Мой друг Володя (Геннадий Матюшин) / Проза.ру

Наша семья проживала в небольшом городке Алатырь, и насколько я себя помню, первые друзья у меня появились в детском саду, хотя общаться со своими сверстниками мне, конечно, приходилось и раньше. Фактически, это началось с того момента, как только я начал самостоятельно передвигаться на собственных ногах. Однако эти встречи носили случайный характер, поскольку их организаторами были родители, выведшие меня на прогулку или взявшие своё чадо с собой в гости, к друзьям. Неудивительно поэтому, что мой контакт с мальчиком или девочкой в лучшем случае ограничивался скоротечной игрой либо просто осмотром друг друга, и это знакомство быстро забывалось, не имея продолжения!
   А вот в детском саду, куда меня устроили родители, всё выглядело по-другому: одна и та же группа детей шесть дней в неделю проводила вместе более восьми часов. Вместе кушали четыре раза в день, вместе спали час после обеда, вместе пели песни, вместе гуляли в детсадовском дворике или, под руководством воспитателя, вместе играли в общую для всех игру! Все дети в группе вынуждены были как-то взаимодействовать между собой, даже если они этого и не хотели, привыкнув к жизни отдельного, часто и слегка избалованного, индивидуума. В дополнение к понятиям: семья, я и "моё", детям пришлось осваивать понятия: "наша группа", "наш садик", "наши общие, не принадлежащие тебе лично игрушки", "наши коллективные действия", и другие представления о нормах жизни человеческого сообщества.
   Спустя некоторое время, когда мальчики и девочки перезнакомились между собой, и среди них начали образовываться группы из двух, трёх, а иногда даже четырёх детей, которые при общении чувствовали определённую внутреннюю расположенность и даже симпатию друг к другу, а также и появились отдельные индивидуумы, которые испытывали личную неприязнь при общении между собой. Вот и я из всех окружавших меня детей выделил Володю Ганичкина, с которым мы стали стараться держаться вместе. При этом мне не удалось найти общего языка с мальчишкой примерно моей комплекции, но старшего по возрасту, чьё враждебное поведение по отношению ко мне чувствовалось с первых же минут нашего знакомства. До открытой драки, слава Богу, у нас с ним дело не доходило, однако мелкие стычки по разным поводам возникали довольно регулярно. Как правило заканчивались они, обычно в мою пользу, не только в силу моих физических данных и упрямого характера, но и вследствие поддержки Володей большинства моих действий. В сложной ситуации он всегда был на моей стороне. Однако это совсем не означало, что мы с ним никогда не ссорились или не выясняли меж собой, по-мальчишески, отношений, но, тем не менее, в случае опасности мы всегда выступали вместе, и все дети в садике вынуждены были с этим считаться!
   Володя был достаточно крупный для своих лет мальчишка, с покрытой густыми золотисто-русыми кудрявыми волосами головой, с ясными голубыми глазами и с незлобивым характером. Жил он у бабушки, чей частный деревянный дом стоял недалеко от нашего садика на противоположной стороне улицы, носящей имя Николая Васильевича Гоголя.
   Утром в садик меня приводила мама, а вот вечером я возвращался домой самостоятельно, обычно в компании с Володей. Мы проходили мимо дома Володиной бабушки до пересечения улицы Гоголя с улицей Жуковского и останавливались возле кирпичного корпуса общежития Алатырского железнодорожного техникума, строения которого занимали на ней целый квартал, простирающийся вплоть до Первомайской улицы. Вдоль полуподвального ряда окон общежития было сделано металлическое ограждение, состоящее из метровых чугунных столбиков соединённых между собой толстыми стальными прутьями, на которых было очень удобно сидеть. Кроме этого, каждый столбик, в своей верхней части, был прикреплён круглым метровым стержнем со стеной общежития, что позволяло использовать его в качестве турника для наших физических упражнений.
Вдоволь накувыркавшись и обсудив свои дела, мы отправлялись, довольные, по домам.
   В то время наша семья жила в коммунальной квартире одноэтажного кирпичного дома, расположенного на территории техникума. Дом был угловым, и его окна выходили как на улицу Жуковского, так и на Первомайскую улицу. Попасть к себе я мог или по асфальтовому тротуару, который проходил вдоль корпусов и ограды техникума, либо по его территории, для чего мне нужно было перелезть поверх высоких железных ворот, которые примыкали к стене общежития. Обычно я пользовался первым путём и только несколько раз - вторым.
   Лезть через ворота мне приходилось в тех случаях, когда мы с Володей конфликтовали, как правило, не поделив какую-нибудь игрушку или приглянувшуюся палку, которую можно было использовать в качестве винтовки в наших сражениях с "врагами". Обычно Володя в таких спорах мне уступал, однако, два или три раза он пытался воспротивиться моим притязаниям, и я использовал физическую силу для достижения своей цели. Он обижался, отходил в сторону, а затем начинал дразниться, обзывая меня разными животными, служащими в народном фольклоре символами упрямства и драчливости, прибавляя к этим словам прилагательное "большой". Мне не составляло труда отвечать ему тем же, но используя в качестве основы для своих дразнилок прилагательное "кудрявый".
   Спустя некоторое время Володины дразнилки начинали меня раздражать, а ещё через несколько мгновений злость овладевала всем моим существом, и я, не выдержав словесной перепалки, срывался с места и бросался в погоню за Володей. Догнав его, я словно молодой петушок начинал размахивать руками и толкать его в спину или грудь, требуя, чтобы он замолчал. При этом надо отметить, что ударить его сильно, даже в приступе гнева я себе не позволял, так как уже с ранних лет освоил, что бить своего друга нельзя и как-то противоестественно!
Получая от меня тычки, Володя обычно не сопротивлялся, но начинал грозиться, что пожалуется на меня старшим ребятам, которые жили в многоквартирном доме на углу улицы Гоголя против техникумовского общежития. Так как знакомых ребят, живущих на окрестных улицах, у него было намного больше, чем у меня, то его угрозы не были пустым сотрясением воздуха, поскольку мой путь домой проходил как раз мимо этого дома!
   После этих неприятных для моих ушей слов я, толкнув для порядка Володю ещё несколько раз, свои действия прекращал, и мы расходились молча каждый в свою сторону, не вступая в какой-либо контакт до конца дня. И если вечером Володя уходил из детского садика раньше, чем я, то мне, помня его недавние угрозы, приходилось задумываться о том, как бы не попасть в неприятную переделку с его ребятами по дороге домой. Для меня, наверное, как и для всех мальчишек моего возраста, даже эта неприятная ситуация была поводом придумать себе игру, вообразив себя партизаном или разведчиком, которому нужно незаметно пробраться мимо врагов на территорию техникума.
   Я крался по улице, прячась за растущие по обочине деревья, высокую траву и крылечки домов, замирая на месте, с тем, чтобы внимательно разглядеть дорогу впереди и понять, не затаились ли незнакомые мне ребята в районе дома Володи или перекрёстка. Определив, что всё спокойно, я потихоньку двигался вперёд, пока не добирался до улицы Жуковского. Дальше задача упрощалась! Мне нужно было бегом пересечь перекрёсток, быстро перелезть через ворота возле общежития, и я в безопасности на территории техникума!
   А на утро после ссоры мы, как ни в чём ни бывало, снова встречались в детском саду, забыв все неприятности предыдущего дня.
