ФРАГМЕНТ из романа "Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной" ©
(Карина АРУЧЕАН, серия "Роман ХХI века", предисловие Льва Аннинского)
Так как бумажные книги все распроданы, то я разместила роман в электронном виде для бесплатного скачивания ТУТ:
https://yadi.sk/d/YID9yQZTX54tA
----------------------------------------------------
Очередная журналистская победа героини - эпизод.
Эпизод совершенно реальный во всех деталях! Отдала его своей героине :)
Время и место действия - вторая половина 70-х г. 20-го века, СССР
"...В зарубежных детективах фигурируют частные сыщики — более хитроумные, чем штатные следователи, зажатые рамками инструкций. Чем-то вроде «частного журналиста» стала и Соня, которая, специализируясь «на жалобах», обычно поступала на свой страх и риск, нарушая правила советской журналистики — ради восстановления справедливости, как её понимала она, а не Центральный Комитет Коммунистической партии, бдительно курирующий деятельность печатных изданий.
Писать статьи и получать гонорары казалось не главным, хотя работой считалось именно это. Даже обличение антигероев виделось второстепенным, отчасти — бессмысленным в условиях круговой партийно-ведомственной поруки. Важнее было помогать пострадавшим.
И разобравшись в мотивах участников, Соня хитроумно «тянула за ниточки», вынуждая антигероев исправлять содеянное. После этого их щадила: выводила героями, если умели заслужить, или вовсе не писАла, поступаясь карманом ради пользы дела — чтоб антигерои порадовались такому повороту, старались, не допускали рецидивов. Тем более что потом ещё долго Соня держала их «на контроле» — звонила «по-дружески», осведомлялась, как дела… в общем, не позволяла распускаться.
Случалось, без ведома редакции использовала статус корреспондента, чтоб навести порядок там, где углядела его отсутствие. Часто было достаточным просто показать удостоверение: «Сигнал пришёл… послали осветить, да уж больно лениво… уладьте всё сами — исчезнет повод для статьи… вам и мне спокойнее». И улаживали, не подозревая, что Соню никто не уполномачивал «освещать».
— Есть дело. Прямо для тебя! Может, возьмёшься? — предложил за чашкой кофе старший коллега.
И показав кое-какие документы, пообещав дать координаты очевидцев, кассету с их показаниями, рассказал историю.
В одном из горных дагестанских сёл гуляли свадьбу. В драке был убит брат жениха. Но арестовали не убийцу, а тех, кто драчунов разнимал: сельских учителей — отца и сына. Они люди бедные — откупиться нечем. И без связей — заступиться некому. А убийца — сынок местного партбосса. Купил нужных «свидетелей» и «правильное» — в свою пользу — решение суда, не допустив до участия в процессе настоящих свидетелей, добившись изъятия из «Дела» орудия убийства и данных экспертизы, обнаружившей на ноже его отпечатки. Учителей посадили.
— Я добился пересмотра в Верховном Суде Дагестанской АССР , — продолжил коллега. — Пересмотр через неделю. Но знаешь ведь, как бывает: верховный судья автоматически подмахнёт прежний приговор. И хоть ляпы в документах вопиют о нарушениях, их «не заметят». Старик-учитель в тюрьме помрёт, у молодого лучшие годы пройдут. Слышала бы, с какой любовью о них в селе говорят!
Стучат колёса поезда.
Раздуваются паруса. Летит от Итаки корабль Одиссея.
— Ты куда, Одиссей, от жены и от детей?!
— Как куда? Манюня должна жить в мире, где справедливость случается. Это только кажется, что я еду от Манюни. На самом деле — к ней! Иначе неправильная жизнь встанет между нами.
— Слишком мудришь, Одиссей! Маленький Телемах растёт без родителя. Замена ли рассказы о родительских подвигах? Что они Телемаху?
— Ах, не путай меня!
— Сама всё путаешь, Соня-Одиссей! Не ты ли осуждала тех, кто о вселенской справедливости заботится больше, чем о близких?
— Я не о вселенской, я о конкретной: бедных учителей жалко.
