярам завистникам своим не давал Борис вернуть отнятое при Иване Грозном могущество. А простой народ возмущался слухами об убийстве царевича Димитрия, сына Ивана Грозного, якобы павшего от рук людей Годунова.
Когда князь Масальский достиг Москвы, то едва узнал когда-то полную торговцами столицу. Опустели прилавки после трех лет страшного неурожая и голода. По улицам Москвы шатались полуживые люди, беглые из голодающих волостей и ожидавшие выдачи хлеба из царских закромов. Всюду росло недовольство русским царем. Пришло время заговорщиков.
Во дворце не даром опасались князя Масальского, не зря отсылали его на далекую землю. Борис Годунов безвременно умер, передав царство своему молодому сыну Федору. А все знакомые и друзья Масальского при дворе уже составили заговор против такого неопытного царя.
Пожелал себе разбогатевший в Мангазее князь лучшего места в Кремле и вошел в круг заговорщиков. Вскоре произошло страшное – убийство молодого царя. Князь Масальский назван был среди бояр, убивших царя Федора Годунова.
Но страшный поступок князя не принес ему высоких чинов и счастья на русской земле.
Боярское собрание не давало людям ни порядка, ни благополучия, день и ночь проводя в спорах о власти. Богачи русские бесконечно мерялись силой и накликали войну. Спасти от кровопролития мог только самый сильный боярин - царь. Но звание царское утратило прежний смысл и стало только должностью при боярской думе. Вышел раздор боярский из Кремля на улицы и поля сражений. После переворота началось смутное время.
Прослышали враги про смуту в русской земле. В польском королевстве беглый монах назвался царевичем Димитрием и привел за собой королевское войско. Поляки напали стремительно и вскоре дошли до Москвы.
Дума Боярская увидев польскую силу вышла встречать нового царя в лучших одеждах. Своего царя не хотели они потерпеть, так пришлось кланяться лютому самозванцу.
Видя такую измену родовитых бояр и меньшие знатные люди не пожелали терять своего места и встали под польские стяги. Смешалась в Кремле вся боярская хитрость в одну причудливую царскую кашу.
Не остался в стороне и князь Масальский. Далеко позади осталось для него время тяжких сибирских походов. Заманила его яркими огнями придворная богатая жизнь. Добился он должности дворецкого и звания советника при новом царском дворе.
И хотя первого самозваного царя казнили восставшие москвичи, явился второй самозванец и чтобы не повторить участь первого, устроил военный лагерь недалеко от Москвы в селе Тушино.
Князь Масальский и те, кто принадлежал к западным дворянским родам, литовским и польским, ушли в лагерь поляков, стан Лжедмитрия Второго, считавшегося уже русским царем. И пока не поднялось из Нижнего Новгорода народное ополчение купца Минина и князя Пожарского враги разоряли русские села.
После изгнания народным ополчением поляков из России, князь Масальский недолго служил при польском дворе. Снова вернулся он в Москву, но уже только послом от польского короля Сигизмунда Третьего, воинственного правителя всей Речи Посполитой, собранной из многих западных славянских и литовских княжеств.
Потомки мангазейского воеводы тоже не нашли счастья в чужих краях и вернулись к московскому двору под государеву руку царя Михаила Романова. Служить России продолжили сродники князя Масальского.
Нуждалась разоренная страна во всем, и тут вспомнили купцы о далекой сибирской Трое. Когда-то великий царь Иван Грозный повелел построить новую крепость, в земле сибирской, студеной и богатой.
Никогда уже не вернулся основатель Мангазеи на сибирскую землю. Стал он на своей земле иностранцем. И кто не вздохнет, услышав его историю?
Но как же начать нам горький сказ о последнем том окаянном дне великой Мангазеи? И кто не вздохнет, услышав о ее разорении и разрушении?
Великое будущее ожидало Мангазею Златокипящую. Мечтали воеводы уже о великом водном пути через всю Сибирь. Притоки Оби, Енисей и Лены сходились у Мангазеи. Соединив три сибирские реки каналами, стал бы город столицей трех великих торговых путей – Обского, Енисейского и Ленского. Бесконечной чередой пошли бы по каналам купеческие корабли во все стороны.
Выходили изх крепкого острога через надвратной башню самые смелые и удалые казаки, чтобы приводить под власть Московского царя дальние северные племена, никогда не знавшие над собой власти. Подписав мирный договор, брали удальцы в заложники – аманаты родственников северных вождей или как тогда говорили, «князьков».
Но не всегда получалось все складно. Многим племенам и особенно жестоким воинам - чукчам не нравилось собирать ежегодное подношение белому царю. Казалась им власть Москвы далекой, отряды казаков малочисленными. Замышляли они восстания, и время от времени посланные за ясачным меховым сбором бывали побиты, и не возвращались.Вновь приходилось собирать смелый народ казачий на покорение далеких улусов, путь до которых занимал много времени.