   Надо сказать, что Володя никогда не предпринимал каких-либо враждебных действий по отношению ко мне и тем более не настраивал ребят против меня! Мы всегда выступали вместе во всех уличных стычках и недоразумениях!
Не разрушило нашей мальчишеской дружбы и неприятное событие, которое произошло летом во время игры возле уличной водопроводной колонки, стоявшей напротив нашего дома. В ней что-то сломалось, и вода из подводящей трубы ручьём стала течь вдоль улицы. Конечно же, мы с Володей принялись возводить из грязи, песка, и камней плотину на ручье. В образовавшуюся запруду мы спускали по кораблю из щепок. Потом делали проран в плотине и бежали за несущимися в потоке воды кораблями, чтобы определить, чей уплывёт дальше. В какой-то момент Володя нашёл в земле ржавую консервную банку и стал углублять ею дно ручья перед плотиной. Это занятие ему скоро надоело, и он, набрав в банку грязи и воды, с криком "Берегись!" запустил её в небо.
   Занятый наращиванием высоты возведённой платины, я не сразу обратил внимание на его крик. Когда же, наконец, до моего сознания дошло его предупреждение, и я разогнулся, чтобы уяснить, в чём дело, то было уже поздно! Вращающаяся в воздухе банка, разбрасывая во все стороны брызги грязи и воды, упала мне на голову. Зазубренный край крышки банки разорвал мне кожу на голове, образовав рваную рану длиной в несколько сантиметров, из которой обильно потекла кровь, смешиваясь с грязью и водой. Мой громкий испуганный рёв разнёсся по всей улице. Перепуганный и растерянный, Ганичкин застыл на месте, с ужасом взирая на дело своих рук.
         Когда на мой крик к нам прибежала, выскочив из дома, мама, то обнаружила меня вцепившимся окровавленными руками в Володины кудри и таскающим его голову из стороны в сторону. Моё лицо и верхняя часть тела были покрыты кровью, которая обильно лилась из пореза на голове. Она заставила меня отпустить Ганичкина, и быстро отвела меня домой, где оказала требуемую медицинскую помощь.
На улицу в этот день меня больше не пустили. Но когда я с перевязанной головой выглянул из окна на улицу, то обнаружил, что Володя никуда не ушёл и стоит под деревом напротив дома, внимательно наблюдая за нашей квартирой. Увидев меня в окне, он махнул рукой, а я в ответ пригрозил ему кулаком, после чего Ганичкин быстро исчез из виду.
   Спустя несколько дней он снова появился возле наших окон в компании со знакомым мне мальчишкой из соседнего дома. Их недвусмысленные сигналы выйти на улицу сразу же нашли во мне отклик, и я, забыв обиду на Володю, мгновенно оказался в их компании. Мир был восстановлен!
   Осенью 1950 года мы вместе поступили учиться в среднюю школу номер семь, здания которой находились на Комсомольской улице в квартале от нашего дома. Утром в школу мы с Володей часто шли вместе, встречаясь возле калитки, ведущей в наш двор. По пути мы успевали поиграть в "ножки", по правилам которой водящий должен был на ходу так пнуть кусок льда, чтобы он попал в ногу партнёра, обсудить уличные проблемы и вовремя явиться к началу занятий.
Хотя сидели мы за разными партами и почти не встречались во время перемен между уроками, однако домой всегда возвращались вместе.
      Иногда Володя заходил ко мне в гости, и тогда мама приглашала его пообедать вместе со мной, хотя с продуктами в то время было непросто. За стол, кроме Володи, садился не только я, но и мои два младших брата. Кушать в компании с кем-нибудь из наших друзей нам, братьям, почему-то всегда было веселей, чем одним. Ну, а мама, мама шутила, что если у неё есть чем накормить троих ребят, то уж четвёртому всегда кусок найдётся!
   Летом 1953 года родители получили трёхкомнатную квартиру в доме № 9 по улице Почтовой. Этот большой одноэтажный деревянный дом был раньше общежитием техникума, и поэтому его двор отличался большими размерами, позволяющими организовать любые игры, что привлекало ребят со всех окрестных домов. Связь с ребятами прежнего места жительства у меня оборвалась сразу же, так как новая квартира находилась почти в двух километрах от дома на Первомайской улице, хотя я продолжил ходить в ту же самую школу. А кроме того, вокруг проживало более пятнадцати ребят близкого ко мне возраста, с которыми я быстро подружился и стал их лидером.
   Спустя некоторое время к нам во двор стал приходить Володя Ганичкин, который достаточно быстро нашёл общий язык с ребятами нашей улицы, хотя и держался от них немного особняком. В общем, отношения между нами остались почти неизменными. Слово "почти" мне пришлось употребить, поскольку, если раньше он был моим единственным другом, то на улице Почтовой у меня появилось несколько близких друзей, да и моё положение лидера достаточно большой группировки ребят требовало определённой субординации, особенно если мы были не одни.
   В начале зимы 1954 года вся наша компания ребят, решила, с моей подачи, вместе посетить городской каток, который ежегодно заливали на футбольном поле стадиона "Локомотив", расположенного напротив железнодорожного техникума, на территории которого мы раньше жили. К этому времени почти у всех ребят на улице уже появились коньки на ботинках. Поскольку они имели возможность попробовать своё мастерство, успешно    катаясь по снежной автомобильной дороге возле нашего дома, то вообразили себя опытными конькобежцами, способными покорить и ледяное покрытие катка.
   Пойти вместе с нами собрался и Володя.
   В отличие от остальных ребят, мы с ним уже не одну зиму ходили на стадион кататься на коньках, приклёпанных к ботинкам. Правда, раньше нам для этого не нужно было преодолевать большое расстояние, так как стадион находился рядом с моим домом. Кататься на коньках я начал первым, а когда, спустя год, ботинки стали мне малы, и родители купили новые, то Володе было разрешено надевать освободившуюся пару коньков, чтобы он мог вместе со мной ходить на городской каток. Поэтому на коньках мы стояли уверенно и могли часами пропадать на огромном ледяном поле стадиона.
   К назначенному времени Володя пешком пришёл к нам, сменил валенки на коньки и вместе со всей нашей компанией отправился в путь по утрамбованной машинами дороге в сторону стадиона.
   До катка все добрались дружно без всяких приключений, где радостно окунулись в атмосферу праздника: светло, многолюдно, играет музыка, по краю залитого футбольного поля стремительно проносятся конькобежцы на беговых коньках, по центру катка выписывают вензеля стайки девчат, суетятся и шумят мальчишки, редкие взрослые пары, словно большие корабли, осторожно прокладывают себе путь среди веселящейся молодёжи!
Всё было хорошо и прекрасно, пока не обнаружилось, что у большинства ребят из нашей компании ноги перестали служить средством передвижения, так как коньки начали подворачиваться внутрь, заставляя своих хозяев болезненно охать от боли в голеностопном суставе. А ведь им ещё предстояло проехать на коньках до дома больше километра!
   После недолгой дискуссии было решено добираться до дома таким маршрутом, чтобы дорога нигде не шла в гору, и чтобы имелась возможность передохнуть в тепле. Сначала мы должны были проехать на коньках вниз по Первомайской улице до улицы Комсомола, затем спуститься под гору до железнодорожной станции, а после отдыха в зале ожидания вокзала пробраться мимо железнодорожного клуба на улицу Заведенского. Потом нам оставалось только найти силы, чтобы скатиться по ней к деревянному мосту через Синдячкин овраг, - и мы были бы почти дома!