— Их! Не дочь родную?!
— Ах, не знаю. Чувствую: это — и для дочери тоже.
— Как так?
— А то луг завянет!
— Какой луг?
— С лютиками. Тот, который был в Бориславе.
— Но он давно засох!
— Нет!
— Да при чём тут какой-то луг?
— При том…
Разработала примерный план. Встретится в Махачкале с председателем Верховного Суда Дагестана, проведёт по «Делу», проакцентирует внимание на ляпах: «Какое злостное нарушение процессуального законодательства! И тут, и тут!» — даст послушать кассеты с рассказами свидетелей, не допущенных к даче показаний. Подтекстом беседы будет лёгкий шантаж. Мол, об этой истории знают в Москве, наверху (достаточно небрежно пофигурять именами-фамилиями). И если «Дело» потом поступит на пересмотр ещё и в Верховный Суд РСФСР, а затем — СССР… грозят неприятности… могут обвинить в некомпетентности… в несоответствии занимаемой должности… заподозрить в получении взятки. «Нет, я уверена, что нет! Но ведь так можно подумать! Злые языки… Особенно после статьи… Да, буду писать… только как — жизнь покажет!»
Конечно, статьи не будет — родная редакция не заказывала, чужая поостерёжется, командировка выписана по другому поводу, но «враги» не должны догадаться, что Соня блефует! Она замыслила убедить оппонента: лучше решить всё по закону и совести.
Правда, посадить настоящего убийцу будет трудно. Взятки уже распиханы по многим карманам. Да и местные партийные органы станут препятствовать выносу сора из своей грязной партийной избы.
Ну, так Соня намекнёт, что она и те, наверху, с кем она якобы «вась-вась», не жаждут крови. Главное — освободить невинных.
С самого начала пошло не по плану.
— Нэ паложэно абсуждать «Дэло» с пастаронними до пэресмотра. Патом пагаварим! — обрезал верховный судья.
Знал: Соне завтра уезжать — сам заверял даты прибытия-убытия в командировочном удостоверении. А на нет — и статьи нет. О чём корреспондентка будет писать?
— Хорошо, — согласилась смиренно, и, рассыпав бумаги перед собой, стала проглядывать, провоцируя любопытство собеседника. — Но я не юрист, не знаю юридических тонкостей. А поскольку материала для статьи и так достаточно, хочу у вас — у профессионала! — узнать пару вещей общего характера. Теоретических…
— Напримэр? — жертва заглотнула крючок.
— Например, все ли вещественные доказательства, особенно с отпечатками пальцев, должны быть приобщены к «Делу»?
— Канэшна, — был автоматически дан хрестоматийный ответ на хрестоматийный вопрос, чего и ждала Соня.
— Хм-м, интересно, куда делся нож? Был — и делся…
Задумчиво повертела в руке добытую коллегой копию изъятого заключения экспертизы, сделав так, чтоб собеседник её разглядел.
— Кто-нибудь вправе изъять из «Дела» вывод экспертов об отпечатках на орудии убийства?
— Нэт, — заерзал тот.
— Значит, — вздохнула, — допущены серьёзные нарушения…
И стала рассказывать, как было.
— Но я прэдупредил: нэ магу гаварить.
— И не надо! Это я говорю о «Деле», чтобы понять отношение Закона к некоторым моментам. Не ваше отношение — Закона! Кстати, предписывает ли Закон опросить всех очевидцев?
— Да.
— А было не так, — и опять прошлась по «Делу», продемонстрировав наличие кассет и готовность дать их прослушать. — И ещё: должны ли сомнения в вине подозреваемых трактоваться судом в пользу последних?
— Д-да.
— И опять тут было не так, — сокрушается Соня.
В общем, дала понять: если судья признает правильным решение первой инстанции, то его пустят на мыло.