Никто не ждал беды. Безоблачным было небо над стенами самого северного острога. Никода еще не знала первозданная тайга человеческих городов. Все здесь было впервые. Последним воеводой Мангазеи Златокипящей в то время стал Иван Ребров, сын Андреев, дальний родственник первого посадника Масальского.
Любовался воевода на обустроенный речную пристань, занятые малыми и большими стругами причалы, просторные крепкие лабазы для многочисленных товаров.
Как же могло придти сюда бедствие?
Может быть, сокрытые туманами и непролазными дебрями, тайно подошли к городу враждебные племена, нарушив мирный договор?
Может прибыло большое посольство от дальних племен, чьи заложники томились в мангазейских острожных избах?
Принял ли их последний воевода мангазейский и получил ли заверения в вечной дружбе? Усадил ли гостей за богатый стол? Может быть, когда увлеклись хозяева и гости праздником мирного договора, со всех сторон загорелись городские стены? Как же был велик этот пожар? Отчего даже близкая река не спасла деревянный город?
Закрыла черная туча золотое солнце над крепостью, окутало злое облако едким дымом склады и пристани сибирской ярмарки.
Недолго укреплялась и ширилась благословенная Мангазея.
После за пятидесяти лет полыхали еще три огня. Троекратно горела славная Мангазея.
Разве не было в таком совпадении злого умысла? Не укрывались ли за пожарами злые дела – воровство и душегубство? Или были виновниками огненных бедствий соглядатаи и доносчики из дальних земель, завистники из заморских купцов?
И хотя промыслы запустели не сразу, пятьдесят лет еще теплилась в Мангазее жизнь, но пожары или поджоги, наконец, совсем разорили это прежде богатое место.
Погорельцы из Мангазеи уходили на север, туда, где впадает в Енисей судоходный приток река Турухан и там основали Новую Мангазею, но это место не получило уже прежней славы и благословения.
Но среди огненных испытаний, по молитвам самых набожных мангазейцев дарован был городу небесный заступник. Обретены были в земле скрытые злыми людьми святые и нетленные мощи убиенного мученика Василия. Вспомнили люди, что в первые годы от основания Мангазеи трудился приказчиком в одной богатой лавке набожный и добрый юноша из Ярославля. Но в пасхальную ночь, когда ушел он в церковь, напали на лавку разбойники. Купец вызвал его на допрос к воеводе и больше Василия никто не видел.
Открылось позднее, что был он убит при жестоком допросе. А спустя пятьдесят лет поднялись из земли его святые мощи. А нашедшему их человеку явился во сне сам святой и назвал свое имя. Вскоре после церковного прославления стал мученик отвечать на молитвы охотников и помогать путеществующим в таежных приключениях.
И помощь небесная так прославляла мученика среди охотников, что в часовне его было полно лучших мехов, приносимых спасенными северянами.
С тех пор, благодаря в церквях святого Василия Мангазейского, вспоминают люди и о златокипящем городе. После бедствий пришлось перенести святые мощи с честью на новое место.
Основано было в трех сотнях верст от старого выгоревшего города скромное поселение Новая Мангазея. Но не имело оно прежней славы, не сообщалось уже с рекой Таз, и не было там выхода в просторную Обскую Губу, великий залив северного океана.
Тем временем и в Москве поднялись против северного торгового пути разные большие люди, и особенно заморские купцы. Снова и снова читали в Кремле доносы с великими наговорами на Мангазейский морской ход, что всюду там злоупотребления, доходы мимо казны и прочие непорядки и вольности да беззакония.
И, наконец, вышел царский указ о запрещении северного морского пути в Сибирь. Думается, виной тому были злые доносы в Москве. Столкнулись торговые интересы, северный морской путь трудно было обложить налогами, поневоле приходилось допускать тут много свободной торговли и путешествий.
А при дворе царском ради подарков благосклонно принимались иностранные торговые люди, которым северный путь не давал повышать цену на многие товары. Слабее стала северная торговля без Мангазеи. Заросли с той поры многие тропы. А где нет торговли там и жизни нет. Слабее стала и Русь без Мангазеи. Потеряли славные места прежнее свое значение на многие сотни лет. Замерла северная жизнь без своей золотой столицы.
Где же ты, славный город Мангазея? Где твои золотые сокровища, где лучшие пушные меха? Где славные заморские купцы у твоей пристани? Где веселые ватаги удалых героев, твоих охотников? Где множество кораблей у пристани и звон твоих церквей? Где огромные бивни мамонтов в твоих лесах? Унесло сокровища твои жестокое время. Хранит память людская путь в заветный золотой город, сибирскую золотую столицу, основанную героями.
Бьют сегодня купцы об заклад и заключают меж собой древнюю мангазейскую сделку. Призывают в церквях священники и благодарят охотники мученика Василия Мангазейского. Сохраняется и славится через века в тех обычаях доброе имя Мангазеи Златокипящей.
Придет час и встанет новая Мангазея. Услышит тайга колокольный звон и стук веселых топоров. Соединяться три великих водных пути по Оби, Енисею и Лене в Мангазее Златокипящей.