Подбадривая друг друга шутками, наша доблестная компания отправилась    в путь!
   Через квартал стало ясно, что, если Ганичкин и я ещё могли ехать на коньках по накатанной дороге, то остальные ребята с трудом ковыляли по сугробам снега вдоль обочины, не рискуя ступить на твёрдое покрытие проезжей части улицы. С Володей мы взяли одного из ребят под плечи и докатили его до вокзала. Однако подняться вверх по Комсомольской улице, чтобы помочь ещё кому-нибудь из ребят, сил у нас уже не было!
   В свете редко стоявших фонарей на склоне уличной горы нам были хорошо видны силуэты ребят, которые двигались по ней вниз, как игрушечные ваньки-встаньки: упали в снег, полежали, поднялись, сделали пару шагов и снова упали! Стало очевидно, что домой они смогут попасть только к утру следующего дня, не раньше! Надо было что-то срочно делать!
   Посовещавшись, мы с Ганичкиным оставили третьего парня караулить возле вокзала остальных ребят, а сами быстро двинулись на Почтовую улицу.
   У нас дома мы надели свои валенки, взяли валенки остальных ребят, благо, что они оставили их в коридоре нашей квартиры, и почти бегом побежали им навстречу. Нашли мы их, совсем обессиливших, возле станции и передали ребятам свои драгоценные ноши! Надо только представить, с каким облегчением и радостью было встречено наше появление! Дальше всё уже было проще: и мы все, включая Володю Ганичкина, который мог бы не идти с нами, а спокойно отправиться домой, без всяких осложнений добрались до родной улицы и быстро разошлись по домам.
      Только Володя, немного передохнув за чашкой горячего чая с бутербродом, предложенных мамой, снова отправился в обратный путь по улицам спящего города.
      Надо сказать, что чувства товарищества и взаимовыручки были ему присущи с раннего детства! Он вообще легко входил в контакт с ребятами, был членом нескольких уличных мальчишеских группировок, и его знали практически во всех концах города. Володя никогда не стремился быть лидером, но и не был безмолвным и рядовым исполнителем воли "вожака" ребяческой команды. Он, с одной стороны, всегда стремился показать свою важность и независимость, а с другой – легко загорался чужой идеей, особенно если та родилась в ходе дискуссии среди ребят, и был не прочь её развить или предложить свой план её осуществления, а также принять непосредственное участие в реализации задуманного. И, как это часто бывает, старался переплюнуть всех ребят своими "подвигами", чтобы поднять свой авторитет среди них. В хорошей компании Володя был хорошим парнем, а в хулиганской - становился активным хулиганом!
   К шестому классу он начал всё меньше и меньше бывать на нашей улице и большую часть свободного времени стал проводить в компании ребят с криминальным уклоном, которая сложилась недалеко от его дома. Да и с учёбой у него начались проблемы! Не удивительно поэтому, что его мать, побаиваясь за будущее Володи, решила вырвать его из хулиганского окружения. Она отправила Ганичкина к своему родному брату в город Йошкар-ола, где он продолжил свою учёбу в школе!
После получения обязательного семилетнего школьного образования в столице Марийской Советской Социалистической Республики, Володя в 1958 году вернулся в родной город Алатырь, где устроился на работу учеником слесаря на военный завод. Спустя год он поступил в восьмой класс вечерней школы рабочей молодёжи.
   Приходить ко мне на улицу Почтовую он перестал, и встречи с ним стали носить случайный характер. Наши отношения остались дружескими, однако былой близости уже не было. Настоящий друг в детстве - это мальчишка, с которым ты проводишь всё свободное время, доверяешь, как и он тебе, все свои секреты, делишь с ним радость и горе, находишь общее дело и вместе мечтаешь о будущем. Конечно, ты ему веришь, как себе, знаешь, что он не струсит и не подведёт в трудную минуту, а всегда придёт к тебе на помощь! Без такого закадычного друга мальчишеская жизнь, как правило, ущербна и неполноценна!
   Неудивительно поэтому, что где-то в пятом классе место Володи в моей душе занял Коля Югов, который жил на нашей улице в соседнем доме. Тёплые воспоминания о друзьях и товарищах детства остались у меня на всю жизнь, несмотря на то, что со многими из них встретиться после моего отъезда из Алатыря так и не пришлось.
В 1960 году Володе исполнилось восемнадцать лет, но он получил временную отсрочку от призыва в Армию и продолжал жить в Алатыре, а я, поступив на первый курс Московского Физико-технического института, уехал в Москву. После окончания одиннадцатого класса вечерней школы в 1962 году его призвали в Советскую Армию и направили служить в Заполярье на Северный флот.
      За время пребывания в учебном отряде, наряду с освоением воинской специальности минёр-торпедист, он сумел окончить также и курсы часовщиков, что не раз пригодилось ему в дальнейшей жизни. После завершения учебного процесса Володя был распределён матросом торпедистом на дизельную подводную лодку, базирующуюся в посёлке Видяево.
   Кроме боевых дежурств, лодка в составе отряда кораблей Северного флота дважды ходила с дружеским визитом в Норвегию, поэтому Володя сумел познакомиться и с жизнью за рубежом, о чём с удовольствием рассказывал своим друзьям. К сожалению, часть времени лодка находилась у берегов островов "Новая Земля" и неоднократно стояла у пирса на базе военно-морского флота. По словам Володи, моряки, отпущенные на берег, гуляли по тундре и даже тайком собирали грибы, которые потом отваривали и ели, не задумываясь о последствиях. А в то время на военном полигоне Новой Земли одно испытание ядерного оружия следовало за другим! Когда человек молод, здоров, и сила бьет через край, ему кажется, что ничего плохого с ним вообще случиться не может, и здоровье будет вечным! А радиация не имеет ни запаха, ни цвета, ни звука: воздух чист и свеж, небо такое же, как везде, а грибы по вкусу ничем не отличаются от собранных в родных лесах. Одним словом:
   "Если бы молодость знала, и если бы старость могла….", то скольких же ошибок и необдуманных поступков можно было бы в жизни избежать!
Отслужил он, как и положено законом, четыре года. Был на хорошем счету среди экипажа подводной лодки, дослужился до звания старшины первой статьи, пользовался авторитетом, как у матросов, так и среди офицерского состава. Имел за хорошую службу поощрения, в том числе и отпуска домой.
   В один из таких его отпусков мы с ним совершенно случайно увиделись на Суре.
   Я каждое лето хотя бы на месяц обязательно приезжал погостить к родителям и повстречаться с друзьями, которые учились в разных институтах, но на каникулы приезжали домой. В один из жарких дней в конце июля 1963 года вся наша студенческая компания отправилась на велосипедах купаться на реку Сура. Мы решили вспомнить детство и поехали позагорать и поплавать на знакомый нам прекрасный песчаный пляж на повороте реки за Явлейской рощей, который в Алатыре называют Будаевской клюкой. Велосипеды от жарких лучей солнца спрятали среди ближайших зарослей лопухов мать и мачехи, а сами устроились возле воды и с удовольствием принялись резвиться в ласковых теплых струях быстротекущей Суры. Вдоволь накупавшись, мы разлеглись на белом кварцевым песке и предались приятным разговорам. Звенящую, наполненную зноем тишину, вдруг нарушил звук лодочного мотора. Хотя саму лодку ещё не было видно, мы все дружно повернули головы в сторону поворота, из-за которого она должна была показаться.