Теперь — поманить пряником, показать выход из угла, куда только что несчастного затолкала. И стала говорить, что задача прессы — помогать обиженным, а определять меру чьей-то вины — забота юриста-специалиста, каковым показал себя визави:
— О вас в Москве прекрасно отзывались! Не мне контролировать вашу работу. Без меня разберётесь, наказать кого-то за ошибку или просто указать. Редакцию волнует только возвращение к нормальной жизни безвинно осуждённых.
Пусть волки будут сыты! Главное — чтоб овцы остались целы.
Вечером в дверь гостиничного номера постучали. На пороге стоял молодой кавказец с букетом:
— Я Раджаб. Ваш спасённый. Сказали: «Иди! Журналистка из Москвы тебя освободила». Обзвонил гостиницы, узнал, где вы остановились. Я в Махачкале сидел — потому так быстро. А отца в лагерь отправили. Отпустят, когда получат бумагу об отмене приговора. Она уже подписана. Вы теперь мне сестра, моему отцу — дочь!
Закрыв за «братом» дверь, Соня расхохоталась: отпустили, как и посадили, — с процессуальными нарушениями. Но какая разница, если дело сделано?!
Бориславский луг с лютиками продолжал цвести.
«Брат» принёс к самолёту огромную сумку с мандаринами:
— Из нашего сада! Наш сад — ваш сад.
Попросил номер телефона — мол, сообщит, когда выпустят отца, станет поздравлять с праздниками, слать фрукты.
Подъехал с конфетами и председатель Верховного Суда — удостовериться, что корреспондентка довольна:
— Зачэм тэперь статья-матья? Мы сами всё сдэлали, как паложена. Апэративна!
И был ведь уверен, что «как положено».
Хитроумный Одиссей успешно плыл между Сциллой и Харибдой, не сворачивая с курса. Хотя многие герои полегли тут.
«Кларнет пробит, труба помята»…
Выдворен из страны Солженицын, продолжалась травля Сахарова, но благодаря обоим уже действует — несмотря на преследования — Русский Общественный Фонд помощи политзаключённым и их семьям. Арестован «за политику» Сергей Ковалёв, «за не нашу поэзию» — составители собрания сочинений Бродского.
«…фагот как старый посох стёрт»…
Исключены из Союза писателей Чуковская, Войнович. Раскритикован странный, как сон, — значит, опасный! — фильм Тарковского «Зеркало». Запрещено исполнение «Первой симфонии» Шнитке.
«…на барабане швы разлезлись»…
Выставка на отдалённом московском пустыре, устроенная без официального разрешения группой художников, раздавлена бульдозерами, получив негласное прозвище «Бульдозерной выставки». Многие художники вскоре эмигрировали, как, впрочем, и литераторы — Галич, Некрасов, Максимов… чуть позже — Гладилин, Амальрик… сотни!
Все — куда более геройские герои, чем Соня! Соль земли, таланты, глашатаи, настоящие ум, честь и совесть нации!
При публичности своей профессии Соня не была публичным человеком. Ей больше нравилось быть в тени, чтобы только она знала, что и зачем делает.
Тень — гарантия безопасности. И — успешности, если понимать успех не как славу, карьеру, деньги, а как воплощение замыслов, в том числе — рискованных.
Открыто бороться с властью — опасно и бессмысленно. Вливаться в её ряды или прислуживать — тошно.
Оставалось одно: использовать в своих целях противоречия, амбиции, жадность, глупость, декларации и синтаксис власти, чувствуя свои цели — достойными, а себя — неуловимым Рихардом Зорге в тылу врага.
И руками врагов пускала под откос поезда с их же соратниками, добром, оружием, расчищая путь тем, кто без неё не мог этого сделать.
Родиной, пославшей её на задание, была она сама.
Но то ли Родина была не совсем настоящей Родиной, а чем-то незавершённым, недооформленным, то ли даже когда Соня возвращалась на «Итаку» к родным и себе самой, будто не совсем возвращалась, — оставалось чувство скитания.
Словно и ей, как Одиссею, суждено странствовать годами, прежде чем по-настоящему вернуться на настоящую Родину, которая станет такой, если правильными будут скитания. Только тогда всё сойдётся…
Странствия были не географическим передвижением, а внутренним состоянием..."