      Прошло несколько минут, и на реке показалась выкрашенная в тёмно- голубой цвет дюралевая лодка. Нос её был лихо поднят и от него бежали пенные усы. В лодке сидело несколько парней, один из которых сидел на корме у подвесного мотора и управлял лодкой. А на её носу стоял молодой моряк, одетый по всей форме. На нём красовалась белая форменка с синим воротником и золотыми нашивками, облегавшая широкие сильные плечи, а на голову была надвинутая на лоб бескозырка, из-под которой выбивались кольца золотистых кудрей. Черные брюки клеш были подпоясаны широким ремнём с отливающей золотом бляхой с якорем. Это великолепие дополняли развивающиеся на ветру чёрные ленты бескозырки, с надписью "северный флот", треугольник тельняшки и ряд значков, сверкающих на груди! Крупные черты лица, голубые глаза и знакомая широкая улыбка!
"Так это же Володя Ганичкин", - непроизвольно вырвалось у меня, и я принялся радостно махать руками. Узнал я его сразу, хотя последний раз мы виделись лет пять назад, будучи ещё совсем молодыми ребятами, а передо мной на лодке стоял красивый мужественный парень спортивного телосложения и с гордо поднятой головой.
   Лодка проплыла мимо нас, сбавила скорость и, сделав крутой разворот против течения, по дуге направилась к берегу. Мотор прекратил свою песню, и нос лодки плавно вылез на ближайшую к нам косу, примыкающую к краю раскалённого пляжного песка.
Мы все дружно бросились к лодке, понимая, что вряд ли Ганичкин полезет в воду в своём парадном мундире! Как и положено, все по очереди пожали руки ребятам, сидящим в лодке, а потом мы с Володей обменялись несколькими дежурными фразами о погоде, здоровье, родителях и, конечно, о цели своего пребывания в Алатыре. После этого попрощались, помогли оттолкнуть лодку на глубокое место, и, взревев мотором, понеслась вниз по течению Суры в сторону села Явлеи!
"Ну, все алатырские девушки будут Володиными, такой красавец-парень, да ещё в морской форме!", - с ноткой зависти произнёс один из ребят. «Это уж точно, - засмеялся я, - главное, чтобы он не упустил момента!» И мы снова разлеглись на горячем песке и продолжили свою неторопливую беседу. Звук лодочного мотора затих, и мы снова оказались в царстве белоснежного песка, сверкающей бликами солнца бегущей воды, зелени лесных кущ и ароматов трав, который приносил шалун-ветерок с ближайшего луга.
   Дым был, конечно, не без огня, но Володя довольно быстро определился с девушкой своей мечты и выбрал в качестве будущей спутницы жизни Валентину Шлёпову. Начиная с некоторых пор, все свои побывки и даже краткосрочные отпуска, полученные в качестве поощрения за отличную службу, он проводил вместе с ней, несмотря на то, что расстояние от Мурманска до Алатыря более двух тысяч километров. Выручал Аэрофлот и смекалка, позволявшая организовать лишний день-два к заслуженному отпуску!
      В начале 1966 года Володя подал рапорт о своём желании стать профессиональным военным и поступить учиться в Казанское Высшее Танковое командное училище. Командование рассмотрело рапорт и приняло решение его удовлетворить. В начале лета этого же года он был досрочно демобилизован из армии, получив, как и хотел, официальное направление на учёбу в Казанское Высшее Танковое командное училище. Он побывал в училище и убедился, что его послужной список вполне устраивает руководство училища, и он будет принят в курсанты вне конкурса, если не провалится на экзаменах.
   После этого Володя уехал в Алатырь, чтобы готовиться к поступлению в это высшее военное заведение. Ну, а в Алатыре… В Алатыре его ждала Валя, которая по окончанию средней школы продолжила своё образование в Чебоксарском государственном педагогическом институте, на факультете иностранного языка. Людьми они были молодыми, горячими, любовь полностью овладела их чувствами, и они уже не могли представить жизнь друг без друга. В общем, они решили создать семью, несмотря на всю неопределённость и сложность их ситуации!
      Как потом мне пояснил Володя: "Я отдавал себе отчёт, что денежного довольствия курсанта училища или стипендии студентки института явно недостаточно для нормальной семейной жизни, не говоря уж о том, что курсанты находятся на казарменном положении, и даже видеться с женой будет весьма проблематично! Поэтому о своей военной карьере мне надо было просто забыть, в училище не поступать, а пойти работать на какой-нибудь завод, чтобы получать приличную заработную плату".
   Чтобы не иметь проблем с военкоматом и не отправиться дослуживать оставшиеся несколько месяцев до положенного ему срока пребывания в армии, Володе пришлось поехать в Казань для сдачи экзаменов в танковое училище.
Как ни старался Ганичкин плохо отвечать на устных экзаменах, однако, тройку ему всё-таки ставили, а вот первый же письменный экзамен он исхитрился сдать на двойку и был без всяких последствий отпущен из училища на все четыре стороны!
Довольный таким исходом своего задуманного мероприятия, Володя вернулся в родной город и сразу же устроился работать слесарем на Алатырский завод «Электроавтомат». А спустя совсем немного времени женился на своей избраннице сердца, Валентине Николаевне Шлёповой.
   Поскольку она должна была с первого сентября приступить к учебным занятиям, то молодожены вместе отправились в город Чебоксары, где арендовали комнату для проживания. Володя устроился на временную работу, а Валя успешно продолжила своё образование. Так они прожили почти полтора года, пока материальные затруднения и невозможность найти высокооплачиваемую работу без постоянной прописки в Чебоксарах, не заставили Ганичкина вернуться в Алатырь, где он снова устроился на завод «Электроавтомат» слесарем.
Володя при любой возможности приезжал к Вале в Чебоксары, благо, что туда можно было добраться за несколько часов, ну а праздники и каникулы они проводили в Алатыре вместе! Слава богу, такая жизнь продолжалась у них не очень долго, и в начале лета 1970 года Валентина после окончания института была направлена на работу в Алатырь учительницей английского языка. В том же году у них родилась дочь, которой дали имя Елена.
   Два года их семья жила то на съёмной квартире, то у Володиной матери, пока в 1972 году Валентине, как учительнице, не выделили однокомнатную квартиру в кирпичном доме на Комсомольской улице. Володя неплохо зарабатывал и уже в 1974 году купил мотоцикл с коляской и построил себе гараж. А ещё через шесть лет они получили двухкомнатную квартиру со всеми удобствами на третьем этаже большого кирпичного дома в центре города на улице В. А. Жуковского, и у них в семье появился легковой автомобиль "Москвич".
   За всё это время я встречался с Володей всего один раз. Как-то летом 1975 года, приехав со своей семьёй в отпуск к родителям, я нос к носу столкнулся с Ганичкиным на Комсомольской улице недалеко от своей родной средней школы номер семь. Не виделись мы давно, и оба явно обрадовались возможности обменяться информацией о своих делах. Он сказал мне, что живет в доме напротив школы, и что во дворе есть очень удобное место, где можно продолжить наш разговор.
И действительно, около его гаража в тени зарослей кустарника уютно расположилась небольшая уединённая лавочка, словно предназначенная для приватных бесед или тайных свиданий. Володя, для начала, открыл гараж, с гордостью показал мне свой мотоцикл с коляской и принялся с энтузиазмом восхвалять красоту и необычность мест вокруг города, до которых он сумел добраться с помощью своего трёхколёсного друга. После чего мы уселись на лавочку и, как в далёком детстве, принялись пересказывать друг другу события, которые произошли в наших жизнях за те почти десять лет со дня прошлой встречи на Суре!
   Расстались где-то часа через два, чтобы потом не встречаться ещё лет пять! Хотя… каждый из нас в уголке души сохранил тепло той встречи.
В 1980 году, когда я вместе с женой и тремя детьми в очередной раз приехал в город Алатырь отдохнуть у родителей, то мама мне сообщила, что она несколько раз встречала на улице Володю Ганичкина и разговаривала с ним. "Ты знаешь? – сказала она. - Он же получил квартиру недалеко от нашего дома и хотел бы с тобой встретиться, как только ты приедешь в отпуск. Володя собирается на днях зайти к нам в гости, чтобы поговорить". "Мне бы тоже хотелось с ним встретиться. Пусть заходит!", - обрадовался я.
   И вот как-то вечером раздался звонок в дверь, и спустя минуту в комнате появился Володя. Это был уже не тот лихой кудрявый матрос, которого я встретил на реке, и не восторженный поклонник путешествий по окрестностям города, а ладно сбитый крепкий мужчина с неторопливой речью, с довольно крупным носом, крутым подбородком и спокойным взглядом голубых глаз. Он степенно поздоровался со всеми, кто был в комнате, слегка пригладил рукой густые вьющиеся волосы на голове и, не торопясь, сел в кресло рядом со мной.
   Пока мы с ним произносили соответствующие ситуации фразы, мама быстро накрыла стол с разнообразной домашней снедью и магазинными закусками, а папа извлёк из своих запасов бутылочку армянского коньяка и поставил на стол пару бутылок вина, на одной из которых красовалась этикетка с тремя семёрками модного в то время портвейна. Все взрослые сели за стол, и потекла приятная беседа, подогреваемая спиртными напитками и разнообразием вкусной домашней закуски.
   Разговор длился более двух часов, и когда стали прощаться, Володя пригласил меня с женой зайти к нему завтра вечером в гости. Мы, конечно же, выразили своё согласие и поблагодарили за сделанное приглашение.
На второй день, часиков в шесть вечера, мы с женой, как и обещали, позвонили в квартиру Ганичкиных. Дверь открыл Володя и с радостью предложил проходить в комнату, где уже был накрыт богатый стол. К нему присоединилась чуть полноватая красивая женщина, с темными густыми волосами и большими глазами на белом интеллигентном лице. "Знакомьтесь, моя жена Валентина", - представил её Ганичкин.
После обычных в таких случаях слов мы прошли в комнату и увидели симпатичную голубоглазую девочку лет одиннадцати с белокурыми вьющимися волосами, явно похожую на Володю в детстве. "Наша дочь Лена", - с некой торжественностью произнёс Володя, и широкая, знакомая с детских лет, улыбка промелькнула на его лице.
   У Ганичкиных была типичная двухкомнатная квартира, с крошечным коридором, маленькой кухонькой, правда, с отдельной тесной ванной комнатой и с туалетом, в котором плечи едва не касались стен. На тумбочке возле балконной двери стоял широкоэкранный чёрно-белый телевизор, который в то время был гордостью любой семьи. Напротив его вдоль стенки располагались два кресла, раздвижной стол, диван-кровать. Два книжных шкафа и большой настенный ковёр дополняли интерьер комнаты.
      В спальной комнате приютился небольшой письменный стол, превращённый в рабочее место часовщика. Стопка газет на столе свидетельствовала, что хозяин не только был в курсе книжных новинок, но и активно интересовался событиями в стране и за рубежом. В общем, обычная обстановка квартиры, в которой проживали люди с высшим образованием или работники интеллектуального труда, получающие в советское время вполне достойную заработную плату.
   Из разговора я довольно быстро уяснил, что в создании вполне приличной, на мой взгляд, подборки художественной литературы принимала участие не только Валентина, которая работала учительницей английского языка в школе, но и сам Володя. Несмотря на рабочую профессию, он явно много читал, круг его интересов и знаний был на удивление широким, что позволяло ему легко поддерживать разговор на самые разные темы, и иметь по многим вопросам своё, иногда довольно неожиданно, мнение.
   Разговаривать мне с ним было очень интересно, тем более, что его любознательность простиралась от мировых событий до современных достижений научного прогресса, и от экономических теорий до исторических изысканий. Слушатель он был весьма благодарный, ну а я был явно доволен возможностью продемонстрировать свои познания во всех этих областях и высказать свой взгляды по тому или другому поводу. Поэтому его идею чаще встречаться у них мы с женой с удовольствием поддержали!
   Следует отметить, что в той лёгкости, с какой было принято Володино предложение, немалую роль сыграли Валина деликатность и её гостеприимство, делающие пребывание в гостях у Ганичкиных приятным времяпрепровождением.
В общем, при моём приезде в Алатырь стало некой традицией встречаться по вечерам в доме у Ганичкиных. А начиная со следующего лета, мы начали вместе отдыхать в выходные дни на лоне природы: ходить с детьми купаться и загорать на песчаные пляжи в устье реки Бездна, посещать Чуварлейский сосновый бор или добираться на автомобилях до безлюдных песков, на мытых прохладными водами реки Алатырь, чтобы там провести целый день. Моя дочь Оксана и дочь Ганичкиных Лена стали подружками.
   А после моего отъезда домой Ганичкин стал заходить к моим родителям, чтобы узнать, как обстоят мои дела в Москве, и не нуждаются ли родители в его помощи, так как папа был уже серьёзно болен и не всегда мог выполнять работу, требующую физических нагрузок. А когда в 1981 году папа умер, и мама осталась одна, то его помощь стала для неё существенным подспорьем в решении обыденных бытовых и хозяйственных дел, связанных с применением физической силы, не говоря уж о моральной стороне вопроса. Да и мне на душе было как-то легче, поскольку я знал, что рядом с ней есть человек, на которого она могла опереться в случае необходимости, и что у меня есть возможность оказать маме ту или иную помощь, попросив об этом Володю по телефону. Сам я жил в Москве, средний брат Володя тоже, а младший брат Саша – в Казани.
   У мамы было трое сыновей, готовых взять её к себе, но она не хотела уезжать от папиной могилы и осталась жить в Алатыре, и я до сих пор благодарен Володе за поддержку её в трудные минуты.
   Без его помощи мне вряд ли бы удалось быстро возвести памятник на могиле папы в мамином варианте. Она не хотела ставить обычный крест из дерева или металла, а видела надгробие в виде плоской стелы из камня с надписью и фотографией на специальной подложке. Однако в городе в то время ритуальные услуги были минимальными и сводились к возможности заказать в мастерских памятную плиту из бетона с каменной крошкой двух видов и стандартную сборную металлическую ограду, а вот всё остальное, включая и установку памятника, было делом родственников похороненного. Правда, во многих случаях оформить могилу, как следует, помогало предприятие или учреждение, на котором работал усопший.
Из Москвы на своей машине я с большим трудом привёз готовую надгробную плиту большого размера из полированного темного габбро с красивыми, сверкающими на свету, фиолетовыми включениями. Её я предполагал "вложить" в бетонную плиту в процессе изготовления, чтобы получить монолитный плоский блок-стелу со стандартным основанием-замком для установки на могилу. Маме плита очень понравилась.
   Однако когда я доставил свою плиту в мастерские, то выяснилось, что из-за её больших размеров она не вписывается в имеющуюся технологическую оснастку, и поэтому плиту им надо будет везти в столицу Чувашии город Чебоксары. Так как у них машина ездит в Чебоксары за расходными материалами только один раз в неделю, то отправить привезённую мною плиту они смогут только дней через пять, не раньше. Изготовление же стелы в столичных мастерских в зависимости от ситуации займёт от четырёх до десяти дней, так что в Алатырь она будет гарантированно доставлена только недели через три. Поскольку ускорить изложенный мне процесс изготовления стелы было практически нереально даже за деньги, то я обратился за помощью к Володе, так как время отпуска у меня было ограничено.
   Не знаю, с помощью каких знакомств и связей, но он сумел на второй день организовать отправку моей каменной плиты на грузовой машине, шофёр которой ехал в Чебоксары по каким-то производственным делам и согласился доставить её в мастерские, как попутный груз. А спустя десять дней автомобиль Алатырских мастерских привез уже готовую стелу к воротам кладбища.
   Однако для её установки на могиле в вертикальном положении нужно было ещё самим смонтировать надёжное основание, с тем, чтобы стела стояла на нём прочно и не наклонилась со временем в какую-нибудь сторону из-за своей тяжести.
Я сам придумал конструкцию такого основания и нарисовал соответствующий эскиз, который Володя одобрил, как практик. Для его изготовления нужно было иметь хотя бы четверть мешка цемента, песок, щебень, восемь полноценных кирпичей, и рамку из железного уголка. Всё бы хорошо, но строительные материалы тогда нигде не продавались, и достать их в Алатыре приезжему человеку было очень непросто, особенно учитывая, что размах строительства в городе был не так уж велик. Другое дело Володя!
   За два дня до монтажа стелы мы с ним на моей машине отправились добывать требуемые материалы. За кирпичами мы подъехали к частному дому, и после недолгих переговоров с хозяином те с его двора перекочевали в багажник моей машины, а потом - в Володин гараж. Рамку из уголка нам сварили в мастерских сельхозтехники, расположенных на окраине города, щебёнку мы нагребли из небольшой кучи, лежавшей во дворе каких-то гаражей, а сухой песок привезли в мешке с пляжа в устье реки Алатырь. Сложнее всего оказалось найти в городе цемент. За ним мне с Володей пришлось подъехать к железнодорожным путям в месте, где только что разгрузили цемент из товарного вагона и его небольшие кучки лежали на железнодорожном полотне и земле возле него. С помощью совка мы собрали нужное нам количество цемента в ведро и тоже отвезли его в гараж.
   На второй день утром все собранные материалы мы привезли к воротам кладбища, куда к полудню должна была подъехать машина со стелой. С собой Володя пригласил своего хорошего знакомого, чтобы нам втроем было сподручнее монтировать памятник. Снять тяжёлую стелу с пола Уазика, прозванного в народе буханкой, и прислонить её к воротному столбу нам помог шофёр автомобиля, а вот дальше её нужно было перенести до могилы втроем. И, если первые метров пятнадцать по главной кладбищенской дорожке можно было пронести стелу на руках, пригласив в помощь ещё кого-нибудь из Володиных знакомых, то остальные десять метров узкой и неровной тропинки между могильными оградами преодолеть таким способом было просто невозможно.
   "И что же нам делать?", - невольно вырвалось у меня после обследования возможных путей перемещения стелы. "Не волнуйся, всё будет нормально, - улыбнулся Ганичкин, - и не такие проблемы решали!". Он попросил меня принести из машины взятые им с собой две лопаты и пилу. Одну лопату Володя вручил своему другу, чтобы он сгладил самые большие неровности и срезал кочки на тропинке, а сам принялся делать из черенка второй лопаты четыре цилиндрических катка. Я же отправился искать в куче мусоре возле сторожки деревяшки, которые могли бы быть тоже использованы для передвижения стелы. В результате мне удалось найти пару обломков ручек лопат, что позволило нам иметь пять практически одинаковых катков из твёрдого дерева.
   После предварительных приготовлений стела была поставлена боком на катки, и мы начали медленно двигать её в сторону могилы так же, как это делали тысячи лет назад египтяне при строительстве своих грандиозных пирамид. Я тянул стелу на себя, находясь спиной к направлению движения, Володя толкал её сзади, а задачей третьего человека было вовремя уложить освободившейся каток перед стелой.
Мы достаточно быстро преодолели дорогу по асфальтовой части пути и с большим трудом, рывками по десять-пятнадцать сантиметров начали продвигать стелу по грунтовой тропинке. Катки не хотели прокручиваться на мягком грунте, тяжёлая стела всё время норовила завалиться на бок, так как не все катки под её весом продавливались в землю ровно, при этом третий человек ничем нам помочь не мог и был лишним, а его работу пришлось выполнять нам с Володей. Тем не менее, спустя час с небольшим, стела была уже доставлена на место установки.
Вечером того же дня я привёз маму посмотреть на памятник и полностью обустроенную могилу папы. На душе было грустно и светло!
   После ухода из жизни папы в решении технических проблем, как правило, связанных с мелким ремонтом моего автомобиля (хоть у меня были «Жигули», однако после плохой дороги в них что-нибудь всегда ломалось либо требовало регулировки), за помощью я обращался к Володе. Он не только знал, где и у кого в городе можно достать нужную и, как правило, дефицитную деталь, но и мог установить её сам. А в очень редких случаях, когда и он не мог произвести ремонт, Володя всегда точно знал, кто мог это сделать, и, конечно же, этот человек был его хороший знакомый!
      У меня вообще сложилось впечатление, что он знал в городе всё и всех, и не было проблемы, которую он не мог бы решить. Кому-то он чинил часы, кого-то возил на машине в больницу или за грибами, кто-то был ему благодарен за помощь или совет, а с кем-то он бывал не один раз вместе в дружеской компании! Вокруг него крутились какие-то дела, и он любил быть в центре событий, хотя и не был публичным человеком. Володя мог зайти вечером ко мне и предложить: "Слушай, давай съездим в село Иваньково, там в магазин привезли постельное бельё и столовую посуду? - или. - В Порецком появился в продаже хороший сыр. Если хочешь, можем за ним завтра прокатиться!", - и это не говоря уже о появлении дефицитных товаров в Алатырских торговых точках!
   Надо сказать, что тогда было время тотальной нехватки в стране товаров бытового назначения, в том числе и сельскохозяйственных продуктов, поэтому его сведения представляли большую ценность!
   Ну, а я в свою очередь доставал и привозил ему дефицитные лекарства, редкие магнитофонные записи, хорошие вина, различные запасные детали к часам и, конечно же, самые свежие новости о событиях в Москве и в мире, о которых часто молчали наши газеты и радио.
   В общем, воспоминания о детской дружбе, хранившиеся в наших душах под пеплом времени, и послужившие основой для возобновления встреч, достаточно быстро вернули нам дружественные чувства и сделали нас близкими друзьями. Конечно, дружба между взрослыми людьми, да ещё мужчинами, базируется на несколько иных чувствах и требованиях, чем в юном возрасте. Здесь нет уже места романтическим настроениям и мечтам, а торжествует суровый прагматизм! Мужская дружба, на мой взгляд, основывается на внутренней симпатии, взаимопонимании, бескорыстии, доверии, общих интересах и готовности помочь друг другу в любой ситуации. Она не терпит лицемерия, зависти и фальши. Друг просто по определению должен быть надёжным человеком, способным в трудную минуту пожертвовать своими интересами и покоем, чтобы выручить тебя из беды. Не зря же народная мудрость гласит, что друг познаётся в беде, а не в радости! Настоящую мужскую дружбу, по моему мнению, не могут разрушить ни время, ни расстояние, ни наветы, а только смерть. И если в детстве настоящий друг может быть один, то взрослый мужчина может иметь и нескольких друзей. При этом друг всегда остаётся другом, даже если встречи в силу каких-то причин стали невозможными!
   Спустя семь лет мы с Володей поставили в той же ограде памятник на могиле моей мамы, которая умерла в 1988 году.
   После того, как в Алатыре не стало родителей, по приезде в город я с семьёй останавливался у Володи, пока в 1996 году не купил себе половину частного дома, принадлежавшего до этого его умершей тёще.
По тем лекарствам, которые я иногда покупал в Москве для Володи, мне было понятно, что у него не всё благополучно со здоровьем, хотя мне он на этот счёт никогда не жаловался. Тем не менее, для меня оказался неожиданным его выход на пенсию по инвалидности в 1990 году в возрасте сорока восьми лет, что свидетельствовало о серьёзности заболевания. Конечно же, я помнил его рассказы о службе на подводной лодке и о плаваниях к берегам Новой Земли, и в голове зашевелились неприятные догадки. К сожалению, они оказались близки к действительности.
      У него возникли серьёзные проблемы с пищеводом, и у врачей были веские причины подозревать их онкологическое происхождение. Ганичкин был поставлен на специальный учёт в поликлинике и периодически должен был ездить в город Чебоксары на обследование, так как в Алатыре сделать это в нужном объёме было невозможно. Хотя Володя очень старался показать, что он не верит этим предположениям, но мне было видно, что они легли тяжёлым грузом на его душу, изменили отношение к жизни и повлияли не в лучшую сторону на характер. Ему со временем пришлось всё больше и больше времени уделять своему здоровью.
   По-видимому, всё это было основной причиной его несправедливого отношения к жене, которое появилось у Володи где-то после 2005 года, когда он, после почти сорока лет счастливой совместной жизни, вдруг начал обвинять её во всех своих неудачах и бедах, включая автомобильную аварию, в которую его угораздило попасть. Хорошо, что Валентина оказалась ответственным человеком и терпеливо гасила все возникающие недоразумения, не давая превратиться тем в разрушающий всё скандал. И в итоге Володя где-то за год до смерти явно одумался, смягчился и стал искать примирения с женой, пытаясь хоть как-то сгладить нанесённые обиды.
   Где-то в году 1998, после очередного предположения медиков о необходимости хирургического вмешательства, Володя в разговоре со мной на эту тему грустно заметил, что он, пожалуй, последний из членов экипажа подводной лодки, кто ещё остался в живых, причём большинство из них умерли от рака. "Ничего, Володя, мы ещё с тобой поживём!", - бодро откликнулся я, поскольку сказать мне в этой ситуации было больше нечего! И, слава Богу, несмотря ни на что, он прожил ещё десять лет и умер от кровоизлияния в мозг, а не от мучительной онкологии, хотя, конечно, пожил Володя всё-таки мало!
   Как у нас на Руси принято, в своих беседах мы довольно много времени уделяли политическим вопросам, особенно после начала Горбачёвской перестройки. Володя с самого начала этого процесса, в отличие от меня не был сторонником перестройки, хотя и не спорил с тем, что в стране срочно нужны были перемены, особенно в области экономики.
   Он считал, что основными недостатками нашего социалистического хозяйства под управлением коммунистов являлись незаинтересованность рабочего человека в производительности труда и в качестве выпускаемой продукции. А также невозможность официальным путём честно зарабатывать большие деньги. Кроме того, Ганичкину не нравилась сложившаяся система государственного планирования, так как планы, на его взгляд, были плохо увязаны с реальными возможностями производства, и поэтому обычно оказывались успешно выполненными многими предприятиями только после корректировки их в сторону уменьшения, что не увязывалось, однако, с заданиями другим производителями! Поэтому на заводе всегда были трудности со снабжением нужными материалами и с получением нового оборудования. Ну, а в остальном всё в стране его устраивало!
   Конечно, я в ответ старался ему доказать, что в принципе М.С. Горбачёв прав, и без коренной ломки хозяйственных отношений между предприятиями и государственными органами, а также без предоставления большей свободы производителям товарной продукции, от этих недостатков избавиться невозможно! Выслушав мои доводы, Володя с ними соглашался, но потом, в конце разговора, каждый раз упрямо добавлял: "Вот увидишь, наши начальники всё сделают не так, как нужно!". И к моему глубокому сожалению он оказался прав!
   Он тяжело переживал развал СССР и превращение России во второсортную державу. По его глубокому убеждению, наша страна в первую очередь должна быть могучей и сильной, а только потом богатой и сытой! Мысль, что нас должны бояться все страны, была основой его мироощущения и явно шла из глубины его души. Ради этого Володя готов был смириться с тем, что мы можем жить материально значительно хуже тех, кто слабее нас в военном отношении. В этом он напоминал мне мальчишек из моего детства, когда крепенький парнишка мог жить по принципу: "Пусть я не прав и не умею говорить, но зато как дам тебе кулаком, так сразу же меня зауважаешь!". В общем, не в правде сила, а в силе правда, как это было во времена язычества! Хотя в личных отношениях между людьми, по его мнению, этим принципом пользоваться нельзя, а нужно уважать друг друга и уметь договариваться.
   Горбачёва после событий 1991 года он стал вообще считать американским шпионом, и переубедить его в этом было невозможно!
      Бориса Николаевича Ельцина Володя не переносил сразу, как только тот появился на политической сцене, считая его сначала демагогом и болтуном, а потом, когда он стал президентом страны, разрушителем нашего государства. Особенно его возмущало, что Ельцин мог позволять себе делать безответственные заявления типа, что все без исключения чеченские боевики, захватившие село, находятся под прицелом снайперов. "У них что, патронов, чтоб выстрелить, нет, или они воевать не умеют! - издевательски шутил Володя. - Он же нас за дураков держит. Не иначе!". А уж после того, как Борис Николаевич в 1994 году не вышел из самолёта в Ирландии, так как был сильно пьян, и как в непотребном виде дирижировал в Берлине полицейским оркестром, то он стал для него пустым местом, и кроме как "этот пьяница", Володя его и не называл. "Ну, ладно, пьёт простой рабочий, что с него взять, а тут президент огромной страны на глазах всего мира позволяет себе пьяные выходки! Дожили!" - возмущался Володя.
   Хотя, надо сказать, что Володя, как и большинство русских людей, не прочь был выпить, особенно в компании, но, тем не менее, сильно пьяным я его не видел никогда. Правда, как оказалось, начиная с некоторых пор, проблема со спиртным у него всё-таки образовалась. Под старость лет он раз в году дня три-четыре пил без меры, а затем пару дней приходил в себя, чтобы потом вести жизнь вполне нормального трезвого человека. Однако, когда в последние годы жизни проблемы со здоровьем начали его беспокоить сильнее, то Володя нашёл в себе силы покончить с этим пороком, позволяя себе иногда принимать рюмочку-другую вина по праздникам.
Не очень-то почтительно Ганичкин относился и к В. В. Путину, считая его слабым человеком и плохим руководителем, так же, как и к лидеру коммунистов Г. А. Зюганову, который, по его мнению, умеет только говорить общие слова и ничего больше. И вообще он считал, что основная вина за смену власти в СССР и приход к управлению "демократов" лежит на коммунистах, которые не смогли нормально развивать экономику страны в силу идеологических догм, и не нашли ничего лучшего, чем вообще отказаться руководить Советским Союзом в самое критичное для его существования время. Примером для него были китайские коммунисты, которые сумели перестроить народное хозяйство, не теряя управления страной!
   При этом он считал, что при социализме со всеми его недостатками, в СССР социальной справедливости было значительно больше, чем в современной России, и что труд рабочего, крестьянина, учителя и учёного ценился намного выше, чем сейчас, когда мерилом успеха людей стали деньги! Надо сказать, что Володя, как и многие простые люди в нашей стране, не жаловал любое начальство, хотя и признавал, что без него ни одно государство существовать не может!
   Ему не нравился построенный в России общественный строй и новая, как он считал "воровская", элита, хотя Ганичкин несколько раз говорил, что если бы он был моложе и здоровее, то наверняка сумел бы организовать какое-нибудь дело, приносящее ему хорошие доходы. И я думаю, что он действительно сумел бы это сделать, поскольку предпринимательская жилка в нём, несомненно, присутствовала.
Он не мог сидеть без работы, и был всегда чем-то занят. Выйдя на пенсию, Володя перечинил часы, наверное, половине города, берясь за самый безнадёжный и сложный ремонт. Одновременно с этим он подрабатывал смотрителем частного дома, хозяева которого уехали на заработки в Москву на длительное время. Помогал ремонтировать друзьям легковые машины и чинить бытовую технику. Вокруг него всегда вращались люди, связанные с ним какими-то общими делами, которые он часто сам и организовывал. Он был нужен многим, и поэтому телефон в их квартире не умолкал целый вечер! В общем, нужный для многих людей был человек, включая и меня! И, конечно же, как и положено деду, он много внимания уделял воспитанию внука, который до шестого класса жил у них в семье, а потом приезжал летом в гости из Казани, где живёт и работает его мать.
   Володя старался, чтобы его внук Игорь рос сильным, умным и умелым парнем. Для занятий физкультурой он смонтировал в проёме двери съёмную металлическую перекладину из трубы подходящего размера, научил его плавать, играть в футбол, пилить, строгать и работать слесарным инструментом. Ганичкин не жалел времени на разговоры с внуком, стараясь сформировать у него правильные взгляды на жизнь и людей. Володя нашёл время свозить Игоря в Москву, чтобы ознакомить его с достопримечательностями столицы и дать возможность воочию увидеть то, о чём внук читал в книжках и слышал на уроках в школе!
   Летом он специально возил его на машине на реку Алатырь к Ореховой яме плавать на большие расстояния, чтобы укрепить ему легкие, и брал его с собой в поездки по окрестностям Алатыря, которые Володя очень хорошо знал. Его путешествия всегда были посвящены определённой цели: добраться до клубничного раздолья за Духовой рощей; набрать грибов в известном ему месте в районе села Мирёнки; полакомиться малиной и черникой в лесу за Сурой; набрать вкусной прохладной воды в роднике, расположенном в одном из оврагов среди полей и лугов, раскинувшихся за Чуварлейским бором.
Он увлекался сбором целебных трав и делал это с присущими ему целеустремлённостью и основательностью, с которыми Володя подходил к любому делу. Он всё делал основательно, качественно и надёжно! Ему не нравилась суета, торопливость и излишнее внимание к своей персоне!
   Когда его отец, не живший с матерью со дня рождения Володи, и занимавший высокий пост в органах Государственной безопасности, предложил ему в 1995 году переехать жить из Алатыря в Москву, то он, побыв там неделю, от предложения отказался. "Конечно, - объяснил он мне, - квартира там лучше, асфальт на дорогах, магазины, но все куда-то бегут, торопятся, друг друга не видят, лица у всех озабоченные. Воздух в Москве, и тот какой-то тяжёлый, дышать просто нечем! А уж о природе я и не говорю, её в Москве просто нет! И что мне там делать? Что я там забыл? В Алатыре мне жить лучше и спокойней!". Так и не поехал!
   Бурлящая, несущаяся вскачь жизнь большого города была явно ему не по душе, он был патриотом своего маленького города и любил его слегка патриархальный и степенный быт.
   Летом 2012 года, в один из дней моего пребывания в Алатыре, при обсуждении наших планов на завтрашний день, Володя, неожиданно для меня сказал, что собирается с утра поехать на кладбище, чтобы привести в порядок могилу своей тёщи, которую он очень уважал, как великую труженицу и хорошего человека. Я немного удивился, так как могила была, вообще говоря, в порядке, но не стал ничего говорить, поскольку считал, что забота о месте упокоения человека является проявлением уважения к его памяти и никогда не бывает лишней!
На второй день, утром, мы с женой тоже приехали на кладбище и после возложения свежих цветов на могилу моих родителей прошли к месту захоронения матери Валентины. Там уже вовсю кипела работа!
   Володя вместе с Валентиной и её сестрой Тамарой подняли и выставили ограду, заново её окрасили и занимались планированием участка земли возле могильного холмика. Я и жена выразили желание им помочь, но Володя сказал, что дел осталось на пять минут, и поэтому пока вы будете переодеваться, мы всю работу уже сделаем.
      Могильная ограда охватывала достаточно большой участок земли, на котором можно было разместить ещё несколько захоронений. Заметив, что я разглядываю огороженный участок, Володя вдруг произнёс: "Я здесь рядом с любимой тёщей лягу, недолго ждать осталось, и Валентине место ещё останется, а может и Тамара захочет быть здесь похороненной. Места всем хватит. Я ведь специально такую ограду заказал! А памятник пусть мне поставят, как на могиле твоих родителей". Увидев, что я собрался что-то ему возразить, махнул рукой и продолжил: "Все мы там будем, ты же сам это знаешь!". Виновато улыбнулся и принялся старательно работать граблями.
      Вечером у нас с ним зашёл разговор о здоровье и будущей неминуемой для каждого человека смерти. Мы дружно решили, что прожить нам нужно, по крайней мере, ещё хотя бы лет пять, а уж потом можно будет и умереть. А если проживём подольше, то тоже будет совсем не плохо! Главное, чтобы Бог дал нам лёгкий конец, чтобы не мучить близких людей! "А мне ещё надо ремонт квартиры успеть сделать, - сказал с лёгким смешком Володя, - а то Валентине одной поднять его будет сложно!".
   Ремонт квартиры он начал после нашего отъезда в Москву, однако смерть не дала довести его до конца. Пятнадцатого октября 2012 года Володи не стало. Умер он, как и хотел, легко и с улыбкой на лице.
   Ушёл из жизни хороший человек, проводить которого в последний путь пришло множество людей! А я лишился верного друга!



            Март    2014 года